Одна нога здесь… Книга третья

– А так уважаемый господин понимает меня?

Я с досады чуть не хлопнул себя по лбу! Да как же я сам не сообразил?! Ведь у нас хоть и разные языки, но письмо-то одинаковое! Торопливо схватив кисточку, я написал:

– Да, господин старейшина! Как прекрасно, что мы можем с вами общаться! Писчую науку я превзошел много десятилетий тому назад, в приснопамятный год Тигра, ибо мне, согласно семейной традиции, надлежало поступить секретарем при дворе великого вьетского императора Нгуэна Тэ.

Да я врал, и врал расчетливо. Во-первых мне нужно было соответствовать моему старческому облику, в котором и планировал здесь действовать (выдуманное имя у меня уже было наготове). Во-вторых я решил, что ни к чему сообщать кому бы то ни было, откуда я на самом деле. Пусть уж лучше моей «родиной» будет маленький и дохлый Вьет, языка которого никто толком не знает. Эх, принципы Бусидо летели ко всем чертям…

Дальше я насочинял, как мне было ни стыдно, историю моего появления здесь. Дескать я вышел в отставку, и вот на старости лет решил попутешествовать, пожить на чужбине. Чудак, одним словом. Успел уже посетить Хань (что было неправдой), Чхон (а вот это полная правда) и Ниппон (ну, частично, это была правда, и заодно объясняло наличие у меня ниппонских денег), а теперь добрался сюда. В общем, «захотел вдали от дома уйти к Желтому Источнику»³³. Это было, пожалуй, единственное, что я знал из верований вьетов. Старейшина никак не прореагировал на это замечание, не поняв его, и я окончательно расслабился – разоблачение мне не грозит.

Старейшина Бао Чжан, благородная душа, поверил всем моим россказням, и, поскольку я выразил желание найти себе какую-нибудь работу (ибо моих рё навечно хватить не могло), предложил с этим помочь. На вопрос, какого рода работа мне больше по душе, я решительно написал:

– Охрана!

Это была моя работа в Ниппон, так что я мог ответь ещё? То ли Чжан меня не так понял (иероглиф «охранять», можно прочитать и по другому), то ли подумал, что я вряд ли гожусь в охрану из-за моих лет. В общем, мне досталась работа козопаса – как я и просил, меня определили «охранником». пошёл я на нее, правда, не сразу. Для начала ханьцы обучили меня десяти расхожим фразам на языке варваров, дабы я мог хоть как-то изъясняться».

Запись 6. «Поселили меня в довольно скромном обиталище под названием «идзибуська», но зато находящемся в моем полном распоряжении. Я что мог переделал в нем. Окна завесил шелковыми шторами, расставил по всей комнате бумажные ширмы, выкинул стол, скамью и кровать, расстелив вместо них прекрасные циновки. Откуда я все это взял? У ханьцев, разумеется. Питаюсь теперь, как человек – рисом! Готовлю, правда, как и местные, на сложном сооружении под названием «песька». Но это ничего, можно приловчится. Во дворике, где все сажают цветы или овощи, я как мог соорудил сад камней. Теперь у меня красиво, не стыдно было бы кому-нибудь показать из понимающих в этом толк. В общем, жизнь пошла замечательная.

Одно плохо – вставать приходится ни свет, ни заря. На работу. Козы мне попались зловредные. Все время разбегаются, не желая ходить строем, гадят где попало и объедают чужие посадки. Их двадцать штук – целый отряд. Но ещё хуже два вожака стада – старый рыжий козлище и его молодой подпевала, пегой масти. Этакий самурай при господине. Их я назвал по имени моих злейших врагов, оставшихся на родине. Старый теперь откликается на прозвище Паоси Гоки, а младший – Рицуса. За малейшую провинность я нещадно секу их хворостиной, представляя, что это настоящие Гоки и Рицу. Как-то раз Рицу подкрался ко мне, пока я кемарил на солнышке, и уплел мой вареный рис. Теперь я подумываю, а не душа ли ниппонца живет в нем?

