По ту сторону Алтайских гор

Пролог

Сашка по прозвищу Следопыт, парень лет двадцати двух на вид, поперхнулся, а затем закашлялся. Во рту пересохло. Солнце нещадно жарило, и всё тело взопрело. Щурясь, Сашка огляделся в поисках спасительной тени, но на участке стены, обороняемой его ротой, она вся без остатка растворилась в полуденных лучах. По примеру более умудренных товарищей, используя винтовку и подручные средства, он растянул шинель и тут же залез под этот неказистый шатёр. Следопыт, борясь с жаждой и сухостью, глотнул из солдатской фляжки воды. Она оказалась горячей да с привкусом железа. Ему немного полегчало, однако заурчал живот.

«Поскорее бы обед», – подумалось ему.

Сразу вспомнилось, что в последнее время их кормят тухлой кониной и какой-то безвкусной бурдой с червивыми сухарями. Нагрянуло уныние. И немудрено: печально быть заложником проклятой страны, которая сначала показалась им всем обетованной землёй.

И ведь тут всё, как и обещал старец Амвросий: густые леса, изобиловавшие всяким зверьём, что не имеет страха перед человеком, чистейшие озёра да реки, где полно рыбы – хоть её руками лови.

Правда, на пути быстро встретились истинные хозяева этих мест – страшные и непримиримые дикари. Сашка как раз ненароком подумал о них и вдруг услышал жуткие завывания, исходящие со стороны леса. Звуки постепенно усиливались. Его сонливость как рукой сняло.

«Лёгок волк на помине», – пришла ему на ум известная народная поговорка.

– К бою! Огонь вести по готовности! Патроны беречь! – прозвучал зычный голос командира.

Солдат поднялся, спешно занял позицию, положил ствол верной трёхлинейки поверх частокола и направил оружие в сторону стремительно приближающейся конной рати.

– Сколько ж тут этих бестий! – вполголоса удивился кто-то из обороняющихся.

Несмотря на молодой возраст, Александру уже не раз приходилось отражать кавалерийские атаки. Но те всадники мчались с шашками наголо. Здесь же вражеские воины на полном скаку стреляли из боевых луков и при этом умудрялись выполнять сложные манёвры, словно единый организм. В процессе дикари искусно меняли положение тела в седле, мешая прицельной стрельбе.

Сняв винтовку с предохранителя, юноша выбрал подходящую цель. Таковыми, по его мнению, были обладатели пышных бунчуков. Затаив дыхание и совместив мушку с прорезью прицела, он нажал на уже подведённый спусковой крючок. Грянул выстрел. Туземец, облачённый в чёрные чешуйчатые доспехи, с развевающимся на ветру конским хвостом белого цвета на шлеме, откинулся назад и в следующую секунду упал с коня, а затем покатился по земле, подобно тряпичной кукле.

Раздался сочный шлепок – в участок стены недалеко от Сашкиной головы вонзилась стрела с белым оперением. Следопыту показалось, будто бы он загодя услышал шелест её полёта и каким-то уж очень обострившимся чутьём понял, куда она попадёт, а посему даже не дёрнулся.

Такое с ним время от времени происходило, пробивался наружу какой-то дар предчувствия.

Продолжалась оглушительная пальба, наперебой лупили винтовки. Длинными очередями строчил пулемёт Максим. И полетели с коней новые убитые. Несколько лошадей рухнули наземь, вздымая облака пыли.

Противник понёс ощутимые потери, началось отступление. Правда, даже развернув лошадей и уносясь прочь, лучники успевали напоследок сделать выстрел-другой в ответ.

«А что будет, когда патроны совсем закончатся? Их и так мало», – нагрянули невесёлые мысли.

На стене началась перекличка.

– Шемякин! Живой? Молодец! Так, Никаноров! Никаноров, чёрт тебя побери. Да где ты? – слышался громкий бас.

– Да тута я, – последовал ответ.

Сам Никаноров продолжил разглядывать неприятельскую стрелу и приговаривать:

– Сколько вижу их, всё дивлюсь. У нас с подобными в недавние времена ходили на крупного зверя в тайге староверы. Надо бы собрать все целые – пригодятся.

Раненым поспешили оказать помощь. Те стонали, тужились и закатывали глаза, скрежетали зубами, когда их плоть разрезали санитары, аккуратно вынимая намертво застрявшие наконечники стрел.

