В Москву за билетом в Торонто. Повесть

Бахруз был горд за брата, но где-то, конечно, и не согласен с его позицией, однако мысли брата были надежными и практичными —

в духе времени. Самир был всегда авантюрен на виду, то есть дома, но на людях он был осторожен, и этого требовала реальность. В Баку бытовали времена, когда все зарабатывали тем, что пытались купить то, в чем ничего не смыслили, и продать то, что никому не было нужно. Слава Богу, Самир этим не занимался. Он был женат. Жил с родителям. И каждый день ходил на работу в банк, чтобы разносить чужие деньги по счетам, и только электронным способом.

– Ты, Бахруз, только укрепись там, потом можно будет наладить бизнес, – со всей серьезностью заявил младший.

– Ты что такое говоришь, Самир? – удивленно спросил Бахруз.

– А что, идея неплохая, все наши, уехав туда, с Баку бизнес строят. Чего-то присылают на продажу, – настаивал на своем Самир.

– А что бы ты хотел: канадский лес в Баку паромами возить или воду на разлив из Ниагарского водопада танкерами доставлять,

а давай лучше собак канадских для упряжек завозить будем.

– Вот так всегда с тобой, Бахруз, что ни скажи – все не так, все не умно, – обиженно выпалил Самир.

– Ну что ты, чувак, обижаешься, – стал сглаживать ситуацию Бахруз. – Но это смешно, стоя на балконе в Баку, Канаду Бакинской толкучкой представлять.

– Вот я и говорю, начнем с малого, а там видно будет, – вернулся заново к теме Самир. – Как говорит мой один умный знакомый: «Главное, чтобы план сказкой казался, а под сказку всегда люди найдутся».

– Я надеюсь, Самир, ты с ним дружбу не водишь?

– Особо нет, просто работаем вместе.

– В одном банке? – словно допрашивал брата Бахруз.

– В разных филиалах. А что?

– Сказочникам иногда не везет.

– Почему? – недоуменно спросил Самир.

– На работу опаздывают, а иногда и вовсе не приходят, – ответил Бахруз.

– Как это так? – недоумения Самира продолжались.

– Все очень просто! Опаздывают, потому что обещают, а не приходят, потому что слово не держат, – ответил Бахруз.

– Да ладно тебе…, придумаешь тоже, – рассмеялся Самир. – Да у него крыша мощная, – с уверенностью сказал Самир.

– Да и афера, брат, тоже бывает настолько крупная, что и не всякая крыша может выдержать. Так что, не связывайся с подобными типами, – попросил брата Бахруз. – Ты лучше за родителями присматривай, папа что-то сильно увлекся философией. Суждения его, конечно, завидные, но больно уж тоскливые. Тебе не кажется Самир? – спросил брата Бахруз.

– Ты прав, Бахруз, – ответил Самир. – Все, творящееся в городе, на него сильно действует. Я ему говорю: «Пап, да плюнь ты на все эти события. Они должны быть – таковы времена». А он мне в ответ: «Вам молодым легче, вы ничего не замечаете и не понимаете, пока. Но и вас ждут времена больших изменений – когда герои станут предателями, а предатели мучениками».

– Да, сложно все у нас в мире, – сказал Бахруз. – И ты, все-таки, будь начеку. Маму оберегай, нам без нее никак нельзя. Я еще с ней не разговаривал. С ней мне будет сложнее всего общаться.

– Ничего, брат! Я с ней уже много бесед провел – она готова быть спокойной, – заверил Бахруза младший.

– Сомневаюсь что-то я, Самир, что разговор без срывов пройдет. Да ладно, пробьемся. Ты вот еще что, за Саидой присматривай, хорошеет сестра и потому глаз постыдных много может объявиться.

– За Саидой, говоришь, присмотреть? – с удивлением спросил Самир. – Да она сама в кого хочешь заглянет, чего хочешь вывернет, сразу забудет и пойдет дальше. Она же зараза еще та. Ты что, ее не знаешь?

– Она хорошая! Одним словом, будь с ней повнимательнее. Я на тебя надеюсь, братишка, – попросил брата Бахруз.

– А с Илоной у вас что? – улыбаясь, спросил Самир

– А что ты так двусмысленно улыбаешься, Самир? – вопросом на вопрос ответил Бахруз.

