Однажды я встретила волка

Глава 9. Митьяна

Цена за золотник весу:

Изумруд – от 4–5 до 20 золотых

(чистота, цвет, огранка)

Жемчуга – от 12 серебрянных до 24 золотых

(форма, цвет)

Гранат – от 4 серебряных до 10 золотых

(чистота, цвет, огранка)

Диамант – от 100 до 500 золотых

(прозрачность, огранка)

Скварец – от 2–3 серебряных до 10–15 золотых

(происхождение, чистота, цвет, огранка).

Выдержка из нормы цен, заданной торговой гильдией Калсанганского удела

Х514 год, 11 день месяца Зреяния

Открывая глаза, Митьяна подумала, что в последнее время слишком часто теряет сознание. И просыпается потом либо не там, где следовало, либо с какой-нибудь другой неожиданностью наготове. Сейчас ничего не изменилось: она обнаружила себя в траве, судя по росшим перед ней кустам – на заднем дворе собственного дома.

В одиночестве. Завернутую в колючую шерстяную ткань. И без одежды.

Мита пошевелила руками и едва не завыла: боль растеклась по всему телу, от нее сводило мышцы. Травница осторожно села, плотнее кутаясь в свое покрывало. Солнце уже почти поднялось, и в деревне начиналась бурная утренняя жизнь: возня гусей на лужайке рядом с домом старосты, блеяние коз и кудахтанье кур, перебранка Нита и молочницы Риваны, женские разговоры в походах к ручью за водой. Мита зажмурилась и приложила пальцы к вискам. Она думала, что хороший слух и нюх присущи только волчьей ипостаси, но теперь она, будучи человеком, продолжала слышать то, чего обычные люди слышать не должны.

Интересно, как давно она в деревне? И кто ее сюда принес? Неужели Лик?

«Откуда бы он знал, где я живу… – Мита с трудом поднялась на ноги и зашагала к задней двери в стряпущую. – Хотя, глупый вопрос. Наверняка нашел наш дом по запаху».

В голову лезли всяческие вопросы, но думать о них травнице не хотелось. Самочувствие у нее было отвратительное: все тело ныло и ломило так, что перетруженные мышцы после работы на огороде у деда Казира казались мелочью. С трудом удерживая на плечах покрывало, она переступила порог и уже была готова без сил рухнуть на полати отца. Добраться до своего чердака казалось ей подвигом.

– Соберись, – вслух одернула она себя. – Вся одежда там…

Сердце у нее ухнуло в пятки, когда она поняла, что наверху сейчас полнейший бардак. Проснувшись волком, Мита в испуге металась по всему чердаку, роняя травы, корзины, плошки, целые полки, и одним богам известно, в каком он сейчас состоянии. Заглядывать туда было страшно. Думать о том, как все исправлять и как говорить о случившемся отцу – еще страшнее.

Стук в дверь заставил травницу подскочить на месте.

– Митка! – послышался голос деда Казира. – Ты дома?

Руки у нее затряслись, и она в панике заметалась по стряпущей – настолько, насколько позволяло ее обессиленное тело. Отзываться было нельзя – она в таком виде никому в здравом уме не покажется. Молчать тоже не хорошо – дед Казир заволнуется еще, начнет ее искать. Когда Мита пыталась найти какую-нибудь одежду рядом с печью, стук раздался вновь.

– Митка!

– Я дома! – Травница постаралась отозваться как можно громче, но голос ее подвел, и конец слова потерялся.

– Случилось чегой у тебя? – поинтересовался сосед.

– Все хорошо. Я сейчас. – На глаза ей попалась кадка с грязным бельем, поверх который лежало платье, на днях данное Зерой. Наскоро накинув его, она проковыляла к двери. – Открываю.

Дед Казир стоял на крыльце и поглаживал бороду. Когда дверь открылась, явив его взору травницу, он застыл на мгновение, а потом улыбнулся.

