Точка невозврата. Сборник стихов

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

1. Анатолий Болгов

http://www.chitalnya.ru/users/bolgov53/

1.1 Красные угли

 
Красные угли предстали седыми,
Жар уплывает, пустынно ли, зябко ли,
Утро нахлынуло в сумраке дыма
Гулкими искрами света на зеркале.
 
 
Далее блики ушли в зазеркалье
И отразились у таинства богова,
Где наши души созвездья лакали,
Плазмой пытаясь согреть своё логово.
 
 
Дай же мне света, где думе вольготно,
Видишь, печали свернулись калачиком.
Знаешь, судьбе моей счастье угодно,
А не угодно, так горе расплачется.
 
 
Жизнь пролетела, что дверь проскрипела.
Эх, отразиться бы новыми эхами!
Знаешь, приятель, мне искренне пелось,
Только то пенье под чуждыми вехами.
 
 
Звёзды мечты индевелыми стали,
Тихо хрустят под ногами, что россыпи.
Только бы сердце любить не устало,
Сложно ли, просто ли божеской особи.
 

2012

1.2. Мой ноябрь

 
Среди могил на нервную межу,
Протоптанную временем и нами,
Упал ноябрь. Листьями пожух
Забытый богом плачущий орнамент.
 
 
Срывает ветер за листком листок,
Слюнявит слякоть летнюю страницу,
Придёт и лёд, он выстудит восторг
От слов любви и радости на лицах.
 
 
Хвороба хлябь гноится в окоём
Закручен обод странствия восьмёркой,
Теряю буквы со стиха в разъём,
В пучину боли от живых и мёртвых.
 
 
Сойдёт мученье с кончика пера ль,
А может с трассы мёбиусной ленты,
Завьётся жизнь в потужную спираль,
В гнездо могил у скал из монументов.
 

2011

1.3. Мой январь

 
Январский ветер лижет облака
Лакает пух молочный в поднебесье.
Уходит солнце в огненный закат,
Стучит мороз по инеевой взвеси.
 
 
Ложатся спать поляны и леса
Во льды и снег узорной колыбели.
Органным елям снятся небеса,
Они о лете им недавно пели.
 
 
Стоит луна в промёрзлой темноте,
Роняя свет на хрупкую тропинку.
Идти мне долго по дорогам тем,
Ведущим душу в русскую глубинку.
 
 
О, как тепло от окон и дверей!
Забыл их Бог иконами в просторе.
Здесь даже вою выгнанных зверей
В ознобе сердце на гармони вторит.
 

2013

1.4. Ты не верь мне…

 
Ты не верь, что мне так тяжело.
Мне легко, до умопомраченья.
Видишь, заживает. ОжилО
И в апреле выдалось свеченье.
 
 
Не смотри, что я тоской объят,
Не дивись напраслине в испуге.
Я услышал ржанье жеребят
И увидел солнечные дуги.
 
 
Ах, апрель, и солнце всё ясней,
Ах, друзья, мне возрождаться снова!
Ах, старьёвщик времени! Во сне
Надеваю рухлядь, как обнову.
 

2013

1.5. С тоской по малой Родине…

 
Здравствуй Родина, вроде бы близкая,
Но далёкая, как никогда.
Что ты сердце ладонями тискаешь,
Там журчит неживая вода.
 
 
Мне бы омуты вымерять плачами,
Да родился твоим палачом.
Мне бы в детство свернуться калачиком
И прижаться к уюту плечом,
 
 
Да раздут петербургскими планами,
Что нутро и судьбу теребят.
Мне б тебя обустроить, желанная,
Но уехал и предал тебя.
 
 
Всё пылаю огнём неприкаянным,
Что Иван, позабывший родство.
Я прибился к улыбочке каменной,
Где барыш и война естество.
 
 
Всё надеюсь – вернусь, долгожданная,
Выпью ветер с раздольных степей.
Ты в рожденье мне Господом данная…
Я вернусь перед смертью к тебе.
 

2013

1.6. Тихо плачет ангел мой, хранитель

Анне

 
Отклик на «Да, я знаю»
 
 
Бродят мысли в черепной коробке —
Что позволит вечно юным быть?
Мне б кричать о времени неробко,
Только суть вся – если б, да кабы.
 
 
Знание всегда неторопливо,
Вечность не приемлет суеты.
Перед ней мальчонка я сопливый
Требующий смысла и еды.
 
 
Может быть, по замыслу Вселенной
Мне гадать на пыли мотылька,
Чтоб сравнить себя с юдолью тленной,
Фразой смерти, взятой с потолка,
 
 
Что навис над сумрачностью склепа
И молчит: «To be, or not to be…».
Жизнь мила, а смерть всегда нелепа.
Но её возможно ль полюбить?
 
 
Сможет разум с этим согласиться?
Можно ль вырвать жизни из оков,
Где сгорают в платьицах из ситца
Над кострами тучи мотыльков?
 
