Эпоха Тюдоров – один из самых бурных периодов в истории Англии. Генрих VII, основатель дома Тюдоров, стал королем Англии, победив Ричарда III («хромоногое чудовище», как его называли) в битве при Босворте, кульминации войн Алой и Белой розы. Гражданская война на этом окончилась, но продолжалась ожесточенная борьба за власть между благородными семьями, борющимися за контроль над английским троном. Помимо представителей самого рода Тюдоров, в ней участвовали и другие особы королевской крови, а также английская знать.

Положение осложнялось религиозными разногласиями: у Генриха VIII, Эдуарда VI, Марии I и Елизаветы I были разные подходы: Генрих VIII отказался признавать власть римского папы и сам стал главой англиканской церкви, но допускал католические обряды, его сын Эдуард VI придерживался строгого протестантизма; Мария, старшая дочь Генриха, пыталась восстановить католицизм, а Елизавета, младшая дочь Генриха VIII, достигла компромисса в этом вопросе.

Религиозные преобразования сопровождались широкими реформами в хозяйстве и социальных отношениях, проводившимися чрезвычайно жестко и предопределившими развитие Англии по буржуазному пути, а началось все с настойчивых требований Генриха VIII об аннулировании его брака с Екатериной Арагонской, которые папа Климент VII отказался удовлетворить. Формальным предлогом для развода с Екатериной было отсутствие у нее и Генриха наследников мужского пола, однако у короля были и личные причины для разрыва с женой: он был страстно влюблен в молодую леди Анну (Энни) Болейн, на которой хотел жениться во что бы то ни стало.

Выступление против всесильного Рима и стоявшей за ним католической Священной Римской империи (Екатерина Арагонская была из рода Габсбургов, правивших этой огромной державой, охватывавшей почти всю Европу и земли Нового Света) было смертельно опасным шагом с далеко идущими последствиями, однако Генрих пошел на него. Монастыри, в которых находились религиозные и благотворительные учреждения, были закрыты, а их земли были проданы друзьям короля, в результате чего образовался большой и богатый класс, «новые дворяне», поддерживавшие Генриха.

Католическая оппозиция, однако, не смирилась: после смерти Генриха VIII и короткого правления Эдуарда VI, умершего в молодых летах, католики взяли реванш в период правления Марии I, когда протестантская вера была фактически запрещена, а протестанты подверглись казням. В свою очередь, протестанты пытались возвести на престол Елизавету, младшую дочь Генриха, убежденную сторонницу Реформации.

После смерти Марии, умершей бездетной, Елизавета стала королевой Англии. Ее правление считается «золотым веком» в английской истории, но и при Елизавете I борьба за престол не прекратилась: главной соперницей Елизаветы была ее кузина Мария Стюарт, ревностная католичка. Ко всему прочему, Елизавета считалась незаконнорожденной, поскольку брак Генриха с ее матерью Анной Болейн не был признан римской церковью, а сама Анна была казнена по обвинению в супружеской измене Генриху.

* * *

Все эти события отражены в трилогии Дж. Перкинса. Взяв за основу реальные исторические факты, автор по-своему представил их, что особенно заметно в первой части «Измена Энни Болейн королю Генриху». Автора занимала не столько любовная драма, ставшая поводом к коренным изменениям в жизни Англии, сколько глубокие причины этих изменений. Ключевой фигурой стал мастер Хэнкс, ближайший помощник короля, отчасти списанный с Томаса Кромвеля, первого советника Генриха VIII, главного идеолога английской Реформации.

Умный и циничный, давно потерявший веру в людей, Хэнкс убежден, что людские пороки не исправить, как бы этого ни хотелось сэру Томасу, лорд-канцлеру – прообразом его стал Томас Мор, автор знаменитой «Утопии», выступивший против реформ Генриха и казненный за это.

Хэнкс поддерживает реформы потому, что они более всего соответствуют порочной людской натуре, а значит, естественны и необходимы. Но чтобы государство не погрузилось в хаос, нужна сильная центральная власть, олицетворением которой является король Генрих. Хэнкс верой и правдой служит ему, – скорее, даже не служит, а заставляет делать то, что нужно.