– Ты что, спала? Солнце давненько всталоть. Не помню такого, чтобы ты так поздно поднималась на ноги.

– Устала вчера, допоздна засиделась, – нашлась с ответом Мита. – Ты что-то хотел, деда Казир?

– Только удостовериться, что с тобой все хорошо. Этой ночью Лаба у Нита расшумелась. Подумали, может, пробрался кто, ворует аль чего… Ты что, не слышала?

– Слышала.

– Ничего не пропало?

– Нет.

– Хорошо… – Казир погладил бороду и повторил: – Хорошо… Нит говорит, Лаба так только на хищников заливается. Говорит, учуяла кого-то. Так а я ему – ну какой хищник. Волколюды сюда не сунутся и других хищников не пустят. Да и мало ли что могло этой старой псине померещиться.

– И правда, – натянуто улыбнулась Мита. – Может, и ошиблась. Она мне всех кур перебудила.

– Точно хорошо все?

– Я в порядке. Сами-то как?

Казир закряхтел и махнул рукой.

– А, нормально. Зерка спит еще, умаялась за вчера. Прибирала сараюху, покамест Гидер лошадку взял. Вернется ж сегодня, обещал.

– Да… – Улыбка застыла у Миты на губах. – Обещал. Пойду я, деда Казир. Мне бы в доме к его приезду прибраться.

– Конечно, Митка. Конечно…

* * *

Залезть на чердак стоило Мите огромных трудов. И от увиденного ей захотелось расплакаться.

Наверху царил тот самый страшный погром, который травница боялась себе представить. Весь пол был устлан обломками коробов и травяной трухой, где-то попадали плошки и банки со сборами и настоями. Часть из них разбилась, и запахи все еще стояли в воздухе, хотя большинство выветрилось – всю ночь окно было открыто. Ее самодельная постель была смята, солома разбросана по полу вперемешку с обрывками тканей. Мита по нескольким кусочкам признала свою сонную рубашку, вышитую еще ее родной матерью – самое теплое о ней напоминание. Видимо, во время смены ипостаси одежду надевать не стоит. Травница отрешенно подумала, что придется ей теперь спать голой, а иначе одежды не напасешься.

Вид царившего вокруг беспорядка вгонял ее в уныние. Она опустилась на колени и сидела так несколько долгих минут, бесцельно водя руками по полу. По щекам ее текли слезы, высвобождая наружу все страхи, все смятение, горечь, отчаяние, которые до сего момента отсиживались где-то в глубине, куда их загнал Лик. Да, ночь получилась слишком насыщенная, чтобы думать о своих переживаниях. Теперь, оставшись наедине с собой, она была вольна делать что угодно, а потому разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.

А после, вдоволь наплакавшись, она размазала слезы по щекам и принялась за уборку – и поиски того, что могло уцелеть в этом хаосе.

* * *

– За лисьи шапки недурно заплатили. Три штуки по пятьдесят серебром каждая. И заячьи хвостики детям на игрушки махом разошлись по полсеребрушки. Взял домой муки, как ягода пойдет, напечешь пирогов…

Отец вернулся домой ближе к обеду. Пока он рассказывал о своей поездке в город, Мита раскладывала мокрую одежду на печи – на обратной дороге мужчина попал под дождь. В ответ на вопросы она лишь натянуто улыбалась и говорила неохотно. Охотник быстро заметил, что дочь ведет себя странно – невеселая, скованная, словно деревянная кукла, и мыслями витает где-то не здесь.

– Я и тебе кое-что привез. – Он вытащил из складок льняных полотен деревянную шкатулку – небольшой сундучок с потертым медным замочком-петлей. Она была сделана с легкой небрежностью, но от этого менее очаровательной не становилась.

Мита замерла и невольно залюбовалась поделкой.

– Что это?

