У каждого свой путь

"Если ты споткнулся и упал, это еще не значит, что ты идешь нетуда"

Предисловие

Лихие 90‐е. В небольшом городке молодой парень, только что закончивший школу, заступается перед бандой отморозков за девушку. Приходится уехать в другой город. Там он поступает в институт. Но еще перед отъездом он узнает от старого авторитета одну тайну времен ВОВ. И наш герой вместе со своим другом пробует в ней разобраться. Тем более, события прошедшей войны происходили где‐то здесь, недалеко. Ничто не предвещало беды, но он получает известие, что та самая банда из его городка отправляется на поиски беглеца. Что делать? Бежать дальше или принять вызов?

Часть 1

Инцидент

– Вы чего это, твари, делаете? А ну отстаньте от девушки!

Трое ребят, почти что в одинаковых спортивных костюмах, зажали в безлюдном месте молодую девушку. Видимо у них такой своеобразный стиль знакомства. Было им лет по двадцать пять, может, чуть меньше. Мне они не знакомы. И, похоже, не видел их раньше. Наверняка с железки. Есть у нас такой, уж очень криминальный, пригородный район. Флагман бандитских новостей. На рожу похожи друг на друга, одинаковые короткие стрижки, да и одеты почти одинаково… Спортивные левые китайские АДИДАСЫ-ПУМЫ-НАЙКИ, привезенные челноками в огромных сумках-баулах, и такие же белые кроссовки. Одним словом – братки, и, похоже, мелкого пошиба… Ни цепей, ни печаток. Скорее всего, робингудствуют недолго и, видимо, думают, что все у них впереди. И уже у многих в нашем городе появились кресты, правда, не на шее, и даже не позолоченные или дутые, из цыганского низкосортного золота, а простые каменные, на двух метрах земли, с оградкой. Это была повседневная реальность наших девяностых. Городок мой, по названию Северный, был небольшой, с населением тысяч 150. Промышленный. Строили надводные корабли и ледовые буксиры для Арктики. В принципе, все население различными способами было связано с работой по этой теме. Пресса и местное телевидение нас постоянно держат в курсе. Недорогих девушек тоже хватает. Некоторые уже в десятом классе стажировались по этой теме. Немного дукатов и порядок. А эти негодяи привязались к порядочной девушке. Видимо, решили сэкономить.

Я сразу узнал ее. Наташа Филаретова из параллельного класса. Буквально дня три назад я видел ее на выпускном. Это была моя первая школьная любовь. Хотя нет… Первый раз я влюбился в первом классе в свою учительницу – Октябрину Спиридоновну (фамилию уже не помню). Расписывалась она в школьных дневниках оригинально – О.С. Но, перейдя в третий класс, как‑то позабыл ее, хотя видел почти каждый день. А Наташу Филаретову я полюбил в шестом или пятом классе, уже не помню, и причем не один, а со своим приятелем из класса, отличником Валеркой Виноградовым, на пару. Наверное, чтоб не скучно было вздыхать, да и всегда была общая тема разговора. А то Валерка за хоккеем не следил и даже не знал ни одного игрока из НХЛ и ВХА. В чем я был полный профи. Причем и сам неплохо, на уровне двух домов, играл в хоккей. Ну, а в восьмом классе первого сентября, прямо на линейке, я ее удачно разлюбил. И самое удивительное (со мной‑то понятно – стабильность), что и Валерка тоже. Видимо, у нас с ним была коллективная любовь. Не то чтобы она подурнела, нет, была такая же, но что‑то произошло… И вот результат. Да и к нам‑то она была безразлична. В общем, неразделенная любовь, успешно, не пройдя испытания временем, закончилась.

Место выбрали удачное. Двухэтажные деревянные развалюхи, гаражи здесь стояли, сколько себя помню. Вроде и пятиэтажки рядом, а у гаражей как бы мертвая зона. Практически ничего не видно из окон домов. Мы здесь в детстве играли в казаков-разбойников. Мимо практически никто ни ходит. Своеобразный тупик. Если только кто‑нибудь из владельцев решит сходить в сарайку за картошкой. И как туда Наташку занесло? Насколько я знал, она пере‑ ехала из нашего района в соседний год назад. И я здесь ее никогда не встречал.

Видимо, я застал их врасплох. Все четверо недоуменно уставились на меня. Хотя неправильно сказал – трое. А Наташка вскрикнула:

– Помогите… Помогите!

Видимо, с испугу не узнала меня. А может, немного чокнулась от страха. Сколько она уже здесь?