А убитых, особо не церемонясь, снимали со стены, складывали в линию, разували, забирали у них все мало-мальски ценное, а затем накрывали им лица их же верхней одеждой, оставляя лежать до погребения.

Сашка подсобил со спусканием тела одного бедняги, а затем снова поднялся на стену и увидел бегущего к ней мальчугана.

– Токарев! – прокричал тонким голосом снизу мальчишка-посыльный.

– Есть такой, – ответил Следопыт, услышав свою фамилию. Однофамильцев на этом участке не было.

– В штаб вызывают!

Сашка прошёл мимо лестницы, подошёл к высокой опоре помоста, затем обхватил толстый столб руками и ногами, а потом в два счета спустился вниз.

«Заодно мышцы размял», – подумал он.

Пухлое тело беззаботного школяра, сына лавочника, за годы лишений и скитаний стало подтянутым. Правда, также обзавелось торчащими рёбрами. Цвет кожи уж совсем стал какой-то бледно-зеленоватый, нездоровый.

Штаб располагался недалеко, идти предстояло через скопище жилых землянок. Сашка постарался проскочить мимо них быстро, стараясь не глядеть по сторонам. В душах ему не хотелось снова видеть голодные и обреченные глаза истощенных женщин и детей, ведь от этого всегда щемило в груди и набегала тоска.

Токарев преодолел этот участок, ни на кого не наткнувшись, и остановился перевести дух у артиллерийской батареи. Рядом с ним оказалась трехдюймовая пушка, и он с каким-то благоговением погладил её ствол. Нравились ему эти орудия своей мощью и суровой красотой.

– Только вот последний снаряд на неделе запустили. Толку нет теперь, – с горечью констатировал вслух он.

В полуземлянке, служившей штабом их сводного отряда, приятно пахло давно позабытым запахом керосина. Под самым потолком висела круглая лампа, с наступлением сумерек светившая ярко-жёлтым мягким светом.

Сняв головной убор, Токарев первым делом стал истово креститься и класть поклоны перед образами в красном углу, а затем развернулся и машинально произнёс:

– Здравия желаю, ваше благородие.

Оказалось, за штабным столом сидел не только знакомый ему атаман, но и два других мужчины. Оба буравили его цепкими взглядами, будто пытаясь вытянуть душу.

«Видимо, красный командир с комиссаром», – предположил парень.

Вся эта троица была облачена в просторные рубахи, затянутые поверх портупеями с плечевыми лямками. У красноармейцев на обшлагах левых рукавов красовались непонятные знаки, а вот у атамана на выгоревшей ткани, там, где раньше золотом отливали погоны, сегодня темнели прямоугольные пятна.

Атаман, не поднимая головы от лежащей перед ним нарисованной от руки карты, торжественно произнёс:

– Вот он, наш главный разведчик и следопыт! С виду дюже молодой и тощий, но на то не обращайте внимания.

Акцент командира на тощем телосложении скорее был сделан ради шутки – попробуй найди среди попавших в этот дикий край упитанных и откормленных.

– Мож, тебе чайку? – теперь обратился он к Токареву.

– Не откажусь, – ответил Сашка и голодным взглядом оглядел стол. На нем стоял ещё дымящийся самовар, несколько кружек и небольшая ваза со слипшимися конфетами и баранками.

Организм Токарева отреагировал на эти угощения утробным урчанием и обильным выделением слюны.

Он сам вскоре занял место и, отхлебнув горячего чая из вмиг нагревшейся кружки, даже зажмурился от удовольствия:

«Чай-то настоящий! Не тот, что пьют на стене»

Атаман поводил пальцем по карандашным пометкам, посмотрел на разведчика и задумчиво почесал выскобленный до синевы подбородок.

– Да, дело худое, – протянул он. – Дай бог, продержимся с месяц. А там пиши пропало.

Подобные слова тут никто уже не считал проявлением упаднического фатализма.

Рука Сашки в это время нерешительно зависла над вазой с конфетами.

– Ты бери, не стесняйся. Сколько хошь бери. Не жалко, – заметив это, добавил командир.

Молодой человек кивнул и взял горсточку. Одну конфету положил в рот, а остальные спрятал.

Вскоре атаман поднялся, подошёл к стоящему у стены ларю, достал оттуда тарелку с куском холодного мяса и хлебом.

– Чёрствый да вкусный, настоящий. Угощайся, – добавил он, ставя тарелку на стол и указывая на краюшку.

