Цирковой поезд

Несколько недель ранее циркачи получили сообщения о погромах в некоторых городах континента.

– Магазины, синагоги, школы и предприятия, которыми заправляют евреи, – везде выбиты окна, – рассказывал Тео Лене, когда та уже лежала в постели, готовая ко сну. В газетах это назвали Хрустальная ночь.

– А что это значит?

Лена представила, как улицы Австрии, Германии и Чехословакии устилают стеклянные осколки ярко-синего, зеленого и желтого цветов. Должно быть, это выглядело красиво. Но когда она рассмотрела лежащего на соседней койке мальчика с ушибами и царапинами, с темными кругами под глазами, ей вдруг стало стыдно.

Тео постучал в дверь и с улыбкой облегчения взглянул на проснувшуюся Лену. Он подошел к ее кровати, и дочь заверила его, что чувствует себя лучше. Лена взяла папу за руку, и они стали ждать, когда доктор Уилсон закончит учет лекарств.

У мальчика на соседней кровати были синие глаза и соломенные волосы. Когда он подавался вперед, то волосы беспорядочно падали на глаза. Его лицо было белым как мел, а щеки впалыми, судя по всему, от отсутствия нормальной еды в течение долгого времени.

– Гипотермия, запущенный бронхит и сломанное ребро. Возможно обморожение. – Лена окинула взглядом длинный список лекарств, которые держал доктор Уилсон. – Но с ним все будет хорошо. По крайнем мере, если мы сумеем его здесь подержать.

– Я прослежу, чтобы он тут остался, – кивнул Тео.

Доктор отошел в сторону, и отец Лены попытался подсесть к мальчику, но тот отшатнулся и вытаращил на него глаза. Тео поднял руки, будто сдаваясь.

– Я не причиню тебе вреда. – Тео выдержал небольшую паузу и продолжил: – Ты говоришь по-английски?

Мальчик коротко кивнул, а его глаза метались между Тео, Леной и доктором Уилсоном.

– Меня зовут Тео, а это доктор Уилсон. Он будет присматривать за тобой. А это моя дочь Лена.

Мальчик окинул взглядом доктора, а затем с интересом принялся рассматривать Лену. Она взглянул на отца, а тот кивнул. Лена нервно сглотнула и кивнула в ответ.

– А как тебя зовут?

– Александр, – ответил мальчик с сильным французским акцентом. Лена открыла от удивления рот, потому что ожидала услышать немецкую речь.

– А я Лена.

– Александр, ты знаешь, где твои родители? – спросил Тео.

Мальчик опустил глаза и принялся перебирать в пальцах уголок одеяла.

– Ушли, – прошептал он.

Повисла гнетущая тишина. Лена не могла понять, что имелось ли в виду под словом «ушли» – что они мертвы или что они пропали, но спрашивать не рискнула. Она опустила взгляд на одеяло, ожидая, что папа что-нибудь скажет.

– Что ж, Александр, – начал Тео, – мы о тебе позаботимся, пока не поймем, что с тобой делать. Пока что не бойся, здесь ты в полной безопасности. – Тео потянулся к полке, на которой стопками лежали бинты, взял один, размотал и принялся вертеть в руках. Лена заметила, что Александр не отрывал взгляда от ее отца. – А еще нам будет весело! – Тео щелкнул пальцами, и промелькнула белая вспышка. Когда она рассеялась, бинт пропал, а вместо него на руке Тео красовался снежно-белый голубь с блестящими глазками. Лена с гордостью за папу глянула на мальчика, но тот явно не был впечатлен.

– И тебе не интересно, как он это сделал? – спросила она.

– А я знаю.

Доктор Уилсон рассмеялся:

– Абсурд! Это же магия. Никто не знает, как это работает.

Но Александр не засмеялся. Он принялся с интересом осматривать шкафчики с лекарствами. Тео опустился на кровать:

– И как, ты думаешь, я сделал это?

Александр сморщился от боли и сел в более удобную позу:

– Птица была у вас в рукаве.

Лена давно знала этот секрет. Появление птицы было базовым трюком, описанным в каждой книге. Голубь действительно находился в специальном отсеке в рукаве у фокусника. Когда отсек открывался, голубь вылетал наружу. Хотя трюк и был базовым, понять его устройство, увидев один раз, было почти невозможно.

