Чушь в чешуе. Стихоюмор, местами черный

Поэзия отбросила копыта,

отравленная пафосом тяжелым,

осталось воспевать детали быта

и помнить, что король-то нынче голый.

По аду постмодерновому бродим мы,

вылавливая юмор и пародии.

© Эдуард Эстерис, 2018

ISBN 978-5-4493-3075-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Басенки

Мартышка и…

 
Мартышка к старости искать чего-то стала.
А от людей не раз слыхала,
Что в вере высший смысл, в спасении души,
И что молитвы очень хороши,
Чтоб помощь поиметь в делах больших и малых.
Что ж, храм недалеко, блистают купола —
Пройдя обряд, крестом защеголяла,
Блюдя посты и затвердив начала
Двух-трех молитв, легко в гордыню впала.
Уверовав, что к богу путь узнала,
Всех поучать взялась,
Судить, читать мораль,
В глазах – огонь,
слова тверды, как сталь.
 
 
Хоть веры ныне в людях не излишек —
Не радуюсь я святости мартышек.
 

Царь и золотарь

Жили-были мудрый царь и веселый золотарь.

Правит царь страной как хочет, золотарь – вонючей бочкой.

Отчего ж золотарю веселее, чем царю?

Нелегко сидеть на троне, думать день об обороне,

А назавтра, боже мой, о тяжелой посевной!

Как идти путем неторным? Cсорить меж собой придворных,

Чтоб от пакостных интриг не пропало царство вмиг?

Не забыть о внешнем глянце, чтоб страна для иностранцев

Привлекательной была. Царь крутился, как юла.

Не до женщин, не до песен.

Золотарь, однако, весел.

Выпив водки, лезет в грязь, помолясь, не помолясь.

В жизни много разных порций, бунтовать решили горцы,

Чтоб не тратить время зря, их послали усмирять

Кабинетных генералов (боевых осталось мало).

Разгорается заря, в бой ведут золотаря,

За победу, за отчизну, ну-ка, кровь, сильнее брызни!

Смотрит в карту мудрый царь, ловит пулю золотарь.

Худо-бедно, бедно-худо, замирили чудо-юдо.

Слава батюшке-царю, честный гроб золотарю.

Царь сердит, мрачнее ночи:

– Кто теперь владелец бочки?

Говорят ему в ответ, что наследников, мол, нет.

Самодержец дернул ухом, воздух, брезгуя, понюхал:

– Как спасти столицу мне от погибели в г… не?

И пришлось, прикрывши вежды, допустить сюда приезжих.

Из беднеющих краев словно тучи муравьев

Налетели, набежали. Столько нужно ли? Едва ли.

Спит в могиле золотарь, а царю все та же хмарь.

Доморощенным бандитам свежей крови доля влита,

И затейливая грязь по дорогам разлилась.

Обыватель на приезжих смотрит зло: – А вдруг зарежут?

– Эх, вот если б все как встарь! – по ночам тоскует царь.

– Чтоб законом было слово каждодневное царево,

Я б тогда… Но даже царь возвратить не сможет старь,

И придется в море пенном плыть к нелегким переменам

Всем, народу и царю. Легче всех золотарю.

Совок и веник

 
– Совок! Прямолинеен ты, негибок,
Умом своим не можешь плоским ты
Оценивать последствия ошибок,
Альтернативы чувствовать финты,
Ты неспособен грязь вокруг заметить,
Ты – прошлое, тебе прогресс не мил,
Зачем еще живешь на белом свете! —
С надрывом резким веник говорил,
– Вот я – другой, я мусор выметаю
Из самых темных и глухих углов,
Зло от добра умело отличаю,
И в обличеньях праведных суров!
 
 
Что ж, вымел мусор в середину зала
Наш веник, потрудившись до отвала,
А дальше что? Чтоб был в уборке прок,
Опять взялась хозяйка за совок.
 
 
Как быть, чтобы не тыкал веник носом?
Обзаведусь, пожалуй, пылесосом.
 

Дуб и плесень

Жизнь безнадежно мало весит:

Вчера еще могучий дуб

Сегодня пожирает плесень,

Лишь складка горькая меж губ

Коры, недавно так надежно

Ствол охранявшей от потерь,

Ушел, утратив корм подножный,

К другим дубам могучий зверь.

Как знать, кто чистый, кто нечистый,

Кому наш мир принадлежит?

Слаба, вонюча, неказиста,

Но плесень – это тоже жизнь.

Рыбнадзор

 
Ловил неопытный рыбак,
Не на продажу, просто так,
Но у него к несчастью
Не по стандарту снасти.
 
 
– Ты наглый плут, опасный вор, —
Штраф налагает рыбнадзор,
Им наплевать, что ниже
Есть сток с навозной жижей.
 
 
А дальше в бездну темных вод
Льет яд химический завод,
И ждут большие беды
От рыбного обеда.
 
 
Рыбак в тоске бредет домой.
А рыбы? Морды им умой,
Не догадавшись сразу
Раздать противогазы.
 