– Слушай, ты, козлина, вали отсюда, – обратился ко мне один из «братков». Он был немного повыше и поздоровее других. Видимо, старший у них. Да и одет, в отличие от тех двух, в спортивный костюм PUMA. Те два быка носили ADIDAS.

– Ты понял? Вали. И быстро. Иначе попишем.

ADIDASы заржали. Они не сомневались, что так и произойдет. Видимо, не первый раз они лохов стращали и другого варианта не рассматривали.

Ребята, – миролюбиво обратился я к ним. – Вы отпускаете девушку, и мы расходимся мирно. Иначе я позову на помощь соседей. Тут у нас живет участковый.

– Чего? Санек, ты слышал? А ну‑ка попишите этого козлика, – старший обратился к своим бычкам.

Те молча дружно достали два выкидных ножа и молча двинулись на меня. Нас разделяло метров десять. Я спокойно мог от них убежать и позвать на помощь, что и собирался сделать. Всё‑таки я не герой, и ребята были явно сильнее меня.

– Андрей… Помоги. Не бросай меня здесь. Они убьют меня, – Наташа, видимо, меня вспомнила. – Они ни перед чем не остановятся.

И тут меня как бы заклинило. Что делать? Двое быков приближались, а старший стоял и наблюдал. По пути они расчехлили свои пики и ухмылялись в предвкушении расправы.

Может и не убьют, просто порежут… Мысли путались. И тут я заметил несколько небольших камней у моих ног. Решение пришло мгновенно. Схватив быстро два камня с земли, я мгновенно сильно метнул их в сторону противников. Первый с тупым звуком ударился в грудь ближнего ко мне братка. Он тут же сложился пополам. Следующий камень скользнул по лицу второго. И через секунды две кровь мгновенно залила его рожу. Все произошло так быстро, что старший, ничего не понимая, пялился на меня. А у меня в руках было опять два камня. Теперь уже ухмылялся я.

– Наташа, – обратился к девушке. – Уходим.

– Ну ты, сука, ответишь. Мы тебя найдем и порвем…

Но движения в мою сторону не сделал. Зассал. Все они смелые в стае. Кровь хлестала из брови от удара камня у одного, удар был скользящий и не опасный. А второй выл, согнувшись, как собака. Чтобы не искушать больше судьбу, мы быстро ретировались.

Сева

– Ты как здесь оказалась? – расспрашивал я девушку, поддерживая во время ходьбы.

Ее всю трясло и ноги плохо слушались. Приходилось постоянно контролировать ее, чтобы не упала.

– Да вот, к подруге шла. Решила срезать дорогу… Ты меня только доведи, пожалуйста, до дома. Завтра же уеду… Они все равно будут искать.

Слезы катились из ее глаз крупными горошинами и превращались на ее щеках в чернильные лужи с разводами разных оттенков. Краска от ее ресниц стекала маленькими ручейками, а постоянно вытирая лицо руками, она все больше эту картину дополняла. Если бы не трагизм ситуации, я бы засмеялся. Сам я чувствовал себя нормально, видимо, не до конца понимая, что произошло. А что произошло? Ну заступился за девушку… Перед отморозками. Каждый так бы сделал. Ну и что? Они свое получили. И все, вопрос закрыт. Она же ни в чем перед ними не провинилась. Она даже их не знает. Все. Надо выкинуть все это из головы и постараться забыть.

Так с этими мыслями я и довел ее до дома.

– Спасибо тебе, Андрей, – голос у Наташи дрожал. – Я завтра же уеду. И тебе советую… Город у нас маленький. У меня подругу такие вот гады избили и … А милиция даже и не искала. Все у них повязано. Спасибо…

С этими словами она чмокнула меня в щеку и скрылась за дверью.

Всю дорогу я думал над всем этим происшествием. Наташины слова не выходили у меня из головы. Ну да, они свое получили. Будут искать. Пусть ищут. Я их не знаю, и они меня тоже. Как найдут? Идти в милицию… И что я им скажу? Бросил камни в людей, чуть не покалечил… А может и покалечил? Может, тот уже «кони двинул», и менты меня сами уже ищут. Ну, Наташа все им расскажет и все выяснится. Двое с ножами на безоружного. Мне, что, надо было ее бросить? Нет… Правда на моей стороне.

Дверь открыла мама.

– Что у тебя с лицом? Ты где так вымазался?

Посмотрев в зеркало в прихожей, я увидел на своей щеке темно-фиолетовые разводы от Наташиного поцелуя.

– Да так, ерунда.

Пройдя в ванную, я вымыл лицо холодной водой. Вода успокоила. Нервное напряжение начало спадать.

