Отец Бахруза стоял ближе к двери, держа в руках Коран. Он знал свое дело. Брат стоял независимо, уверенно, расплывшись в довольной улыбке. Мать стояла, опершись о стену. Сестра также улыбалась, прижималась к матери. Молодые радовались. Для них это всего лишь поездка за границу и в будущее, которого у них самих еще, ой, как много. Родители провожали по-своему, как никто другой. Бахруз помнил совет Эльмана – не растягивать эмоции. Первым он обратился к брату.

– Ну что, младший! Мы договорились? – спросил Бахруз.

– А куда мне деваться, Бахруз, – ответил Самир.

Они обнялись.

– Я пришлю тебе что-нибудь в довесок к твоей машине, чтобы украсить твой праздник, – еще раз обняв брата, сказал Бахруз.

– Ловлю тебя на слове, брательник, – обрадовался Самир.

Все это время Бахруз не сводил глаз с матери. По ее глазам он понимал, как быстро надо развивать ситуацию проводов. Бахруз подошел к сестре.

– Ну что, сказка моя, скажем?

– Скажем, – поддержала брата Саида.

Все домашние знали присказку Бахруза с Саидой. Ей Бахруз научил Саиду в детстве, и только для себя.

– Иногда небеса раздвигаются, – начала Саида.

– Не только для печального, – ответил брат.

– Главное вовремя, – продолжила Саида.

– Сделать довольную рожу, – закончил присказку Бахруз.

Он обхватил лицо Саиды руками и нанес ей два смачных поцелуя.

«Теперь мама», – подумал Бахруз, – «о боже, дай мне сил», – взмолился Бахруз. Он взял ее обе руки и сжал покрепче свои пальцы на ее запястьях. Он смотрел ей прямо в глаза и не старался читать

в них, не хотел видеть ее тоску, своей было достаточно. Он пытался радостью своих глаз вселить ей чувство уверенности за его благополучие. Она долго отводила глаза, чтобы не сорваться, но Бахруз настоял – ведь он улыбался как никогда и никому еще не улыбался. Бахруз прижался лицом к щеке матери и тихо произнес. – Мама, я вернусь к тебе, а не к морю. В следующую минуту Бахруз почувствовал, что Самир и Саида очутились рядом с ними, в одном большом объятии. Они приняли и разделили силу прилива эмоций, переживаемых матерью, и ей досталось не все – она выстояла. Бахруз обнял отца, крепко, чтоб понять, насколько он еще крепок, чтобы спокойно уехать. «Слава Богу, папа еще в силе, – подумал Бахруз, – мой папа еще в норме», – ощущал Бахруз, покрепче обнимая отца. И ему он приготовил слова, которыми желал облегчить отцовскую ответственность перед сыном. – Пап! Ты дал мне все, что мог, этого достаточно! Щека отца затряслась. Бахруз почувствовал, как тело вдруг обмякло. Бахруз, словно подхватив отца покрепче, удерживал его на весу. Вдруг отец резко поднял Коран над головой – проводы начались. Он посчитал это своевременным действием, еле при этом сдерживая слезы. Заранее подготовленная, согласно обычаю, кружка с водой затряслась в руках Лейлы. Бахруз принял это как сигнал, как команду к действию. Он резко повернулся ко всем и, не посмотрев никому в глаза, произнес: «Все, я поехал».

Бахруз быстро сбегал по ступенькам, стараясь не запоминать их. Он пытался не смотреть на соседские двери. Он вообще старался ничего не запоминать. «И зачем, – подумал он, – я же вернусь». Вдруг он остановился, стало трудно дышать. Гортань изнемогала от судорог. Слезы стали растекаться. Он расклеился. Вобрать слезы в себя ему уже не удавалось, надо было успокоиться.

– Ты же не железный, – чуть успокоившись, сказал Бахруз вслух, самому себе, и продолжил движение вниз. Бахруз вышел во двор.

Часть 2

Двор – это место, где мы впервые учимся договариваться, и первый, с кем это у нас удается, становится другом.

Машина Эмиля стояла перед подъездом. Самого его не было.

