Несоветская украинизация: власти Польши, Чехословакии и Румынии и «украинский вопрос» в межвоенный период

Современные украинские историки активно занимаются проблематикой, касающейся польско-украинских взаимоотношений. При этом польская политика нередко расценивается как политика угнетения украинского народа, а основной акцент делается на борьбе украинцев за свое освобождение. Основное внимание украинских исследователей приковано к Восточной Галиции, тем не менее волынская проблематика затрагивается в работах, посвященных положению украинских земель в Польше и украинскому национальному движению в межвоенный период^[70].

Украинские историки приступили и к изучению «волынского эксперимента» Юзевского. Этим направлением активно занимается Ю. В. Крамар^[71]. Украинский историк воспринимает политику Г. Юзевского как попытку решения украинского вопроса в Польше. Главной целью политики, по мнению исследователя, была интеграция воеводства в состав II Речи Посполитой, а суть «волынского эксперимента» заключалась в том, чтобы «выработать у украинцев чувство принадлежности к польскому государству путем их политической ассимиляции», изменить характер польско-украинских отношений на Волыни, добиться сотрудничества представителей обоих народов в политической, экономической и культурно-образовательной жизни^[72].

М. Кучерепа и Р. Давидюк исследовали историю ВУО^[73]. Рассматривая объединение как политическую базу Г. Юзевского, историки подчеркивают, что эта организация, будучи элементом «волынской программы», способствовала нарушению единства украинского национального движения. Однако в то же время ВУО оценивается как партия центристского направления, которая представляла новое направление национально-конструктивной работы, легальной борьбы за свои права^[74].

Проблемам становления украинской элиты на Западной Волыни посвящена монография И. Скакальской^[75]. Подчеркивая ассимиляционный характер политики польского правительства, автор значительное внимание уделяет освещению методов, использовавшихся властью для полонизации края, в том числе мерам репрессивного характера в отношении украинских общественных и политических деятелей. Историк подчеркивает, что политическая элита Волыни не была однородной. Автор выделяет националистический лагерь, целью которого было завоевание независимости, соглашательский, настроенный на сотрудничество с польскими властями, и, наконец, среди волынской элиты были и те, кто ориентировались на внешние силы (например, коммунисты). Подобный раскол, по мнению Скакальской, ослаблял позиции украинской элиты в обществе^[76].

Украинские историки рассматривают программу Юзевского не только в дихотомии национальной или государственной ассимиляции. Так, Я. Грицак прямо указывает, что «Пилсудский брался противопоставить советской украинизации украинизацию польскую. Волынский эксперимент должен был убедить украинцев из СССР, что Варшава заботится об украинцах больше, чем Москва»^[77]. В своей рецензии на книгу Т. Снайдера Грицак предлагает рассматривать «волынский эксперимент» с точки зрения политической модернизации Восточной Европы: «После распада Российской и Австро-Венгерской империй модерность тут выступала в форме двух моделей: коммунистической и националистической. В целом эти модели враждовали, но время от времени творили странные гибриды – такие как СССР или послевоенная Польская Народная Республика. „Волынский эксперимент“ предлагал третью модель: либеральную. Соответственно, Юзевский пытался строить на Волыни не бесклассовое общество (как этого хотели коммунисты), не интегральную нацию (как этого хотели националисты), а мультикультурное сообщество, в котором этнические, языковые, религиозные и другие различия не стирались бы, а к ним проявляли бы толерантность или даже поддерживали»^[78].