– Гляди. – Отец приоткрыл шершавую крышку и показал девушке содержимое. Та ахнула: внутри лежали две берестяные сережки и кулон. – Нравятся?

– Очень! – от души восхитилась Мита. – Они очень красивые.

В центре кулона и каждой из сережек поблескивали овальные камни, прозрачные, с ярким бликом, будто разрезающим их на две половинки; они были похожи на маленькие глазки кота. Разглядев их, девушка насторожилась.

– За сколько ты их купил, папа?

Охотник замялся.

– Какая разница, милая? Я разве не могу порадовать свою любимую дочурку?

– Тут же камни! Они очень дорогие!

– Не такие уж и дорогие. Честно говоря, – он замялся, – здесь осколки камней, которые в хорошие украшения уже не пошли бы. Непригодные они. Ну и, чтобы не выбрасывать зря, сделали из них такие простенькие украшения. Может, по сравнению с теми, что с цельными каменьями, они и грубоваты, но зато выглядят побогаче, чем обычные деревянные. Не переживай о цене. Это подарок тебе на именины.

– Куда ж я такую красоту надену?

– Кто его знает, когда пригодится, – улыбнулся охотник. – Может, надумаешь замуж, так на смотрины наденешь – не простую же бересту перед женихами носить. Примерь.

Травница помедлила, затем осторожно взяла в руки сережки и просунула железные застежки через мочки. Узорчатый ромб с камнем-глазом посередине был размером с половину ее уха. Мита взяла в руки карманное зеркальце и покрутила перед ним головой.

– Красиво, – повторила она, смягчившись. – А что это за камень?

– Люди называют его «кошачий глаз» за характерный блик. – поделился знаниями отец. – Раньше кошачьими глазами называли только определенную разновидность скварца^[2]. Однако потом так стали называть все камни со «зрачком».

Мита пригляделась к камню на кулоне. И правда, как у кота. А на волчий совсем не похож – те были круглее и как будто бы добрее. Травница вспомнила Лика и поджала губы: нет, его взгляд добрым не назовешь. Слишком жесткий и хмурый.

– Что-то случилось, милая? – спросил отец. – Ты сама не своя.

– Все хорошо, – улыбнулась Мита, но получилось невесело. Она сняла серьги и положила их обратно в шкатулку. – Спасибо за подарок.

– Тебя что-то тревожит, по глазам вижу, – не сдавался охотник.

Крышка с глухим стуком захлопнулась. Девушка прижала ее к груди и вздохнула.

– Устала просто. Не выспалась. Не бери в голову. На ужин сварю похлебку с остатками вяленого гуся, будешь?

Он обнял ее за плечи и прижал к себе

– Когда я отказывался?..

Его прервало испуганное блеяние за окном. Скрип и треск огласили двор, и охотник мигом отпустил дочь и рванулся к окну. Мита, все еще прижимая к груди шкатулку, подскочила следом, но все, что она успела увидеть – белое пятно, мелькнувшее по ту сторону мутного стекла. Затем раздался крик “Вон она! Лови!” и стук по крыше, как от копыт.

Мужчина выругался себе под нос и бросился во двор.

– Дядя Гидер! – испуганно заорал чей-то мальчишечий голос.

– Мы не хотели… извините… – попытался оправдаться другой.

Стук стал громче и теперь раздавался над головой Миты. Травница похолодела.

Коза.

Бросив шкатулку на стол, она побежала к лестнице на чердак. Тянущая боль во всем теле в очередной раз напомнила о прошедшей ночи. Очередное блеяние и грохот наверху заставили ее стиснуть зубы и шагнуть на нижнюю ступеньку.

Стоило ей упереть руки в пол чердака, как злость взяла верх над усталостью. Грязная коза металась из угла в угол, натыкаясь на полки и корзины, которые девушка полдня убирала. Жалкие остатки трав, которые ей удалось сберечь после погрома ночью, снова оказались на полу. На глаза мигом навернулись слезы.

