Європа

Где нет перемены, нет и бытия.

Из лекции Ф. И. Щербатского, прочитанной в Петербурге в 1919 г. в рамках выставки буддийского искусства.

Семья стиральных машин всё разростается и совершенствуется.

Из заметки в февральском номере журнала «Техника – молодёжи» за 1959 г.

© Антон Владимирович Ерхов, 2019

ISBN 978-5-4496-5060-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда они вернулись, Игорь Ждан только-только закончил переоценку. «Профилактическую», как выразился Халин – ведомость на десять пунктов, из них две стиралки. Обе подешевели на пятёрку. Непонятно зачем. Тем более – цены не переступили никаких психологических рубежей, не стали, например, тысяча девятьсот девяносто восьмью вместо две тысячи трёх.

– А это снова мы, – сказала женщина.

Игорь кивнул. Хотел добавить «И снова здравствуйте» из анекдота, но не стал.

– Давай посмотрим ещё раз, – прямо таки скомандовал мужчина.

По классификации Шевеля это были «моська» и «физкульт-привет»: «Очередной, блин, физкульт-привет – весь такой на подрыве, бодрячком, со старту обращается на ты: помчали к тому холодильнику, теперь к тому, достань, покажи-расскажи. А моська бежит рядом и что-то подгавкивает»… Шевелевских кличек хватило бы на словарик: наш-друг-пиши-читай («и охрану он знает, и опт знает, и директора – с тем учился, на той женился»), салоеды («привет из Кацапетовки»), студентки-институтки («щеки красные и в пол смотрят»), терминаторы («зимой, блядь, в тёмных очах»), а ещё – бобры, тёти-аси, кулибины, и ещё, ещё, ещё.

Мужчина быстро зашагал между рядов, за ним – жена, а Игорь, который вроде должен был идти первым, замкнул процессию.

– Ой, – испугалась моська, – а где?

– Вот, – Ждан показал на аристон аквалтис (в обед, когда выставляли новую технику, его передвинули метра на полтора), – ждёт вас.

Физкульт-привет открыл люк, вытащил инструкцию, но тут же закинул обратно.

– Как думаешь, – спросил он Ждана, – стоит взять?

– Не пожалеем? – добавила моська.

– У меня самого аристон, – зачем-то сказал Игорь, – только другая модель, узкая.

Он никогда прежде не пользовался этим приёмом, да и вообще считал какой-то пошлостью говорить, что у него такая машинка, у брата – такая, у кума-зятя – такая. Даже если покупатели спрашивали в лоб, а что у вас за стиралка, Ждан обычно отшучивался, что себе на стиралку ещё не заработал – сапожник без сапог… Вот Селиванов, например, всегда добавлял: «сестре год назад посоветовал, и ни разу не жаловалась», «друзья недавно купили», «у меня тоже эл-джи».

– У тебя не аристон, – покачал головой мужчина, – у тебя занусси.

Никаких претензий – «кому ты врёшь?» – простая констатация. Игорь вздрогнул.

– Механика, – продолжил физкульт-привет, – почти как та, восемьсот двадцать вторая, только с тремя ручками, у тебя можно отжим регулировать, и на тысячу оборотов. Модель – десять тридцать два. А механику взял, потому что – проводка дома хреновая, свет постоянно мигает. И брал, кстати, не здесь, – мужчина кивнул на дверь, – у конкурентов, через дорогу – ты почему-то думаешь, что покупать в своём магазине неправильно, хоть и скидку можешь хорошую выбить.

Игорь увидел свою занусси, полногабаритную, десять тридцать два, стоящую на кухне между плитой и мойкой.

– Так что? – спросил мужчина. – Стоит взять аристон?

1. Летнее солнцестояние

В «Європу» он устроился через полгода после открытия. К тому моменту супермаркет сменил корпоративные цвета с евросоюзовских – жёлтого и синего – на красный и белый, стандартные для магазинов быттехники в городе (кроме, пожалуй, салатного «Комфорта», но это отдельная история). С логотипа «Європы» исчезли звёздочки, а значок евро стал буквой «Є».