– Весьма интересно, Бахруз, ты уезжаешь за тридевять земель не просто так, наверно, есть какое-то чувство к ней.

– Чувство – понятие, очищенное от проблем и обязанностей, и нам не по восемнадцать лет, мы немного с ней побитые, покалеченные судьбой. Знаем цену всяческим отношениям. И потом, у нас с ней много общего – мы долго уже друг друга знаем. На данный момент ей нужна помощь в бизнесе, а мне нужно попытаться начать все сначала. Так что, Самир, вот так я думаю о наших чувствах.

– Ты хочешь сказать, – продолжал Самир, – что ты с ней будешь только работать, а жить будешь врозь?

– Ах, вот о чем ты, Самир, – сделав вид, что он с самого начала не догадывался, к чему клонит младший, Бахруз продолжал увиливать от прямого ответа. – Да мы же друзья с ней, и то, что тебе очень интересно, у нас с ней было очень давно.

– Только не говори мне, Бахруз, про святую дружбу, – незлобно возмутился Самир. – Ты это мог мне в детстве рассказывать про то, какой может быть необычной дружба между женщиной и мужчиной, чем меня и испортил, я долго потом отличался нерешительностью. Но сейчас у тебя не получится. Мне уже достаточно лет, для того чтобы сделать собственные выводы про такую «необычную дружбу». Честно тебе скажу, Бахруз, я так и не научился ни с кем дружить. Я, правда, могу начать «дружить», но всего лишь начать, потом я стараюсь осквернить «необычную дружбу», – крайне ехидно улыбнувшись, заключил Самир.

– Ну, ты и пошляк, Самир! – покачав головой, заявил Бахруз.

– А что в этом плохого? – оправдываясь, ответил Самир.

– Подобная дружба – это мука, это постоянная дружелюбная улыбка на лице и постоянная сцена интима на уме. И потом, брателло, секс – это то, что сближает сказку с былью, так что лучше голая правда, чем одетая в дружбу ложь.

– Знаешь, что я тебе скажу, Самир! Ты не просто пошляк, но ты еще, ко всему же, убежденный развратник. Я тоже не монах, – продолжал Бахруз, – и с Илоной у меня были эти отношения, и ты прав, что они могут возникнуть заново, я этого не исключаю, вот их дальнейшее развитие, конечно, вопрос будущего. А пока планы и только лишь. А дружить надо уметь со всеми, особенно с женщинами, они эмоциональны и всякие эмоции для них естественны, даже мужское нытье для них не обуза, а чужая история. Для женщин это интересно, только если ты не муж, а друг. Доверие чужого мужчины для них – это иллюзия близости и новых ощущений. Это красивое чувство, когда плоть, затаив дыхание, отступает от души. Такие женщины есть, и у них есть свои избранники, они доверяются мужчине без остатка, тем самим пленят его своим доверием. Делают его настолько совестливым, что каждый раз, когда думаешь о них как о женщинах, хочется взглянуть на свои руки – мытые они или нет, – Бахруз преднамеренно не желал заканчивать тему дружбы между женщиной и мужчиной. Ему нравилось говорить младшему брату правильные вещи. Бахруза забавляла детская наивность Самира и собственная игра в наставника. Самир с самого детства был по-особому привязан к Бахрузу. Дети обычно помнят, откуда всегда приходит помощь и от кого можно получить желаемое. Самир был прикреплен матерью именно к Бахрузу. Она знала, что ему нравится проявлять заботу.

– Знаешь, Бахруз, что я тебе скажу на все эти твои слова. Хорош меня портить, – Самир догадался, что брат взялся за старое – воспитывать, как в старые добрые времена их детства. – Бред какой-то, то, что ты мне здесь пропагандируешь. Я так понял, что если я – пошляк и развратник, то ты – моральный извращенец, – Самир взорвался смехом, чем чуть-чуть смутил Бахруза.

– Чушка ты, Самир! Тонкости в тебе нет. Поэтому тебе не суждено стать избранным, – Бахруз понял, что младший еще не дорос для изящных тем.