Генрих же живет исключительно своим страстями и капризами. Он безжалостно поломал судьбу Анны Болейн, любящей другого человека, а когда эта любовь открылась, казнил Анну. Она показана Перкинсом как юная чистая девушка, далекая от интриг: она просто хочет любить, и быть любимой – вот и все ее преступление.

Надо заметить, что историки до сих пор спорят о том, какой была Анна Болейн на самом деле, и изменила ли она Генриху. Трактовка этой драмы Перкинсом, возможно, далека от реальности, но нельзя забывать, что исторический роман – это не история в научном понимании, по нему нельзя изучать ее. Исторический роман – вымысел автора, полет его фантазии; события показаны не такими, какими они были в действительности, а такими, как их увидел автор. Пикассо говорил, что искусство это ложь, но оно помогает понять правду.

* * *

Вторая и третья части трилогии Перкинса более близки к тому, что показывается обычно в исторических трудах. В 1554 году протестант Томас Уайетт составил заговор против Марии I: целью заговорщиков была передача короны Елизавете, однако следователи Марии не смогли выбить из арестованных заговорщиков каких-либо свидетельств против Елизаветы.

Мария заточила Елизавету в Тауэр, но сохранила ей жизнь. Здесь же, в Тауэре, был заключен друг детства Елизаветы – Роберт Дадли, который одно время был близок к Марии, но обвинен в сочувствии к заговорщикам. Существует версия, что Елизавета и Роберт Дадли общались во время прогулок во внутреннем дворике Тауэра, и между ними возникла взаимная симпатия, позже переросшая в настоящую любовь.

Третья часть трилогии повествует о попытке Марии Стюарт свергнуть Елизавету, когда та была уже королевой. Мария по-прежнему оставалась претенденткой на английский престол, отказываясь отречься от своих прав, что беспокоило Елизавету. В Англии Мария содержалась под наблюдением в Шеффилдском замке. Там она была отрезана от своих друзей и медленно старела в одиночестве.

Тем не менее, Мария не переставала интриговать против Елизаветы I, и само имя Марии Стюарт, законной правнучки короля Генриха VII, активно использовалось заговорщиками против Елизаветы. В 1586 году не без участия Фрэнсиса Уолсингема, фактически возглавлявшего тайную полицию Елизаветы, и Эммиаса Паулета, тюремщика Марии Стюарт, последняя оказалась вовлеченной в переписку с Энтони Бабингтоном, агентом католических сил, в которой Мария поддержала идею заговора с целью убийства Елизаветы. Однако заговор был раскрыт, и переписка попала в руки Елизаветы.

Мария Стюарт была приговорена к казни и обезглавлена. Она была похоронена в соборе Питерборо, а в 1612 году по приказу ее сына Якова, который стал королем Англии после смерти Елизаветы I, останки Марии Стюарт были перенесены в Вестминстерское аббатство, где были захоронены в непосредственной близости от могилы ее вечной соперницы, королевы Елизаветы.

Измена Анны Болейн королю Генриху VIII

Часть 1. Государственный Совет

Путь от часовни до личных покоев короля проходил через длинную галерею, где обычно толпились придворные, желавшие лишний раз показаться перед своим государем, и всякого рода просители, попавшие во дворец по протекции или за взятку. Король Генрих ненавидел эту галерею: пройдя через нее, он лишался даже той жалкой частицы религиозного чувства, которую давала ему утренняя молитва. Людские дела были столь далеки от идеалов веры, что религия начинала казаться Генриху фантазией, имеющей мало общего с реальностью. Подобные мысли пугали короля, он мрачнел и с трудом скрывал раздражение, охватывавшее его при виде просителей и придворных.

В то же время его жена Екатерина милостиво улыбалась народу, находясь в прекрасном расположении духа после заутрени. Королева лишь в периоды собственных неудач замечала несоответствие между тем, что говорили священники в церкви, и тем, что было в реальной жизни. Тогда она плакала и обвиняла причинивших ей огорчение людей в несоблюдении религиозных заповедей и в отступлении от веры. Своим доверенным фрейлинам королева шепотом поясняла при этом, что главным виновником всех бед, происходящих с королевством и лично с ней, королевой, является, конечно же, сам король, известный вольнодумец и циник.