– Почему ты смотрел на мой рукав? Почему не глядел на бинт?

Александр ответил не сразу.

– Потому что это то, что вы от меня хотели, – произнес мальчик с грустной улыбкой. – Если бы я смотрел только туда, куда хотят остальные, я бы не выжил.

Улыбка исчезла с лица Лены. Тео положил руку на забинтованную ногу Александра.

– Гестапо? – предположил Тео.

Александр сощурил глаза. Весь остаток дня он молчал.

Глава пятая

– Как думаешь, откуда он? – шепнула Лена Кларе. Прошло уже несколько дней с тех пор, как они нашли мальчика. Сидя на своей кровати, она подписывала на карте европейские столицы. Уроки пришлось перенести в санитарный вагон до тех пор, пока нога не заживет.

– Предполагаю, что из Германии, если верить его паспорту, – ответила Клара. Лена нахмурилась. У людей может быть паспорт какой угодно страны, но это не означает, что они там живут. Кроме того, судя по французскому акценту, мальчик немало времени провел там.

– Думаешь, его родители мертвы? И сколько ему лет вообще? И почему Хорас не хочет брать его? – Лена отложила карандаш и отдернула занавеску, чтобы убедиться, что Александр все еще спит.

– Лена Пападопулос! Дай ему отдохнуть, – пожурила ее Клара. Девочка недовольно задернула штору обратно.

– Папа сказал, что ему нужно стать фокусником, раз уж он сумел вскрыть замок и понять, в чем уловка того трюка с птицей!

– Ах если бы ты питала такой же интерес к тому, чтобы запомнить названия европейских столиц, как к этому пареньку! – вздохнула Клара.

Лена взяла карандаш и вернулась к заданию. После уроков она открыла Оксфордский словарь английского языка и принялась уплетать оставленные Марио пирожные. Одной из ее любимых игр было открыть словарь на случайной странице, выбрать слово и прочитать его этимологию. Затем ей нужно было использовать слово в повседневном разговоре, что бывало довольно проблематично.

– Метаморфоза, – читала Лена. – От греческого metamorphoun, что означает «переходить из формы в форму, менять ее».

Она взяла еще одно пирожное, разломила его пополам и принялась слизывать шоколадную начинку.

– А в тебя столько влезет?

Лена выронила вторую половинку пирожного. Александр отодвинул штору и с улыбкой смотрел на нее.

– Как давно ты проснулся?

Он откинул волосы с лица:

– Достаточно давно, чтобы услышать, что ты интересовалась мной. – Он указал на словарь. – Забавная игра, да?

– Не шпионь за мной! – нахмурилась она.

– Ты сама за мной шпионила!

– Не шпионила! – Лена почувствовала, как краснеет. – Просто нужно было поддержать разговор.

Александр подвинулся к ней. Судя по выражению его лица, ему приходилось преодолевать боль.

– Вот что я тебе скажу. Твоя учительница была права в одном: я родился в Германии, но вырос во Франции, в Марселе. Второе: мои родители мертвы. Третье: мне двенадцать. Четвертое: я еврей. – Он указал на тарелку с пирожными. – Я устал есть картофельного пюре, которое подает ваш повар. Как насчет поделиться?

Лена передала ему тарелку с пирожными, после чего смотрела, как Александр так же, как она, разломал одно и радостно принялся выедать шоколадную начинку, облизывая губы.

– А где ты был, прежде чем попасть сюда?

– В Нидерландах, – сказал он, уплетая второе пирожное.

– А зачем?

– Семейный праздник, – ответил он и зашелся приступом кашля. Лена передала ему кружку с водой, и мальчик медленно глотнул. – Спасибо.

– Бронхит – вещь подлая. Но тебе повезло, что не пневмония. Это было бы куда хуже. Ты мог бы умереть. Равно как и от коклюша.

– А ты много знаешь о кашле.

– Я много читаю. Тут мало интересных занятий. – Лена пожала плечами.

Александр было открыл рот, чтобы сказать что-то, но в последний момент решил съесть еще одно пирожное.

– Смотрю, ты развлекаешь нашего пациента. Так, так! – сказал, входя, доктор Уилсон. Он похлопал Александра по спине, дал ему бутылочку с темно-красным содержимым и столовую ложку. – Две ложки этого снадобья – и через пару дней ты будешь летать. – Он глянул на Лену. – Думаю, после обеда ему лучше отдохнуть. Вы можете продолжить разговор завтра.