– Бахруз! Все это конечно забавно, – по голосу брата Бахруз понял, что Самир решил поменять тему на более серьезную. – Я сегодня ночью много думал про нас всех, каково нам будет друг без друга. Я понимаю, что у всех все складывается по-разному, так наверное и должно быть, но не оставляйте меня одного, если что худое случится, – брат умолк, и так резко, что Бахруз оцепенел.

– Ты что делаешь, Самир, – ожидание ответа от младшего показалось вечностью. – Ты что, плачешь, Самир!? – требовал ответа Бахруз.

– Нет! – подавляя в себе возможность срыва, ответил Самир. – Просто я не такой сильный, чтобы остаться один, – слезы катились быстро, несмотря на усилия, прилагаемые Самиром. Он заплакал, закрыв лицо руками.

– Ты же не один! Мы что, умерли, или на войну собираемся? Что за чушь ты несешь! Все будет хорошо. Все у вас здесь есть, все для прежней жизни; и квартира, и дача, и работа, связи, почет и уважение, родственников целая армия. Буквально все. И перестань сводить меня с ума. Мне сейчас это совсем ни к чему. Мне еще с мамой предстоит разговаривать. Так что прекращай! Саида и то выдержала все эти хреновые проводы, без нюнь. Слышишь? – Бахруз стал кулаком постукивать хныкающего брата по плечу.

– Саиде хоть бы хны, – взорвался младший. – Она сама как тюль, ищет, на ком бы повеситься, а мне каково будет за всех ответственность нести, – не успокаивался Самир.

– Да что ты впрямь, Самир, – Бахруз растерялся. Он не ожидал, что Самир окажется слабым звеном в процедуре проводов. – Я что, навсегда уматываю, – Бахруз от растерянности уже не подбирал слова. – Надо поехать и попытаться, всего лишь попытаться. Слышишь!? Попытаться!

Бахруз обнял брата, обмякшего на периллах балкона.

– Договорились? Только попытаться, – прошептал на ухо Самиру Бахруз

Самир отходил от переживаний. Слезы отступили.

– И не сажай, Бахруз, там свою попу на «постоянно», тут тоже не плохо. Все налаживается. Слышишь?

– Слышу, Самир, и попе своей прикажу не расплываться там. Да, не ожидал я от тебя такой сцены, а минуту назад, здесь, твои бизнес-планы исходились фейерверками. Ну, ты меня удивил. Да ты живой, Самир, настоящий, – стал подшучивать Бахруз. – А то я уже, грешным делом подумал, что ты – конченый циник. Все, братан, успокойся, все будет как всегда хорошо. «Ну и хорошо, кажись, улеглось», – подумал про себя Бахруз.

Обнявшись, братья простояли так, сохраняя паузу спокойствия, несколько минут.

– Ты только нашим не говори про то, что тут было, особенно Саиде, а то она любит потом все комментировать подкалывая, – успокоившись, попросил Самир.

– Конечно, не скажу, брательник, – ответил Бахруз, – хотя, можно было бы и потрепаться с кем-нибудь, пусть знают, как сильно ты меня любишь! – широкая улыбка осветила лицо Бахруза.

– Да пошел ты черту, Бахруз! – застенчиво улыбаясь, отреагировал Самир.

Бахруз впал в замешательство. Оптимизм Самира всегда нравился Бахрузу, точнее, он был ему выгоден. На него можно было положиться – он был неутомим и неугасаем. Самир любил родных, но по-своему, как-то не затратно для души. Всегда не слишком эмоциональный, но веселый, Самир казался до противности практичен. «Нюни – это не про него», – думали все. А сегодня он был напуган. Он должен был остаться один на один с вероятными событиями, которые пугали не только его, но и самого Бахруза. На минуту Бахруз стал слабым и не уверенным за принятое решение. Ему хотелось все отменить и остаться с родными. «Нет и нет», – приказал себе Бахруз. Решительность восполнилась в нем за долю секунды. «Эмоции проходят, а проблемы назревают», – подумал он. Бахруз сожалел, что взвалил на брата свой сыновний долг, долг, который по закону совести равномерно распределен жизнью между братьями и сестрами. «Он имеет неоспоримое право возмутиться, или хотя бы испугаться, и даже заплакать», – Бахруз оправдал для себя поведение брата.

– Ты должен согласиться с одной истиной, братишка! – заявил Бахруз, потрепав голову младшего.