Генриха возмущали выпады Екатерины против него. Он женился на ней не по любви, а из высших государственных интересов; из подобных соображений и она вышла за него замуж. В отношениях с женой король старался соблюдать правила, основанные на принципах взаимного уважения и невмешательства в жизнь друг друга, однако Екатерина постоянно нарушала эту договоренность, и часто вела себя враждебно в отношении Генриха. Ее женские обиды самым причудливым образом перемешивались с присущим Екатерине религиозным фанатизмом, создавая ядовитую смесь ненависти и презрения к мужу, которая стала непереносима для него в последние месяцы.

Портрет Генриха VIII. Копия с фрески Г. Гольбейна.

* * *

Простившись с Екатериной у дверей своих личных покоев, Генрих не смог сдержать облегченного вздоха, не оставшегося незамеченным членами Королевского Совета. Многозначительно переглядываясь, они проследовали за королем в зал гобеленов, где Генрих обычно отдыхал после заутрени. Здесь слуги быстро и ловко сняли с короля тесное жабо, распустили шнуровку на камзоле и ослабили подвязки на чулках. Генрих грузно опустился в большое кресло, вздохнул еще раз и сказал своим приближенным:

– До чего не люблю я современную моду! Чертовы чулки с подвязками сжимают ногу, как «испанский сапог». Камзол не дает дышать, а жабо, мало того что давит горло, так еще не позволяет повернуть голову. Тому, кто телом тощ, и то нелегко, а каково мужчине дородному, да тучному, – такому, как мне. Кровь приливает к затылку, в глазах темнеет, а лодыжки так болят, что начинаешь хромать, подобно нищему калеке.

Члены Совета сочувственно поддержали его:

– Вы правы, ваше величество! Ужасная мода!

– Ужасная. Да, ужасная, – повторил Генрих. – Одно, хорошо, господа, – буфы широкие, не стесняют задницу, и гениталии также не стеснены. Это очень важно для продолжения рода, чтобы гениталии не были стеснены, мне ведь еще предстоит обзавестись наследником. У меня есть дочь, а мне нужен сын – принц и будущий король… Сэр Джеймс, вы хотите мне что-то сказать? Говорите.

Вперед выступил человек выше среднего роста, скорее молодой, чем зрелых лет. Почтительно поклонившись королю, сэр Джеймс потрепал свою изящную темную бородку и вкрадчиво проговорил:

– Ваше величество, то, что я сейчас скажу, вы можете счесть неслыханной дерзостью, оскорблением королевской власти, даже государственным преступлением, но моя совесть и мое чувство долга побуждают меня сказать вам это, даже если моя голова будет срублена палачом и выставлена на всеобщее обозрение на мосту.

– Ближе к делу, милорд, ближе к делу! Потом решим, что делать с вашей головой, – сказал король.

– Позвольте мне сообщить вам о том, о чем со скорбью сердечной думают все подданные вашего величества: ее величество королева недостойна вас. Она не способна оценить ваши достоинства, государь. Такому выдающемуся королю, как вы, подобает жена под стать вам, – я имею в виду, конечно, ваши душевные качества, а не телесную оболочку.

– Вы, действительно, дерзки! Высказываться подобным образом о моей жене, об особе королевской крови. Неслыханная наглость!.. – Генрих поерзал в своем кресле. – Впрочем, продолжайте, я всегда готов услышать слово правды, как бы горько оно не звучало.

– Вы – образец государя, чего никак нельзя сказать о ее величестве, – продолжал сэр Джеймс. – Интересы ее родной страны ближе королеве, чем интересы нашего государства.

– Так вот как думают мои подданные!

– Они страдают от несправедливости к вам судьбы, ваше величество. Денно и нощно они молятся о вашем благополучии.

– Но что вы предлагаете?

– О, ваше величество, смею ли я советовать вам?

– Бросьте, милорд! Для чего же я включил вас в состав Королевского Совета, как не для того чтобы вы мне советовали?

– В таком случае, я рискую потерять ваше доброе ко мне расположение, но я должен посоветовать вам расстаться с вашей женой для того чтобы связать свою жизнь с другой, более достойной особой, – решительно произнес сэр Джеймс.