– А ну, кыш оттуда! – попыталась прикрикнуть Мита на разбушевавшуюся скотину, но голос ее не послушался.

Коза продолжала скакать по тесному чердаку. За окном испуганно верещали мальчишки.

– Что за переполох? – услышала травница голос Зеры. – Вот же гадина! Эй, глупая ты морда, вылезай оттуда! Дура! Зачем полезла на Митин чердак?

Мита, наконец, подтянула ноги наверх и встала. Под руки подвернулся старый черенок от лопаты, и она замахала им на животное, пытаясь отогнать к окну, через которое оно, видать, и попало в дом.

– Уйди! Брысь, кому говорю!..

Палка прилетела козе в лоб, и та выпучила глаза. Мите пришлось отпрянуть в сторону, чтобы не напороться на ее рога. Коза навернула еще один круг по чердаку и сама выскочила через окно прямиком на крышу над крыльцом.

– Выбежала! – дружно заорали снаружи.

Как в дворе ловили козу, Мита уже не слышала. Стоило ей бросить взгляд на беспорядок, который снова царил на чердаке, как грудь защемило, а к горлу подкатил обидный ком. Столько сил – и все впустую! Можно было не рассчитывать, что жалких остатков хватит до праздника Урожая.

«Зато, – пришла в голову мысль, – теперь не придется объяснять отцу, почему осталось так мало трав».

И правда.

Мита потерла глаза, уже успевшие набрякнуть слезами. Снаружи слышалась ругань: отец отчитывал сорванцов, загнавших козу в их двор. Мальчишки рыдали и обещали больше так не делать. Зера уговаривала несносную скотину успокоиться и перестать вырываться. Травницу это даже немного насмешило.

– Ты там живая? – окликнула подругу Зера.

– Живая, – устало отозвалась она. – Но вот чердак…

– Что с ним?

– Травы… – вздохнула Мита. – От них ничего не осталось.

За окном послышалось задумчивое мычание, потом – шлепок и очередная порция мальчишечьего визга.

– Быстро домой, – велел им Гидер. – А с родителями вашими я еще поговорю.

– Не надо, дядя Гидер, – захныкали они. – Мы больше не будем.

– Вы же мужчины, – услышала Мита еще один голос – деда Казира. – Отвечать надо за свои поступки-то.

– Мы не хотели…

– Вы не хотели, а вся деревня теперь без лекарств осталась! – оборвала их Зера. – И как вы думаете это исправить, дуралеи?

Внятного ответа у них не нашлось – мальчишки просто разревелись.

– Зера, отведи их по домам, – уже мягче попросил охотник. – А я схожу к Дирку. Надо рассказать, что случилось.

Глава 10. Лик

Положение волколюда в клане определяется его способностью постоять за себя и тех, за кого поручился. Именно поэтому главой клана становится сильнейший: на его плечи ложится защита каждого, от волчонка до советника. При этом каждый в клане может оспорить положение любого своего сородича, даже вождя – если, конечно, уверен в собственных силах. Это происходит путем “вызова на бой”: тот, кто вызывает, в случае победы занимает его место, а в случае поражения лишается права вызывать кого-либо на поединок на ближайший лунный цикл.

Любые разногласия между соклановцами также решаются поединком: правым остается тот, кто победил.

Капан Гайрих. “Обычаи народов Фиэдеса”. Раздел “Зверолюды”, глава “Общественное устройство кланов”.

Х514 год, 11 день месяца Зреяния

Лик не сводил взгляда с густых еловых лап, бросавших тень на окно их дома, и всеми силами старался не смотреть в глаза Ирмару. Советник стоял перед ним, скрестив руки на груди; внешне он казался спокойным, но застывшее камнем лицо выдавало его напряжение.

– Спрошу еще раз, Лик, – процедил Ирмар сквозь зубы. – Ты понимаешь, что натворил?