– Хорошо, – кивнула Лена, нехотя возвращаясь к словарю.

* * *

На следующий день Александр отодвинул штору, едва Клара ушла.

– Думал, твои уроки никогда не закончатся.

– Привет! – поздоровалась Лена, польщенная тем, что он ждал, чтобы заговорить с ней. – Тебе лучше?

– Было бы лучше, если бы не они. – Он указал на тарелку с макарунами, стоящую перед Лениной кроватью. – В чем твой секрет? Почему каждый день тебе приносят подносы с пирожными, а я давлюсь похлебками?

– Бери сколько хочешь. – Лена указала на тарелку. Александр подался вперед и взял целую горсть.

– Что нового сегодня узнала? – спросил он.

– О мезозойской эре что-нибудь слыхал?

– Я не люблю школу, – поморщился он.

– Почему же?

Он пожал плечами, затем взял колоду карт, которая лежала у Лены на столе.

– Давай-ка лучше сыграем? Во что ты умеешь?

Лена почувствовала, как в очередной раз краснеет, и отвернулась. Она знала все от «пинокля» до «пьяницы», но не хотела признаваться Александру, что всю жизнь играла за двоих, потому что никто не хотел играть с ней. Когда ее щеки перестали гореть, Лена, улыбаясь, повернулась обратно.

– Давай сыграем в… «пьяницу», – сказала она, а Александр раздал карты. – А почему плохо быть евреем?

– Кто сказал, что это плохо?

– Ты сам. Когда я спросила, почему Хорас не хочет брать тебя.

Александр посмотрел на свою руку:

– Подозреваю, это потому, что люди не любят тех, кто от них отличается.

– Почему?

Александр пожал плечами и откусил кусочек очередного макаруна.

– Почем мне знать? Может быть, мы чем-то болеем. – Он ухмыльнулся и указал на пирожное. – Ты бы поаккуратнее делилась едой с незнакомцами. Не хотел бы, чтобы ты заболела еще сильнее. Кстати, ты скоро опять встанешь?

Лена посмотрела на него исподлобья:

– Что ты сказал?

– Когда пройдет твое растяжение, и тебя выпустят?

В тот момент до Лены дошло, что Александр ни разу не видел ее в коляске, а потому все это время он вел себя с ней, как с равной. Ее кресло находилось в ее комнате в другом вагоне, равно как и одеяла, лекарства и бальзамы для мышц, которые по настоянию отца она всегда держала неподалеку. Сейчас же лишь бандаж на ноге указывал на то, что она не может ходить.

Лена глянула на Александра. Если она скажет ему правду, он может отвернуться от нее.

– Он не сказал. – Лена положила валет пик.

Александр ликующе выкинул туза:

– Я победил. Уверен, ты вернешься в строй совсем скоро, – произнес он, складывая карты ровной стопкой.

Лена кивнула, пытаясь скрыть в голосе печаль:

– Конечно, как иначе?

* * *

Лена с Александром играли и болтали почти до самых рождественских праздников, а их жизнь быстро переросла в комфортную рутину: Александр каждое утро ждал, когда закончатся уроки Лены, чтобы позже часами играть и болтать с ней, пока не придет доктор Уилсон, чтобы напомнить ему об отдыхе или сделать очередной лечебный массаж.

Однажды после обеда Тео шел проведать дочь. Его сердце затрепетало, когда он услышал смех за дверями медчасти.

– Это чудо, не правда ли? – шепнула Клара, наблюдая за детьми.

– Поверить не могу, – согласился Тео. – С бронхитом и такими гематомами он мог и умереть.

– Я про Лену, – добавила Клара. – С тех пор, как он появился, она ни разу не спросила меня, можно ли ей пойти в обычную школу и иметь нормальных друзей. Позволю себе сказать, что она ни разу не была такой счастливой.

Тео кивнул, а Клара вошла в медчасть впереди него.

* * *

– Не обсуждается. – Хорас даже не поднял взгляд от финансовых отчетов.

– У него нет семьи. – Тео стоял напротив директора цирка, негодующе хмуря брови. Чедвик шмыгнул носом. Сухой, сутулый, похожий на тень, он был полной противоположностью жадному до власти и эгоистичному Хорасу. Будь они комедийным дуэтом, то имели бы огромный успех, думал Тео.