Улица Космонавта Добровольского, вернее её часть – от метро и до кольца – была настоящей уолл-стрит торговцев техникой. Здесь находились филиалы «Дома Электроники», «Аудио-Видео», «Цифрового центра» и «Мира бытовой техники». И пока ещё одиночки: «Холодильники & Co.», «Технократия». И «Європа». Не говоря уж про чепэшников – с десяток маленьких магазинчиков, как правило, узкоспециализированных – кондиционеры, телефоны, компьютеры. Впрочем, все они прятались или во дворах, или на примыкающих улицах – на Космонавта Добровольского висели лишь таблички-указатели: «Вход через арку», «20 метров», «За автомойкой».

У супермаркета «Європа», в отличие от других, занимавших полуподвалы и первые этажи жилых домов, было своё здание. Когда-то цех табачной фабрики, который новые владельцы – Бритиш-Американ Тобако или Филлип Моррис – почему-то не выкупили. Года три этот бывший цех стоял заброшенным, с выбитыми стеклами – выглядел особенно унылым на фоне отреставрированных корпусов табачки, обшитых сайдингом – пока его тоже не выкупили и не отремонтировали.

Несмотря на то, что супермаркет открылся всего полгода назад, «Європа» не была новичком на рынке. «Европейцы» торговали бытовой техникой в городе с середины девяностых – холодильники в ЦУМе, телевизоры и хай-фай в «Детском мире», компьютерный отдел на «Стоке». А потом все эти феодальные княжества решили объединить в одно, как Германскую империю в 1871 году.

Во сне у них были имена. Простые или странные, а иногда смешные.

Собеседование назначили на десять. «Игорь Ждан?» – спросил женский голос по телефону. «Да», – ответил Игорь. «Мы рассмотрели ваше резюме. Сможете подойти завтра?»

Отдел кадров был почему-то не в административной части супермаркета (там, где директора и менеджеры), а через дорогу, в гостинице, на пятом этаже – несколько комнатушек за металлической дверью с домофоном.

Гостиница совсем не выглядела гостиницей, ни снаружи, ни внутри. Скорее – какой-нибудь НИИ: фасад «под линейку», просторный, но невзрачный холл, гипсовый барельеф во всю стену – солнце-люди-поезда-трактора; лестница с широкими деревянными перилами, длинные коридоры и много-много белых дверей, к которым прибиты алюминиевые циферки. Сложно представить, что кто-нибудь когда-нибудь останавливался здесь на ночь – даже командировочные, приезжающие уж точно не за комфортом; всё равно, что ночевать на работе: «Одно место есть у проектировщиков, а вам постелем в бухгалтерии».

Менеджера по персоналу звали Оксана. Невысокая, чуть полноватая, с короткой стрижкой (боб или типа того), сдержанной улыбкой и блеском в глазах, как у массовика-затейника.

– Присаживайтесь, Игорь, – сказала она и, едва касаясь, провела карандашом по его резюме. – Институт, че-пэ, че-пэ… Опыта, я вижу, у вас нет, – Оксана постучала карандашом по столу.

– Я почти год проработал реализатором, – не согласился Ждан. Он старался вести себя так, как учили в журналах: не разваливаться на стуле, но и не облокачиваться на стол; смотреть на рекрутера, но не пялиться; уверенно отвечать на вопросы, не суетиться и не мямлить.

– Это – не тоже самое. Во-первых, «Європа» – весьма крупная компания. Здесь потребуется общаться не только с клиентами, но и с другими отделами, складом, доставкой, сервисом. Необходимо видеть задачи компании в целом, уметь действовать от лица всей фирмы. Во-вторых, – Оксана отложила резюме, – знание техники.

– Насколько я понимаю, – сказал Игорь, – время на изучение у меня будет.

А потом пошли вопросы, стандартные для любого собеседования, к которым обычно и готовишься, главное, чтоб ответы не звучали зазубренными и чужими. «Почему вы обратились именно в нашу компанию?», «Почему уволились с предыдущего места работы?», «Кем видите себя через полгода, год?», «Какие свои достижения считаете главными?»

«Расширяющаяся компания, – говорил Игорь. – Возможность карьерного роста. На прошлой работе этого не было. Старшим продавцом».

Беседа напомнила ему утренние новости – бизнес или деловые, которые отец прозвал «графики и диаграммы». «А как вы оцениваете перспективы региональных игроков именно в этом сегменте ритейла?» – спрашивала ведущая. «Учитывая общий тренд, – отвечал гость, – я не вижу поводов для оптимизма».