Атаман дождался, пока парень соберёт и закинет в рот последние крошки, переглянулся с соседями по столу и изрёк:

– Есть задача для тебя. За помощью идти надобно. Возьми пару-тройку надёжных бойцов на своё усмотрение.

Долго раздумывать о подходящих людях Сашке не пришлось. Таковых он знал. И за прошедшие полгода многие стали ему почти что братьями. По его мнению, только лишь его поколение – поколение, выросшее во время мировой войны, а затем хватившее невзгод от сметающей всё на своем пути революционной стихии и Гражданки, способно выжить в нынешних нечеловеческих условиях постоянной борьбы.

Вечером на инструктаж, проводимый всё той же троицей на том же месте, помимо главного разведчика, явились ещё двое. Первый – здоровяк Гаврила, мужик крестьянского происхождения со звучным прозвищем Добрыня. Второй – немой паренёк Чир, с виду неказистый и плюгавый, бывший цирковой артист. Все звали его Чиром, но почти никто из солдат не знал: имя ли это или прозвище.

Атаман приказал им сдать винтовки, а взамен наказал вооружиться оружием дикарей, что лежало кучей в углу. Объяснять ничего не стал – на то и приказ.

Сашка в качестве старшего группы подошёл к свалу первым. На нём, как на Чире, уже сидел дикарский кожаный нагрудник, надеваемый врагами поверх доспеха. В таком облачении они становились практически неуязвимыми не только для стрелы, но и для винтовочной пули, выпущенной с расстояния трёхсот шагов.

Кованые клинки без рукояток из толстой стали укладывались внахлест, как рыбья чешуя, в специальные кармашки нагрудника. Дикари отточенными движениями выхватывали оттуда эти тяжёлые ножи и с двух рук метали их, выкашивая пришлых.

Глянув на набор, Сашка отмёл сабли и другое колюще-режущее оружие и остановился на тех самых метательных ножах.

Затем он поднял нагрудник туземцев, стоящий поодаль от всего добра, и протянул его Гавриле.

– На кой он мне? Всё равно швырять ножики не получается, пробовал не раз, – отмахнулся тот.

Комиссар хмыкнул.

– Бери, дубина. Может, хоть жизнь твою никчемную спасёт, – еле слышно сказал Сашка напарнику.

Солдат-Добрыня послушался и напялил не нравившуюся ему вещь.

«Да уж, дикари-то, поширше нас в груди будут, раз уж такому громиле в пору», – смотря на него, не переставал удивляться простому факту Сашка. Свой трофейный нагрудник ему пришлось ушивать и переделывать.

После Следопыт взял лук и колчан, полный стрел. То же сделали и его подчинённые.

– Пользоваться-то умеете? – сухо спросил комиссар.

"Один заговорил! А я уж думал, тут три Чира", – в душах съязвил Александр.

– Вестимо, умеют! – ответил за всех атаман, – Молодежь, чего тут сказать. Новое на лету схватывают. Прежний опыт здесь порою лишь мешает, сами понимаете.

Вообще, Токарев перенял мастерство стрельбы из лука и метания холодного оружия от немого циркача. Как-то он увидел, как тот тренируется и попадает в яблочко, восхитился и подошёл поближе. Так они и сдружились…

Окончательно стемнело, а командиры всё не отпускали группу и рассказывали о задании, стараясь не упустить каждую мелочь. Вещали при этом по очереди. И говорливого атамана никто не смел перебивать.

«Глянь, вежливые какие, – подумал Сашка, – Вот ведь как в жизни-то бывает: вчерашние идеологические супротивники, красные и белые, перед лицом смертельной опасности сплотились!»

Наставления закончились, и атаман воодушевлённо сказал:

– Ребята, одна надежда осталась на вас. Вы уж постарайтесь, родные!

Он протянул Сашке карту перехода и пайки. Затем дал всем троим по маузеру, а в довесок – по паре обойм из двадцати патронов и, обнимая членов группы, напутствовал насчёт пистолетов:

– Пользуйтесь лишь в крайнем случае!

Поднявшийся с места комиссар протянул главе разведчиков конверт, запаянный сургучом.

– Смотри не потеряй, товарищ. Спрячь понадёжнее. Это ваша охранная грамота, – промолвил он.