– Еще с какой?! Не хватит ли на сегодня, – в ответ спросил Самир, подняв на Бахруза уже просохшие глаза.

– Эта последняя на сегодня, – рассмеявшись, сказал Бахруз.

– Ну, так уж заведено в наших краях. Удел старших искать новые земли, а участь младших – оставаться с самым дорогим для всех нас – с родителями.

– Хорошо сказал! – возмутился Самир, – а точнее, удобно все устроил. А вдруг мне тоже захочется уехать, – бурча себе под нос, Самир продолжал возмущаться.

– Не захочется, – уверенно ответил Бахруз. – Я даже скажу почему, – опередил брата Бахруз. – Участь у тебя такая. А с этим вопросом сходи к ним, к нашим дорогим, и пусть тебе ответят, почему это у них с тобой получилось позже, чем со мной.

– И спрошу! Вот уедешь, я спрошу, – решительно ответил Самир.

– Ты пойми, Самир, – продолжал Бахруз, – с этой жизнью, которая проистекает в Баку, многие проблемы скоро нельзя будет разрешить, нужны будут новые возможности, чтобы противостоять обстоятельствам. Времена грядут жесткие, когда каждый будет зарабатывать за счет проблем другого, а не за счет собственного труда. Поэтому надо быть готовым и быть при «тузах».

– Бахруз! Бахруз! – Саида «на всех парах» неслась на балкон,

– Германия на проводе! Эльман ждет.

То был старший сын семьи Алиевых. Бахруз ворвался в комнату, где стоял телефон. – Привет Эльман! – выпалил Бахруз.

В детстве старшинство между братьями и сестрами не всегда справедливо. Дети, как маленькие еще люди, обычно эгоистичны.

И право первого всегда выгодно для старшего по возрасту. Он без родителей решает, что ему, а что остальным. И тогда думается, что он не родной, а чужой, раз так все несправедливо решает. Но есть еще мир, в который мы, научившись ходить, выходим. Там все несправедливо, особенно в детстве, когда не всегда можешь за себя постоять. И в момент угрозы, каковыми полон этот мир, ты жмешься именно к нему, от кого под одной крышей ты терпишь несправедли-вость. А он, будучи сильнее, и по необъяснимым причинам, бросается навстречу всяческой опасности с одним желанием – защитить своего. Говорят, это горн, который слышен только людям одной крови.

Мать часто любила напоминать: «Эльман для вас – второй после отца»! А отец, вспоминая своего отца, всегда говорил: «Эльман говорит так, как ваш покойный дед, и я с ним соглашаюсь». Никто лучше женщины не может чувствовать внутреннюю силу мужчины, и никто лучше мужчины не может почувствовать силу мудрости. Вот так, общим мнением и общим признанием, Эльман был «коронован» на престол среди детей.

Эльман был первым, кто со своей семьей решил искать «новые земли». Они уже как 10 лет жили в Германии, в городе Мюнхене. Многие, кому было дано слышать треск развала страны Советов, встали в очередь в различные посольства на получение виз и на право въехать в новую жизнь. Двери посольств и стран открывались не для всех, а для хозяев искомых капелек родной крови, затерянных в дебрях далеких стран. У жены брата «вскипела кровь» от зова предков. Решение было принято мгновенно. У них было все: кровь, решимость, семья, цель. В 95-м году они пошли на муки, которые завершились лишь семь лет спустя. Паспорт – это возможность припугнуть конституцией и переместиться в мировом пространстве. Европа получила хороший приток свежей крови, пахнущей бакинским бризом.

– Привет, братишка, – нечто родное послышалось из трубки.

– Как настрой, Бахруз, – справился о брате Эльман.

– Пока все проистекает как надо, без сюрпризов, – ответил Бахруз.

– Ты давай не затягивай с проводами, ни к чему старикам все эти страсти. Помнишь мои проводы? Я потом месяц мыслями мучился: как они все это пережили. Особо не вводи их в курс предстоящих приключений. Рисуй все радужно и гладко. Им сейчас хочется, чтоб место, в которое ты сейчас переезжаешь, было полностью похоже на Баку и на наш двор. Мы с тобой это уже обсуждали. Все там не так, как дома. Привыкай к жестким принципам. Где много людей, там всегда много чужих и разных понятий. Многие проявляют безразличие, которое является естественным способом спастись от нетерпимости, потому что множество по-разному выглядит и по-разному говорит. Запомни одну вещь. Ты являешься туда без заслуг и без своей истории. Там все начинается с работы. Если работаешь – ты адекватен и приемлем. Где много людей, там всегда есть работа, просто на нее надо согласиться. Понял, братишка?