– Для вас принципиален рост? – спросила Оксана.

– Я бы сказал – развитие, – ответил Ждан.

– Реализация? Самореализация?

Оксана спросила про свободное время и хобби, что-то ещё, затем попросила нарисовать несуществующее животное. И дальше – про эту зверюшку. Как зовут? Добрый или злой? Есть ли друзья? Есть ли враги? Где живет? Куда идёт?

– В целом, – сказала Оксана, – я не против вашей кандидатуры. Если начальник о-бэ тоже одобрит, с завтрашнего дня начнётся стажировка… Олег Борисович сейчас на месте, дверь напротив.

«Главное о-бэ пройти, – сказал на днях Халин. – Оксанка – нормальная девчонка, а вот с о-бэ…» «Что за о-бэ?» – спросил Ждан. «Олег Борисыч. Отдел безопасности. Вот там попарят мозг».

Игорь постучал и приоткрыл дверь. Внутри был полумрак. Шторы на окнах задернуты, да и сам кабинет – коричневый ковер на полу, серые обои, дубовый стол… После комнаты Оксаны – белой, солнечной – казалось, здесь и вовсе – тьма кромешная.

– Входите, – сказал голос из темноты.

Игорь вошёл. Глаза быстро привыкли к освещению. На самом деле – не так и темно.

– Ждан? – Олег Борисович встал и одернул одну штору. Вторую оставил.

– Да, – ответил Игорь.

Окна выходили на запад, так что утром – никаких прямых лучей, но всё же стоявшие на столе часы, пресс-папье и статуэтки, подставки для ручек, визитницы – словно сжались. И весь кабинет будто бы насторожился – солнце здесь явно недолюбливали.

– Присаживайтесь, – начальнику о-бэ было за пятьдесят. Поседевший, но без залысин. На лбу – глубокая морщина. Густые брови. И взгляд как у старого лиса. – В армии служили?

– Нет, – сказал Игорь.

– А почему не служили?

Ждану нечасто доводилось разговаривать с людьми в погонах (пусть даже одетыми по-гражданке – бывшими, которых не бывает), и всякий раз у него либо спрашивали непонятно что, либо непонятно в чем пытались обвинить.

– Учился, – сказал Игорь, – в техникуме, потом в институте. Исполнилось двадцать пять – получил военник. Я в отдел кадров приносил все документы.

– Да-да, – сказал Олег Борисович, – я видел, – он вытащил из стола какую-то папку, открыл и стал перебирать бумажки. – Много заплатили?

– Кому? – не понял Ждан. – За что?

– В военкомате. За военный билет. Уж и не знаю кому.

– Исполнилось двадцать пять – сходил и получил. Я ещё в институте учился. Была отсрочка.

Олег Борисович вытянул из папки листик и протянул Игорю. Ксерокопия военника. Фотография, фамилия-имя-отчество, дата рождения, специальность, печати, подписи, с 2003-го – приказ такой-то – переведен в запас.

– Ну? – спросил Ждан.

– Написано: военкомат Московского района, а печать стоит Ленинского.

– А, – сообразил Игорь. – Их же объединили. Я получал уже в Ленинском, на Профсоюзной.

– Пусть это будет на вашей совести, – Олег Борисович забрал листик и отложил в сторону.

Идея с совестью Игорю совсем не понравилась.

– Можно позвонить им, – сказал он. – Пусть подтвердят, что в том году…

– Откуда вы знаете Халина? – перебил Олег Борисович.

– Учились вместе.

Начальник о-бэ улыбнулся – куда-то в сторону, будто кому-то третьему – и покачал головой.

– Учились – и не пошли в армию. Учились – и познакомились с Халиным.

Игорь пожал плечами. Что тут скажешь.

– Просто мы о вас ничего не знаем, – продолжил Олег Борисович. – Институт, а потом какие-то че-пэ… Кто вы? Что вы?.. Ладно, поверим Халину. И его рекомендациям.

Ага, подумал Ждан, пусть будет на его совести.

Задав ещё пару вопросов, теперь в духе Оксаны – почему ушли от чепэшника? кем хотите стать в «Європе»? – Олег Борисович написал на фирменном бланке: «Против зачисления Игоря Ждана не возражаю» – и поставил размашистую подпись.