Группа вышла из штаба и метнулась к своей землянке, дабы завершить сборы. Несмотря на открытый лаз, в ней до рези в глазах било в нос тяжелым запахом тряпок, немытых тел и курева. Слышался храп, а ещё сонное бормотание. Впрочем, к вони обоняние почти сразу привыкло – не впервой ведь.

Следопыт знал жилище как свои пять пальцев, потому уверенно вступил в непроглядную темноту. Он зашагал вперед, остановился в нужном месте, повернулся налево и слегка коснулся тыльной стороной ладони доски пристенных нар, а затем дотронулся до тканевой занавески и отодвинул её.

Бендега – так они с гордостью называли свой закуток. А кому из них первому пришла мысль отгородиться куском мешковины от остальной землянки, они уже и не помнили.

Чир шустро покопался в своих вещах, отыскал огниво и пучок ярко-желтых щепок. Он поколдовал с искрами – на кончике лучины затрепетало, быстро наливаясь силой, яркое пламя. Циркач установил светильник в рогатину светца, а снизу подставил полупустой ушат с водой, которому предстояло ловить падающие огоньки. В бендеге сразу стало уютнее.

Разведчики собрались в кружок.

– Задание сложное, надо ещё умудриться выжить! – горестно буркнул глава группы.

Чир ловко запустил руки под одежду и поймал нескольких вшей, привычных сожителей солдат. Гаврила же достал выданные на три дня харчи и принялся жевать всухомятку. На посыпавшиеся недоумённые взгляды он равнодушно ответил:

– А что? Набиваю живот. Всё равно помрём скоро. Оттуда никто не возвращался.

Сашка не стал ему мешать. Он послал циркового артиста собрать тёплые вещи, ведь без них переход не пройти, и принялся советоваться с Гаврилой по вопросу, чего бы ещё полезного взять с собой да побольше, чтобы при этом не обременять себя поклажей.

Затем трое сослуживцев стали устраивать тайник прямо в своей бендеге. Токарев спрятал туда свои наградные карманные швейцарские часы с коряво нацарапанным именем на задней стороне, врученные ему за ратные подвиги, а также свой любимый пистолет фирмы «Люгер», патронов к которому уже не осталось.

Посланные на задание надели на себя чистые вещи, успевшие высохнуть после замачивания в хвое лиственницы, обули новые лапти, выдвинулись, покинули расположение отряда и спустились по стене крепости. В ушах у них звенело от небывалой лесной тишины. Далее они без лишнего шума дошли до реки. Одёжу сняли и обернули кожей, чтобы не намокла. Благополучно пересекли препятствие вплавь, а на берегу вновь оделись и направились навстречу занимающемуся рассвету.

Первый и второй день пути в полной опасности стране были похожи один на другой. На привале Следопыту снились проводы, тот самый день, когда закончилось его детство. Рядом отец, соседи, друзья. Мать, вытирающая набегавшие слёзы. Пьяные речи, шутки за наспех накрытым столом. Никто тогда не знал, во что выльется война.

Сквозь дремоту Сашка услышал неясный шорох, мигом открыл глаза и потянулся за луком. Он так же быстро достал из колчана стрелу и приложил её к тетиве.

Из травы показались заячьи уши. Разведчик облегчённо усмехнулся, но затем всё же выстрелил. Напарники тут же проснулись и вскочили с мест…

Когда они уже грызли слегка недожаренную дичь, Гаврила язвительно спросил:

– Небось, ты, Сашок, почуял, что к нам псина подбирается?

– Псина или нет – наверняка знать не могу. Ты скажи ещё, сам бы не струсил! – огрызнулся Токарев, но почти без злобы.

Да, эти чёртовы боевые псы для них были пострашней, чем дикари. Огромные, зубастые, специально обученные убивать. Подкрадываются тихо, потом с леденящим кровь рычанием набрасываются, обычно целя в горло. Несколько укусов – нога обглодана, живот вспорот.

– Как же не знаешь? – развивал тему здоровяк. – Иногда кажется, ты наперёд всё знаешь. Не зря ж бывалые у тебя совета спрашивали. Я вообще думал, на повышение пойдёшь.

Ещё одну ночь бойцы набирались сил в укрытии, небольшой пещере. До перехода оставалось всего-ничего. Они провели разведку и каких-либо следов присутствия врага не заметили, но на душе у Саши скребло неприятное предчувствие.

После последовали дальше, держа луки на изготовку.

– Всё, пора! – буркнул Токарев и стал надевать на себя тёплые вещи.