От нечего делать я часами разговариваю с ними на родном языке, чтобы не отвыкнуть от него. И, что удивительно, кажется стадо начинает меня потихоньку понимать. По крайней мере, когда я говорю им «здравствуйте», они радостно мекают мне в ответ, а Гоки и Рицу приветственно машут хвостами. А когда я пою гимны в честь Аматэрасу, козы стоят молча и слушают. Мне кажется, пару раз я заметил в их глазах слезы. Они либо растроганы божественным пением, либо жалеют меня.»

Запись 7. «Козоводствовал я недолго. Увидев, как я расправляюсь с их козлами при помощи хворостины, хозяева живности отказались от моих услуг. Старейшина Чжан повздыхал-повздыхал, но уже на следующий день подыскал мне новое местечко, и, надо сказать, куда лучше прежнего. Теперь я должен был сторожить огороды местных варваров по ночам. Не по всему городу, разумеется, а как раз на той улочке, где я и живу. Очень удобно. Опять, можно сказать, «охранник».

Сторожу полагается кнут, чтобы иметь возможность отхлыстать хулиганов, ворующих овощи, и деревянная колотушка, чтобы я мог поднять тревогу. Колотушку я сразу забросил в самый дальний угол – какой истинный самурай будет звать на подмогу? Кнут же я решил попробовать, о чем в первый же день, точнее ночь, горько пожалел. Упрямая штуковина вместо того, чтобы лихо щелкать, как это получается у заправских пастухов, исхлестала меня самого, а под глазом появился синяк. Местные выспрашивали, что случилось (это я понял по их участливой интонации), пришлось опять врать:

– Приходири овоси крась.

Надеюсь, они поняли мое произношение. В общем, с этой поры кнут занял своё место рядом с колотушкой».

Запись 8. «Привыкаю к новой жизни. Утром до полудня отсыпаюсь, днем учусь у ханьких купцов языку варваров (рисую иероглиф – мне сообщают, как это звучит), ночью же… Нет, не сторожу. Оттачиваю работу с катаной и изучаю близлежащие кварталы. Совершенствуюсь изнутри и снаружи, так сказать. Объясню в чем дело. Долгое время на охраняемые мной огороды никто не покушался. А потом видимо хулиганы заприметили, что здесь охраны нет, и нагрянули. Сторожа стуком в колотушку отпугивают воров, я же ходил тихо, не привлекая ненужного внимания. Зачем сообщать врагу о своем приближении? Одним словом, у меня было тихо, и воры решили, что здесь никого. Молодые парни лет по 15—18, десять человек. Моего неожиданного появления они не испугались. Просто главарь приказал кому-то из подручных, и тот попер на меня. Вряд ли стал бить, как я уже говорил, здесь уважают старость. Скорее всего, просто прижал бы где в углу, чтоб не мешался под ногами. Я их разогнал, преимущественно пинками да мечом, который не стал вынимать из ножен. Убегая, наглецы кричали мне какие-то угрозы.

Смысл угроз прояснился на следующую же ночь. Они пришли отомстить. С цепями, палками, все как положено. Я бы мог сделать все, как и вчера, отпинав каждого лично. Но нет. Стоило только призадуматься, а против кого это они вышли воевать такой толпой и при оружии? Против дряхлого старика (ведь я выглядел именно так)! И я не стал жалеть подонков. Нет, я никого не убил, хотя и покалечил. Несколько сломанных рук, ног и ребер, синяки и вовсе не в счет. Связав их покрепче их же собственными цепями (излишняя, впрочем предосторожность, учитывая их состояние), сбегал за колотушкой и лишь тогда поднял тревогу. Зачем? Ну, должен же был кто-нибудь куда-нибудь их забрать. Жильцы с нашей улицы были в восторге от ловкости, выказанной таким старичком, как я.