Эмиль был одним из троих друзей Бахруза. Сегодня он его провожал в Москву. Первый раз Бахруз с Эмилем встретились во дворе. Семья Эмиля переехала, точнее, вернулась из Тюмени. Его отец был известным нефтяником в те годы, когда добытчики нефти имели непосредственную выгоду – хорошую зарплату, а государство – всенародную. Они поселились в новом дворе, в доме, который был построен для нефтяников. Тогда в Баку, в центре, часто строили дома для нефтяников – красивые, архитектурные.

Эмиль первым подсел к Бахрузу, сидящим в беседке вместе с Илоной. Он был среднего роста, с широкими бровями и длинными ресницами, и при этом все это скрывалось под маленькими очками.

– Меня зовут Эмиль, – представился он без приветствия.

– А меня зовут Илона, – опередила Бахруза Илона.

– А я мальчика спрашиваю, – ответил, насупившись, Эмиль.

– Меня зовут Бахруз, а Илона – мой друг, – определил с твердостью Бахруз.

– А ты что, только с девочками дружишь? – спросил Эмиль.

– Не только, но Илона – мой друг, – ответил Бахруз.

– А он мой, – поторопилась вставить Илона, словно боялась потерять свое.

– А со мной можешь дружить? – с нескрываемым желанием спросил Эмиль.

– Конечно, может, – резко вставила Илона.

– Не встревай, зараза, – ткнув ее локтем, прикрикнул Бахруз. Илона подчинилась, слегка обидевшись на друга, ее видимо заворожили несвойственные мальчикам, длинные ресницы Эмиля.

– Давай дружить! – приветственно ответил Бахруз.

– А ты по деревьям умеешь лазать? – наперекор запретам не встревать, заново вмешалась в разговор Илона.

– Да, умеешь? – переспросил за Элоной Бахруз.

– Нет? А почему? – спросила Илона.

– У меня очки спадают, – с досадой ответил Эмиль.

– Это не страшно, – успокоила его Илона. – Ты принеси мне из дома резинку, я тебе сделаю ремешок для поддержки. Все получится, будем лазать все вместе.

– А тебя как зовут, – спросил Эмиль девочку.

– Меня зовут Илона.

– А меня Эмиль.

Бахруз все это время молчал. Он сидел между ними и был спокоен. Без него Эмиль с Илоной дружить не смогут. Илона его соседка, а Эмиль, однозначно, не умел дружить с девочками, да и не хотел.

– Бахруз! – к ним подбежал мальчик примерно одного с ними возраста. Это был Сергей. Третий друг. Он был голубоглазый с пепельными волосами, с острым подбородком и с ямочками на щеках.

Семья Сергея жила в старом дворе. Они считались старожилами своего двора. Предки Сергея, как он сам утверждал, в Баку пришли пешком. Они спасали свою старую веру от новой, христианской. Вера бывает чужая и не подходящая. Они были староверами. Но ни Бахруз, ни Илона не вдавались в подобные тонкости. Они знали Сергея как своего, дворового парня, и им этого было достаточно. У них не было много «своих», и не было много «чужих», у них был один двор, в котором они все выросли.

– Бахруз! Ты чего расселся! – выпалил Сергей.

– А что такого, Серега? – растерявшись, спросил Бахруз.

– Да там чужаки на нашем поле в футбол рубятся, – взволновано сказал Сергей.

– Где, у нас во дворе? – недоумевал Бахруз.

– А где же еще, блин!

– А мы? – замычал Бахруз.

– Вот именно, а где мы! – Сергей краснел от ярости.

– Бахруз! Надо вдарить по ним.

– А откуда они, эти фраера? – спросил Бахруз с уверенностью победителя.

– Да с банковского сада, те же самые, приперлись, – ответил Сергей.

– Старше нас? Может, Эльмана с друзьями позвать? – спросил Бахруз.

– Да не стоит! Думаю, сами справимся, – ответил Сергей, хотя был явно не уверен в собственных силах.

– Ты давай, не темни, Сергей, а то, как тогда, пришлось ноги уносить с ахундовского двора. Потом два часа на крыше отсиживались.

– Слышишь, Илона, сгоняй за Эльманом, скажи – дело есть,

– скомандовал Бахруз.

– Я не пойду, – завопила Илона, – останусь с тобой. Знаю я тебя, Бахруз, я за Эльманом, а вы сразу без меня уйдете!

– Да ну ее, Бахруз! – перебил ее Сергей. – Сами справимся.

– А это еще что за очкарик, – указав взглядом на Эмиля, спросил Сергей.