Лик поджал губы, но на советника так и не посмотрел.

– Позор, – зашипел тот, стиснув пальцами рукава льняной рубашки. – Ни один глава клана за последние четыре сотни лет не позволял себе вот так уйти с большой охоты. Твоя обязанность в отсутствие нашего вождя – вести клан за собой. Ты их бросил.

– Охота увенчалась успехом, – отчеканил Лик. – Я сделал свое дело: дал стае возможность загнать двух лосят и сам добыл лосиху. После этого ты хочешь обвинить меня в том, что я бросил клан?

– Ты не довел охоту до конца. – Ирмар шагнул вперед, почти вплотную к Лику, вынудив того оторвать взгляд от окна. – Не вернул своих в селение.

– У нас что, стая волчат, не способных добраться до дома? Кажется, ей нужна была демонстрация моей силы – и я ее показал.

– Ты подрываешь репутацию нашего вождя. – Голос советника стал ледяным. – Выказываешь неуважение клану. Многие остались недовольны твоими действиями. Ты пропадал почти полночи вместо того, чтобы доставить добычу в селение, отпраздновать и поблагодарить Всевидящую за удачную охоту. Я понятия не имею, чем ты там занимался, но…

– Я не обязан перед тобой отчитываться, – огрызнулся Лик.

Ирмар послушно замолк. Глаза его гневно блестели.

– Я отдал дань большой охоте. На этом считаю, что мой долг перед стаей был выполнен.

– Идиот! – прорычал Ирмар.

Он потянулся к Лику, намереваясь схватить его за воротник, но Лик зарычал в ответ и перехватил руку советника в воздухе. Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами.

– Я много лет был первым воином клана, – отчеканил Ирмар. – Мое уважение к тебе зиждется только на уважении к Рууману, твоему отцу. Не забывай об этом, Лик. Ты пока не глава клана. Не тебе переписывать или нарушать старые порядки. Слово Руумана – закон, и пока ты никто, чтобы им пренебрегать.

– Я сам решу, что мне стоит делать, а чего не стоит, – холодно отозвался Лик. – Если тебя что-то не устраивает, можешь бросить мне вызов – тогда поговорим.

Ирмар долгое время рассматривал высокие скулы Лика, его сведенные к переносице брови и потемневшие от злости глаза. Наконец он высвободил руку и отошел.

– Драться с тобой я не буду. Пойти против тебя означает оспорить выбор Руумана и оскорбить его. Но на твоем месте я бы хорошо подумал о последствиях. Другие не будут снисходительны. Им плевать, что думаешь ты и как выгораживает тебя Тайра. Если ты и дальше будешь игнорировать обычаи клана, на тебя будут смотреть как на помеху. И однажды ты проиграешь кому-то, и тогда тебе не помогут ни отец, ни сестра.

– Спасибо за предупреждение, – сухо бросил Лик.

Советник некоторое время не сводил с него взгляда, но потом с досадой цокнул языком и зашагал к выходу. Лишь когда дверь за ним закрылась, Лик позволил себе выдохнуть.

Он не мог сказать Ирмару о травнице из деревни. Не сейчас. Он ошибся – ему и исправлять эту ошибку, а вовлекать в это клан не следует.

Советник был прав в одном – Лику не следовало покидать охоту. Он не довел дело до конца, оставил стаю на Тайру, хотя не ей возглавлять клан. Те, кто недоволен Рууманом, зацепятся за этот случай и будут напоминать о нем при каждом удобном случае. С ответственностью, возложенной на него отцом, он не справился. Оставил клан ради девчушки, которая не была ему знакома. Ну, столкнулась бы она с кем-то из клана или хищником, ему-то что? Деревенские, судя по всему, об укусе не знали, что случись – концов не сыщут, да и сородичи ничего не докажут.

Почему этот первобытный ужас в глазах новоиспеченной волчицы так его задел? Почему ему нестерпимо захотелось успокоить ее, показать, что все не так страшно, как она себе вообразила?