«Спасибо. До свидания». Ждан почувствовал себя, как в институте после сдачи гэ-о – тоже отставному военному: в кабинет по одному, а там – кто играл с гэошником в шашки, кто мерялся силами на руках, кто отжимался на спор – слабо двадцать пять раз?.. Минут через пять – неважно победил ты или проиграл – подпись в зачётке; лица одногруппников, тех, кто ещё в очереди: «ну что?» – и стойкое ощущение идиотизма происходившего.

Игорь спустился на первый этаж, вышел на улицу. И только теперь, казалось, понял, что уже середина июля, что лето перевалило за экватор. Дальше – как велосипедист с горки – всё быстрей и быстрей: к сентябрю, дождям, в осень.

С прошлой работы Ждан уволился в конце мая, или, правильно сказал Олег Борисович, – просто ушёл, официального оформления не было – так что ни приказов, ни заявлений, ни отметок в трудовой. Сразу же стал звонить по объявлениям, ходить куда-то. Вроде бы – уйма свободного времени, жарища, красота – но лето для Игоря всё не наступало, он будто не мог найти ту самую дверь. Пока вдруг не оказалось, что она – обычная алюминиевая – вход-выход в гостинице.

Асфальт «дихав спекою», час-другой, и может быть, замелькают миражи, как на Е-105, когда едешь на море – словно лужи после дождя или просто разлитая вода.

Игорь подождал зелёный свет, перешёл через дорогу.

Халин курил у входа в «Європу». Униформа завотделом – серая рубашка, заправленная в чёрные штаны; блестящие на солнце туфли.

– Привет, Андрей, – сказал Ждан.

– Привет, Игорь-джан, – Халин посмотрел на листок. – О-би написал о-кей? – он усмехнулся своей шутке. – Поздравляю! Добро пожаловать в ритейл! – и пожал Игорю руку.

– Или всё же – рé-тейл?

– Я как-то специально рылся в сети, – сказал Андрей. – Кто как пишет. Кто ритейл, кто ретейл. И не просто на форумах – и в книжках, и в словарях. Хотя чаще всё-таки «ри», – он бросил окурок в урну. – Завтра к девяти давай. С того входа. Скажешь охране, что новенький, или пусть меня позовут… Кстати, возьми с собой туфли и чёрные штаны.

«Блин», – тут же подумал Игорь.

– Игорян, твою мать, – скажет Халин следующим утром. – А других туфлей не нашлось?

Ждан пришёл без пяти или даже без пятнадцати девять – с пакетом, в который сложил штаны и туфли. Попросил охрану позвать Андрея, зашёл с ним внутрь.

«Вообще, – сказал Халин, – без пятнадцати надо быть уже в зале. Так что прикидывай время, чтобы успеть переодеться и спуститься. Некоторые приходят чуть ли не к восьми, пьют кофе перед работой, общаются. Но тут уж смотри сам. Охрана начинает пускать где-то в полвосьмого».

Магазин открыли для посетителей. Внутрь сразу же вошли человек десять, ждавшие у дверей – молодёжь (все как один с банками колы); толстая женщина в шляпе, обмахивающаяся журналом; средних лет пара с детишками-близнецами; мужик в эмчээсовской форме – прошагали мимо камер хранения, стола проверки техники, касс, свернули перед инфо, прошли через калитки-турникеты, и растворились в супермаркете.

«Подожди пока здесь, – Халин поднял руку и покрутил пальцем. У спецназа этот жест означает „на позиции“. – Схожу нарою тебе футболку, а потом придумаем что-нибудь со шкафчиком».

Через неделю Игорь привыкнет к правильным названиям: зона входа, кассовая зона, предкассовая… Та же территория, где он ждал Андрея – от входа в магазин (открываются автоматически) и до входа в торговый зал (отвори калитку сам) – звалась зоной входа-выхода. Белая дверь между отделом проверки и обменкой вела в административную часть: к начальству, менеджерам, раздевалкам, столовке – «стафф онли».

Эмчээсник оплатил на кассе чайник, показал чек охраннику и подошёл на проверку к скучающим техникам. Один из них тут же подхватил коробку – открыл, вытянул гарантийный талон.