– Это не очкарик, – заступилась за Эмиля Илона, – это наш новый друг Эмиль.

– Цыц, букашка, – пригрозил Сергей, – сами разберемся.

– Новый сосед со второго подъезда, – подтвердил Бахруз.

– Рубиться умеешь? – спросил Сергей

– Как это рубиться, – спросил Эмиль, совершенно не понимая, чего от него хотят.

– Драться, блин, умеешь? – требовательно спросил Сергей.

– Драться? Я как-то не пробовал, – сильно замявшись, забубнил Эмиль, явно не поняв жаргона.

– Ладно, пойдешь с нами, там разберемся, – ответив Эмилю, Сергей обратился к Бахрузу.

– Ну что, Бахруз, готов? Я там наших оповестил, – Сергей был, как всегда, решительно настроен пустить в ход свои кулаки.

– Ладно, пойдем посмотрим, что за фраера нашу поляну заняли, – Бахруз подытожил свое намерение драться.

– Ты, Илона, идешь домой, – Бахруз буквально приказал Элоне.

– Я иду с вами, – заартачилась Илона.

– Ты что, не понимаешь, куда и зачем мы идем? – Бахруз попытался быть убедительным.

– Я хочу с тобой, – Илона была совсем уже не ребенком, чтоб так просить.

– Все, Илона, канай домой, – Бахруз был уверен, что разговор исчерпан, потому что Илона, опустив голову, отступила.

– Слушай, Бахрузчик, я придумала, – вдруг оживившись, сказала Илона. – Я залезу на дерево, и не буду вам мешать,

и никто меня не заметит. А потом вместе пойдем домой. Хорошо?

Я тебя очень прошу, я очень хочу увидеть драку, – голубые глаза Илоны сверкали, как неон.

Рот Илоны растянулся до ушей и даже «за». Бахрузу нравилось решать за Илону – быть ей рядом с ним или нет. А на самом деле Илона сама это решала. Ей только стоило широко улыбнуться Бахрузу, не сводя с него своих небесных глаз.

– Ладно, валяй, – одобрительно отмахнулся Бахруз, – только далеко не взбирайся, а то потом опять придется тебя стаскивать с дерева на виду у всего двора. И вот еще что, сколько раз я тебе говорил, надень шорты, если по деревьям лазаешь, – Бахруз дернул Илону за подол.

– А что здесь такого, в платье удобнее, – Илона не поняла мальчика. – А что, я тебе больше нравлюсь в шортах? – она заинтригованно заглянула в лицо другу.

– Ладно, потом объясню, – Бахруз подошел к Сергею, который тем временем давал Эмилю «мастер-класс» по уличным единоборствам.

– Она пойдет с нами, – уверенным голосом заявил Бахруз.

– Ты что, Бахруз, сдурел, – воспротивился Сергей. – Нас, блин, засмеют, скажут, на разборку бабу привели.

– Да она на дереве будет сидеть, не будет мешать, – Бахруз очень хотел, чтобы Сергей согласился, – не будет мешать, Серега, слово даю.

Сергей знал, что уступит, потому что и Бахруз уступал ему всегда.

– Ладно! – сдался Сергей. – Пусть идет, но если эта зараза высунется, то ее косы – мои, согласен, Бахруз? – взгляд Сергея застыл знаком вопроса на Бахрузе.

– Согласен! – ответил Бахруз, посмотрев на Илону.

Та, в свою очередь, кивком дала добро на собственную «расправу».

Отряд подростков был собран и подтянут к входу двора.

В новом дворе было два входа, территория была огорожена копьевидной оградой. Двор был большой и свободный. То, что надо было для игры в футбол и для места, где можно было разобраться с наглецами.

Второй выход стратег Сергей не стал блокировать. Он был уверен, что для позорного бегства нужна свободная сцена. Они вошли во двор. Шли уверенно, растянувшись в шеренгу. Ребята покрупнее шли в центре шеренги, как вожаки, а те, которые были помельче, шли по краям, завершая шеренгу. Чужаки резко прекратили играть. Оцепенели. Явно не ожидали столь недружелюб-ного приема. Они знали друг друга. Не раз делили футбольное поле кулаками. В мгновение ока решительное шествие подростков перешло в стремительный рывок, а через секунду – в лобовую атаку. Были соседи, которые угадывали начало битвы. Усаживались в беседках и болели. Интересно было поглазеть, как дерутся подростки за место под солнцем. Их бой был похож на битву длиннокрылых птиц,

а моментами – на драки австралийских кенгуру. Все бесцельно махали руками и беспрерывно лягались ногами. Были и такие, кто не мог найти себе боевого спарринг-партнера. Дворовых было больше. Их собрали на бой со всего двора. Чужаков было меньше – они просто пришли поиграть в футбол. Это была всего лишь футбольная команда против отборной и многочисленной армии.