 
Просто пойте – шейте сарафаны.
Просто шить, и в этом счастья код.
Что мне мыслить, знают и профаны:
«Радостно встречайте каждый год!»
 
 
Колет только боль без остановки,
Я протыкан звёздною иглой.
Смерть стоит за каждою обновкой.
Что сокрыто за безмерной мглой?
 
 
Обелиски в мраморе, граните ль
Или деревянный русский крест?
Тихо плачет ангел мой, хранитель,
Шумно звёзды падают окрест.
 

2013

1.7. Подожди немного

 
Уплывают вёсны в лодочке на вёслах,
Сложенной ладонью на груди,
Убегают плёсом, тая за утёсом,
Обретая звёздные пути.
 
 
Неподъёмной мыслью, бездной коромысла
Падает на сердце Млечный Путь.
Всё пою, болезный, в этот век железный,
Так и не желая отдохнуть.
 
 
«Не пылит дорога, не дрожат…»^[1] – ах, много
Не сумел я нужного сказать.
Проплывают годы и уходят гордо
Сквозь мои усталые глаза.
 
 
Милая Россия, в образе осином
Я растратил добрые слова.
Что скулить мне псиной и не лучшим сыном,
Всё одно, никчемна голова.
 

2012

1.8. Мои слова из огненной реки

 
Дожди замёрзли, вывалились пухом,
Накрыли гнёзда летних соловьёв.
Уходит осень, шаркая старухой,
По белой краске в несколько слоёв.
 
 
Ложится в иней, где кристаллов шёпот,
В успенье вод, накрытых новым льдом.
Живу мечтой – ах, если б, хорошо бы
Вошла отрада в мой усталый дом.
 
 
Я жду тебя, хочу цветком приветить
Весенним утром, выскоблив полы,
Чтоб ты, босая, лучшая на свете,
Вошла ко мне без горя и хулы.
 
 
Всё как всегда, семь бед, но нет ответа,
Вопросы гнутся в острые крюки.
Стоит судьба, готовая отведать
Мои слова из огненной реки.
 

2012

1.9. Медовые скрипки

Алексею Мусатову

 
Мастер дряхлеющий щепочки склеивал,
Стройные плоти из мёда и муки.
Перед кончиной ветрами обвеивал
В мудром скреплении вечные звуки.
 
 
Также и мы собираем старательно
Кто-то умом, ну, а кто-то и сердцем,
Строки, где тайна у бога украдена,
Где немота устремляется в скерцо.
 
 
Знаешь, приятель, мы скоро состаримся
В годы войдём и утонем бесследно.
Что закручинился? Мы же останемся,
Может быть, скрипкой на облаке бледном.
 
 
Пух тополиный ветрами уносится
В дали, где станет сказанием пыльным.
Самое верное, друг мой занозистый,
Нам искупаться в бессмертье ковыльном.
 

1983. 2012.

1.10 В белом небе вереницы…

 
В белом небе вереницей огибают Землю птицы,
Отпевая белый день.
Вяжут мысли тонкой спицей, облекая в небылицы,
Обаятельную сень.
Улыбаясь над криницей, умываются зарницы,
Где эдемовская тень.
Мне осталось помолиться на околице страницы
И покинуть толщу стен.
 
 
Деревянными крестами забиваю в жизни ставни,
Для простора – я простой.
Провожаю взглядом стаи, ухожу печалью в старость,
Повторяя только стон.
Высыхаю пылью стариц, высыпаю, что осталось,
Утоляя чёрный сток,
За которым новой тайной, заколдованной в усталость,
В белый день пробью росток.
 

2009

2. Валерий Белов

http://www.chitalnya.ru/users/belov2/

2.1 Что детей у него будет трое…

 
Получив инструктаж, знал, что ждёт впереди —
Полегло до него здесь немало.
А желание жить, как заноза в груди,
Человеку уснуть не давало.
 
 
Что он думал о славе, сказать не берусь,
Только правило знал он простое —
Если ты не предатель, не шкурник, не трус,
Обязательно будешь героем,
 
 
Как бы ты ни погиб, даже с прочими в ряд
Похороненный в общей могиле…
Выжить шанс невелик, но он есть, ведь не зря ж
Человека для жизни крестили.
 
 
Для бессбойной отцепки сложил парашют,
Запасную приладил обойму,
Даже зная, в какое их пекло пошлют,
Он мечтал перед завтрашним боем:
 
 
Вот окончится чёртова эта война
И его наградят перед строем,
А ещё – есть в деревне девчонка одна,
С ней детей у него будет трое.
 
 
В темноту, как в загробную жизнь, улетал
Самолёт за разрывы орудий.
Рваный воздух гребли под себя два винта,
Крохи жизни у смерти воруя.
 
 
За момент до того, как достиг альтиметр
Обозначенной всем цифры восемь,
Третьим с края сидел человек на скамье
В ожиданье команды «Готовься!»
 