Что ж, пожалуй, это было лучшее решение из тех, которые он мог принять. Оставь он Митьяну одну, что-нибудь обязательно с ней случилось бы. И он бы винил себя.

Перед тем как улететь домой, в клан Нибе, Тир посоветовал ему не пытаться думать о том, как стоило поступить.

«Какой смысл сейчас переживать о том, что случилось? – заметил он. – Начнешь греть мозги и забивать голову сожалениями – упустишь момент, когда ситуацию можно будет взять под контроль, и только хуже станет».

Его друг-ворон только казался несерьезным и дурашливым, но, когда это было необходимо, всегда давал дельный совет. Иногда Лику казалось, что Многоликая наделила своих детей интуицией, а то и способностью видеть будущее, но сам Тир это отрицал.

* * *

Время близилось к полудню. После охоты клан отдыхал, лишь небольшой отряд отправлялся в обход земель – сейчас, когда кошки севера только и ждут момента, чтобы порезвиться на чужой территории, ослаблять защиту было нельзя. Бросив взгляд на окно, где в солнечных лучах теперь виднелись разводы, оставленные давним дождем, Лик стянул с себя одежду. Ему нужно было встретить Тайру, которая в очередной раз возглавила обход. До сих пор им не довелось поговорить о том, что случилось ночью.

Через несколько минут Лик уже ровной рысцой бежал по лесу в направлении плато Авент. От касаний прогретой земли лапами тело наполнялось силой, и Лику-Зверю хотелось забыть обо всем, сорваться с места, стрелой мчаться меж елей и сосен в погоне за каким-нибудь зайцем, который не успел найти себе место для отдыха, или спугнуть оленя с лежки. Ему приходилось постоянно одергивать себя, ловить внимание, которое норовило ускользнуть за очередным запахом – благо, Зверь насытился охотой надолго, а разум достаточно отдохнул, чтобы держать инстинкты в узде.

Запах Тайры Лик нашел быстро и ускорил бег. К нему примешивались запахи трех волков, с которыми она обходила территорию: Мигира, Вирана и Лари. Из всех них только Мигир, молодой воин клана, не питал симпатии к Лику – они не делили друг с другом еду, место для игр и теплый бок нянек-волчиц еще с детства, а сейчас не делили добычу на охоте и соперничали за внимание женщин. Вдобавок, они сильно расходились во взглядах. Виран же был старше, опытней; он занимал место воина клана уже не первый десяток лет, и поначалу Лик удивлялся, почему он до сих пор не стал первым. Как-то раз он задал этот вопрос отцу, на что тот ответил: «Виран хороший боец. Но он слишком спокоен и равнодушен, а первый воин клана – это тот, кто может зажечь в волке смелость и решимость и готов вести стаю за собой».

Лари из этой компании была самой молодой. Волчица только ступила на путь воительницы и искренне восхищалась Тайрой. На охоте она следила за каждым ее жестом, за разговорами ловила каждое ее слово и, если бы могла, следовала бы за ней по пятам, не отставая ни на минуту. На Лика она всегда поглядывала косо, но относилась к нему с уважением. Иногда ему казалось, что Лари готова подражать Тайре даже в любви к брату.

Сородичей Лик нагнал уже у самого плато Авент, где лес становился реже, а деревья – ниже. Он не знал древнего языка, но слышал от отца, что плато было названо так из-за гуляющих здесь ветров. Растительности на этой каменной пустоши было немного: низкая трава и мягкий мох, покрывавшие камни, и редкие кустарники, пробивавшиеся сквозь щели и выцарапывающие корнями место под солнцем. Откуда они брали воду, оставалось для Лика загадкой – возможно, от реки Канвии, исток которой находился горах со снежными пиками, возвышавшихся впереди, и разрезала плато узкой лентой. Вода шумела, перекатываясь в его недрах, и белые брызги взлетали в воздух, отчего над руслом реки висела едва заметная радуга. Лик не в первый раз смотрел на нее волчьими глазами и удивлялся тому, что видел ее, даже не различая цветов – просто светлой дугой, от которой исходило слабое сияние.