Однако больше всего работ посвящено изучению национально-культурных процессов в УССР в 1920-1930-е гг. Было опубликовано множество статей, появились монографии и разделы в общих трудах, в которых украинские исследователи анализировали причины украинизации, ее цели, формы, последствия, обращали внимание на процессы украинизации в области просвещения и культуры. Увидели свет монографии, в которых речь шла о роли интеллигенции в национально-культурном строительстве^[79], формировании и функционировании партийной и советской номенклатуры^[80], социоэкономических и социокультурных процессах в контексте национальной политики^[81], изменениях в национально-культурной политике в 1930-е гг.^[82] Украинизация рассматривается и в рамках всей республики^[83], и в рамках отдельных ее регионов^[84], и в политических портретах деятелей этого периода^[85]. В 2003 г. появилось обобщающее коллективное исследование (авторский коллектив – В. М. Даниленко, Я. В. Верменич, П. М. Бондарчук, Л. В. Гриневич, О. А. Ковальчук, В. В. Масненко, В. М. Чумак) «„Украинизация“ 1920-30-х годов: предпосылки, приобретения, уроки», где весьма подробно рассматривается политика украинизации в различных областях жизни – партийных и государственных органах, системе просвещения, науки, периодических изданиях, армии и др.^[86]

В украинской историографии советская украинизация трактуется как политика, направленная на укрепление советского строя в условиях активизации национальных процессов в республике. При этом украинизация для большевиков была лишь временной уступкой, средством укрепления власти на Украине.

Немало внимания современные украинские историки уделяют и событиям 1939 г. на Западной Украине. Одной из первых попыток показать все сложности процесса ее интеграции в советскую систему сделали А. С. Рублев и Ю. А. Черченко^[87]. Обобщающей работой, в которой рассматриваются события 1939 г., является монография М. Р. Литвина, А. И. Луцкого, К. Е. Науменко^[88]. Как утверждают авторы, форсированная интеграция Западной Украины в систему «казарменного социализма» сопровождалась репрессиями, нарушениями закона и прав человека, социальными, экономическими деформациями^[89]. Поэтому, как считают украинские ученые, присоединение Западной Украины сыграло двойственную роль. Как пишет Н. Ю. Чоповский, с одной стороны, присоединение объективно отвечало вековым стремлениям украинского народа к независимости и соборности, а с другой – этот акт произошел без участия украинского населения, был следствием сговора Сталина и Гитлера, для которых национальные интересы украинского народа служили только прикрытием их политических расчетов^[90]. П. П. Брицкий же утверждает, что, несмотря на злодеяния сталинского режима, сам факт объединения украинских земель заслуживает позитивной оценки^[91]. Вообще проблеме депортации и репрессий в украинской литературе уделяется значительное внимание^[92]. Следует отметить, что украинские ученые уделяют большое внимание событиям на западноукраинских землях в 1939–1941 гг., однако они не рассматривают их в русле украинизационной политики большевистского руководства.

Следует заметить, что в современной историографии недостаточно трудов, в которых комплексно рассматривалась бы политика по «украинскому вопросу» как направление политики в области национальных отношений государств с полиэтническим населением в межвоенный период, не соотносятся украинизационные усилия правительств различных государств. До сих пор отсутствуют комплексные исследования политики в отношении украинцев, учитывающие происходящие изменения на восточноевропейском пространстве в целом. Проблема украинской политики рассматривалась в современной исторической науке лишь применительно к отдельным ее аспектам, в основном – к направлениям политики украинизации в УССР, не учитывая при этом общественную жизнь всей страны во всей ее сложности. Сосредоточенность на отдельных явлениях не позволяет оценить украинскую политику в восточноевропейском регионе во всей ее полноте и многогранности, проследить черты сходства и различия между политикой правительств различных государственных образований, например, украинизационными усилиями лидеров Украинской Народной Республики, Западно-Украинской Народной Республики, Украинской Державы, Карпатской Украины и политикой, проводимой в УССР или в Волынском воеводстве Польши.

Кроме того, малоизученными остаются проблемы внешнеполитического влияния на выработку национальной политики того или иного правительства, формирования общественного мнения в отношении политического курса государства, сочетаемости украинизации и интеграционной стратегии государства. В конечном счете изучение указанных аспектов поможет глубже изучить такую актуальную проблему современной науки, как выбор этнополитической стратегии в многонациональном государстве.