– Такие вещи меня не касаются. – Хорас продолжал пролистывать страницы, а в руке у него дымилась кубинская сигара: он выкуривал по одной после каждого представления.

– Но ему всего двенадцать. Что еще ему делать?

Хорас глянул на своего лучшего циркача поверх своих позолоченных очков, наклонив при этом голову так, что очки съехали ему на нос.

– Когда мне было двенадцать, я зарабатывал по пятьдесят центов в неделю, разнося газеты. А после того стал начищать ботинки богатеньким финансистам с Куинси.

– Рынок Куинси, да-да, я слышал. Мы все знаем о том, как ты поднялся из грязи в князи, – усмехнулся Тео.

Хорас сощурился и глянул на Тео со смесью восхищения и презрения. Вот уже почти десять лет они знакомы, и иллюзионист всегда был таким сострадательным. Этим восхищались многие, но не Хорас. Зачем делать что-то ради кого-то, если это не принесет дивидендов? Он вернул спинку кресла в прямое положение и наклонился вперед так, что пузо уперлось в деревянную крышку стола.

– Ты действительно думаешь, что если бы мальчик был богатым, он бы то же самое сделал для меня?

– Ты помог многим сиротам, и каждый раз это окупалось. – Тео указал на финансовые отчеты, лежащие стопками на столе. Улыбка полностью исчезла с лица импресарио.

– Даже если и так, но на его происхождение нельзя закрывать глаза. Он еврей. – Хорас откинулся назад – кресло заскрипело под его весом – и перевел внимание на январский отчет.

– Опять по новой? Ты же и сам был когда-то неудачником на чужой земле. Разве не доброта незнакомцев позволила тебе выбиться в люди? Получить все это? – Тео обвел рукой вокруг, подразумевая «Мир чудес Беддингтона и Стерлинга».

– И как ты предлагаешь изменить его генетику?

– А нам и не нужно этого делать, – пожал плечами Тео, – просто не скажем никому.

Хорас задумался о предложении. Мальчик назвался Александром Робишау, сыном француза и немецкой еврейки. Его имя ни у кого бы не вызвало подозрений. Насколько Хорас помнил, выглядел мальчик тоже не вызывающе: волосы цвета соломы, белая кожа, голубые глаза.

– Если на то пойдет, то он будет арийцем, – продолжил Тео, ненавидя себя за то, что поднял такую тему. Но ему нужно было сделать все, чтобы оставить мальчика в цирке ради Лены. – Кроме того, других ты тоже защищаешь себе во благо.

Хорас тут же подумал о частых запросах Йохана на покупку ланолина и туши «Макс Фактор» и о румынских близнецах, которых он подобрал пять лет назад. Все они были слишком хороши в своем деле, чтобы отказаться от них, избегая рисков.

Тео прокашлялся:

– Сделайте ему новый паспорт, а в благодарность я выращу из него лучшего иллюзиониста, какого только видел свет.

– Не говори глупостей. Он всего лишь малолетний вор.

– Он не такой, – настаивал на своем Тео. – У него зоркий глаз и огромный нераскрытый талант.

– А что, если он станет, как Лена? – Вначале Хорас ничего не имел против девочки. Он надеялся и даже с нетерпением ждал, что ее здоровье улучшится и финансовые расходы на докторов уменьшатся. Если бы она выглядела как ее мать, то могла бы стать прекрасной водной балериной. Она могла бы даже унаследовать гены иллюзиониста от Тео. Девушка-иллюзионист – это было бы хитом! Хорас ждал, пока ей стукнет четыре, затем пять, потом шесть. Но другие циркачи репетировали, а маленькая девочка все сидела в своем углу и наблюдала за представлениями издалека, зарывшись с носом в книги. Он знал, что ее здоровье не позволяло ей освоить большинство специальностей в цирке. Но она могла бы научиться шить, делать макияж или подбирать костюмы.

– Что это значит? – ощетинился Тео.