Утром я уже практически и не думал об этой стычке. Позавтракав, собирался зайти к своему приятелю Кипычу (он терся там со всякой шелупонью) и рассказать обо всем. Может, разузнает у своих чего‑нибудь.

И тут звонок в дверь. От неожиданности вздрогнул. Я никого не ждал. Мама была на работе. Может, соседка?

С этими мыслями открыл дверь. На пороге стоял маленький незнакомый мальчик.

– Чего тебе?

– Тебя Андрей зовут?

– Да.

– Выйди во двор, там тебя друзья ждут.

– Какие друзья? Не успел я договорить, как мальчик уже несся по лестнице вниз.

Выйдя из подъезда, сразу заметил его. Он ждал меня метрах в тридцати и на мой окрик махнул рукой, предлагая последовать за ним. Мне бы тогда надо было насторожиться, но никакой тревоги или беспокойства не было. Наоборот, стало интересно – кому это я понадобился? Наверняка ошиблись.

Мальчик повернул за угол дома, там у нас тихое такое место. Мы там летом иногда на гитарах играем. Выскочив из‑за угла и сделав несколько шагов, я застыл в ужасе. Передо мной стояли три особи мужского рода. По-другому и не назовешь. Мой старый знакомый насильник-отморозок в том же спортивном костюме PUMA, c ухмыляющейся рожей, амбал метра под два со шрамом на левой щеке, одетый в синий спортивный костюм NIKE, с толстой золотой цепью на шее, и третий. Вот этот третий меня и поразил. Худой, с морщинистым лицом земельного оттенка, со впалыми щеками и крючковатым носом, ростом не более 1,7 метра. Одет в черные стильные брюки, баксов за двести, малиновый пиджак не меньшей цены и черную шелковую рубашку с длинным открытым воротом, из‑под которой торчала одна из ходок этого пассажира – размытый черный купол церкви с крестом. Золотая цепь внушительных размеров обвивала его цыплячью кадыковатую шею. Мальчик стоял рядом с Худым и что‑то ему сказал. Худой сел на корты (так на зонах уголовники, пережидая этапы сидят на корточках), потрепал парня по волосам и сунул ему в руку деньги.

– Ну давай, шкет… беги.

Голос был у него тихий, с небольшим свистом. Он поднялся и внимательно меня оглядел. Взгляд колючий, злой. Глаз дергается. Наверняка сидит на «хмуром» (это на их жар‑ гоне – героин). Возраст его даже невозможно определить – от пятидесяти до семидесяти пяти. Да и похоже, у него «тубик», о чем говорило постоянное его покашливание. Наверно почалился по зонам, там и подхватил.

– Лис. Этот?

– Да. Этот козлик, – ответил мой старый знакомый. Я медленно начал пятиться, но тут меня крепко схватили за руки сзади два быка.

– Не торопись, здесь уходят, когда я разрешаю. Меня зовут Сева. Ты обидел моих людей. А я этого не люблю. И ты за это ответишь. Останешься здесь. Кончайте его. И тут меня как бы прорвало.

– А ты знаешь, что твои ублюдки хотели сделать с девушкой?

– Нет. Мы тебя опускать не будем. Ты приговорен.

Холодный пот прошиб меня. Все, приехали. Говорят, что жизнь мелькает перед глазами в этих случаях. Нет. Я лихорадочно думал, искал выход, но смерть уже дунула мне холодом в лицо. Амбал достал пику и двинулся на меня. И тут я вспомнил про Вахрама. Он раньше жил в нашем дворе и всегда ко мне хорошо относился. Потом ушел в братву и поднялся до положенца, смотрящего нашего города. Я плохо разбираюсь в их иерархии, но то, что Сева под ним ходит – точно. Если не так, то все.

– Да пошел ты, упырь. Пускай Вахрам решает.

Когда я сказал «Вахрам», Амбал остановился и поглядел на Севу. Что, сработало? Сердце у меня ходило ходуном. Точно, сработало. И я решил добавить.

– Я под Вахрамом. Ответишь перед ним, если что…

Взгляд у Севы заметался. Был бы один, прирезал бы, не задумываясь. А тут столько свидетелей, и Вахраму точно донесут. А по понятиям сейчас Сева должен говорить не со мной, а с моей крышей.

Пауза зависла. Напряжение нарастало. Сева аж почернел от злости и гнева. Быки притихли. Тут и они могут попасть в непонятку. И так уже не один из них канул в неизвестность.

Сева наверняка все понял и, видимо, решил не рисковать.