Тайра стояла на небольшом возвышении – ее темная шкура выделялась на светло-серых камнях. Неподалеку крутилась Лари, а Мигир и Виран разбрелись вдоль кромки леса. Лик бесшумно выскользнул на нагретые камни и рысью направился к сестре.

Первым его заметила Лари. Она навострила уши и обернулась. На ее движения отвлеклась Тайра. Увидев Лика, она расслабилась и добродушно помахала хвостом.

– С чего вдруг ты решил присоединиться к обходу? – вместо приветствия полюбопытствовала она.

Лик одним прыжком поднялся на выступ, поймав на себе пристальный взгляд Лари. Он кивнул ей в знак приветствия, получил ответный кивок и переключился на Тайру.

– Поговорить хотел.

– Ирмар устроил тебе выволочку из-за охоты? – догадалась волчица.

– Могла бы придержать свои мысли при себе в присутствии других, – проворчал Лик.

Она улыбнулась, что на волчьей морде больше походило на оскал.

– Я привыкла говорить что думаю. Сам ведь знаешь.

Тайра подозвала Лари и отдала приказ проверить плато и закончить с обходом северных границ. Затем спрыгнула вниз и поманила брата за собой.

– Почему ты не берешь Лари в ученицы? – поинтересовался Лик. – Она бы с радостью переняла твой опыт.

– Не хочу я учениц, – буркнула Тайра. – Мороки больше.

– Когда-то тебе придется это сделать. Но я не настаиваю, решай сама. Кстати, куда мы идем?

– Граница вдоль реки еще не проверена. Дойдем до равнины, там и поговорим. У меня как раз скопилось к тебе несколько вопросов.

* * *

Жаловаться на очередную ссору с Ирмаром Лик не хотел, но Тайра вытянула из брата разговор с советником во всех подробностях и осталась недовольна.

– Вечно он сравнивает нас с отцом, – вздохнула волчица, рассеянно наблюдая, как приминается трава под ее лапами. – Вернее, тебя с отцом, а меня с матерью.

– Понимаю, он хочет вырастить из нас хороших воинов клана.

– Он хочет вырастить идеального главу клана из тебя, – возразила волчица.

– Не главу, а копию отца, – проворчал Лик. – Но я – не наш отец и никогда им не буду. Как он не поймет…

– Тебя просто бесит, что он пытается тебя воспитывать. Признай это.

– Да, бесит. Мне теперь что, смириться с этим?

Лик фыркнул и вырвался вперед. Он старался держаться тени деревьев, и Тайре, чтобы тоже не перегреться на солнце, пришлось бежать за его хвостом.

– В последнее время мне кажется, что ты как-то отдалился от клана, – поделилась мыслями волчица. – Стал сам по себе с тех самых пор, как отец отправился на встречу. Я не совсем понимаю, что с тобой происходит. Дело в Ирмаре? В том, что он пытается управлять кланом через тебя?

– Я бы никогда не позволил ему этого, – огрызнулся Лик.

– Тогда что? Та человеческая девка?

Лик остановился как вкопанный, и Тайра едва на него не налетела.

– Откуда ты знаешь?

– От нее пахло человеком. И воняло деревней. Точно так же пахло от девчушки, которую ты вытащил из реки. Травницы, кажется, дочки деревенского охотника. Как так вышло, что теперь она одна из нас?

Когти Тайры вспороли речную глину. То, что она знала о Митьяне, в планы Лика не входило. Но с другой стороны, вдвоем решать проблему будет проще – если только Тайра согласится помочь.

– Если я скажу, что сам не знаю, ты перестанешь злиться?