– Да, Эльман, – ответил Бахруз, терпеливо выслушивая все, что говорил брат.

Его опыт жить не с ними уже много лет был бесценен для Бахруза.

– Здесь все по-другому, мало что и мало кто испытывает гордость человека. Почитай закон и вовремя принимай душ – после него все равны. И не страдай по родине. Она никуда не денется, она в надежных руках. Всем хочется через Баку пройти и стать бакинцем. Так что, не жадничайте. И потом, ко всему относиться философски куда полезнее, чем воспринимать все буквально. Я пришел к выводу, что у бакинцев родина сейчас воспринимается очень узко, как право кого-то назвать приезжим, а кого-то считать местным. Кошмар, но это так. Кстати о бакинцах, интересная особенность водится за ними.

У них везде легко получается ужиться. Готовность помочь у бакинцев как потребность. В разности людской они как рыбы в воде, и везде где живут, находят особую неповторимость. Так, что, Бахруз, у нас есть что применить на новом месте.

– Как там младшие? – спросил Эльман.

– Ничего, стойко стоят, – ответил Бахруз, и совсем не заметил, как Самир очутился рядом с ним.

– И Самир у нас молодец, – во всеуслышание заявил Бахруз, – на него можно положиться.

Самир улыбнувшись, подошел еще ближе к брату, с желанием так же перекинуться несколькими словами с Эльманом.

– Да, вот он и сам рвется, хочет тебе что-то сказать, – Бахруз попытался передать трубку Самиру, но тот прошептал тихо: «Скажи Эльману, он помнит о моей просьбе?»

– Эльман! Самир спрашивает, ты помнишь о его просьбе, – кивая головой Самиру, Бахруз спросил старшего брата.

– Скажи ему, помню и ищу ему «Мерс» Е-класса. Как найду, так сразу дам знать. Бахруз, кто в Москве встречать будет, Сергей? – спросил Эльман.

– Да, Сергей! – ответил Бахруз.

– Ну и хорошо, значит ты в надежных руках. Передавай ему привет. Ладно, Бахруз, будем закругляться, – Эльман напомнил о времени. – А нашим скажи, что я завтра позвоню – буду успокаивать. Как долетишь до Москвы, дай знать. Все, пока. Всем нашим привет.

– До связи, брат, всех наших поцелуй от меня, – в ответ добавил Бахруз.

– Ну что, чувак, – положив трубку, сказал Бахруз младшему,

– тебе там машину ищут, а ты тут, блин, мне концерт устраиваешь.

– Ну что, Эльман сказал насчет машины, – с нетерпением спросил Самир.

– Все будет хорошо – ищет тебе «праздник», который всегда будет под тобой. Ну все, теперь мама, – тяжело вздохнул, Бахруз и направился на кухню.

Самые крутые повороты судьбы возникают, как мысли, наедине,

а решения претворяются в жизнь после обсуждения с одним единственным человеком. Бахруз должен был предстать перед матерью. Он желал, для уверенности, перед предстоящими событиями, получить от нее всяческие заверения, что она будет беречь себя. Взамен Бахруз был готов обещать ей весь мир ради того, чтобы их мир устоял – мир одного дыхания и поделенной души. Он был уверен, что ее советы самые насущные, а напутствия самые заветные.

Бахруз зашел на кухню. Там Лейла готовила кашу из муки. Запах незабываемый. Она кормила их ею зимой. Считала, что это надолго снабдит детей энергией.

– Мама! Это для меня ты готовишь? – спросил Бахруз.

– Да, тебе, сынок. Дорога длинная, это тебя согреет, – ответила Лейла.

Бахруз не стал препятствовать готовке, хотя он давно не ел эту кашу – она ему никогда не нравилась, он ее так и не научился воспринимать. А Лейла наоборот, не отступала от своего меню, когда дело касалось долгой дороги. Знала толк в подобной еде и пользу для собственных детей.