– Ну что ж, пусть будет так. Но смерть твоя будет мучительная. И ты будешь жалеть, что не умер сейчас.

Он сказал это так тихо и зловеще, что вздрогнул не только я, но и быки тоже.

Коля один зуб

Добрался домой на ватных ногах. Забрался в кровать. Мысли летали как молнии. Остался жив чудом. Отсрочка. Вахрам. Да помнит ли он меня? Ему было двадцать пять, когда он жил в нашем дворе. Мне десять. Да, он хорошо ко мне относился. Всегда давал свои коньки покататься. У меня были фуфлыжные, а у него – лезвия экстра с противошай‑ бочными ботинками. Мало у кого были такие коньки. Дал почитать книгу Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». А может, он сейчас совсем изменился? Бежать? Куда? От этих упырей не убежать. Нет, надо пойти на улицу. Выйдя во двор, слонялся, пиная пустую банку, и все гонял мысли. К ментам? И тут я увидел нашего соседа по дому – Колю Синего или Колю Один зуб. Это у него погоняло такое, дал кто‑то из соседей. Так и прилипло. Мужичок лет семидесяти, из которых лет двадцать пять отсидел. Весь в наколках. Вот почему и Коля Синий. А Коля Один зуб – у него во рту один зуб и спереди. Обычно спереди первые выпадают. Появился Коля у нас давно, я уже и не помню, когда именно. Кочегарка раньше у нас была, он там и работал. Жил прямо в кочегарке, ни с кем не общался, все его сторонились. Да это и понятно, внешность – «что б я так жил». Поговаривали, что раньше был деловой – не то в авторитете, не то чуть ли не вором был. Но что‑то произошло, и он отошел от дел. Может врут, а может, правда. Я думаю, что где‑то посередине. Потом кочегарка накрылась, провели центральное отопление и Коле дали в соседнем доме однокомнатную квартиру на первом этаже. Еще когда он работал в кочегарке, я иногда заходил к нему. Его я не боялся. Была в нем какая‑то внутренняя справедливость. Всегда немногословен, не пил. Редко, но ему приходили письма, которые он берег и перечитывал. Не знаю, чем он меня заинтересовал. Да и он был всегда рад моему приходу. Я это заметил по его глазам. Расспрашивал про школу. Как учеба? В общем, ни о чем. А как в квартиру переехал, так я ни разу у него и не был.

– Коля, – окликнул я его. – Можно с тобой поговорить?

– А, Андрей, – прошепелявил он. – Пойдем вон на скамейку. Не знаю, почему, но я выложил без утайки все, что со мной случилось за эти два дня. За весь мой рассказ он ни разу меня не перебил. Он всегда умел слушать собеседника. Когда я закончил, повисла пауза.

– Что я могу тебе сказать, Андрей, – начал Коля. – Я знаю, кто такой Сева, чалились вместе на одной из зон в Сибири. Я там смотрящим, а он был в авторитете, хотел вором стать. Гнилой человек. Крови на нем много. Злобный, если кого невзлюбит… Коллектив ему и не дал короны. И я был против. Нету в нем компромисса. Его даже часто звали Сева Зло. Если есть куда, беги. Надеяться на Вахрама… Я его не знаю. Эти спортсмены… Им наши понятия… Не уважают они воровской кодекс. А Сева не отступит, пока… Мы с ним враги. Он и до меня добрался бы давно, но боится. Бродяги не поймут. Да и стар я, и от дел давно отошел. Скажем, безопасен для него. Ты парень хороший, есть в тебе стержень. Я вижу. У каждого свой путь. Если Вахрам впряжется, то все будет нормально. Если нет, то…

И добавил:

– Ты, вот что, зайди ко мне вечерком. Расскажу тебе еще кое‑что.

Вечером я был у Коли.

– Проходи. Чай будешь?

– Давай. Только не крепкий. А то боюсь потерять цвет лица, – пошутил я.

– А я только что почифирил, не могу отвыкнуть. Так что тебе вторяков отгоню.

Пока Коля возился на кухне, я осмотрелся. Все чистенько, везде порядок. Вещи не разбросаны. Так сразу и вспомнил фильм Олега Ефремова «Старый Новый год». Там был такой персонаж Евстигнеева, старик Адамыч. Его спрашивали в фильме: «А чего у тебя есть?» Он отвечал: «А что надо, то и есть». – «А чего тебе надо?» – «А то и есть».

Вот и у Коли, похоже, есть все, что надо.

Попив чаю, Коля начал свой рассказ.