Бахруз уже умел драться. Он научился сжимать кулаки и целить в лицо. Сергей хватался за грудки и приноравливался ударить головой. Эмиль просто присутствовал в драке. Он не умел махаться, он не умел бодаться и у него даже не получалось кого-нибудь пнуть. Эмиль просто мешал бить своих, а своим мешал бить чужих. В пылу схватки Бахруз услышал знакомые возгласы, сопровождающую драку. То была Илона. Не сдержав слова, она слезла с дерева и стала носиться вокруг дерущихся, периодически дергая чужаков за волосы. Решающую точку в битве поставил Сергей. Он нанес вожаку точный удар головой в лицо. Полилась первая кровь. Пыл подростков моментально остыл. Все перепугались. Со всего двора, на разных языках, понеслись окрики родителей. Окровавленный вожак стал спешно покидать поле битвы. За ним потянулась вся остальная футбольная команда. Победа была одержана. Пострадавших было двое – вожак и Эмиль. Вожак с разбитым носом промывал нос в соседнем дворе, а Эмиль с Илоной рассматривали сломанные очки.

– Ничего, Эмильчик, – успокаивала Илона, – завтра я принесу резинку, и мы сделаем тебе подтяжку для них.

Сергей поднес Эмилю трофей – мяч чужаков.

– Держи его, он теперь твой, можешь наколоть его на ограду, у нас так принято, – с гордостью произнес Сергей. – Это твое крещение, теперь с тобой можно дружить. Держи!

– У меня наверно не получится, – пробормотал Эмиль.

– Хочешь, давай я, – влезла в разговор Илона.

– Илона! Кстати, ты все-таки влезла в драку. Ты не сдержала слова, – Сергей посмотрел на Бахруза.

Бахруз дал слово, а Илона его не сдержала. Друзья оба посмотрели на нее. Она виновато смотрела в сторону. Поняв, что сейчас решается вопрос о ее наказании, Илона заботливо стала рассматривать очки Эмиля. Само собой, друзья сошлись во мнении, что наказание бесполезно, потому что Илона их соседка.

Бахруз огляделся в поисках друга. «Куда же он запропастил-ся», – подумал Бахруз.

– Я здесь! – отозвался Эмиль, словно услышал мысли друга. Эмиль стоял, облокотившись к тутовнику. Бахруз подошел к другу.

– Привет. Чего прилип к нему, – Бахруз похлопал рукой по стволу старого дерева.

– Бахруз, оно последнее из всех наших деревьев, – тихо, почти печально, произнес Эмиль.

– Точно! Их почти не осталось. Помнишь, именно на этом тутовнике Илона учила тебя взбираться на деревья. Хочешь, напоследок взберемся на него, – Бахруз засучил рукава.

– Ты что, сдурел на старости лет, – улыбка Эмиля как всегда была доброй.

– А куда они девались, Бахруз? Я про деревья, – спросил Эмиль.

– Засохли, брат. Или сильно кому-то мешали, – ответил Бахруз.

– И кому же? Детям?! – спросил Эмиль.

– Нет, не детям, а их родителям, которые желали радовать своих детей иномарками. И у вас тоже была машина, помнишь, Эмиль? На которой мы сейчас отправимся в аэропорт.

Похлопав Эмиля по плечу, Бахруз отошел от дерева, всматриваясь в его усыхающие кроны.

– Но мой отец ради машины деревья во дворе не вырубал, – твердым голосом заявил Эмиль. – И потом, разве нельзя было как-то обойтись по-человечески.

– Видимо нельзя, – продолжил Бахруз, – в жэках так не считают. Там ждут, когда все засохнет, и ветер, главный помощник бакинских коммунальщиков, все повалит и унесет весь мусор в море.