– То, что она не работает в цирке. Представь, что будет, если мальчик так и останется лежать? У меня уже есть один лишний рот, который нужно кормить, и второго такого… – Хорас мгновенно пожалел о том, что выпалил это. Он вскрикнул, когда бумаги на его столе взлетели и стали планировать сначала медленно, а затем быстрее и быстрее, пока их не охватило синее пламя, появившееся из ниоткуда. Позади прокричал Чедвик, закрывая лицо руками и явно опасаясь ожогов.

– Брось это, Тео! – Хорас стукнул по столу обеими руками. – Хорошо! Я дам ему время до конца тура. Если сможешь сделать из него кого-то, кто будет приносить деньги, я рассмотрю вопрос о его приеме в труппу. Кроме того, остаться он сможет, только если будет помогать Марио на кухне. Мальчик должен зарабатывать себе на жизнь.

Тео обдумал предложение. Восемь месяцев – не такой уж и большой срок.

– Восемь месяцев. Тогда завтра подготовьте его паспорт. – Тео кинул настоящий паспорт мальчика Чедвику на стол. – А это сожгите.

– А теперь мои бумаги, – раздраженно сказал Хорас. Внезапно синий пламенный хоровод прекратился, и страницы вылетели из него ровной стопкой обратно на стол. Чедвик от удивления ахнул, пытаясь понять, что он только что увидел. Хорас заворчал, беря верхний лист из стопы. Его лицо покраснело, и он взревел:

– Тео, они все не в том порядке!

Но иллюзионист уже исчез.

Глава шестая

На следующий день – а была суббота – Лена проснулась, предвкушая, что целый день проведет, играя с Александром в шашки и поедая вишневые тарталетки. Она глянула на часы, отмечая, что тот должен был явиться с минуты на минуту после окончания процедур у доктора Уилсона. Она начала расставлять на доске белые и черные шашки.

– Привет! – пропела Лена, услышав, как проворачивается ручка двери. – Ты как раз вовремя.

– Это всего лишь я. – Тео прокашлялся, подходя к ее кровати.

– Эх…

– Где же радость в глазах? Пришел папа! – Тео наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. – У меня для тебя отличные новости.

– Какие?

– Хорас согласился позволить Александру остаться у нас. Но мы должны держать в секрете, что он еврей, иначе никому не поздоровится. Надеюсь, ты понимаешь опасность. – Тео нахмурился.

Лена кивнула и нервно сглотнула. Она до сих пор не понимала, почему Хорас не любил евреев, но хотела, чтобы Александр остался с ними так долго, как только будет возможно. Она бы в жизни не выдала его секрет.

– Вторая новость… Давай-ка лучше покажу тебе. – Тео вышел из комнаты, а Лена в нетерпении сжала кулаки. Вероятно, папа купил ей щенка. Она представляла, как бы хвасталась Александру и как бы тот ей завидовал. Но вместо нового питомца папа приволок коляску.

– Зачем это? – спросила она, бледнея.

– Доктор Уилсон сказал, что твоя нога полностью зажила. – С лица Тео не сходила улыбка. – Ты сможешь вернуться к нормальной жизни к Рождеству.

Лена с отвращением отвернулась от кресла-каталки и закрыла лицо одеялом.

– Нет, – просипела она, чувствуя себя жалкой.

– Нет? – озадаченно переспросил Тео. – Ты уверена, что хочешь провести Рождество здесь?

В горле встал ком, и Лена не сразу смогла заговорить:

– Мне… Мне опять нехорошо.

Тео коснулся ладонью ее лба и нахмурился:

– Температуры у тебя нет. Давай тогда спросим доктора Уилсона.

– Отличная идея, – подхватила Лена. – А ты мог бы убрать кресло в мою комнату, пока мы его ждем?

Тео хихикнул:

– Я не имел в виду, что мы будем ждать его здесь! Лена, ты слишком долго здесь просидела. Тебе не помешает выехать и развеяться. Здесь есть отличный музей, куда мы еще не ходили, и он открыт до пяти.

Лена посмотрела на часы. Доктор Уилсон и Александр должны вернуться с минуты на минуту, но если они будут ждать их, то Александр увидит ее в кресле. И на этом все кончится. Лучшим решением было выехать как можно быстрее.

– Знаешь, я подумала и решила, что нужно выдвигаться сейчас же, – настояла она, скидывая одеяло и быстро перебираясь в кресло.

– Но тебе же было нехорошо!

– Мне лучше, – сказала она, накрывая одеялом ноги. – Поехали.