После этого случая довольствие мне повысили, а желающих шастать на моих огородах больше не появилось. Слухи сделали своё дело. Хулиганов было десять, но молва преувеличила их число до небольшого до зубов вооруженного отряда. У остальных сторожей, с которыми я мало-помалу сдружился на почве общей работы, я хожу в героях.

Поскольку опасностей больше не предвиделось, я начал отдавать свободное ночью время двум вещам: отработке боя катаной, и исследованию окрестностей, постепенно отдаляясь все дальше от вверенной мне улицы. Надо же, в конце-концов, изучить местность, где мне предстоит совершить свой подвиг! Тренировки и вылазки я чередую: ночь – одно, ночь – другое».

Запись 9. «Сегодня я наткнулся на какую-то небольшую железную решетку, расположенную на краю улицы. Она прикрывала яму, в которой отчетливо слышался звук текущей воды. Впоследствии оказалось, что такие решетки разбросаны по всему городу. Поддавшись любопытству, я поднял ничем не закрепленную тяжелую преграду и обнаружил на отвесной стене, уходящего вниз хода, железные скобы. Это была лестница. Ничего не оставалось делать, как продолжить своё исследование – и я полез. Лаз привел меня в сводчатую камеру из которой вел длинный переход в следующую совершенно такую же камеру, с ходом наверх, забранным решеткой. На полу, где в засоренном желобе, а где и прямо так, текли ручьи, одни полные каких-то крайне вонючих отбросов, другие чистые. Я наткнулся на подземный водоотвод, шедший едва ли не под всем городом. Удивительное инженерное решение!»

Запись 10. «Найденный мною подземный лаз мне в конце-концов пригодился. Случилось это так. Недавно я работал с мечом и так увлекся, что и сам не заметил, как впал в состояние усигамоти³⁴. Когда пелена спала с моих глаз, я ужаснулся тому, что натворил. Тренировки я провожу подальше от чужих глаз – на огородах. Вот одному из них, что сегодня служил мне в качестве татами, и не повезло. Он был полностью разорен! Росшую на нем капусту я покромсал в лапшу, а что не смог изрубить – втоптал в землю. Что мне было делать теперь? В Ниппон за такую выходку, позорящую честное имя самурая, нерадивому охраннику полагалось сделать харакири, чтобы избежать постыдной казни. Здесь же мне, наверное, не сделали ничего, особенно если соврать, что это опять напали огородные воришки. А ещё лучше если предъявить их. Но где взять? И я вспомнил своих собратьев по ремеслу, ночных сторожей. Помниться, ближайший из них, дед Бо-Го-Яр, жаловался на одолевшее ворье. Он выразился весьма недвусмысленно: «сасем оборозери» (или как-то так).

Добравшись до него, я предложил избавить охраняемые им огороды от вредителей, если он взамен отдаст «добычу» мне. Бо-Го-Яр согласился, памятуя мои успехи. Шестеро наглецов были изловлены примерно через час, связаны и поколочены Бо-Го-Яром, а потом, ближе к утру, перетащены при его помощи на мой участок. Старик восхищенно пыхтел за моей спиной:

– Ну, ты, Хотя (я назвался вымышленным именем Хонг Тхэй, похожее на вьетское, и слегка напоминающее мое собственное; варвары же его изувечили как смогли) и даешь! На вид тебе сто годков, а дерешься, как вьюнош.

Кто такой этот таинственный «вьюнош» я уточнять не стал. Должно быть, какой-то ловкий варварский полубог. Но к чему мне подробности местных верований? Хулиганы были так напуганы случившимся, что при строгом расспросе, учиненном хозяевами разоренного мной огорода, взяли на свой счет и эту вину. Им влепили по месяцу исправительных работ, а мне вышло очередное повышение оплаты.

Чтобы больше так не рисковать, спущусь-ка я в те катакомбы под городом. Там нет риска случайно убить кого-нибудь постороннего, и можно не опасаться, что тебя заметят. То, что здесь темно, мне не помешает. Наоборот, это очень хорошо! Во-первых, в темноте гораздо лучше сосредотачиваться на «пути воина». А во-вторых надо же учиться бою с закрытыми глазами, чтобы развивался ещё и слух. Мой сэнсей Яосицукоми не единожды рассказывал, что только используя слух можно биться с любым числом противников».