– Бахруз! Ты чувствуешь, как тихо во дворе. Детей вообще не слышно. Их совсем нет. Никто не играет.

– Я давно это заметил, – с грустью ответил Бахруз. – Никто не выходит во двор. Времена не дворовые. Все воспитываются дома, без участия дворовой жизни. Эмиль! А твоя дочь часто спускается во двор? Моя почти никогда. Этот вопрос надо в первую очередь задать себе самому. Детство сейчас разное. Дети сейчас просто так не дружат. Они дружат с детьми, одобренными их родителями. Взрослые решают, стоит дружить с кем-то или нет. Так что мой тебе ответ будет таковым – дружба крепнет тогда, когда жизнь приводит к равенству. Если взрослые сторонятся друг друга по причине разности достатка, то стоит ли ожидать, что кто-то из их детей выйдет во двор, чтобы поделиться своими игрушками.

– И по крышам, наверняка, никто не бегает, и штабы не устраивает. Помнишь наш «штаб»? – разомлев от воспоминаний, спросил Эмиль.

– Помню, – ответил Бахруз, – над третьим подъездом он был.

– Хорошо мы все там устроили. Полежать было где, уроки сделать, а главное – вид был какой прямо на море. А помнишь окна «Трудовых резервов», где гимнастки тренировались, – засияв от воспоминаний, Эмиль посмотрел на Бахруза.

– Конечно же помню, Эмиль! И театральный бинокль твоей бабушки тоже помню, и помню твой пылкий интерес к этим окнам,

и еще помню, как тебя было не дозваться за этим делом – высматривать прыжки гимнасток.

– Выходит так, что только я этим занимался?! – спросил Эмиль Бахруза, сверля его исподлобья взглядом.

– А кто потом, по моей наводке, бегал с Сергеем к «Трудовым резервам» гимнасток караулить, а, это ты забыл?

– Я тогда был ни при чем! – оправдываясь, ответил Бахруз.

– Я тогда только компанию составлял Сергею.

– Только компанию, Бахруз? – настойчиво продолжал Эмиль.

– А кто потом после тренировки бегал в Нагорный парк целоваться?

– А Свету ты забыл? А может, ты и Оксану забыл? Вот ты зараза, Бахруз! А этот хмырь Сергей сколько моими наводками пользовался.

– Я все помню, Эмиль, и эти девочки, думаю, тебе до сих пор вспоминаются добрым словом, а точнее, бабушкин бинокль. Всем было тогда не плохо.

Бахруз положил руку на плечо друга и сжал его.

– В наше время мы подолгу добивались того малого, что позволяло воспитание наших девочек. Это были всего лишь неловкие объятия и невинные поцелуи. Фуникулер нам тогда казался кораблем, несущим нас к небесам.

– И знаешь, Эмиль, что я еще помню, это то, как ты потом проговорился Илоне о наших похождениях. Илона потом со мной неделю не разговаривала, мне пришлось целую неделю за ней по пятам ходить.

– Да это случайно получилось. Почему ты это никак забыть не можешь? – Эмиль виновато уставился на Бахруза, в ожидании снисхождения друга.

– Да потому что ты потом сам бегал на свидания к девочкам, которые по праву причитались мне, – со смехом выдал Бахруз.

– Оксана тогда скучала без внимания, и я был вынужден заменить тебя, – ответил Эмиль, сияя от давно прошедших впечатлений.

– И ты помог ей не скучать? – щурясь, спросил Бахруз.

– Да! Помог. И правильно сделал. Я спас тогда вашу с Илоной дружбу. Кстати, Оксана живет в Москве. Можешь повидаться. Сергей с ней и сейчас общается, – Эмиль постарался приободрить друга.

– Знаю! – ответил Бахруз.

– А от кого ты это узнал? – интрига вспыхнула в глазах Эмиля.

– Оксана помогает мне оформлять визу в Канаду. И я тебе больше скажу, что и Свету я тоже увижу. Она нас всех в гости ждет в Подмосковье, – Бахруз, предвкушая шоковую реакцию друга, стал потирать нос.

– Вот ты сволочь, и все за моей спиной, – сокрушался Эмиль. – Знаешь, что я сделаю, Бахруз? Я полечу с тобой.

– Хорошая идея, Эмиль, я ее поддерживаю, – Бахруз обрадовался желанию друга.

– Очень хочется посмотреть на девочек сейчас, – Эмиль загрустил.