– Бог мой! Вы, должны быть, сошли с ума, достопочтенный сэр! Мне расстаться с королевой? Это невозможно, немыслимо! Как я могу оставить ее? – возмутился Генрих. – К тому же, для этого надо иметь веские основания. Вы, наверное, забыли, что разрешение на развод мне может дать только сам святейший папа, а он теснейшим образом связан с моим тестем-императором, и никогда не пойдет против его воли.

– Однако у вас есть причина для развода… – сэр Джеймс сделал паузу, глядя на короля.

– Что за причина?

– Веская причина. Причина, о которой вы сами изволили упомянуть, причина, вызывающая тревогу во всем нашем королевстве…

– А! Отсутствие наследника, – догадался Генрих. – Да, причина действительно веская. Мне кажется, в истории королевских семей были подобные прецеденты?

– Безусловно, ваше величество. Я могу составить соответствующий меморандум.

– Благодарю вас, милорд. А что думают другие члены Совета? – Генрих посмотрел на них.

– Сэр Джеймс прав. Ваше величество, конечно, не может остаться без наследника, – согласно закивали головами члены Совета.

– Но я вижу, что сэр Томас молчит. Сэр Томас, мне бы хотелось услышать ваше мнение, – сказал Генрих.

Сэр Джеймс, низко склонившись перед королем, отступил назад, и место перед королевским креслом занял сэр Томас.

– Отчего у вас печальное лицо, дорогой сэр Томас? – спросил король. – Несмотря на некоторые сложности, дела в нашем государстве идут неплохо. Отчего же вы так грустны, милорд?

На бледном лице сэра Томаса промелькнуло некое подобие улыбки.

– Ваше величество, я польщен тем, что вы проявили внимание ко мне, но боюсь мне нечем вас порадовать.

– Ну, я и не жду от вас развлечений! – усмехнулся Генрих. – Вы – не акробат, забавляющий публику ловкостью своего тела, не актер, заставляющий нас поверить в игру выдуманных страстей, и не музыкант, веселящий наши сердца мелодичными звуками. Вы дороги нам как человек острого ума и обширной эрудиции, как человек, обладающий большим государственным опытом и глубоким знанием жизни. Ваши советы всегда ценны для нас, даже если они не вызывают удовольствия. Я знаю, вы сторонник философии стоиков, и во многом я с вами согласен, но вы чересчур мрачно смотрите на мир, – чересчур мрачно, говорю я вам! Есть в нашем мире и светлые стороны, уверяю вас!.. Впрочем, я спрашивал вашего совета насчет моего развода, если помните.

Среди членов Совета послышались смешки. Сэр Томас не повел и бровью; выпрямившись во весь свой невысокий рост, он произнес холодным официальным тоном:

– Что касается вашего развода, ваше величество, то я считаю его неосторожным и необдуманным шагом, вредным и опасным для государства.

Члены Совета возмущенно заохали и начали шептаться, а сэр Джеймс иронически засмеялся.

– Сохраняйте тишину, уважаемые господа! – повысил голос король. – Продолжайте, сэр Томас, мы с нетерпением хотим услышать ваши аргументы.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонился он. – Итак, во-первых, развод с королевой приведет к неизбежному конфликту с ее отцом, императором, что может вызвать войну с сильнейшим государством мира, войну, в которой мы не имеем никаких шансов на победу. Полагаю, не нужно объяснять, какие итоги будет иметь эта война для нашего королевства. Во-вторых, развод вашего величества с королевой никогда не будет разрешен святейшим папой. Как вы верно заметили, папа теснейшим образом связан с императором и поэтому не позволит вам развестись с королевой. Если же вы пойдете на разрыв отношений с его святейшеством, то это приведет вас к отлучению от церкви, что восстановит против вашего величества большую часть ваших подданных. В стране произойдут беспорядки, которые могут вызвать новую междоусобную войну, и это тогда, когда мы еще не оправились от последствий прежней междоусобицы!

– Сэр Томас сильно сгущает краски. Он хочет запугать нас, – громко прошептал сэр Джеймс.

– Если же вы, ваше величество, будете сохранять хотя бы видимость добрых супружеских отношений с королевой, то мы не только избежим всего того, о чем я сказал, но достигнем процветания и могущества, ибо все необходимые предпосылки для этого у нас есть, – продолжал сэр Томас. – Добавлю, что негативное влияние ее величества на дела вашего королевства и ее попытки проводить здесь политику, отвечающую интересам императора, можно легко нейтрализовать, поскольку королева, как справедливо заметил сэр Джеймс, не любима народом, и не имеет поддержки ни в ком, кроме своих ближайших фрейлин. Следовательно, сохранение вашего брака – благо для королевства, развод – зло для него.