Источниковая база

Массивы источников по избранной нами проблематике весьма обширны. В первую очередь это относится к области советской украинизации. Много документов было опубликовано еще в период существования СССР – документы партийных и советских органов власти, а также отдельных государственных деятелей того времени. Прежде всего, это стенограммы партийных съездов, декреты советской власти, сочинения В. И. Ленина и И. В. Сталина и т. п., были изданы также сборники документов по отдельным направлениям партийной политики (как, например, культурное строительство^[93], образование Союза ССР^[94] и др.) и материалы, относящиеся к области внешней политики^[95]. Конечно, опубликованные в советский период документы представляют несомненный интерес для исследователя, но следует признать, что они далеко не в должной степени отражали подлинную картину национального и культурного строительства в межвоенный период. С началом перестройки в Советском Союзе ситуация стала меняться, и с конца 1980-х гг. стали появляться публикации ранее неизвестных исследователю документов. Первоначально интересные материалы были опубликованы в «Известиях ЦК КПСС»^[96], а постепенно, с течением времени стали появляться и самостоятельные сборники документов^[97]. Интересные сборники документов увидели свет в издательстве РОССПЭН, среди них стоит отметить публикацию неизвестных ранее широкому кругу читателей архивных материалов, посвященных советской национальной политике^[98], Коминтерну^[99], а также украинскому национализму^[100]. Активная публикаторская работа ведется и на Украине. Много сборников появилось по национальной политике в УССР^[101], были изданы документы по истории Буковины^[102], Карпатского региона^[103], польско-украинским отношениям^[104].

В настоящее время существует также большой массив неопубликованных архивных материалов, не привлекавшийся ранее к исследованию. Прежде всего, это материалы руководящих органов ЦК КП(б)У, хранящиеся в Центральном государственном архиве общественных организаций Украины, в Центральном государственном архиве высших органов власти Украины, а также в российских архивах – в Российском государственном архиве социально-политической истории, Государственном архиве Российской Федерации, в Российском государственном военном архиве.

Документы официальных органов власти дополняют статьи политических лидеров, опубликованные в газетах, журналах и отдельными изданиями, материалы периодической печати, а также мемуары и дневники политических и общественных деятелей. Их авторами являются как советские деятели – Л. М. Каганович^[105], Е. Б. Бош^[106], так и лица, далекие от большевиков: В. И. Вернадский^[107], П. П. Скоропадский^[108], И. Кедрин^[109], В. Шандор^[110], А. А. Гольденвейзер^[111], А. И. Деникин^[112], Н. М. Могилянский^[113], А. С. Мартынов^[114], С. А. Ефремов^[115], Т. М. Кардиналовская^[116], И. Майстренко^[117]. Привлечение воспоминаний позволяет реконструировать общую картину событий, проследить личностное отношение к украинизации, ее интерпретацию разными по политическим убеждениям лицами.

Использование такого широкого круга источников поможет реконструировать целостную картину политики различных государств отношении украинцев, позволяет выявить механизм принятия решений в области национального строительства, степень конкретного участия центральных и местных органов в этой политике, формы и методы контроля за конкретной работой украинских политических деятелей, роль субъективного фактора в политике. Анализ существующей историографии выявил необходимость раскрытия сущности украинской политики в восточноевропейском регионе, рассмотрения ее на широком общеполитическом фоне, с учетом внутренней и внешней политики государства, особенностей экономического, социального и политического развития Восточной Европы в каждый конкретный отрезок времени. Только таким путем возможно преодолеть устоявшиеся стереотипы в оценке украинизации и избежать подмены исторической действительности стандартным набором идеологических клише.