– Они по-прежнему красивые, наши гимнастки, – уверенно добавил Бахруз.

– Знаю, что красивые, и помню их всех, потому что часто вспоминаю то время. Оно было светлое и беззаботное. Удивительно, Бахруз, но жизнь нас сводит с разными людьми, которые, позже становятся нам родными в силу маленького отрезка времени, который дается один раз. Честно говоря, я рад, что тогда все у нас было по-детски чисто и наивно, а главное – нам доверяли. Наверно, поэтому там, где все наши друзья, нам всегда рады, и мы всегда ждем их возвращения.

– Ну что, полетим? – вспомнил Бахруз смелое обещание друга.

– Это я погорячился, Бахруз, – Эмиль стал отступать. – Ты же знаешь, сколько у меня проблем, которые я ни на минуту оставить не могу.

– Знаю, брательник. Ты не беспокойся, о тебе все помнят и каждый раз спрашивают.

– Честно?! Девочки спрашивают? – Эмилю хотелось знать как он числится в памяти подружек детства. – А кто больше интересуется, Оксана или Света? – спросил Эмиль.

– Обе, – ответил Бахруз, путаясь в догадках, кому Эмиль всегда больше отдавал предпочтение.

– Эмиль! Скажи, а кто тебе больше нравился из девчат?

– Честно сказать? – спросил Эмиль.

– Да! – Бахруз мысленно перебирал варианты.

– Обе, Бахруз!

– Понятно! – Бахруз понял, что налетел на ответную шутку.

– Я им так и скажу, что Эмиль скучает по вам обеим с одинаковой силой. Пусть сами решают, кому ты тогда доставался больше. А может, рванем вместе? – Бахруз нечестно провоцировал друга, зная большое желание Эмиля оторваться от проблем и улететь вместе с ним.

Эмиль был женат удачно, как считала его жена Фира, женщина красивая и с характером. Ему было нелегко. Он должен был постоянно ее интересовать. Трудно интересовать красивую женщину на зарплату кандидата наук, и особенно, если ты занимаешься в Баку проблемами космоса. Отец Эмиля, к тому времени почти уже был забыт в кругах выдающихся нефтяников, и так быстро, что даже не успел получить квартиру, чтобы улучшить свои бытовые условия. Он продал их большую квартиру за хорошие деньги и купил квартиру Эмилю, сестре Сухре и о себе с женой, тетей Сафурой, тоже не позабыл. Они переехали за город, к земле и к заботе о ней, на старости своих лет.

Бахруз с Эмилем не часто виделись. Только по дням рождения детей, которых у них было по одному. Иногда Эмиль звонил Бахрузу: «Я хочу приехать». Бахруз знал, что означали эти слова. Эмилю, как в детстве, нужно было посидеть рядом с ним. Если Эмиля во дворе кто-то обижал, он приходил к Бахрузу, подсаживался рядом и молчал. Бахруз уже понимал, что кто-то Эмиля обидел. У него при этом опускались плечи и грустнели глаза. И то, что он хотел сказать Бахрузу, из него никак не изливалось. Бахруз с Сергеем быстро находили обидчика. Им это нравилось – мстить. Расправа была жестокая. Обязательно рвалась одежда, помимо побитых частей тела. Иногда обидчик был постарше, тогда привлекалась тяжелая артиллерия в лице Эльмана. Бывало и так, что обидчиком мог стать взрослый мужчина. Тогда прокалывались шины или неожиданно с верхнего этажа на обидчика выливался ушат воды. Повзрослев, Эмиль так же продолжал приезжать к Бахрузу, подсаживался рядом, опускал плечи и молчал. Бахруз понимал, что надо выпить, а потом разговорить друга.

– Ну что, брательник, поедем? – тихо сказал Бахруз.

– Поедем, – ответил Эмиль, вздохнув всей глубиной Каспия.

Друзья направились к машине.

– Как прошли проводы? – поинтересовался Эмиль.

– А ты взгляни наверх, на наш балкон, – предложил Бахруз.

– Предки в окне? – спросил Эмиль

– Да! – не поднимая глаз, ответил Бахруз.

Родители Бахруза свисали с окна как гроздья винограда, как когда-то, по-доброму, бережно, многие бакинские балконы обвивались длиннющими виноградными стеблями.