Запись 12. «Снова сел за бумагу и тушь после очень долгого перерыва. Писать было не о чем. Всякие мелкие бытовые подробности моего здесь пребывания вряд ли заслужат благосклонность читателя. Да и сам я вскоре освоился настолько, что перестал обращать внимание на разницу между нашими культурами. Я написал «культурами»? Что ж, и за варварами надо признать некоторое её наличие.

Я было описал свой путь сюда и кое-что из того, что случилось здесь, в Синь-Бао-Го-Ро-Си-Ко. Потом забросил писательское ремесло, и даже какое-то время думал, что потерял свой дневник, но нет. Как-то раз, в пору душевного отчаяния, я снова отыскал его, и вписал туда маленькую историю своей любви, что повлекла за собой все последующие события. Теперь я снова взял себя в руки и могу писать дальше. О, Митикоси, Митикоси… Ждешь ли, надеешься ли, что твой Хатэтуримо вернется живым и с Зеркалом в придачу?

Перечитав написанное, я вырвал тот лист и поместил его первым в своей тетради – пусть с него все и начинается.

Снова сев за записи ты словно уносишься мыслями в прошлое…

Но я отвлекся. Итак, с момента моего отбытия из Ниппон минуло уже три года. Три долгих, бесконечно долгих года. Я высчитал это приблизительно, ибо на самом деле точного времени не знаю, сбившись со счета дней ещё в пути, когда меня свалила лихорадка. Здешние времена года и местное летоисчисление, столь не похожие на наши, не дают мне возможности толком определить, какой сегодня день и даже месяц. Сейчас, кажется осень. По крайней мере, так утверждают варвары. Что ж, пусть это – будет осень.

Я здесь, в этой таинственной стране, что наши географы очень неуверенно чертят на своих картах, и тысячи тысяч ри³⁵, отделяющие меня от родины, уже меня не пугают. Если бы меня вдруг схватили и стали пытать (это я так, фантазирую), я с радостью бы умер за Отчизну, постаравшись скрыть от варваров существование могущественной Ниппон, но, как выяснилось, они и так неплохо о нас осведомлены, называя нашу страну «Заханьскими островами». То есть, мы для них всего лишь какие-то жалкие острова, расположенные за Империей Хань. И увы, на эти острова им глубоко плевать…

Я неплохо изучил варварский язык (по крайней мере они меня понимают; вот несколько примеров из него для тебя, любознательный читатель: «горова» – верхняя часть туловища, «саро» – толстая прослойка у животного свинья, «розька» – приспособление для еды, заменяющее палочки, «мудзчина» – человек, «дедюська» – уважаемый господин), в совершенстве овладел катаной, куда лучше, чем до моего приезда сюда. Но я ни на лисий шаг, ни на ничтожный сун³⁶ не приблизился к моей цели. Да, я теперь почтенный сторож – «дедушка Хотя», так меня называют. Но разве это открывает мне дорогу во дворец (сарай, по сравнению с Коралловыми Покоями нашего Императора) князя Во-Ро-Да-Ря (ещё одно трудное имя), где хранится наша святыня? Нет, не открывает. И я, как говорят варвары «сидзю у радзбитого корита». Печально это признавать, но это так и есть.

Зачем, о Аматэрасу, этот ничтожный Ису, подлый узурпатор Жемчужного Престола, решил обратить свой взор сюда, на северо-запад? Зачем он, червь кольчатый, додумался подарить варварам наше Нефритовое Зеркало? Ради военного союза? Но варвары живут так далеко, что даже если бы и захотели помочь Ису, то они опоздали бы со своими войсками почти на год. Ибо три с лишним месяца шла бы просьба о помощи, полгода дикари решали бы идти или нет, и ещё три месяца добирались до нас. Я так думаю, здешний правитель давно и думать забыл о каком-то там Ису, и уж тем более не знает, что мерзавец давно свержен и четвертован.