В это самое время доктор Уилсон вернулся в комнату, а следом за ним и Александр. Его глаза округлились, когда он заметил Тео с Леной. Лена пыталась закрыться занавеской, но было слишком поздно. Он все увидел.

– Доброе утро! – весело поприветствовал их Тео. – Александр, я был рад услышать, что тебе лучше. Мне нужно будет кое-что с тобой обсудить.

Александр слишком увлеченно рассматривал Лену, чтобы ответить. Он медленно подошел к ней, пытаясь понять, что видит перед собой. Лена вцепилась в поручни кресла, надеясь провалиться сквозь землю.

– Что с ней?

Тео озадаченно глянул на него:

– Ничего. Лене уже лучше.

– Но ее ноги… Зачем ей кресло?

Тео рассмеялся и покачал головой:

– Вот это ты шутник!

Александр схватился за столбик кровати и переспросил:

– Я не шучу. Почему она в кресле?

Тео посмотрел на Лену, чье лицо буквально побагровело:

– Она должна была сказать тебе. Лена всю жизнь провела в кресле.

Александр потер глаза:

– Ох, теперь вспоминаю. Она точно говорила мне, но я забыл.

– Не переживай. Но нам повезло, что она вообще живет, – сказал Тео и наклонился, чтобы потрепать Лену за щеку. Та попыталась отмахнуться от руки папы, чтобы никто не подумал, что с ней обращаются, как с ребенком. Она взглянула на Александра, но его лицо стало каменным.

– Папа, – горестно прошептала она, – пожалуйста, поехали быстрее.

– Разумеется. Александр, я скоро вернусь. Скоро Марио должен будет принести твой обед.

Когда они выезжали, Лена чувствовала на себе взгляд Александра, но не могла поднять головы, боясь увидеть его глаза.

Позднее тем же днем Тео вернулся в медчасть с одеялами, конвертом и ручкой. Он нашел Александра сидящим на кровати. Мальчик держал на коленях голубя и гладил его.

– Доктор Уилсон сказал, что выпишет тебя сразу после Нового года, и это замечательная новость, – сказал Тео, усаживаясь на край кровати Александра. – Знаешь, я не представляю, куда ты захочешь пойти, когда тебе станет лучше, но если захочешь остаться, то мы будем тебе рады. Признаться, я надеюсь на это. – Он передал Александру контракт. – Это контракт, написанный Хорасом. Он согласился сделать тебе новый паспорт, чтобы никто не мог узнать, кто ты такой. Мы будем хранить твою национальность в секрете и учить тебя мастерству иллюзии. В обмен на это ты получишь комнату и еду. Хорас также потребовал, чтобы ты работал на кухне по несколько часов в день, но уверен, это не так трудно. – Тео прочистил горло и повертел в руках оставшиеся страницы. – Вторая часть договора подразумевает, что ты в свою очередь будешь хранить тайну. Не люблю лгать, но как ты вскоре поймешь: у меня нет иного выбора. – Александр с любопытством взглянул на Тео. – Мое желание принять тебя в цирк продиктовано не щедростью. Ты видел, как моя дочь вьется вокруг тебя. Тебе удалось достать ее из скорлупы, в которую она забилась, заставить ее смеяться, играть и показывать большее стремление к жизни, чем когда-либо. – Тео передал мальчику оставшиеся страницы контракта и конверт. – Лена стесняется того, что ты видел ее в таком состоянии. Она пытается казаться веселой, но ты понимаешь, что на самом деле она крайне одинока. Настолько одинока, что просит меня записать ее в обычную школу, – сказал Тео и махнул рукой на город за окном. – Ей отчего-то пришло в голову, что тогда все изменится, она обретет друзей и покончит с одиночеством. И тут мне понадобишься ты, – сказал он, указывая на конверт и бумаги. – Здесь есть еще один договор, который будет строго между нами. Он содержит привлекательную денежную сумму. Если останешься с нами, будешь получать такую за каждый тур, который отъездишь с нами. Все, о чем я тебя прошу, – это чтобы ты побыл другом для моей дочери. Настоящим другом, а не тем, который рядом, только когда это ему удобно.