– Вот, готова! – Лейла села с тарелкой, заполненной до краев, за стол рядом сыном.

– Надо остудить, а то горячей меньше съешь, – заботливо помешивая кашу, приговаривала Лейла.

Бахруз понял, что мать оттягивает момент начала разговора, после которого ее сын просто уедет.

– Кто звонил? – спросила Лейла.

– Эльман, – ответил Бахруз.

– Как у него?

– Вроде бы все в порядке.

– А что со мной не поговорил? – спокойно спросила Лейла.

– Он завтра позвонит, мам, – ответил Бахруз.

– Понятно! Успокаивать будет. У него это хорошо получается. Сергей будет тебя встречать, не подведет? – сохраняя умеренный темп разговора, спросила Лейла.

– Все будет хорошо, мама! – положив свою руку на руку матери, Бахруз попытался ускорить начало предстоящего разговора. – Все будет хорошо, мама! Слышишь! – в следующую секунду он понял, что последнее слово он подобрал неверно – мать прослезилась.

– Мама! Ну, вот этого не делай, ни к чему сейчас так поступать. Мне это в дороге постоянно будет мешать, я буду думать только о том, как ты плачешь. А ты меня знаешь, я когда переживаю – я только переживаю и больше ничего делать не могу. Слышишь мам!

Я даю тебе слово, что если там будет не как рядом с тобой —

я вернусь. «Как я глупо сказал», – подумал про себя Бахруз и не смог сдержать улыбку.

– Вот именно, Бахруз, аж самому смешно, уехав от матери, ты хочешь почувствовать себя лучше, чем будучи рядом с ней, – Лейла улыбнулась, поблескивая слезами.

«Никакие аргументы, никакие доводы не могут вот так вот просто, без слез, получить позволения оторвать собственного ребенка от матери», – подумал Бахруз и решил больше не говорить, а только молчать и держать мать за руку.

– Знаешь, Бахруз, а я знала, что ты когда-нибудь уедешь. Именно ты первым уедешь, а не Эльман. Я никогда тебе об этом не рассказывала, об этом случае знает только отец. Когда тебе был год и два месяца, мы поехали на дачу и пошли на море. Я несла тебя на руках. Это было твое первое знакомство с морем. Ты был таким возбужденным, визжал от счастья, даже пытался петь. Помню, что Вагиф тоже это заметил: «Что с ним Лейла?» – «Не знаю, Вагиф. Он выглядит очень радостным, даже счастливым. Кажется, он знает это место». Когда мы приблизились к морю, ты стал вырываться из рук, словно чужие руки удерживали тебя. Так дети рвутся, завидев собственную мать. И я… отпустила тебя. Ты пошел прямо в море, при этом ни разу не оглянувшись на меня. Ты с такой уверенностью шел вперед, словно входил в собственный дом. Тогда Вагиф прикрикнул на меня: «Ты что творишь Лейла!» – «Пусть идет», – сказала я, – «только присматривай за ним». А ты входил все глубже и глубже в море, издавая при этом вопли восторга. Своими выгоревшими кудрями ты был похож на одуванчик, принесенный в море ветром. Ты дрожал от холода, но упрямо погружался в море. Вагиф следовал за тобой по пятам. Он был на седьмом небе от счастья: «Лейла, он не боится, он молодец. Мой сын – настоящий мужчина». Нам с отцом было интересно, когда ты остановишься. Вода уже поглотила твою шею, как вдруг ты остановился. Ты смотрел куда-то вдаль, казалось, что ты кого-то там высматриваешь. Потом ты резко обернулся, посмотрел на меня, потом опять обернулся к морю, и так несколько раз, словно выбирал между мною и кем-то еще. Последний раз посмотрев на море, ты резко обернулся ко мне, улыбнулся, и стал возвращаться. У меня тогда защемило сердце от счастья, мне показалось, что кто-то мне вернул сына. Добравшись до меня, ты тогда сказал свое первое слово: моя. Тогда твой отец понял это как «моя мама», но он ошибся – ты сказал «море», а не «мама». Я помню, тогда я сказала твоему отцу: «Он нас любит, но помощь от нас ему не всегда будет нужна». И знаешь, я сегодня ночью поняла. Все главные события в твоей жизни происходили рядом с морем. Все ваше детство прошло на даче, в пяти минутах ходьбы от моря. Служба твоя прошла на флоте. Отец так переживал, когда тебя забирали в армию, не мог никак успокоиться: «Это точно флот, их забирают моряки». А я была спокойна, потому что видела твое лицо – оно было такое же, как тогда у моря, в детстве, светилось от счастья. Я даже знаю, что прилетев в Баку из Мурманска и будучи еще в военной форме и не заходя домой, ты помчался на бульвар, к морю.