Я пару раз видел издали князя Во-Ро-Да-Ря, когда он совершал свой церемониальный выезд (отмечу, не очень пышный). Весьма неприятный на вид господин. Тучный, злой лицом и гневливый взором. Безобразная родинка на его левой щеке сказала мне, что сей правитель умрет не своей смертью. Что ж, я думаю, мало кто будет по нему плакать. Все его ругают, и я присоединяю свой голос к ним, ибо он имеет наглость считать себя повелителем чуть ли не всего мира, хотя и владеет-то всего-навсего одной шестой частью суши!

По пути сюда я понапридумывал массу способов, как вырвать наше сокровище из волосатых рук варваров, но ни один из них здесь не годится. Если бы моя честь позволяла, я бы, подобно нашим извечным врагам из клана синоби³⁷, пробрался в уборную яму, просидел там сколько нужно, а потом пронзил их князя в самое уязвимое место и… Дальше я не знаю, что нужно было бы делать. Но, слава Аматэрасу, я лишен такой возможности, ибо в кодексе Бусидо подобные методы считаются постыдными…»

Запись 13. «Я человек не суеверный, и обычно полагаюсь, как и положено самураю, прежде всего на свою верную катану. Но, чего греха таить, я все больше начинаю уподобляться женщинам, что верят в сны, приметы, и по поводу каждого чиха бегут к гадалке. Я же ворожу сам себе на палочках. Больше совета спросить не у кого, ибо, как гласит местная пословица: «До Богов высёко, до Государя дареко». Загадываю на них одно и тоже, то так, то этак задавая свой вопрос. Палочки отвечают туманно. Мне теперь кажется, что я просто не так спрашивал. Сегодня я задал вопрос по другому, не как прежде. Я спрашивал: «Как мне добыть…», «Как мне попасть…». И вот я спросил: «Кто мне смог бы помочь?», признав, что надеясь только на себя, я свершаю тем самым неслыханную глупость.

И палочки впервые ответили недвусмысленно: «Ещё не наступит час тигра³⁸, как ты найдешь его»! Стоит ли говорить, что весь день я был, как здесь выражаются, «сровно на игорках»?! Я бесцельно ходил по городу, обуреваемый всевозможными мыслями, и заглядывая в глаза каждому встречному, с одним вопросом в душе: «не он ли?» Я ожидал какого-то чудесного события, вмешательства небес, но нет. Все было как обычно, кто-то спешил по своим делам, что-то продавали, что-то строили. Кто же он, мой таинственный помощник? Мужчина, женщина, воин, боярин? Или, может, вон тот кузнец? Стар он или же молод? Может, вообще, мальчишка?

Последнее предположение я сделал, налетев на ребятню, что играла в какую-то странную забаву «го-ро-дао-ки», кидаясь палками. Но глянув на их беззаботные лица, я не стал им мешать своим присутствием. Вряд ли он – кто-то из них. Я продолжал искать, а час тигра все приближался…

Когда день окончился и улицы опустели, я вернулся домой, и теперь сижу, делаю эту запись. Скоро пора выходить на работу, сторожить свои несчастные огороды. Хотя зачем, ведь и так ни одна живая душа не сунется ночью на мой участок? Тогда пойду, потренируюсь. После серии удачных ударов катаной обычно проясняется в голове. Э-э, я имею ввиду ударов по невидимому противнику. Ну, все, пойду. Час быка³⁹ вот-вот наступит…»