Глава 1
Распад Российской империи и Австро-Венгрии и украинская политика новых национальных государств

§ 1. Накануне глобальных перемен

В начале ХХ в. земли современной Украины входили в состав двух империй – Российской (территории на левом и правом берегу Днепра и в Причерноморье в составе Юго-Западного края, Малороссии и Новороссии) и Австро-Венгерской (Закарпатье, Восточная Галиция и Северная Буковина). При этом большинство предков современных украинцев проживало в Российской империи, в связи с чем деятелями украинского национального движения эти земли именовали также Большой Украиной. Для обозначения восточнославянского населения определенной территории Российской империи, преимущественно на левом берегу Днепра, в начале ХХ в. использовалось понятие «малоросс». В официальной трактовке малороссы, наряду с великороссами и белорусами, представляли собой часть триединой русской нации. Подобная идентификация населения юго-запада европейской части Российской империи хотя и поддерживалась большей частью образованного общества, однако не была единственной. Малороссийству как локальной форме общерусской идентичности противопоставлялась идентичность украинская, сторонники которой отрицали общерусскую концепцию и настаивали на самостоятельности украинского – не малороссийского – народа. Между последователями обеих концепций велась активная полемика, на страницах периодических изданий шли ожесточенные споры о языке, литературе, национальном характере, этническом происхождении малороссов/украинцев^[118].В первой всеобщей переписи населения 1897 г. содержался пункт о родном языке и вероисповедании, именно эти сведения в современной науке используются для выводов об этническом составе населения Российской империи. Данные о малороссах обычно трактуются как характеризующие состав украинского населения Российской империи, дабы соотнести этнические наименования прошлого и настоящего. Итак, согласно переписи 1897 г., на правом и левом берегах Днепра и степной Украине проживали не только украинцы/малороссы (73 %), но и великороссы (12 %), евреи (8 %), а также немцы, поляки, белорусы (всего около 7 %)^[119]. При этом к крестьянскому сословию относилось 93 % всех украинцев/малороссов, тогда как среди городского населения последние составляли всего 30 %^[120]. При этом чем меньше был город, тем выше был процент в нем украинского населения: в городах с числом жителей от 2000 до 15 000 украинцы составляли около 50 % населения, тогда как в крупных (свыше 100 000) – лишь 17 %^[121]. Русское население проживало в основном в городах (34 %), где вместе с евреями (27 %) оно составляло большинство населения^[122].

Другой особенностью являлось непропорциональное расселение по регионам Украины (в ее современных границах) представителей различных национальностей. Как правило, украинцы жили в губерниях, в наименьшей степени затронутых индустриализацией и урбанизацией, тогда как половина русского населения проживала в промышленно развитых регионах (Екатеринославский, Таврический, Херсонский, Харьковский, Киевский)^[123].Основным слоем, сохранявшим национальную самобытность, было крестьянство. Специалист по национально-социальным проблемам развития украинского общества в ХХ в. Б. Кравченко даже считает, что до революции и в первые годы после нее определение «украинский» было синонимично определению «крестьянский»^[124]. Национальная идея находила поддержку преимущественно среди интеллигенции (имеется в виду та ее часть, которая ощущала себя украинской, ведь на Украине интеллигенция была большей частью русской). Численность украинской интеллигенции оставалась небольшой^[125]: Б. Кравченко объясняет это тем, что украинская интеллигенция пополнялась в основном за счет выходцев из крестьян, хотя первое ее поколение в основном сформировалось из рядов мелкого дворянства. Преобладание мелкого крестьянства на Украине вкупе с русскоязычной системой образования привело к тому, что «украинская интеллигенция составляла крохотный слой населения»^[126].Сложная внутри- и внешнеполитическая ситуация в России в период Первой мировой войны, а затем революции и войны Гражданской приводили к обострению социальных и национальных проблем. С течением времени «украинская идея» приобретала все большую популярность и использовалась различными политическими силами для достижения собственных целей – в первую очередь создания украинского национального государственного образования. Так, на выборах в местное самоуправление, проведенных на Украине летом 1917 г., позиция украинских партий была еще не очень стабильной. Только в 5 из 20 произвольно выбранных пунктов украинские партии добились перевеса (Миргород, Конотоп, Елисаветград, Ромны, Лохвица) и еще в пяти (Харьков, Полтава, Чернигов, Черкассы, Проскуров) – завоевали треть голосов. В Киеве же украинские партии завоевали только 20 % мандатов, в Екатеринославе – 10 %, в Одессе – 4 %^[127]. В то же время в конце ноября – начале декабря 1917 г., как показали выборы в Учредительное собрание, украинские социал-демократы и эсеры добились явного перевеса и завоевали 75 % голосов^[128].