– Мама! А как ты догадалась? – с удивлением спросил Бахруз.

– Я в тот день предчувствовала твой приезд, не спала, все высматривала тебя, стоя на балконе. Ты пронесся по Кирова в сторону моря, как всадник в ночи.

– Прости мам! – взмолился Бахруз, – так хотелось тогда почувствовать наше теплое море после ледового океана.

– Да что ты, сынок, я тогда была счастлива, что ты жив и здоров и вернулся к нам и к своему морю. У тебя связь с морем и с кем-то еще, кто тебя оберегает. Мы и свадьбу твою сыграли на берегу моря в Мардакянах. Я тогда подала эту идею отцу. Он тогда стал сопротивляться: «Да ты что, потом людям будет трудно вечером оттуда выбираться». Свадьба была веселая – до утра. Я помню, как твои будущие родственники возмутились, когда узнали, что брачная ночь должна будет пройти в номере пансионата, окна которого смотрели прямо на море. И потом, когда вы жили с нами, ты по утрам сбегал на бульвар, на эстакаду, как ты любил говорить «встречать грудью солнце». Бывшая твоя жена тогда высказывала мне: «Делать ему нечего, взрослый мужчина, нашел себе занятие». Я ее успокаивала, что мол, у Бахруза роман с морем.

– Да, роман! И посильнее, чем с ней был, – Бахруз сдвинул брови.

Бахруз непроизвольно создал паузу – паузу длиною от безумной любви до шумного развода.

– Ты был у них? – спросила Лейла

– Да, мам.

– И что?

– Ничего. Все так же и с еще большой злостью ко всему, что связано со мной.

– Не должно было у вас с Алмаз все вот так сложиться. Все внесли свою лепту в этот раскол. К сожалению, все это от большой любви матерей – защита собственных интересов, которая потом оборачивается потрясениями в жизни их любимых чад. Твой дядя как-то сказал: «Все мы были свидетелями большой любви, а потом стали соучастниками шумного развода». К сожалению, он оказался прав – все потоптались в вашей жизни.

– Мам, не думай об этом. Все позади. Я многое вынес из этого, и понял. Везет, когда дочь любит безумно, а мать разумно. Будем считать, что мне не повезло.

– А ребенок твой? – продолжала Лейла, – ее ты куда припишешь, к везению или к недоразумению. Ты подумал, как теперь мы ее будем видеть? – спросила Лейла.

– Не знаю, мам! Ты же знаешь, Алмаз упряма до противности.

– Знаю, сынок. Я ей всегда говорила: «Уступай, я тебе как женщина говорю, надо уступать, так легче, так быстрее добьешься своего». А она в ответ мне: «Вот еще, что надумали – понятно, он Ваш сын». Я тогда ей сказала: «Алмаз, учти, там, где кончается упрямство, начинается одиночество». Жаль, что все, что ей советовали люди, пролетело мимо ее ушей. С годами она так и не научилась обходить острые углы семейных передряг, – продолжила Лейла после небольшой паузы, – ей нужны были нескончаемая удача мужа, блага и постоянные праздники. Есть такие женщины, которым не нужны мужчины, а нужны их бравые поступки, от этого зависит то, для чего им нужны мужчины. Мужчина не может быть и красивым – чтоб влюблять, и честным – чтоб принадлежать, и постоянно быть удачливым – чтоб не знать невзгод. Таких нет. Это заблуждение, приводящее женщину к краху. Мужчины чаще всего избегают тем бедности, потому что призваны творить чудеса, а когда день начинается с подобных тем и кончается словами «неудачник» – все кончается так, как это закончилось у вас с Алмаз. Надо понимать, что в мужчинах заключен вечный генератор – они гаснут в любви, но не гаснут в желаниях и для них все может начаться заново, при этом оставив кого-то за бортом. И обидно бывает до слез от этой несправедливости, когда так безрассудно распоряжаются чужими сыновьями. Правильно говорят, что мальчиков мы, женщины, рожаем для отцов и для чужих женщин. Вы у меня не гуляки, у вас это просто не получается, потому что вы – мужчины, с которыми женщины гулять не желают, а желают получить от вас постоянство – принадлежать только им. Ни одна женщина не глупа и не пуста, ко всему же, в женщинах всегда есть место для содержания. Женщины всегда ищут достойного, чтобы восполниться достойным.