Запись 14. «Это свершилось!!! Сейчас отдышусь, и расскажу обо всем по порядку. Добравшись до нужной решетки, я привычно огляделся – не видит ли кто? – и лишь после этого спустился в лаз. Выйдя в просторный «зал», где я давно уже свободно орудовал катаной не задевая стен, я сделал сто восемь глубоких вдохов и начал серию ударов. Досада на то, что обещанный помощник так и не появился, медленно покидала мой разум. Сердце мерно отчитывало удары. Движения становились все плавней, все бесшумней. Слух мой явно обострился, занятия не прошли даром, ибо среди слабого свиста, издаваемого катаной, я вдруг отчетливо услышал, как кто-то прочитал не по-ниппонски, варварски коверкая строку и внутренний ритм, но ХАЙКУ! Настоящее хайку! Голос звучал надрывно, словно человек прощался с жизнью. Такое бывает и у нас, когда кто-то, решившись уйти из жизни, перед тем как сделать сеппуку, читает строки, в которых хотел выразить своё отношение к миру, или коротко, в трех строках, поведать о своем прожитом пути. В Ниппон я не стал бы удерживать его от такого, несомненно, обдуманного шага, но здесь, среди варваров, откуда взяться подобному поступку?! Нет, здесь было что-то другое! Это призыв о помощи! Крикнув: «Держитесь, господин!», я перехватил катану поудобнее и, разбрызгивая ногами вонючие потоки, поспешил на помощь!

Первое, что я увидел, влетев в очередной поворот подземного хода, были тысячи красных огоньков. «Глаза», догадался я и, отметив, где стоит тот, кого я торопился спасти, принялся действовать. Не буду преувеличивать, далеко не всегда я попадал по мелкому увертливому врагу, много раз доставалось то стенам и потолку, расцвечивающимся фонтанами искр, то полу, отчего во все стороны разлеталась тухлая жижа. Настоящая бидзеновская⁴⁰ сталь выдержала все! Спасибо тебе, отец!

Это, наверное, были крысы. По крайней мере, я предпочитаю так думать. Хотя, разве бывают в природе такие крысы? Здоровенные и с колючками! Тысячу раз я взмахнул катаной, далеко не всегда полагаясь на глаза. Вот где мне пригодились мои тренировки в темноте! Тварей, прыгающих на спину, я ловко прокалывал насквозь, даже не оборачиваясь. Всех крыс перебить не удалось. Устрашенные гибелью большей части их стаи, твари разбежались так быстро, что я даже и глазом не успел моргнуть. Одна ещё металась между мной и моим подзащитным, и я кинулся к ней с твердым намерением добить, но меня остановил окрик:

– Не трогайте мою собачку, мил человек!

Это был одноногий старик. Он тяжело дышал, привалившись к осклизлой стене, подсвеченной несколькими свечками. Разглядев мою жидкую накладную бороду и седые волосы, он уважительно сказал:

– Ого, а вы, как я посмотрю тоже далеко не молоды.

Я поклонился и представился:

– Меня зовут Хонг Тхэй.

– А я… – старик назвал своё ужасно непроизносимое имя, и я, будучи не в силах воспроизвести его в точности, буду отныне именовать его Яо. Тем более, что он чем-то очень похож на моего старого сенсея.

– Ловкости вам не занимать, – сказал Яо, и увы, я не мог признаться, что гожусь ему во внуки. – На меня тоже, бывает, когда накатит что-то, так кое-чего могу, но таких коленец мне не отколоть, да ещё с мечом…

– Все дело в особой ханьской зарядке «ци-гун», – соврал несчастный я. – Да ещё красный корень, «шень-жень», помогает.

– А-а, красный корень! – лукаво улыбнулся старик. – Как же, слышал! Надо будет попробовать как-нибудь…

И стал оседать в обмороке. Одним махом вогнав катану в ножны, я успел подхватить Яо и водрузить старика у себя на плечах. Его сумку я повесил на шею, палочку сунул за пояс, свистнул собачке, чтобы шла следом, и, бережно удерживая свою ношу, побрел к ближайшему лазу, ведшему на волю, аккуратно переступая через мертвых грызунов. Тушить свечи я не стал, пусть догорают…

До дома добрались без происшествий. Пока старик спит, я пишу эти строки. А сейчас надо пойти во двор, а то что-то на душе неспокойно…»