– Да, есть о чем задуматься, – сказал Генрих, покачав головой. – Что же, благодарю всех за помощь и более не задерживаю. Я хочу побыть один.

* * *

Когда все ушли, он тяжело поднялся с кресла, подошел к одному из гобеленов и нажал на рычаг, спрятанный за ним. В простенке между гобеленами открылась потайная дверь, и из нее вышел крепкого телосложения человек в одежде простого горожанина.

– Вы все слышали, мастер Хэнкс? – спросил его Генрих.

– Конечно, ваше величество.

– Кто прав – сэр Джеймс или сэр Томас?

– Оба не правы, – коротко ответил Хэнкс.

– Вот как? Почему? – удивился Генрих.

– Сэр Джеймс не прав в том, что святейшего папу удастся уговорить. Папа не даст разрешения на ваш развод с королевой.

– Значит, прав сэр Томас. Он говорил именно об этом.

– Нет, сэр Томас тоже не прав. Если вы без позволения папы разведетесь с королевой, то не будет ни войны с императором, ни серьезных беспорядков внутри страны, – твердо сказал Хэнкс.

– Откуда у вас такая уверенность, мастер Хэнкс?

– Ваше величество, я состою на вашей секретной службе и получаю от вас жалование как раз за то, чтобы с уверенностью отвечать на ваши вопросы, – с легкой усмешкой ответил Хэнкс.

– Хорошо. Но объясните мне, почему не будет войны, и не будет беспорядков? – нетерпеливо произнес Генрих.

– Войны не будет от того, что императору теперь не до нас. Подчинив себе половину мира, он должен постоянно заботиться об удержании своих земель в повиновении, что совсем непросто. То там, то тут у него случаются всяческие неприятности, и он вынужден посылать свои войска и флот то в одну, то в другую страну. Сейчас, например, император пытается излечить чрезвычайно болезненный процесс, поразивший подбрюшье его континентальных владений. Поэтому до тех пор, пока мы не будем представлять собой непосредственную угрозу могуществу империи, ваш тесть не начнет войну против нашего королевства. Возможно, император предпримет какие-то вылазки против нас, но до широких военных действий дело не дойдет.

– Убедительно, – сказал Генрих. – Ну, а папа и отлучение от церкви?

– Отлучение вашего величества от церкви, видимо, случится, но оно не вызовет смуты в государстве. Папская власть уже не та, что была раньше, – ее святость померкла, а сила ослабла. Самое же главное, что на удовлетворение своих прихотей папам требуется все больше и больше денег. Согласитесь, ваше величество, что дворцы, ювелирные украшения, роскошная мебель, дорогие ткани, изысканная еда и прочие приятные мелочи жизни стоят немало, а добавьте к этому многочисленных любовниц и любовников или страсть последнего папы к породистым лошадям и бойцовым собакам. Отсюда вполне понятное стремление папского престола нажиться любыми способами. Выбор между Богом и Мамоной сделан папской церковью в пользу последнего. Сомнительные торговые сделки, покровительство бандитам и пиратам, взимание платы за церковные таинства, отпущение грехов за деньги дополняются увеличением поборов с народа и безжалостной борьбой со всеми недовольными. В результате люди теряют веру в то, что церковь служит Христу; повсюду брожение умов и расколы. Римский пастырь теряет своих овечек, и их подбирают другие пастухи.

– Мой Бог! Что вы такое говорите, мастер Хэнкс! От ваших слов пахнет костром, – нахмурился Генрих.

– Я обязан докладывать вашему величеству о настроениях в обществе, – невозмутимо ответил Хэнкс.

– Не желаю вас слушать! Отправляйтесь в часовню и молитесь, чтобы Господь утвердил вас в вере! – Генрих замахал на него руками.

– Как прикажете, ваше величество.

– Постойте! – остановил его Генрих. – Скажите мне, в чем причина заблуждений сэра Джеймса и сэр Томаса?

– Они не заблуждаются, ваше величество, они слишком умны для этого.