Лейла периодически машинально продолжала помешивать кашу, как и темы, которые накипели.

– А Нармину, дочь твою, Бахруз, я не дам никому вычеркнуть из нашего списка, ни им, и ни нашим. Ты знаешь, я простая «крепостная» женщина, а за крепостями, да будет тебе известно, всегда жили гордые и несговорчивые люди, но если надо – я пойду к ее двери и попрошу лично отдать нам ребенка, хотя бы на какое-то время. Глупо мстить теми, кого надо учить не мести, а любви – ведь она любит свою дочь. Никто не знает, что будет дальше, а ведь приходит время, когда каждый родственник бывает на счету. Не все родственники проходят испытания – кровь тянется к крови.

– Я думаю, мам, она же не настолько беспощадна к нам, как кажется на первый взгляд, – сказал Бахруз, надеясь на истинность своих слов.

– Она сейчас в состоянии нестираемой обиды. Ты предпочел другую взамен ей. Ее понять можно. Измена, Бахруз, это когда тебя поджигают вокруг и взрывают изнутри. Страшное состояние. Но как быть, когда и ты, женщина, чужое сердце словами не ласковыми на куски рвешь, а как с этим бороться? У мужчин два пути – спиться или уйти к другой. Некоторые женщины даже прибегают к мести, которая называется «месть в рассрочку», растянутая на долгие годы вперед. Это неупоминание имени отца, который еще жив. Самая верная тактика – выставить его виновным. Человек помнится, когда часто озвучива-ется его имя, а без имени человека нет. Есть хорошие слова: «если Вас не ищут, значит где-то плохо, и на Вас не рассчитывают, или где-то хорошо, но в этом нет Вашей заслуги». Сынок, но это не про тебя. Ты, Бахруз, дал своему ребенку многое, ты, прежде всего, вел себя как мужчина. Это немало. Это пример. А обида погаснет и раны заживут. Все у Алмаз наладится. И измене тоже можно найти оправдания, даже если это не в твою пользу.

– Я ей не изменял, мам! Я просто устал от одиночества, в доме, где правили только ее желания, – ответил Бахруз, будучи погруженный в грусть воспоминаний.

– Езжай сын! Все наладится. Правда, как награда, дается только временем. Илона женщина умная, в ней мало эмоций, как и у всей ее семьи. Они – нацеленные люди. Они ищут землю, где есть то, что видят только они. И никому не дано понять, что это за земля. Какая бы она ни была исключительная, она тоже женщина, притом красивая. Сынок! Есть одно железное правило – красивая женщина вначале ожидает красоту чувств, а позже – должное за свою красоту. Ты должен это понимать и определиться сразу. Она – женщина молодая и достойная иметь все от мужчины, а главное – детей. Если ты не готов дать ей всего, чего она ожидает от тебя, то лучше, Бахруз, ничего не обещай, и не нарушай налаженную жизнь людей. Дети – это близость до невозможности, порой без остатка, а иногда – кровавый разрыв с томящей болью совести. Ты можешь не справиться со всем этим. Просто надломишься и поступишь бессовестно. А это – мука потяжелей, чем каждый раз начинать все заново. Исходи из опыта, а уже не от чувств. Отец очень переживает за тебя. Ему кажется, что в том, что вы с Эльманом уехали, его вина. Я вчера ему сказала: «Вагиф, мне как матери страшно так утверждать, но всему свое время – пришло время отпускать мальчиков за своей удачей и за своими испытаниями. Раз решили уехать, значит не боятся самостоятельности и могут рассчитывать только на себя».