– Бахруз! Мне надо было бы подняться к ним, поздороваться,

– стал корить себя Эмиль.

– Потом заедешь, посидишь с ними. На сегодня с них хватит.

Бахруз последний раз поднял глаза на балкон, где мать с отцом, прижавшись друг к другу в тесном оконном проеме, смотрели на него. В следующую минуту, увидев своих родителей издалека, Бахруза пронзила мысль: «мои родители немолоды, черт побери, куда я еду?» Он застыл на месте. Сомнения в необходимости уехать заново появились у него в голове. Уверенность стала убывать.

– Бахруз, езжай, сынок, с Богом. Все будет хорошо, – слова матери донеслись до него с балкона, и как всегда, пополнили Бахруза уверенностью.

Мать почувствовала сына и помогла. Он помахал им рукой и сел в машину.

Эмиль завел машину.

– Молодец красотка, с пол-оборота завелась. Вот что значит новый стартер, – похвалил свою машину Эмиль.

– Эмиль! Сделай мне одолжение! – взмолился Бахруз, – не хвали сегодня свою машину. А то, как тогда, когда мы решили поехать в Исмаилы на отдых. Ты также стал расхваливать свой тарантас, и мы застряли, не выехав даже из города.

– Хорошо не буду! Но согласись, что «01» Жигули – самая лучшая машина!

Машина Эмиля была дорога не только ему, но и всем его друзьям. Она была участницей всех важнейших событий не только в семье Эмиля, но и многих других людей, которым была нужна помощь. Машину в 1974 году купил еще отец Эмиля – дядя Искандер. Они приехали на ней в Баку прямо из Сибири. Ему ее подарил профсоюз от имени коллектива нефтяников, где он был начальником. Его там очень уважали, он всегда обходился с людьми, как с соседями. Никого не обижал и делал добро, иногда даже в ущерб самому себе.

– Эмиль! Чего ты так медленно ползешь, – возмутился Бахруз.

– Растягиваю удовольствие, брат! – съехидничал Эмиль.

– Меня решил покатать? – спросил Бахруз.

– Да нет же, думаю, как объехать пробку, – ответил Эмиль.

– Придется делать крюк.

– И как ты думаешь объезжать? – спросил Бахруз.

– Думаю, через верх, – ответил Эмиль.

Бахруз понял, что у Эмиля нет другого выхода, как только проехать мимо его бывшего дома, чтобы вовремя добраться в аэропорт.

– Прости, Бахруз, но мне придется проехать мимо, – Эмиль был другом, и притом, чутким.

– Валяй, брат! Чего же еще остается, – Бахруз стал готовиться еще раз пережить минуты расставания уже со своей личной жизнью.

– Как Алмаз? Виделся? – спросил Эмиль.

– Да, вчера! – ответил Бахруз

– И как она? – стал «вытягивать душу» Эмиль.

– Как всегда! – нехотя ответил Бахруз.

Эмиль умолк. Ему было больно за друга и беспокойно за его состояние. Теперь Бахруз сидел рядом с ним, и Эмиль чувствовал, что сегодня именно он является ему поддержкой.

За день до отъезда Бахруз уже приходил на эту улицу, по которой они сейчас проезжали. Он приходил, чтоб попрощаться с бывшей женой и увидеться с дочерью. Бахруз прожил на этой улице, в этом доме десять лет. Прожил, как многие живут – в полном здравии и благополучии, но только не всегда в совместимости со своей женщиной. Алмаз любила его по-своему, по чуть-чуть, тем, что оставалось в остатке от ее большой любви к своим родственникам. Так иногда бывает, когда люди не хотят строить собственный дом, а хотят пристроиться к старому.

Дверь открыла Алмаз. Посмотрев на Бахруза мельком, она резко повернулась, и крикнула: «Нармина! К тебе пришли». Алмаз спешно удалилась в спальню, закрыв за собой дверь.

– Папа! – Нармина бросилась отцу на шею. – Как ты, пап?!

– Все хорошо, счастье мое! Я в норме, – они прошли в комнату дочери.

– Ты собрался, пап?

– Можно сказать, что почти что да, – ответил Бахруз.

– Пап, ты так и не сказал на сколько ты уезжаешь, – спросила Нармина с надеждой услышать от отца незначительный срок.

– Пока не знаю, родная, но не надолго.

