Разрезающий лабиринт

6

Айзек схватил «утопающую» за одну руку, Миоко за другую; у обоих перехватило дыхание от ледяной воды. Айзек держал несчастную за локоть и подмышку, изо всех сил стараясь не причинить боли. У бедняги ушли последние силы на то, чтобы удержаться на поверхности, пока до нее доберутся, и теперь они, скользя и спотыкаясь, тащили ее к берегу. Выбравшись из воды, все трое без сил рухнули на песок.

Отдышавшись, Айзек наконец сел, положив руки на колени, и исподволь оглядел спасенную. Она лежала на боку, выплевывая воду и хватая ртом воздух: худющая, изможденная – смотреть страшно. И все-таки сейчас незнакомка выглядела чуть лучше, чем издалека. У Айзека появилась надежда, что она поправится, когда выпьет воды, поест и отдохнет. Он вновь подумал об инфекции – одной из главных опасностей, о которой ни в коем случае нельзя забывать.

– Послушай, Миоко… Теперь, когда ей ничто не угрожает, давай держаться подальше.

Подруга кивнула, осознавая его правоту. Оба встали, отошли шагов на десять и вновь сели. Миоко вытащила из рюкзака немного хлеба, завернутые в салфетку сыр и фрукты и металлическую флягу с водой и бросила еду незнакомке. Сверток шлепнулся на песок прямо у нее перед лицом, взметнув фонтанчик песчаной пыли. Женщина выплюнула песок и быстро заморгала.

– Извините! – крикнула Миоко. – Мы просто стараемся быть осторожными. Поешьте.

– Тебе надо поучиться бросать, – прошептал Айзек, сам не свой от волнения.

– У нее сил не хватит открыть эту штуку.

Миоко вскочила на ноги и побежала к месту, где упала еда. Быстро расстелила салфетку, отвинтила крышку на фляге с водой, вернулась и села рядом с Айзеком. Теперь оставалось только ждать.

Незнакомка двигалась с большим трудом, как в замедленной съемке, и наблюдать за ней было мучительно. Сначала она приподнялась, перенесла весь свой вес на один локоть и нашла равновесие. Затем протянула дрожащую руку и схватила флягу. Поднесла к губам с таким видом, будто может уронить в любую секунду, и начала жадно пить. Мышцы и сухожилия на шее под тонкой кожей двигались с каждым глотком.

Она вернула воду на место, ввинтив флягу в песок, взяла кусок хлеба. И впервые посмотрела на Айзека с Миоко. Айзеку показалось, что ее темные, запавшие глаза связывают с его собственными две невидимые раскаленные нити.

– Спасибо, – едва слышно произнесла она и откусила хлеба.

У Айзека на языке вертелся миллион вопросов, и он знал, что примерно столько же хочет задать незнакомке Миоко. Однако бедняга с трудом жевала, не говоря уже о том, чтобы объяснить, откуда она взялась, почему расстреляла тех людей, зачем приплыла… Бесконечные вопросы.

Женщина съела уже три кусочка хлеба. Наверное, Айзек принимал желаемое за действительное, но к ней как будто начали возвращаться силы.

– Не бойтесь, я не больна, – вновь заговорила женщина и доела хлеб, запихнув в рот и с трудом проглотив последний кусок. – Клянусь жизнью всех, кого я когда-либо знала или узнаю.

– Хмм… теперь вы и нас знаете, – возразила Миоко. – Сомнительная сделка.

– Туше, – устало засмеялась женщина. – Подумать не могла, что первыми, кого здесь встречу, будут такие умники. Послушайте. У вас есть возможность проверить меня на вирусы? Бактерии? Здесь вообще есть медицинский центр?

Она подняла руку и указала на сгиб локтя.

– Можете колоть, сколько хотите.

– Не многовато ли вы болтаете для человека, две минуты назад казавшегося практически мертвым?