Чир тут же последовал его примеру. Иначе сильную метель, коварную ловушку перехода между мирами, им не пережить.

– Уже? – удивился Гаврила, но тоже начал утепляться. – А так и не скажешь: денёк-то тёплый.

– По сторонам не забываем смотреть! – невесело вздохнул глава группы.

Разведчики с осторожностью прошли ещё километр. В один момент Следопыт резко остановился, ощутив чужое присутствие, и выпустил стрелу куда-то вдаль.

– Засекли нас уже эти черти! – рявкнул он, – Давайте вперёд, за камни.

Неожиданно для соратников командир группы отбросил туземное оружие и достал из-за пазухи маузер. Неуловимых дикарей впереди оказалось с два десятка. Токарев, будто бы чем-то воодушевлённый, вёл по ним огонь и продвигался вперёд, от укрытия к укрытию. В какой-то миг он обернулся и не увидел своих. Через секунду невесть откуда взявшиеся клубы тумана, спутника перехода, поглотили его долговязую фигуру.

Глава 1

Одинокий орёл, будто верный страж, едва заметной тенью кружа в бездонной синеве, сопровождает нас. Тоскливый клёкот гордой птицы, скрип седла и размеренный стук копыт по камням навевают в моей душе смутную тревогу. Горная тропа, извиваясь, ведёт к вершине, окутанной облаками. Впереди верхом двигается всадник – мой дед. За его широкой и мерно покачивающейся спиной на ремне болтается двустволка – "Белка". Верхний ствол – мелкашка, нижний – 28-й калибр, любимый калибр дедушки. Можно и белку бить, и лося.

Неожиданно по округе разлетается многоголосое эхо. Я приглядываюсь и в дрожащем мареве полуденного зноя замечаю силуэты скачущих всадников. Они ближе. Это грозные войны в чёрных доспехах, их боевые кони, с пеной на губах, грызут удила. Конники начинают махать саблями. Вместо лиц у них вижу безглазые черепа. Объятый неимоверным ужасом, кричу:

– Дедушка!

Картина резко меняется. Надо мной нависает незнакомый старый шаман. Его пустые белые глаза без зрачков будто устремлены сквозь меня. Рвущийся наружу крик комом застывает в горле. Слышу, как оглушительно стучит моё сердце, вторя бою барабанов.

Глаза открылись. Знакомый белый потолок спальни. Странный был сон. Снова…

Сны ведь о чём-то рассказывают. Еще не отойдя от грёз, я пытался уцепиться за эти неясные ощущения и образы. Но они растаяли, как дым от потухшего костра.

Вскоре вышел из дома. Свежий утренний ветерок, пахнущий прелой землёй, быстро сдул остатки моей сонливости. Вот только гнетущие мысли о наваждении никуда не делись. Машинально обходя лужи, выбоины в асфальте, я пытался понять, в чём же причина странных, мистических и пророческих снов, мучавших меня в последнее время. Совпадение ли, но внезапные видения, в которых часто мелькали образы из прошлого, начались как раз после недавнего звонка старого боевого друга. Вместе мы проходили срочную в элитном подразделении спецназа ГРУ, куда я попал, пройдя жёсткий отбор.

Впрочем, к такой службе меня готовила сама судьба. Мне довелось родиться в семье потомственных егерей. С малых лет с отцом и дедом мы изъездили вдоль и поперек окрестную тайгу. Они учили попадать в летящую птицу, бить белке в глаз и стрелять вслепую, полагаясь только на звук. Учили выдержке и терпению. В наших вылазках я закалил своё здоровье и дух.

А Егор Громов, тот самый друг, происходил из династии военных. После школы поступил в высшее командное училище, но там натворил что-то эдакое, о чём он сам никогда не рассказывал. Отец его, генерал, за это сослал служить сынишку в спецназ, не понаслышке зная обо всех опасностях во время нелёгких заданий спецназовцев. Егор, как и мы, простые смертные, прошёл подготовку, а затем неоднократно бывал в горячих точках. А тогда на просторах уже распавшейся некогда великой страны полыхало знатно. И Громов не посрамил честь семьи!