– Я еще не злюсь, – прохладно заметила она. – Тир, я так понимаю, уже осведомлен?

– Даже выдал пару предположений, почему это случилось. Звучит как бред, но…

– Почему я не удивлена, – фыркнула волчица.

Лик недовольно прижал уши, но возражать не стал – подобные разговоры о вранолюде всегда заходили в тупик. Он собрался с мыслями и рассказал ей, что произошло прошлой ночью, и выложил все их предположения.

– Другого объяснения у нас нет, – подытожил он.

Тайра села. Шерсть на ее загривке слегка топорщилась.

– Ты решил, что эту девку стоит научить волчьим премудростям? Рехнулся? Ты ей выложишь все, а она своему папеньке-охотнику расскажет – и что будет? Да они перебьют нас!

– Она не откроется деревенским, – возразил Лик.

– Почему это?

– Теперь она – одна из нас. Раскрыться – означает подставить под удар и себя. Люди начнут бояться ее, а ей этого не надо.

– То есть, мы теперь полагаемся на человеческий страх. Отлично. Это самое умное, что я от тебя слышала, – ядовито отозвалась Тайра.

– Твои варианты?

– Я бы просто избавилась от нее. Нет девки – нет проблем.

В памяти Лика всплыло перепуганное лицо травницы, бледное, облепленное мокрыми прядями и оттого казавшееся осунувшимся. От одной мысли, что ему снова придется встретиться с ужасом в ее глазах, он зарычал.

– Это не смешно. Я уже говорил тебе, убивать ее – не решение. Деревенские поднимут оружие.

– Ну так устроим ей несчастный случай. В речку упала. Голову о камень расшибла. Что еще может приключиться с ней в лесу?

– Тайра, – осадил ее Лик. – Убивать. Нельзя.

Волчица засопела носом.

– А учить ее жить по-нашему – можно?

– Это лучший из возможных путей. И мне понадобится твоя помощь.

– Ты не заставишь меня нянчить эту малютку-волколюдку!

– Я и не собираюсь. Но по ночам, вероятно, я буду проводить какое-то время с ней, чтобы она не натворила дел и не попалась клану на глаза. Ты сама знаешь, как долго можно гонять взрослого Зверя, чтобы он перестал держать контроль над разумом. На это время мне нужно прикрытие, иначе Ирмар окончательно меня сожрет.

– Ого, братишка просит об услуге. – Голос Тайры изменился, превратившись в обманчиво ласковый. – А что ты предложишь мне взамен, м? Я ведь свою шкуру подставлять буду.

– На твое усмотрение.

Волчица задумалась. Лик заметил, что ее лапы расслабились – буря обошла стороной.

– Я помогу тебе, но об ответной услуге подумаю позже.

– Вот и славно.

Волк с благодарностью коснулся носом щеки Тайры, и та довольно заурчала.

– Давай закончим этот обход и вернемся домой? Я есть хочу, – пожаловалась она.

Лик согласно кивнул и потрусил вперед. Довольная волчица вприпрыжку побежала следом.

* * *

На равнине, рядом с тропой, которая вела из деревни в лес, Лика поджидал сюрприз. Он почувствовал его еще издали – слабый ветер принес запах деревенского старосты. Волк прищурился и повел носом. Дирк приходил с утра. Значит, оставлял весточку.

– В чем дело? – пробурчала Тайра, у которой мигом испортилось настроение. – Опять людям что-то надо?

Лик нашел в условленном месте кусок бересты с посланием. Когда деревне что-то нужно было обсудить с кланом, Дирк приходил сюда и клал его в углубление среди корней старого пня. Это было своего рода приглашением: на следующее утро зверолюдов ждали в доме старосты.

Лик вздохнул и взял бересту в зубы. Осмотреть ее он сможет и дома.

– Идем. Я и сам уже проголодался. Что бы там ни было, это подождет до завтрашнего утра.