– Стало быть, они лгут?

– Политики никогда не лгут, ваше величество, потому что у них нет понятий о правде и неправде. Политиками движет расчет – для них истинно то, что им выгодно.

– Какой же расчет движет сэром Джеймсом?

– Сэр Джеймс является фактическим предводителем тех ваших подданных, которые добились власти и богатства после смуты в королевстве. Они не хотят делиться своими доходами и своим влиянием с остатками прежней знати и с церковью, поэтому им выгодна ваша ссора со святейшим папой, который поддерживает, как известно, старые порядки. Эти люди станут вашей верной опорой в борьбе за создание нового уклада жизни в государстве.

– Хорошо, а что касается сэра Томаса? У него какие тайные мотивы? – спросил Генрих недоверчиво.

– Сэр Томас устал от реальности и впал в мечтательность. Он считает, что людские пороки можно исправить, если людей постоянно направлять к лучшему. Государство под властью Церкви, при избавлении от нынешних недостатков, сэр Томас полагает идеальной системой устройства общества, в котором будет достигнуто духовное единение людей под властью мудрого правителя.

– И кого он видит в роли такого правителя?

– Боюсь, что не вас, ваше величество, – ответил Хэнкс.

– Опасные мечтания, – недовольно сказал король. – И много моих подданных поддерживают сэра Томаса?

– О, нет, совсем немного, – ответил Хэнкс со странной улыбкой.

– Я, однако, не понимаю, как мы станем жить без папского благословения, – проговорил король, помолчав минуту. – Ну ладно, на сегодня довольно разговоров о делах! Вы почтите своим присутствием завтрашнюю королевскую охоту, уважаемый мастер Хэнкс?

– Среди благородных господ не место простолюдину, – сказал Хэнкс.

– Если вы достойны компании короля, то тем более достойны компании его слуг, – наставительно проговорил Генрих. – Впрочем, не настаиваю, зная вашу нелюбовь к публичным сборищам. До свидания, мастер Хэнкс!

– Да хранит Господь ваше величество! – склонился перед королем Хэнкс.

* * *

Дождавшись, когда он выйдет, Генрих достал из ящика массивного дубового стола маленький овальный портрет с изображением миловидной девушки и долго смотрел на него.

– Политика, расчет, выгода… Любовь, любовь, любовь – вот что правит миром! – пробурчал Генрих. – Какая красота, какое совершенство, какое изящество! Разве можно сравнить ту и эту? Пока Екатерина была молода, я еще находил в ней некоторую привлекательность, особенно в тех частях тела, что скрыты под платьем: у нее крепкие красивые ягодицы, а грудь, хотя и мала, но упруга. Я женился на Екатерине не по любви, но любовь все равно взяла себе дань; видит Бог, я исполнял свои супружеские обязанности с должным усердием! Однако Екатерина в постели всегда была холодна, как зимний день, и принимала мои ласки лишь по обязанности жены. Конечно, я мог обладать ею по праву мужа, но кому понравится ласкать бесчувственное тело, которое, к тому же, безвременно увяло и состарилось.

Перестав быть единой плотью, мы с Екатериной окончательно стали чужими людьми, потому что душою мы всегда были чужими. Пусть Господь рассудит, кто из нас прав, кто виноват, но клянусь всеми святыми, дальнейшая супружеская жизнь с Екатериной для меня невозможна! – Генрих стукнул кулаком по столу. – Если бы моя супруга была только сварлива, капризна, плаксива и переменчива, я бы легко все это вытерпел: есть ли на свете женщина, которая не была бы такой? Что делать, такими их создал Бог! Но Екатерина, помимо всего прочего, пытается возвыситься надо мной, сделать из меня покорного исполнителя ее воли и взять в свои руки управление моим королевством. Она распускает сплетни обо мне, ведет интриги и составляет заговоры против меня. Во имя чего я должен терпеть такую жену?

А эта, другая… – Генрих снова посмотрел на портрет. – Как она хороша: живой взгляд, милое доброе лицо, очарование молодости и красоты! Представляю, какое стройное у нее тело, какие восхитительные формы… Ну, не будем об этом, слишком волнительно… К дьяволу все политические расчеты, я хочу жениться на ней, – и я на ней женюсь!