Миоко не собиралась уступать в этой битве характеров, и Айзек радовался, что можно пока помолчать.

– Почему мы должны вам верить? Откуда вы? Почему убиты все эти люди? Зачем вы привели сюда этот безобразный корабль?

– А вам его название ни о чем не говорит? – ответила женщина. – Да, буквы отвалились, переход океана – не шуточки, но прочесть можно, если захотеть.

На этот раз Миоко не ответила. Айзек тоже промолчал. Лучше дать ей выговориться и узнать ее секреты, чем выбалтывать свои.

Незнакомка отщипнула и положила в рот несколько виноградин. Затем медленно села. Видно было, что она смертельно устала, и каждое движение дается ей с огромным трудом. Впрочем, когда ее только вытащили, она и сесть бы не смогла.

– Послушайте, я не больна. И люди на корабле были здоровы. Все сложно. Я с удовольствием объясню, в чем дело, только кому-нибудь посолиднее. Ну, знаете: немножко седины, морщины. Не обижайтесь.

– Потерпите, – перебила ее Миоко. – Они уже в пути. Их много. Но лучше скажите правду, зачем вы здесь, или мы избавимся от вас до их появления. И не трудитесь врать. Зря только время потеряем.

Айзеку потребовалось огромное усилие воли, чтобы не выдать себя. Это был чистый блеф, но сыграла Миоко отлично.

Женщина печально вздохнула, как будто у нее умер самый близкий человек.

– Мы пришли, потому что знаем, кто вы такие. Мир изменился. Очень сильно. Мы надеемся найти потомков двух очень важных для нас людей из прошлого. Что касается моих компаньонов, – она указала на палубу с убитыми, – то они хотели все бросить и вернуться. Угрожали мне, когда я не подпустила их к запасам топлива, необходимым для возвращения, после того как… найдем вас. Поэтому я их усыпила, а затем убила. Вот насколько важна для меня эта миссия. Вы хотели правду? Получите.

Она съела еще немного фруктов, выпила воды. Айзек ошеломленно молчал. Миоко потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с духом, и она не стала говорить о самом страшном из сказанного незнакомкой.

– Чьи потомки? – спросила она. – Каких людей?

Женщина, запрокинув голову, до последней капли допила воду и перевела взгляд с Айзека на Миоко.

– Есть и другие люди с иммунитетом, – сказала она. – Уверена, что вы понимаете: те, кто отправил вас сюда, не могли найти их всех. Мы всю жизнь изучали детей и внуков тех людей, пытаясь понять, что дает им… нам… иммунитет. Этого оказалось недостаточно, ничего не вышло. Теперь появилось столько новых разновидностей вируса…

Незнакомка замолчала, как будто разговор вновь отобрал у нее все силы, сделала несколько медленных неглубоких вдохов и продолжила:

– У нас есть образцы, пережившие крах ПОРОКа. А два человека разительно отличались от остальных… как гора по сравнению с муравейником. Что-то особенное в клетках и в составе крови, подобной которой мы больше нигде не встречали. Нам нужны они или их потомки, иначе ничего не выйдет.

– Кто они? – спросила Миоко. – Какие два человека?

Женщина вновь легла на песок и посмотрела в небо. Разговор истощил все ее силы. Но минуты через две, когда Айзек подумал, что незнакомка больше ничего не скажет, та наконец ответила:

– Брат и сестра.

Она помолчала, закрыла глаза и через несколько секунд открыла вновь.

– Их звали Ньют и Соня.

Глава четвертая
Хранитель руин

I
Александра

Она стояла среди руин. Божественная, несравненная, непревзойденная.

Лишь через час Александра достигла самого нижнего уровня подземелья. Путешествие скорее наводило скуку, чем страх. После полномасштабной Эволюции, навсегда изменившей мир за тридцать один год до этого дня, она научилась множеству новых интеллектуальных удовольствий. Благодаря учению Впышки она умела теперь находить радость в самых неподходящих местах. Пока она опускалась по бесконечным лестницам, какая-то дальняя часть ее сознания подсчитывала шаги, вычисляла углы, расстояние и скорость.