Александр молча пялился на контракт и конверт. Он никогда не оставался в одном месте достаточно долго, чтобы подружиться с другими детьми. Его отец настаивал на том, что единственные люди, с кем он мог иметь дело, – это его семья. Но Александр к своему удивлению осознал, что ему приятно проводить время с Леной, и мальчику хотелось сохранить это чувство:

– Мне нравится проводить время с Леной. Взятки не нужны.

– Твои намерения чисты, но наивны, Александр. Я подозреваю, ты никогда не сталкивался с той стеной, что стоит между обычными детьми и теми, кто отличается. А Лена, моя светлая, жизнерадостная и заботливая дочка, именно такая. Она мгновенно выделяется среди остальных и надеется лишь на то, что окружающие не сразу распознают тяжесть ее положения. Но дети бывают очень жестокими. Я наблюдал за тем, как год за годом она закрывалась ото всех. С твоим появлением открылась и другая ее сторона. Мне хочется, чтобы она была счастлива, но под моим чутким присмотром и в безопасности. Ты должен пообещать держать наше соглашение в тайне. Никто – ни Хорас, ни доктор Уилсон, ни другие дети, а в особенности Лена – не должны узнать об этом.

– Но, – сказал Александр, пытаясь понять желание удержать другого человека в своей жизни, – я и бесплатно буду это делать, не нужно мне платить.

– Но я плачу, – сказал Тео и едва заметно скривился. – Контракт снимает какую-либо двусмысленность с ситуации, и если ты его принимаешь, то начинаем сейчас же.

Александр нахмурился: забота Тео о дочери была ему совершенно понятна, но должно же тут было быть что-то, что выходило за пределы простого желания социализировать Лену.

Осмысливая в голове полученную информацию, он продолжил:

– Так вы хотите, чтобы я жил здесь постоянно? В этих вагонах? – Кивок. – И переезжал из города в город? – Еще кивок.

В глазах Тео промелькнул страх, очевидно, он сомневался, будут ли выполняться условия контракта. Иллюзионисту нужно было удержать мальчика.

– Мы о тебе будем хорошо заботиться: у тебя будет доступ ко всему, чего душе угодно. Но я пойму, если ты захочешь пойти по стопам отца. Однако если ты хочешь чего-то иного для себя, то лучшей возможности тебе не представится.

Александр молчал. Ему претила мысль брать деньги за дружбу, но сумма манила: с такими деньгами ему бы точно не пришлось думать ни о еде, ни об одежде. Умом он перенесся в Марсель, Картахену, Форте-дей-Марми. Он вообразил, как стоит напротив оперных залов, сцен и амфитеатров на берегу Средиземного моря. Его мама отвлекала бы внимание криками о пропавшем сыне, мольбой о помощи. А Александр обчищал бы карманы зазевавшихся прохожих. Иногда уловом были бы всего пара франков, но порой он срывал бы джекпот, забирая золотые кольца с бриллиантами, серьги, серебряные браслеты. Однажды ему уже удалось стащить часы марки Cartier Tank. Ему могло вновь повезти. А вечером каждого дня его мама обнимала бы его, и они бы вместе шли к месту своего временной ночевки. Она бы показывала ему созвездия на небе, обещая, что однажды возьмет его на прогулку от пояса Ориона до Кассиопеи и обратно.

– Если тебе когда-то будет страшно, просто посмотри на небо. Я всегда буду присматривать за тобой оттуда, прямо как эти звезды, – шептала она ему на ухо, а ее теплое дыхание согревало его щеку. Он также помнил, что она крепче сжимала его руку, когда они подходили к месту ночевки, где их ждал отец, готовый отнять у них всю добычу за день. Воспоминания о тех крупицах счастья, когда они были вдвоем с мамой, до сих пор грели его сердце.

Затем в памяти всплыло горестное событие из прошлого. Заброшенный амбар. Орущие сирены. Полицейские окружили их. У отца было золотое колье. Запомнилось последние его слова.

– Это твоя вина, Александр. Все, кого ты любишь, умирают, – произнес он скрипучим голосом. Затем он попытался схватить сына за шиворот, но Александр быстро увернулся, подстегиваемый страхом. Отец грустно усмехнулся: – Хочешь прослыть трусом? Тогда иди. Но запомни, мой дорогой мальчик: узы кровного родства сильнее других уз.

Разумеется, рассказать что-то из этого Тео он не мог, а потому со смесью надежды и любопытства просто кивнул и спросил:

– Где подписать?