До 1917 г. доминирующую роль играло либерально-демократическое крыло интеллигенции, ориентированное в первую очередь на национально-культурную автономию для Украины. Хотя основные политические партии на Украине и выдвигали в качестве перспективы требование национально-территориальной автономии, до 1917 г. они не играли ведущей роли. Только после февральских событий известный украинский ученый и политический деятель, возглавивший Центральную Раду, М. С. Грушевский настаивал на необходимости перехода от культурно-просветительских требований к политическим, т. е. к лозунгу национально-территориальной автономии Украины в составе федеративной России^[129]. И только под воздействием бурных событий войны и революций, особенно октябрьской 1917 г., политический расклад существенно изменился. Слабость либерального центра компенсировалась усилением леворадикальных тенденций. Как уже говорилось, в 1917 г. усилились позиции украинских национальных партий, зачастую имевших социалистическую окраску^[130]. Так, в Центральной Раде, созданной после Февральской революции, были представлены Украинская партия социалистов-революционеров, Украинская социал-демократическая рабочая партия и Украинская партия социалистов-федералистов^[131]. В дальнейшем, под воздействием революции и Гражданской войны, эти партии не один раз пережили расколы и преобразования.

Сложившейся ситуацией воспользовались большевики. Общедемократическое требование «права на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства», сформулированное еще на II съезде РСДРП в 1903 г., было важным тактическим шагом, в немалой степени определившим успехи во внутриполитической борьбе. В программе партии провозглашалось равноправие граждан независимо от пола, религии, расы и национальности, оговаривалось право получать образование на этом языке, использовать его в собраниях и даже право его введения наряду с государственным во всех учреждениях.

Принцип права наций на самоопределение большевики дополнили положением о самоопределении вплоть до государственного отделения. В работе «О праве наций на самоопределение» Ленин подчеркнул, что «признание права на отделение уменьшает опасность „распада государства“»^[132]. Самоопределение рассматривалось Лениным как вынужденная мера и предпосылка для последующего перехода к централизованному унитарному демократическому государству социалистического типа. На совещании ЦК РСДРП с партийными работниками 23 сентября – 1 октября 1913 г. в Поронине близ Кракова еще раз была подтверждена приверженность большевиков принципу права наций на самоопределение вплоть до государственного отделения, поскольку «этого требуют как основные принципы международной демократии вообще, так и в особенности неслыханное национальное угнетение большинства населения России царской монархией»^[133]. В то же время в резолюции содержался призыв не смешивать вопрос о праве на самоопределение («т. е. обеспечение конституцией государства вполне свободного и демократического способа решения вопроса об отделении») с вопросом о целесообразности отделения той или иной нации. «Этот последний вопрос с.-д. партия должна решать в каждом отдельном случае совершенно самостоятельно с точки зрения интересов всего общественного развития и интересов классовой борьбы пролетариата за социализм»^[134], – говорилось в резолюции. Очевидно, что, декларировав право наций на самоопределение, Ленин всячески подчеркивал, что «отделение вовсе не наш план». Сразу после прихода к власти большевики подчеркнули неизменность принципов своей национальной политики. На II Всероссийском съезде Советов 25–27 октября 1917 г. было объявлено, что советская власть «обеспечит всем нациям, населяющим Россию, подлинное право на самоопределение»^[135]. 12 (25) января 1918 г. на III Всероссийском съезде Советов была принята «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в которой были зафиксированы принципы свободного развития и равноправия народов: равенство и суверенность народов России, право народов на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства, отмена национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. Во 2-м пункте провозглашалось: «Советская Российская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных республик»^[136].

Несколько иная ситуация складывалась на землях с восточнославянским населением, оказавшихся после разделов Речи Посполитой в конце XVIII в. в составе Австрийской монархии. Та часть населения, которая в последующем будет именоваться украинской, проживала в трех провинциях в австрийской части монархии – Королевстве Галиции и Лодомерии (Галиция), Буковине – и в Угорской Руси, входившей в состав венгерской части монархии.