Достигнув самого нижнего уровня – ей пришлось петлять по коридорам, открывать тайные двери, даже несколько раз подняться по лестнице, вместо того чтобы продолжать спуск, – Александра произвела в уме некоторые интересные вычисления, просто от нечего делать. Количество шагов; средняя и текущая скорость; общее расстояние, пройденное вниз и вверх; точный угол между точкой А на стальной двери и точкой Б, где она сейчас стояла. Другая часть мозга отмечала, как меняется по мере спуска температура, переводя в цифры мельчайшие ощущения – каждую капельку влаги на коже. Она задумалась, почему температура падает неравномерно, скачками, и зафиксировала информацию в памяти, чтобы позже разобраться в причинах.

В данный момент ее, потрясенно созерцавшую картину полного разрушения, занимали более серьезные вещи.

Когда-то это было могущественное место. Место силы и огромных возможностей. Александра окинула взглядом необъятный простор, ощутив восторженный трепет перед тем, как здесь все было в давние времена – до того, как потрескались, задрожали и рухнули на землю великие стены.

Она представила себе огромный вихрь пыли, круживший по гигантской пещере в день, когда это случилось. Груды битого цемента и искореженного металла тянулись к высокому армированному потолку, словно памятники тем, кто страдал и умер.

«Священная земля, – подумала она. – Лабиринт. Здесь жил Он. И Она. О да, здесь жила старая перечница и погиб ужасной смертью старый хрыч. Все рухнуло в благородном порыве храбрости, самопожертвования, чести и прочей чуши собачьей, как сказала бы бабуля».

Александра насмешливо фыркнула, надеясь, что этот звук достигнет каждого уголка гигантской пещеры. Она с трудом сохраняла видимость почтения, и ее страшно бесила необходимость этого фарса. Она любила – просто обожала – эволюционное восхождение, свою роль в этом движении, и полностью соглашалась с направлением, которому они следовали на протяжении десятилетий. Просто хотелось, чтобы люди относились к этому проще. Она не Афина. Михаил не Геракл. А Он… уж тем более не Зевс.

«Да, – подумала она, – с таким настроением лучше оставаться дома».

И тут же улыбнулась. Оставшись дома (Александра прекрасно отдавала себе отчет, что никогда бы этого не сделала), она бродила бы по своим покоям, думая о восхитительных вещах, которые могла пропустить. А она здесь, рассматривает безбрежное пространство с руинами семидесятилетней давности. Под острыми обломками металла и потрескавшегося камня, разбитого цемента и раскуроченных машин до сих пор виднеется дорога. Она знала эту дорогу, как и двое остальных. Один прошел по священному пути ночью.

Это злило Александру больше всего.

Она миновала бетонную арку с торчащей во все стороны стальной арматурой – копья, сразившие огромного допотопного зверя, – и направилась к Глэйду.

2
Минхо

Сирота лежал в постели, свернувшись калачиком и натянув на голову одеяло. Он не хотел, чтобы кто-то видел его мучения. Его вину и позор.

В столовой он совершил ошибку – вообразил себя Минхо, достойным носить имя. Такое кощунство неминуемо разбило бы сердца его предков. Тех, кто его учил. Тех, кто умер, дав ему возможность стать Сиротой. Он – ходячее оскорбление для братьев-сирот, спящих в своих постелях. Вокруг, на десятках коек, выстроившихся в ряд, словно танки, ожидающие отправки на войну, лежали люди, которые в лучшем случае могли плюнуть ему в лицо, если бы узнали, а в худшем – убить. Точно убили бы.

Он для этого родился. Его для этого воспитали. Вымуштровали. Он – Сирота.