Халин вернулся минут через пять. «Держи, Игорь-джан, – сказал он и протянул мятую красную рубашку-поло на трёх пуговицах (все почему-то звали их футболками), – должен влезть. Идём». В отделе мелкой бытовой Андрей попросил девушку, стоявшую за гладильной доской и демонстрировавшую какой-то утюг с отпаривателем, прогладить поло: «Терани, плиз, пару раз». Девушка была одета не по форме – в серой юбке и белой блузке, да и бэйджик не как у всех – розовый. «Прома», – пояснил Халин.

Ждана подселили к Диме Сотнику. «Димон, Болоцкий ведь с тобой был в шкафчике?» «Да», – без особого энтузиазма ответил Дима. «Принимай тогда нового соседа».

Казалось, Сотника вытащили из комедии про укурков. «Йоу, – поздоровался он и, как-то хитро помотав рукой, хлопнул Игоря по ладони. – Как раз и ключи вторые остались».

«Не долго я один потусил», – сказал Дима уже на лестнице. И сразу спросил: «Про штрафы тебе рассказали?» «Нет», – сказал Ждан. «Небритость стоит два доллара, – Сотник шёл впереди, но постоянно оборачивался, – то же и прочая неопрятность – грязная футболка, штаны, нечищеные туфли, бардак на голове. Болтовня по мобильному, если докажут, что личная – пятерка, а то и выше. Ставь на вибро, чтобы никто звонка не слышал». – «Опоздания?» – «Там хитрая система. За первое – два, за второе – четыре, за третье – восемь… В конце месяца счетчик обнуляется, и опоздания снова начинаются с двух баксов. Прогул, к слову, стоит двадцать». – «Второй – сорок?» – «За второй в одном месяце, наверное, на фиг уволят». – «А что, прогуливают?» – «Вообще, прогул – это опоздание больше, чем на два часа… Болоцкий отгребал, – Дима легонько постучал кулаком по стене. – Ну и я тоже…»

Мужских раздевалок было три. «Нам в дальнюю», – Сотник вытянул из кармана ключи.

Два ряда красных шкафчиков и окно с видом на парковку. Дима открыл одну из дверок, перевесил рубашку на тремпель к джинсам, освободившийся протянул Игорю, затем провёл рукой по полке и достал вторые ключи.

«Кроме того, – сказал Сотник, – штрафуют за пыль на технике, ценники не на месте, невыставленный товар, непроведённую переоценку. Нельзя шататься по чужим отделам, собираться больше двух… Ладно, – Дима вынул ключ из замка, – переодевайся, закрой тут всё и в зал».

Игорь достал штаны – прежде надевал их лишь раз – на выпускной, для этого они и покупались. Хорошо, что не поправился с тех времен, а то пришлось бы вчера непонятно у кого одалживать деньги и бежать в магазин. С туфлями вышло хуже. Придя домой после собеседования, Ждан отыскал коробку с ними на антресолях (туфли тоже покупались на выпускной, правда, носились почаще, чем штаны) – протёр, померил – всё в порядке… Фух… И только утром заметил, что на одной подошве (левая-толчковая) – дырка; не просто трещинка, а дыра – большая и насквозь – будто мышь прогрызла. Хрен его знает, как не заметил с вечера. В конце концов – не кроссовки же обувать со штанами – Игорь нашёл другие: то ли туфли, то ли шлёпки – светло-коричневые, полуоткрытые, потёртые, но с целыми подошвами.

– Если кто из начальства увидит, – сказал Халин, – что у меня продавец в такой обуви – будут до завтра всем составом насиловать.

– В извращённой форме, – подсказал стоявший рядом продавец. Худой, высокий.

«Чижов Константин» – прочитал Ждан на бэйджике.

– Игорь-джан! – Андрей потоптался на месте, ещё раз поглядел на обувь Ждана. – Чёрные туфли, а не рыжие сандали.

Костя рассмеялся.

– Давай никому особо на глаза не попадайся… Так, – Халин шагнул в сторону, чтобы не загораживать Чижова, – это – Костян, это – Игорь.

«Очень приятно», «взаимно», пожали друг другу руки.