Сад и взгляд

 
Дела, дела – девятый вал,
На радость иль беду,
Давно хозяин не бывал
В запущенном саду.
 
 
И вдруг на сад он бросил взгляд,
Чернея от тоски,
– Такой-то сад на кой мне ляд?!
Жиреют сорняки!
 
 
Идет садовник, хмур и прям,
Чтоб выполнить приказ,
Крапиве, лоху, лопухам
Существовать не даст.
 
 
Он знает розу и тюльпан,
Гвоздику и левкой.
– Зачем ромашек здесь толпа?
А это?! Cтрах какой!
 
 
Должно быть ветром занесло
Из чужедальних стран,
Пора припомнить ремесло
И выполоть дурман!
 
 
Но словно хаос этот сад,
Безумен и велик,
Кусты густые вдоль оград,
Не влезет солнца блик.
 
 
Растет цветок, кому урод,
А для кого красив…
Болит спина, струится пот,
Садовник еле жив.
 
 
– Нет… в этих джунглях пропаду…
В ушах с устатку звон,
Очищу то, что на виду,
И высею газон!
 
 
Как шелк, раскинулся газон,
Смотри, гуляй, лежи,
И помни, вряд ли есть резон
Сводить к законам жизнь.
 

Круг и прямая

 
Круг встретил как-то раз прямую,
она его пересекла
в двух точках лишь, но страсть большую
в свободном центре разожгла.
 
 
С ней разделить судьбу? Как можно!
Ведь он – надежности оплот,
она – порыв неосторожный,
что к бесконечности ведет.
 
 
Он строгий замкнутый философ,
болтать и спорить не с руки.
Она открыта, ей вопросы
неразрешенные близки.
 
 
Он знает – все не раз бывало,
по кругу многое идет.
А ей – свободы, страсти мало,
ей – напролом, насквозь, вперед.
 
 
Супругами, однако, стали.
И детки есть у них – спирали.
 

Истина

– Одна ли истина? – Спросил у мудреца

Юнец, себе взыскующий заботы.

Тот замахал руками:

– Что ты, что ты…

Спаси Господь от страшного конца.

Покуда есть сомнения и споры,

Жизнь движется, то под гору, то в гору.

Но лишь ОДНО сумеет пересилить,

Окажется тотчас же мир в могиле.

Эта страна

Эта страна

В этой стране каждый сам за себя,

Хочешь верь в Путина, хочешь – в Мавроди,

Ленина мощи по улицам бродят,

Ищут крутых справедливых ребят.

В этой стране половина страны

Хочет соседа прибить между прочим,

Просит репрессий уральский рабочий,

Сопли гуманности тут не нужны.

В этой стране напрягают хребет,

Жизнь не жалея, спасают и гробят,

Даже неважно, в костюме ли, в робе,

А большинство – ничего не ебет.

Бог или черт, а не все ли равно,

Крылья простер над бескрайним простором,

Миру – примером, а, может – укором

Многосерийное наше кино.

В этой стране я родился и жил,

В ней и умру, потому что так надо,

Пошлая встанет над прахом ограда,

Годы спустя возведут гаражи.

Эта страна никуда не уйдет,

Даже когда обезлюдеет нафиг,

И самоедское аутодафе

Памятью станет над пламенем вод.

Что будет с миром

Что будет с миром лет через… надцать?

Есть подозрение, что ничего.

Будут потомки все также ибацца,

тяжко работать, по праздникам драться,

ждать, что любви одолеет огонь

скучные воды унылого быта.

В царство духовности, веры, добра

будет дорога все так же размыта

И у разбитого гнилью корыта

баба… такая же, как и вчера.

Но не удастся никак уничтожить

в душах особенных – искорки божьей.

На год лошади

Новый год летит, звеня,

Нам доставит дар свой.

Если б я имел коня —

Полконя за царство.

В небесах закат погас,

Звездный плат наброшен,

Подойди ко мне, Пегас,

Ты ведь тоже лошадь.

Сколько сказок про коней,

Сколько анекдотов!

Быть оригинальным мне

Трудно отчего-то.

Что ни шутка, все не то,

Скучно и печально.

Ржет тоскливо конь в пальто,

Сломан конь педальный.

Сколько лет и сколько зим

Мы на переправе.

Ну, лошадка, вывози,

Раз сменить не вправе.

Что о будущем гадать,

В прошлом не уверен,

Власть стабильна как всегда,

Лжет, как сивый мерин.

На виду у всей страны

Весело и шумно

Скачут мысли-скакуны

Нашей умной Думы.

Как легка законов прыть,

Пофиг им ухабы,

На скаку остановить

Нету умной бабы.

Взлет духовности не спас

От большого срача,

Экономика у нас

Загнанная кляча.

От вранья и воровства

Временами душно,

Где б Геракла оторвать —

Вычистить конюшни.

Вот бы саблей, да с плеча!

Да по бездорожью!

Сивка-бурка, выручай,

Только ты и сможешь.