У Сироты нет имени. Сироте не нужно имя. Лежать под горячим, как печка, одеялом, обливаясь потом и испытывая вселенские муки, было невыносимо. Выглянув из-под одеяла, не наблюдают ли за ним, он откинул колючую шерсть и сел, поставив босые ноги на прохладный каменный пол. Уперся локтями в колени и закрыл лицо руками. Потер глаза и лоб. Что делать? Он не мог больше оставаться ни в этой постели, ни в этом бараке. Будь все проклято!

Сирота встал, вытащил из сундучка в ногах одежду и быстро оделся, стараясь вести себя как можно тише. Если кто-то спросит, он скажет, что живот подвело. Вряд ли кому-то захочется составить компанию.

Он прошел к двери, миновав по пути восемь или девять кроватей; несколько чутко спящих сирот подняли головы, но ничего не сказали. Часовой, клевавший носом над замусоленной старой книгой, просто кивнул. Сирота не понимал, почему так нервничает. Во-первых, он не собирался нарушать никаких законов. Во-вторых, что он мог сделать? Бегать голым по казарме и пугать людей? В нерабочее время оружие заперто, а если бы он додумался ходить с ножом, его бы заперли пожизненно или казнили в назидание остальным. Как пить дать казнили бы.

Нужно просто глотнуть воздуха. Небольшой перерыв, перезагрузка, и он вновь посвятит свою жизнь делу, ради которого родился и вырос. Нужно прекратить называть себя Минхо, пока эта глупость не проросла в сознании до такой степени, что он не сможет больше скрывать, и не только от себя.

В шахту. Да. Вот куда он пойдет. Отлично. Шагая по коридорам казармы, Сирота, к своему удивлению, обгонял довольно много людей. Ему всегда казалось, что защитники нации никогда не отдыхают. Тем лучше: можно не опасаться, что его бессонница привлечет нежелательное внимание. Он неторопливо брел по коридору, держась особняком, как Моисей, наслаждаясь движением, прохладой камня, пламенем факелов, дружелюбными лицами. Куда меньше удовольствия доставлял запах пота, но Сирота давно привык. Скоро он дошел до цели.

Шахта, единственное место на всем подвальном этаже, где можно увидеть небо, да и то через вертикальный каменный колодец высотой в две сотни метров, представляла собой часть огромной вентиляционной системы, которая обеспечивала воздухом Сироту и ему подобных. Сверху капала вода, расплескиваясь крошечными фонтанчиками на блестящих черных плитах. Сирота ушел в дальний угол и сел, оперевшись спиной на кривую стену шахты. Дождь приятно холодил кожу. Свежий воздух, мелкие капли дождя, прогулка – все это его взбодрило, помогло преодолеть уныние.

Никто его ни о чем не спрашивал. Никто не трогал. Он закрыл глаза. Время шло.

3

Сирота уже начал отключаться от реальности, как вдруг его вырвал из дремоты негромкий возглас. Сначала он подумал, что уже уснул, но когда протер глаза и зевнул, крик повторился. Теперь даже не крик, а мучительный вопль. Отчаянная мольба о помощи. Внезапно оборвавшийся вопль ужаса и долгие, несчастные рыдания.

Инстинкты Сироты вспыхнули, как зажженная спичка, брошенная в керосин. Секунда – и он уже мчался по небольшому туннелю с правой стороны, по одному из множества каналов, пронизывающих крепость. Пришлось нагнуться, однако на скорости это не отразилось. Он бежал так быстро, как мог, – влево, вправо, прямо, с каждым шагом приближаясь к жуткому призыву о помощи. Он ворвался в другую вертикальную шахту, намного уже, чем та, где отдыхал. Всхлипы доносились из небольшого туннеля над головой, на уровень выше. Не медля ни секунды, Сирота прыгнул, ухватился обеими руками за край и подтянулся в темную дыру.