– Он будет тебя стажировать. Расскажет по технике, что тут вообще к чему – что можно, что нельзя. Как продавать. Короче, сделает из тебя настоящего джедая… Если всё пойдет нормально, недели через три переведём в продавцы – будешь бомбить на себя, зарабатывать бабки. А пока что – записываешь продажи на него, – Халин похлопал по карману, – оплачиваешь репетиторство.

Имена, как правило, исчезали первыми – отклеивались от лиц-фигур-силуэтов, будто этикетки от банки, если подержать её под струёй горячей воды. Точно были знакомы, но как зовут не вспомнишь… Впрочем, сейчас получилось иначе – и слава майтреи, – вряд ли кому хотелось вспоминать эту недовольную физиономию, зато имя – Мариэтта – отклеившись от человека, стало ещё одной штукой, которую можно забросить в стол – к приглашению на семинар, ключам от старого ящика, непригодившимся фотографиям три на четыре, и приехавшему с посудомойкой бейджику какого-то китайского рабочего.

Предстояло много чего выучить. И усвоить.

– Во-первых, – сказал Чижов, – технику продаж; во-вторых, саму технику – стиралки, холода, кондёры, водогрейки, встройку, – перечисляя, он загибал пальцы. – И в-третьих, основное, – поднял палец вверх, – даже основополагающее – стандарты – правила поведения.

Ждан усмехнулся.

– Кстати, не шучу. По ним придётся сдавать экзамен, целой комиссии.

Косая улыбка застыла на лице Игоря. До него как-то не хотела доходить мысль, что главное твоё качество, то, за что тебе собираются платить деньги, – это умение себя вести. Всё равно что в вузе на вступительных экзаменах у абитуриентов брали бы их школьные дневники и смотрели оценки за поведение: «Ага, в первой четверти тройка. О! Родителей вызывали!» Хорошо хоть, подумал Ждан, в отделе кадров не попросили сделать реверанс и разложить ложки-вилки по всем требованиям этикета. Или такое – для кандидатов в менеджеры?

От а-вэ (аудио-видео отдела) крупную бытовую отделяли двухэтажные ряды коробок – товарный запас стерео-центров – Альпы, за которыми Италия и Швейцария: невысокие стеллажи с плеерами и всякой мелочёвкой; и – телевизоры, телевизоры, телевизоры: во всю стену, как у Архитектора в «Перезагрузке», только настроенные на разные каналы – будто пятнами: вот пятно «М1» (три подряд, и два чуть выше), вот – «Перший» (один под другим), вот – какой-то спортивный… Звук, к счастью, включали только для «созревших» покупателей. И сразу же убирали.

«Для меня, – сказал Чижов, – другие отделы – как соседи по даче. Видишь их участки, знаешь кто где, заходишь иногда в гости… Но всё равно – понимаешь, что это не твоя территория. А вот это, – он показал на холодильники, – как бы твоя».

Центральный проход (Халин прозвал его «бульваром») тянулся через весь зал от турникетов к аудио-видео отделу, и делил магазин на две части: крупная бытовая – справа, мелкая и компьютерный – слева. Кроме того, у мелкой бытовой была такая себе Мелилья – стеллажи с пылесосами между стиралками и их товарным запасом. В компьютерном, через «дорогу» от стиралок, стояла «колба» – стеклянных киоск с мобильными телефонами.

«Первый месяц, – сказал Чижов, – пылесосы и микроволновки относились к нашему отделу. Эсвэчэ вот здесь были, где сейчас бойлеры. Потом это дело переиграли».

На мелкой бытовой работали одни девчонки, в компьютерном – пятьдесят на пятьдесят, на крупной и а-вэ – только парни. Игорь успел познакомиться со всем своим отделом – правда, сразу запомнил немногих: само собой, Костю; Сотника, который постоянно крутился у мобильников («Димон, ещё раз увижу, что встройка пустая, – выругался Андрей, – отгребёшь минус-десять»); и пожалуй, Сашу Олейникова – ответственного за стиральные машины. Благо все носили бэйджики – шпаргалку для новых коллег. К слову, сам Игорь оставался весь день безымянным.

Время от времени Костя отходил к клиентам, либо же они подходили: «мы вернулись», «мы надумали», «мы снова к вам». «Извини, – говорил он Ждану, – я немного поторгую».