Бахруз врал собственной дочери. Врал, рассчитывая на помощь времени, которое расставляет все по своим местам, которое залечивает раны обиженных и оправдывает решения заблудших.

– Как у тебя в школе дела? – Бахруз задал дежурный вопрос, с целью избежать дополнительных вопросов о его пребывании за океаном.

– Все как всегда, пап, хорошо!

– Ну, ты учись хорошо, слышишь, не подводи меня.

– Хорошо, пап! – Нармина тоже, как и отец, прибегла к стандартным ответам.

– Слышишь, ты мне пиши почаще, а я буду тебе звонить, – голос Бахруза стал тихий и печальный.

Общение становилось немногословным, но мыслям не было предела. И у дочери, и у отца они были тяжелыми. Они сидели молча. В квартире было тихо, никто более не разговаривал. Семья развалилась и все разошлись по комнатам, и так было уже давно.

В одной комнате сидела женщина, одна, с большой обидой в груди, а в другой сидели мужчина, уже чужой для этой женщины,

и девочка, которая не соглашалась с этим отчуждением. Все замерло. Каждый из них все понимал по-своему – кто бескомпромиссно, кто любя, а кто с сожалением, что обратного пути более нет.

Бахруз обнял дочь. Он всматривался в каждый миллиметр на ее лице. Он впитывал для памяти ее запах, чтобы вдали от нее дополнять свою нескончаемую любовь этими значительными для него деталями.

Они прошли в прихожую. Бахруз решил проститься с Алмаз. Он постучал в дверь когда-то их с Алмаз спальни. Ответа не последовало. Бахруз не стал ждать, будучи уверенным, что приглашения не последует, он вошел. Алмаз сидела на кровати спиной к двери и лицом к окну.

– Алмаз! – начал Бахруз, – вот тут я деньги принес, на первое время, думаю, хватит.

Бахруз положил стопку денег на трюмо.

– Потом еще пришлю, – Бахруз подыскивал слова для диалога, которого у них давно не было. – Я буду звонить. Если что будет нужно, ты не стесняйся, говори.

Бахруз понимал, насколько глупы и никчемны сейчас его слова. Но надо было что-то говорить, чтобы перейти к финалу – проститься с бывшей женой.

– Тебе не совестно, Бахруз, – вдруг, перебивая Бахруза

и нарушая тишину в комнате охрипшим от переживаемых эмоций голосом, спросила Алмаз.

Она ждала ответа от своего бывшего мужа. Может быть, последнего ответа в их увядающих отношениях.

– Чего тебе не хватало, Бахруз? – голос Алмаз был по-прежнему пуст. – Чего я тебе не дала, ответь мне!

Алмаз сидела неподвижно, продолжая смотреть в окно. Казалось, что ее не интересовали ответы Бахруза, она их просто не ждала. Она разговаривала сама с собой.

– Тебя мне не хватало, Алмаз! – ответил Бахруз, – и только тебя. Ты этого не хотела замечать. Тебя не было в достатке. Зато в достатке были твои родственники и их проблемы.

Бахруз смотрел ей в спину как в лицо, которое представлял себе, которое было как всегда безжизненное и холодное в подобных ситуациях.

– Иди Бахруз! Ты так ничего и не понял, и звонить я тебе не собираюсь. Бог тебе судья.

Бахруз не отрывал глаз от спины Алмаз. Он давно не обнимал эту женщину. Он совсем уже не помнил этих ощущений и смотрел он на нее не с желанием прижаться к ней, а с желанием всего лишь быть прощенным.

– Прости, Алмаз, если сможешь!

Его слова ушли в тишину и не нашли Алмаз. Она в них не нуждалась. Пауза была нужна ему, чтобы тактично закончить диалог и абсолютно не интересовала Алмаз.

– Запомни, Бахруз! – Алмаз вдруг повернулась к нему, – в слово «прости» не вмещается столько событий, сколько вмещается в слово «обида».

Она смотрела Бахрузу в лицо, прямо ему в глаза. Она пыталась взглядом проникнуть в его душу и сбросить в нее, для нескончаемых мучений, всю накопившуюся обиду и злость, забросить все, без остатка и без сожаления. Они смотрели друг на друга

в последний раз. Он ждал от нее прощения, а она ждала от него последний шанс, чтобы исправить все и вернуть прошлое.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?