На грязном полу лежал ничком жалкий маленький мальчик, а над ним стоял на коленях мужчина. Сирота ни разу в жизни не видел ребенка в таком жутком состоянии. Окровавленный, синяки по всему телу. Избит до такой степени, что родная мать не узнает. Мужчина занес руку, чтобы ударить несчастного еще раз.

Сирота взорвался гневом, тысячей фунтов огненной ярости. Он схватил негодяя за изодранную рубашку, поднял и швырнул в стену. Голова незнакомца с треском ударилась о зазубренный камень под низким потолком. Сирота знал, что этот звук будет преследовать его во сне, щекоча нервы и принося огромное удовольствие. Схватив мужчину за шею левой рукой, Сирота ударил по лицу правой. Отстранился и ударил вновь, крепко сжатым кулаком, изо всей силы. И еще, и еще. Что-то трещало, хрустело и ломалось. Сирота отпустил мужчину, и тот безвольно рухнул на пол.

Тяжело дыша, Сирота посмотрел на ребенка, которого истязал злодей. На мальчике не было живого места, но он дышал. Слава Исцелению, жив! Их взгляды встретились. Сирота опустился на колени в холодную липкую грязь, поднял ребенка и сказал:

– Все будет хорошо. Он больше тебя не обидит. Как тебя зовут?

– К-кит, – с болезненным стоном отозвался спасенный. – А тебя?

Сиротам нельзя задавать такие вопросы. У него сдавило горло.

– А тебя? – повторил мальчик, такой хрупкий, что страшно было на него смотреть.

– Меня…

«Беги», – подумал он. Почему-то захотелось убежать. Подальше от всего этого.

– Пожалуйста… – Глаза мальчика закрылись, дыхание участилось. – Скажи…

Зачем? Зачем ему это? Почему избитый до полусмерти ребенок из последних сил пытается задать вопрос, который мучил Сироту всю жизнь?

Мальчик закашлялся и умоляюще приоткрыл глаза.

– Твое… имя…

Сирота посмотрел на него сверху вниз, стыдясь злобы, распиравшей грудь, сдавливающей горло, как раковая опухоль, и наконец ответил несчастному ребенку, лишь бы тот замолчал:

– У меня нет имени.

4
Александра

Трудно было представить, как выглядел Лабиринт раньше.

Повсюду камень, бетон, раскуроченная сталь, покрытые пылью десятилетий. Как часто бывает, жизнь пробила себе дорогу и здесь: сквозь бесчисленные щели, дыры и трещины пробивался плющ. Александра могла лицезреть все это – а не вечную тьму, царящую в большинстве пещер, – только благодаря решению Божества вновь зажечь искусственное солнце, сиявшее когда-то над Лабиринтом. Грандиозная задача, потребовавшая огромных усилий, была достойна существ, которым хватало спеси называть себя богами. По иронии судьбы энергию на самом деле получали с помощью восстановленных солнечных батарей, питаемых настоящим солнцем – первым божеством, которому начали поклоняться люди.

Александра держалась в тени, а над ней возвышались руины, напоминающие перевернутый лес из камня и стали.

Лабиринт.

Былое чудо архитектуры, триумф техники. Множество ухищрений, способных обмануть глаз. Изобилие углов, за которые можно завернуть, мириады дорог, уходящих в неизвестность. Хотя кое-что изменилось, многое осталось прежним.

Она подошла к монументальной груде обломков, отмечавшей вход в Глэйд. Когда-то высившиеся здесь огромные движущиеся стены давно превратились в развалины. За ними зияла пустота. Александра остановилась в самой густой тени, которую смогла найти, и поискала взглядом Михаила. Она заметила его почти сразу.