Был среди таких снова-пришёл и один мужчина в бейсболке. «Здравствуйте», – сказал он Чижову. «Здравствуйте», – ответил Костя. Не сговариваясь, как старые знакомые, они двинули к холодильникам, в самый конец, двухметровым – стали о чём-то говорить или, казалось, даже спорить. Чижов открывал дверцу, вытаскивал то инструкцию, то гарантию – листал, показывал мужчине. Тот кивал, а потом вдруг не соглашался, тыкал в ценник, начинал что-то доказывать.

Освободился Чижов минут через сорок.

– Этот мозгоклюй, – сказал он, вытирая лоб, – ходит уже вторую неделю. Каждый день, будто на работу, – Игорю показалось, что Костя собирается плюнуть на пол.

– И чего хочет?

– Да нахрен, – отмахнулся Чижов, но почему-то всё же ответил. – Подобрали с ним холодильник. Занусси, двухкомпрессорный. Всё нормально – записал модель, сказал, что посоветуется дома – обычная, короче, история. Приходит на следующий день. Был, говорит, в «Холодильниках» – здесь, рядышком. И у них цена в два раза меньше… Хрен, конечно, занусси столько стоит. Ну да ладно, – Костя облокотился на терминал. – Отличная, говорю, цена – если на самом деле так, надо брать. А мужик начинает такой, вот только в наличии сейчас нету. Я ему, – Костя растопырил пальцы и постучал по столу, как Альф, – к со-жа-ле-ни-ю. Что я-то могу сделать? Он – да-да – и уходит… На следующий день – смотрю – знакомые лица! Трётся чего-то возле холодильника. Подхожу. Здрасьте – здрасьте. Какой у него, спрашивает, класс энергопотребления? Класс А. Он такой: а я слышал, что у всех с двумя компрессорами – класс B. Достаю евролинейку, показываю. Снова задумался… И так каждый день. То страна-производитель, то гарантия, то марки компрессоров. И по любому поводу – он слышал, – Чижов изобразил кавычки, – что-то другое. Причём явно хуже, чем оно есть. Сегодня вот хладогент обсуждали. Фреон, его словами. Видел, как я холодильник отодвигал, показывал на компрессорах маркировку? В конце концов, когда крыть уже было нечем, мужик сказал, что мы его зверски наёбываем. И ушёл. Кстати, постоянно так говорит. Вы – мошенники, жулики…

– Наёбывают, но приходит?

– Хочет поверить. Как агент Малдер… Вообще, – Костя выпрямился, встал у терминала будто лектор за трибуной, – все считают, что разбираются в торговле. Как и в политике. У любого спроси – расскажет тебе, как страной надо управлять. Более того, большинство считает, что торговля и политика – одна хрень. На-е-ба-ло-во.

– За этим и ходят по магазинам? – спросил Игорь. – Чтобы их наёбывали?

– И да, и нет. Люди приходят не просто потратить деньги и купить холодильник. Им нужен комфорт, или статус. Или уверенность в себе. Или здоровье. Не зря же все эти антибактериальные покрытия, – Костя повернулся к холодильнику с наклейкой «stop microbes». – Почитаешь в стандартах. Покупатель приходит решить проблему с самим собой. Смотрел «Нужные вещи»?

Ждан покачал головой. Помнил лишь, что – да – был такой фильм – триллер или ужастик. Давно-давно. Крутили по кабельному. И всё.

– Не важно. Человек стоит на одном берегу, такой как есть, и видит другой берег, где он станет таким, как хочет. Покупка же – мостик… Чудо, – это слово Чижов произнес медленно. – Чудо – это, к слову, тоже наебалово, но только то, которое ты не можешь объяснить. Как в том анекдоте: «вот не пойму, где ты меня кинуть хочешь»… Впрочем, для большинства чудо – вещь простая – урвать что-нибудь за три рубля. Халява, сэр.