 
Впопыхах собиралась солдата душа
В рай, где дверь перед нею откроют,
А он думал, сжимая в руках ППШа,
Что детей у него будет трое.
 

2.2. Выцветший платок

 
Слезами мокнет небо наших щёк,
Как крылья птицы выцветший платок,
А что там в складках у него шуршит?
То соль от нашей высохшей души.
 
 
Платок ты этот можешь простирнуть,
Прервётся в поднебесье птицы путь,
Дождём обид прольётся на фаянс
Что раньше отболело внутри нас.
 
 
Все тучи уплывут за горизонт,
И крылья птицы сложат точно зонт,
А то, как плачет небо наших щёк,
Расскажет только выцветший платок.
 

2.3. Интернациональная любовь

Посвящено Бурмистровой М. Я.

 
К тебе как в храм любви спешу походкой светской,
А будь татарин я, то шёл бы как в мечеть.
Я кротостью твоей, сродни улыбки детской,
Сражён, мой милый друг, сильнее всех мечей.
 
 
Тевтоном на Руси в железном облаченье
На озере Чудском я по тебе тащусь.
Настолько велико к тебе моё влеченье,
Ты только прикажи, под лёд я провалюсь.
 
 
Когда с тобою я в томительной разлуке,
Мне с думой о тебе весь день ходить не лень.
Меня влекут твои пленительные руки,
Им добровольно я готов отдаться в плен.
 
 
Податлив я, как лён, вей из меня верёвки.
Веди меня в ту степь и взнуздывай меня.
Ты мною управляй, я на подъём нелёгкий,
Но под тобой живей задорного коня.
 
 
Когда б я был гусар, как наш Денис Давыдов,
Поэтов всех мастей тебя б заставил петь,
Я сам к тебе в полон французом пленным выдан
И стал ему под стать галантен как медведь,
 
 
Попавшийся в капкан. О чувствах беспардонно
Расскажет на весь мир счастливейший мой рык
Про то, как угодил я в омут глаз бездонный,
А был бы я узбек, сказал бы, что в арык.
 
 
Но ты меня простишь, что не хожу к обедне,
За мыслей кавардак и помыслов бедлам.
Прикажешь, наступлю я на ухо медведем
Вздыхателям твоим иль просто в ухо дам.
 
 
Накал страстей сродни Шекспиру Уильяму
В моей груди как смерч загнал меня впросак,
И рухнул я под ним в безвылазную яму.
Да ты же fell in love – сказал бы англосакс —
 
 
Когда упал в любовь, не надо лицемерить,
Не выползал ещё из ямы той никто.
Поэт – не конь в пальто, но врёт как сивый мерин.
И как ты низко пал… А я б сказал – «А то!»
 
 
По-ихнему, of course, да я упал, конечно,
В любовь упал, мой друг, по-нашему – попал.
Будь я Омар Хайям иль перс иной беспечный,
Тебе бы на фарси я оду написал.
 
 
Но я не англосакс, не перс и не татарин,
Хотя ни одного из них я не хулю
И более того скажу: спасибо, парни.
Без них не передать, как я тебя люблю.
 

2.4. Уехать бы в Сибирь деньков на триста

 
Уехал бы в Сибирь деньков на триста,
В карманах рюкзака с собою взял
Том Гегеля, «Записки декабриста»
И тёплые носки, без них нельзя.
 
 
Обосновался бы в верховьях Лены,
По азимуту даже не доплыть.
Не потому, что я боюсь измены,
А чтобы имя Лена не забыть.
 
 
Сушил грибы, ловил бы я подуста,
Чай кипятил на пламени свечи.
Не потому, что дров в тайге негусто,
А чтоб не греть напрасно кирпичи.
 
 
Грешно тепло переводить впустую.
О теплоте слагал бы я стиши,
Не потому, что я по ней тоскую,
А потому, что рядом ни души.
 
 
На лодке б написал «Великий Ленин»,
Нанайцы мне бы отдавали честь
Не потому, что человек был гений,
А с Леной общее меж ними есть.
 
 
Писал бы письма, злился бы чертовски,
Что почта возвращает их назад
Всё потому, что в адресе московском
Я бы пометку делал – в Ленин град.
 
 
Китайцы возвели меж нами стену.
Но не за это я на них взбешён,
А потому, что иероглиф Лена
В грамматике китайской не нашёл.
 
 
Весеннего дождавшись потепленья,
Я б на «Великом Ленине» уплыл,
Чтоб городской опять предаться лени,
Елене посвятить остаток сил.
 
 
Очередные пролежу полгода,
Я до безделья жадный, как упырь.
Но такова мужицкая порода —
Я снова заканючу про Сибирь.
 
 
Из городского не сбежать мне плена.
Елена мой не выполнит каприз,
За мною не рванёт в верховья Лены,
Да я и сам, увы, не декабрист.