– Сразу после войны на зонах начались так называемые сучьи войны. Воров, которые пошли воевать, стали другие воры называть суками. Крови пролилось много. Договориться было бесполезно. Я этого не понимал, может, и сам пошел бы воевать, но не сложилось. Руку повредил. Кликуха у меня была Лебеда, это от замкнутого характера отшельника, а вы – Коля Синий… Где‑то в году сорок седьмом к нам на зону пришла малява… прогон… тьфу, в общем, по‑простому, письмо. Мол, пришел по этапу к нам сука, и надо поставить его на пики. Я тогда уже присматривал за зоной. Сразу подтянул его на базар… ну, пригласил на разговор.

Назовем его Солдат. Он мне и признался, что, да, воевал. До сорок третьего в штрафных ротах. Потом перевели в действующую. Дошел до Берлина. Четыре медали. Одна из них за Отвагу. И один орден. Говорит, все время ходил под пулями. Боялся, но ходил, особо не задумывался. А вот сейчас знает, что мы убьем его, а ему так хочется жить. В общем, пожалел я его… Сказал, чтоб молчал. Не признавался, если спросят. А на волю отправил маляву, что все это туфта… не тот это человек. Прокатило. У Солдата срок был приличный, да и ранения давали знать. Я за ним все время приглядывал. Вроде как мой крестник… Работал, жил мужиком. В 57‑м мне надо откидываться, уже и сменщика назначили.

И тут Солдат приходит ко мне и говорит, что уже не выйти ему на волю. А ты, мол, скоро выходишь. И поэтому расскажет он мне одну историю из фронтовой его жизни.

Рассказ солдата.

Мы вели боевые действия в составе штрафной роты под Сталинградом в феврале 43‑го. Неожиданно нас поднимают по тревоге. Оказывается, ударная немецкая группа при поддержке трех «Пантер» и двух бронетранспортеров пытается прорваться на запад. На нашу территорию. Так называемый неожиданный ход. Мол, никто не ожидает. И это сработало. Они двинулись в сторону Ростова и прошли с боями километров двести, потеряв все «Пантеры». Там они рассредоточились и стали уже двигаться маленькими группами. Погода была плохая, и самолеты не летали. Мы патрулировали шоссе где‑то в ста пятидесяти километрах от Ростова. Тут ротный приказал мне взять двух солдат и обследовать ближайшие деревни, так, на всякий случай. Все считали, что всю немецкую группу уничтожили. Мы прошли на восток километров пятнадцать и ничего не обнаружили. Уже возвращаясь обратно, увидели у брошенной деревни немецкий бронетранспортер. Закончилось топливо. Внутри находился офицер, эсэсовец в чине оберштурмбаннфюрера, и при нем был коричневый кожаный портфель. Гестаповец умер от ран. Один из нас знал немецкий язык (раньше был учителем немецкого языка в школе) и перевел документы эсэсовца. Там были письма родным, фотографии… В общем, личные вещи. И хотели всё уже бросить, как вдруг наше внимание привлекла топографическая карта с пояснениями. Изучив ее, мы поняли, что этот оберштурмбаннфюрер СС, видимо, награбил ценностей и спрятал их где‑то рядом. Времени у нас уже не было, и мы решили портфель со всем его содержимым спрятать здесь, а после войны вернуться и попробовать найти то, что спрятал немец. Названия деревни мы не знали, часть домов сгорели, некоторые были полуразрушены. И тут наше внимание привлекла стоящая на окраине водонапорная башня из красного кирпича с винтовой лестницей. Она была высотой метров 15 с цифрами наверху – 1937. Как она уцелела, непонятно. Внизу железная небольшая пристройка с дверью. Там мы вырыли яму, обложили портфель различными вещами, найденными в бронетранспортере, для сохранения от сырости. А саму карту поместили в офицерский герметичный термос, положили в портфель и закопали. Друг другу пообещали никому не рассказывать. Потом наши пути разошлись. Меня вскоре тяжело ранило, после госпиталя перевели из штрафников в действующую армию. Судьбу тех двух своих товарищей я не знаю. Может, живы, может, нет. Может, выжили и нашли этот клад. Мне не повезло – сразу после войны опять загремел. Может, тебе повезет.

– Вот что мне тогда рассказал Солдат, – продолжил Коля. – Я ездил в те места, но не нашел ту водонапорную башню. Две обнаружил с надписями: 1933 и 1935. Может, ее разрушили, но я узнавал, что боевых действий там больше не велось. Так что, Андрей, может, тебе повезет. Выбирайся из этого дерьма и ищи. Наверняка это правдивый рассказ Солдата.