«Когда мне было лет десять, мы с мамой ездили отдыхать в какой-то пансионат-санаторий. На море. Обычный такой – корпуса, аллейки, пляж, спортплощадки, столовка. И клуб, где по вечерам – танцы, а днём иногда кто-то выступал. Однажды – фокусник… Маму, само собой, это не привлекло, я пошёл один. В зале были в основном такие же ребята, не старше; лишь некоторые с родителями… Вначале фокусник долго рассказывал – и про то, где бывал, и как учился всему этому, и кто передал ему секреты. Такое, в общем… А потом – сами фокусы. Вытянул цветные ленточки из пустой коробки; порвал афишу на мелкие кусочки – скомкал их в шарик, затем развернул – и афиша оказалась целой; превратил платок в яйцо… Все фокусы были из журнала „Юный техник“. Помнишь такой? Печатали на последней странице, с подробным описанием что делать, в чём хитрость. Мы как раз выписывали журнал пару лет. Разве что в некоторых фокусах факир заменил бумажки на деньги – высыпал из кулька трояки, превратил пятерку в червонец… Я смотрел по сторонам – ребята не сводили глаз со сцены, аплодировали, смеялись – и завидовал им… Прежде, я чувствовал себя дураком, лишь когда был единственным в классе, кто чего-то не знает, а тут наоборот… В конце фокусник сказал, что сейчас, для последнего номера, ему понадобится помощник. Ну, спросил он, есть смелые? Все потянули руки. Я тоже – хотелось выйти на сцену и показать – вот! – здесь кармашек, здесь пружина, здесь двойное дно… Но выбрали не меня».

Обучение Игоря началось со стиралок. «Давайте их в первую очередь, – сказал Халин, – потом холодá. С кондёрами ты всё равно уже в сезон не успеваешь. Да и август обещают нежаркий».

– Те вёдра с мотором, – Чижов показал на две пластиковые бочки, стоявшие в стороне, возле пылесосов, – машинки активаторного типа. Люди постарше говорят иногда – полу-автомат. Или – типа-малюток. Учить по ним особо нечего, полистаешь как-нибудь инструкцию. Все остальные стиралки – барабанного типа. Или автомат, словами всё тех же старших. Ещё бывают ультразвуковые, пузырьковые – но мы такими не торгуем, – Костя на секунду задумался. – Пока. Тут уж не зарекаюсь.

Он пошёл через ряды, Игорь следом.

– Первые такие стиралки, – сказал Чижов, – были сделаны на основе маслобоек. Немцами, лет сто назад. Что забавно, эти машины закупала царская Россия, но использовали их здесь, опять же, как маслобойки, переделывали обратно.

Ждан ничего не спрашивал, просто не успевал формулировать вопросы – слушал, слушал, слушал. Будто на вводных лекциях. «Загрузка бывает вертикальная и фронтальная. Стандартная высота – восемьдесят пять сантиметров. Ширина вертикалок – сорок, у фронталок – шестьдесят, если точно – пятьдесят девять с половиной. Бывают ещё маленькие, под раковину – занусси и канди – чуть ниже семидесяти сэ-мэ, – Костя показал рукой их рост, – и шириной пятьдесят один. Должны на днях привезти. Увидишь».

В магазине был высоченный потолок – как-никак бывший цех – метров восемь. Вверху по периметру шли окна, продолговатые откидные. Как их открывали-закрывали – загадка. Света от этих окошек вряд ли хватило бы на зал, так что повсюду свисали на тросах светильники с люминесцентными лампами. Стиралки блестели, словно глянцевые странички каталогов.

«У большинства фронталок верхняя крышка снимается. Скручиваешь эти два самореза и сталкиваешь. Она на направляющих. А потом – зашиваешь столешницей, – Чижов провел ладонью по крышке, – и получается встроенная. Вообще, бывают специальные стиралки под встройку, они изначально идут без крышки, с металлическим листом… Ну а вертикальные, само собой, никуда не встроишь».

– А какие лучше? – спросил наконец Игорь. – Те, что сверху, или фронтальные?

– Принцип у них одинаковый, – ответил Костя, – барабан и там, и там. Есть поверье, что вертикалки – надёжней, мол, у них крепления с двух сторон, плюс некоторые боятся, что «окошко потечёт» у фронталки. Но это – так, фольклор и суеверия… На самом деле лучше всего начинать подбирать с габаритов. Если место позволяет, тогда самое оно – полногабаритные. Фронтальные, шестьдесят на шестьдесят. Они и устойчивей, и объем больше, не просто в килограммах, но и сам бак. Да и стóят, к слову, дешевле.