Для обозначения местного населения употреблялись различные наименования. В период габсбургского правления на официальном уровне употреблялись понятия «русины» (Russen) или «рутены» (Ruthenen)^[137]. В качестве самоназвания употреблялись наименования «русины», «народ руський», «руснаки». Были распространены и наименования по конфессиональному признаку (например, «греко-католики»). Деятели украинского движения настаивали на употреблении наименования «украинско-руський народ», а затем – «украинский народ». Как считают специалисты, «многообразие и противоречивость этнонимов говорит о том, что процесс формирования национального самосознания восточнославянского населения в регионе во второй половине XIX – начале XX вв. был далек от своего завершения»^[138].

В границах Австро-Венгерской монархии удельный вес русинов/украинцев^[139] накануне Первой мировой войны составил 8,5 % (в Венгерском Королевстве – 2,4 %)^[140]. Для сравнения: удельный вес малороссийского населения в Российской империи составил к 1917 г. 18,1 %^[141]. Русины преобладали во всех округах Восточной Галиции, лишь во Львовском они составили к 1910 г. 37,1 % (собственно во Львове в 1910 г. – 19,1 %). На Буковине доля русинов в начале ХХ в. составила 38,1 % населения, в Закарпатье на землях проживания русинов их доля составила в 1910 г. 15,7 %^[142].

При этом следует учитывать, что состав населения этих регионов был разнородным. Здесь проживало не только восточнославянское население, но и поляки, евреи и др. Так, в конце XIX в. в пятидесяти городах и местечках Восточной Галиции поляки составляли 64 %, русины – 23,4 %. В крупных городах с населением свыше 20 тыс. человек поляки составляли 72,5 % населения, русины – 13,6 %. В сельской же местности поляки составляли только 26 %. Значительным было и еврейское население. В Восточной Галиции евреи составляли 12,8 % населения (в Западной Галиции – 7,7 %). В 1900 г. евреи составляли свыше 30 % населения городов Галиции, в Восточной Галиции они составляли почти 40 % промышленных рабочих, 74 % торговцев, 27 % служащих, 49,3 % интеллигенции^[143].

В начале ХХ в. в Буковине русинское население составляло большинство в северных провинциях. Другую большую по численности группу коренного населения Буковины составляли румыны (34,4 %). Евреи были третьей по численности этнической группой, на рубеже веков они составляли почти 13 % общего числа жителей, а в Черновцах – до 20 %^[144]. При этом восточнославянское население Галиции и Венгрии было преимущественно греко-католиками, Буковины – православными.

В Закарпатье на землях проживания русинов доля их в 1910 г. составила 15,7 % населения^[145]. При этом украинское население по роду занятий распределялось по комитатам следующим образом: в Уже (Унге) земледельцы достигали 88,7 % украинского населения, ремесленники – 4,5 %, купцы – 0,2 %; в Береге – соответственно 88,8 %, 3,9 %, 0,3 %; в Марамороше – 89,2 %, 4,7 %, 0,9 %^[146]. Таким образом, в целом необходимо подчеркнуть, что восточнославянское население на территории Австро-Венгрии проживало в наименее промышленно развитых районах, основным занятием населения оставалось сельское хозяйство. Исследуя этнические процессы среди украинского населения, известный отечественный специалист В. М. Кабузан выделил территории абсолютного преобладания украинцев («которые могут считаться украинской этнической территорией») – Правобережная Украина, восточная часть Галиции, территория Гетманщины, без северной части Черниговщины^[147].

По словам известного канадского ученого П. Р. Магочи, габсбургские правители не отождествляли себя ни с одной национальностью империи, и украинцы могли существовать среди принятой структуры иерархии различных лояльностей, не отказываясь от собственной национальной идентичности: галичанин или буковинец мог быть одновременно украинским национальным патриотом и лояльным подданным Австрийской империи. Поэтому абсолютное большинство украинских лидеров оставалось верными идее Габсбургской империи вплоть до последних месяцев Первой мировой войны^[148].