Он стоял на коленях, опустив голову и сцепив руки, на краю того, что в свое время по очевидным причинам называлось Ящиком. Гладкие металлические двери, расположенные вровень с поверхностью земли, и сейчас можно было открыть, а под ними скрывался большой стальной куб. Своеобразный лифт навсегда застыл на месте из-за ржавчины, грязи и погнувшихся деталей. Горизонтальные двери и сейчас функционировали: благодаря неустанным заботам, ремонту и большому количеству смазки. В данный момент они были закрыты. В Ящике скрывалось такое, что нельзя… выпускать на свободу. Тайны, которыми не следовало делиться. Александра надеялась не увидеть этих дверей открытыми до конца своих дней и делала для этого все что могла. Она была бы рада вообще никогда их не видеть. А теперь она здесь. Вместе с Михаилом, почтительно преклонившим колени.

Страх, испытанный ранее, вновь ударил прямо в сердце, как молотком по разгоряченной плоти.

Она приказала себе успокоиться. Так нельзя. Она – часть Божества и уступает лишь одной сущности. Она в совершенстве освоила науку Вспышки, и сейчас ей стало стыдно, что позволила себе прийти в такое состояние. Быстро проделав математические расчеты и дыхательные упражнения, она успокоила ум и тело. Михаил ниже ее в иерархии.

Александра вновь стала собой, вышла из тени и решительно зашагала через открытое пространство Глэйда к Михаилу, склоненному над Ящиком. Путь освещал слабый свет фальшивого солнца.

– Михаил! – командным голосом воскликнула она, хотя знала, что это не произведет впечатления на противника. – Что тебе в голову взбрело? Зачем ты сюда пришел? Даже не поговорив со мной! Перестань строить из себя долбаную монашку и встань с колен!

Говоря все это, она не сбавляла скорости, будто собираясь ринуться в бой.

Михаил и ухом не повел: он получил слишком хорошую подготовку, чтобы поддаваться на провокации.

Александра остановилась в нескольких футах от коленопреклоненной фигуры.

– Михаил, ты должен сказать мне, что случилось. Только не надо всякой чепухи про видения. Ты ведь не собираешься открыть Ящик и запустить процессы, которые нам не нужны. Мы не сможем их остановить.

Михаил молчал – даже виду не подал, что слышит. Высокого роста, крепко сложен, несмотря на возраст. Седые волосы, все еще густые, зачесаны назад, только на макушке виднеются зачатки лысины. От него всегда неприятно пахло, и даже в такой момент это оскорбляло ее чувства. Если у разлагающейся души может быть запах, Михаил источал его в избытке. Александра не смогла бы сформулировать, что конкретно ее смущает, но этот человек ей очень не нравился.

– Михаил, – сказала она. – Михаил!

– Я рад, что ты пришла, – негромко произнес он. – Пожалуйста, помолись со мной. Скоро что-то случится. У меня было еще одно видение: корабль в океане, который направляется сюда. Он несет перемены и смерть.

Александра не могла отвести глаз от намечающейся лысины.

– Михаил, мы одни. Здесь больше никого нет. Прекрати эти игры. Я пришла поговорить и готова тебя выслушать. Видения, молитвы, боги, демоны… Давай отойдем от Ящика как можно дальше, ладно?

Он испустил снисходительный вздох, затем разжал соединенные в молитвенном жесте руки и безвольно опустил их вдоль тела. Поднял голову и посмотрел прямо перед собой. Наконец, испытывая ее терпение, выработанное десятилетиями неустанных тренировок, медленно повернулся.

– Мы поговорим, – сказал он. – Но сначала я тебе кое-что пообещаю.

– И что же?

Михаил встал, так что теперь приходилось смотреть на него снизу вверх. Угловатые брови и скулы, квадратная челюсть.

Она тоже вздохнула.

– Нет, серьезно. Что происходит?

– Когда мы поговорим и ты узнаешь новость, то сама согласишься, что надо открыть Ящик.

– Хватит загадок, Михаил. Просто скажи наконец, в чем дело.

Собеседник ткнул пальцем вверх, в небеса.

– Он вернулся.

Молчание.

– А за ним идут другие.