Среди восточнославянского населения этих регионов национальные идеи развивались по двум направлениям: речь шла или об отстаивании своей общности с русским народом (русофилы), или о констатировании своей принадлежности к самостоятельному украинскому народу (украинофилы). Русофилы говорили о едином русском мире, общем русском культурно-историческом пространстве, частью которого являются русские земли Австро-Венгрии. Деятели украинского движения вели речь об украинских землях Австро-Венгрии как части соборной Украины.

В Австро-Венгрии украинское движение получило большее распространение, нежели в Российской империи, власти которой стремились не допустить его развития. Граница же препятствовала объединению украинского движения в Российской и Австрийской империях. Кроме того, большое развитие получили марксистские и социалистические идеи, поэтому часть молодежи, которая в иных условиях могла быть потенциальной силой украинского движения, была вовлечена в российские революционные организации. Большую роль играло и восприятие малороссов как части русского народа, а культурная специфика Малороссии была вполне приемлема в глазах сторонников концепции «большой русской нации», пока, как пишет А. И. Миллер, не входила с этой концепцией в противоречие^[149].

В Австро-Венгрии украинское движение особенно активно развивалось в Восточной Галиции, причем к началу Первой мировой войны и в ходе ее оно стало занимать лидирующие позиции в общественно-политической жизни. Здесь действовали украинские политические партии, деятели украинского движения имели опыт парламентской борьбы (в 1913 г. был создан единый Украинский клуб в галицийском Сейме). Кроме того, большое внимание уделялось науке и образованию: здесь работало Научное общество им. Шевченко, во Львовском университете была открыта кафедра украинской истории (1892) и шла борьба за создание украинского университета. Для работы с широкими слоями населения Восточной Галиции были организованы просветительные общества («Просвита» и др.), молодежные («Сокол» и «Сечь»), экономические организации (страховое общество «Днестр», «Краевой кредитный союз» и др.). С началом Первой мировой войны украинское движение получило новый импульс. 1 августа 1914 г. украинские партии Восточной Галиции (национально-демократическая, радикальная и социал-демократическая) основали во Львове межпартийную организацию – Главный украинский совет (Головну українську раду), который должен был направлять общеукраинские политические акции во время войны. 4 августа Совет одобрил решение о начале формирования легиона украинских сечевых стрельцов^[150].

В других регионах Австро-Венгрии украинское национальное движение достигло значительно меньшего размаха, нежели в Восточной Галиции. Однако и там получило развитие национальное движение восточнославянского населения. Так, на Буковине было создано культурное товарищество «Русская беседа» («Руська Бесіда»), активно работали также «Русская школа» («Руська школа») и «Русский народный дом» («Руський народний дім»), политическое товарищество «Русская Рада» («Руська Рада»); были созданы молодежные студенческие организации (например, «Союз», «Молодая Украина» и др.), спортивные организации («Украинский Сокол в Черновцах» и др.), в университете в Черновцах существовали украинские кафедры, а в начале ХХ в. на Буковине зародились и первые украинские политические партии.

Несомненные успехи украинского движения конца XIX – начала XX вв. не отменяют тот факт, что русофильские идеи также находили своих сторонников. Русофильство имело устойчивые позиции среди русинской интеллигенции и Галиции, и Буковины, и особенно Угорской Руси, в среде которой были популярны идеи о принадлежности русинов к единому русскому племени. В то же время интенсивная мадьяризация, усилившаяся после трансформации в 1867 г. Австрийской империи в Австро-Венгрию, а также усилия венгерских властей по ослаблению русофильских воззрений, приведшие к появлению на рубеже XIX–XX вв. сторонников разработки литературного языка на основе местных диалектов, привели к значительному ослаблению национальных движений среди русинского населения. Такое положение в основном сохранялось вплоть до окончания Первой мировой войны.