Сам он высокий, под два метра ростом. Сложён атлетически. Светловолос, приятен лицом. Всем своим видом напоминал мне былинного богатыря из сказок. А характер? Про таких говорят: "рубаха-парень". В беде придёт на помощь, поделится последним, если нужно. Но была в нём, как и во всех людях, тёмная сторона. Страсть к выпивке. Перебирал – становился буйным. Порой и в запое пропадал. В таком состоянии водился с кем попало. И нам, его друзьям, не раз приходилось вытаскивать его из сомнительных компаний где зачастую были доступные женщины. Когда он уволился, с облегчением выдохнули все женатые офицеры военного городка.

В раздумьях о судьбе Егора я добрался до работы и вошёл в двухэтажное здание. В моём кабинете, как и обычно, пахло бумагами. Я снял верхнюю одежду и повесил её в шкаф грязно-цыплячьего цвета, стоящий тут, как и остальная мебель, ещё с советских времен. Потом сел за щербатый и местами прожжённый стол. Дел много!

Солнце поднималось всё выше. Здание наполнялось звуками: хлопали двери, звучали голоса и шарканье посетителей поселковой администрации. Послышались жалобы на работу почты и банка.

Ходоки ко мне не заставили себя ждать. Я, Галимов Тимур Каримович, – участковый, капитан полиции.

Благо, за день серьёзных дел не было. Только бытовуха. Потерпевшим, в подавляющем большинстве случаев, "доставалось" от членов семьи, друзей, знакомых. Классическая ситуация – ссора в состоянии алкогольного угара.

Погружённый в привычные дела, я на время совершенно забыл про тот звонок.

Так что же в нём такого необычного было? А то, что после окончания службы Егор словно забыл всех своих сослуживцев, обрубил контакты. До меня доходили какие-то слухи о том, что он всё же восстановился в училище и закончил его.

И вот Егор где-то откопал мой номер телефона и позвонил. В тот вечер мы с ним долго общались. Громов похвастался, что уже генерал-майор и командует каким-то крупным воинским соединением в Западном военном округе.

"Ого! – тогда невольно подумалось мне, – Своими силами? Или же кумовство? Пресловутая мохнатая лапа?"

Мне здесь противодействовать преступности, проводить обходы, усмирять алкашей. А ему в тридцать с небольшим лет в таком солидном звании командовать крупными армейскими структурами.

– Тимур, ты женат? – спрашивал бывший сослуживец спокойным, но грубоватым голосом со стальными нотками.

– Нет, всё как-то никак.

– А я вот давно женился. Жена – Ольга. Есть двое детей: Маша и Тимур. Сына в твою честь назвал.

"Ого! – снова появилось моё удивление. – Приятно, конечно. Но с чего такая честь?!"

Под конец разговора молодой генерал-майор неожиданно предложил мне участие в большой научной экспедиции, уточнив, что она будет проходить в горах нашего района, совсем неподалёку.

– Давай, дружище, решайся! – воодушевлял он, – Буду начальником службы безопасности, а ты – моим помощником. Не дрейфь, сильно напрягать не буду.

Из трубки раздался размеренный хохот.

– Подожди. Экспедиция ведь научная, а ты – военный, – недоумевал я, – У тебя своё кресло, начальство. Как же ты в ней поучаствуешь?

– Считай, экспедиция – командировка с секретным заданием. Занятость на целый сезон.

Далее Громов озвучил мне сумму оплаты за работу. Столько не заработать и за три года на службе! Мне перехотелось задавать вопросы. Я опешил и позволил себе помечтать, о том, как получив деньжищи, решу все свои проблемы, воплощу мечты. Машину новую куплю. И на возможную свадьбу ещё останется.

Когда кто-то предлагает такие огромные гонорары, пусть даже кадровый военный, – нужно сомневаться. Но меня опечалило другое: перед глазами всплыло вечно недовольное лицо начальника. Опьянение неполученными, абстрактными деньгами немного спало. Увольняться ради журавля в небе?

– Слушай, Егор… начальство меня не отпустит со службы. Да мне даже отгулы и добавку к отпуску за сверхурочные и переработки никто не даёт.

– От тебя требуется лишь изъявить желание участвовать. Там уж я решу всё, поверь, – железно заверил он, – Тимур, ты же меня знаешь. Я слов на ветер попусту не бросаю.

Вымучив моё согласие, высокопоставленный военный попросил встретиться с одним важным человеком.

***

Кафе «Уют» находилось в центре поселка. В день встречи я стоял у входа и ждал человека из Москвы. В назначенное время на дороге, покачиваясь на ухабах, появился дорогой автомобиль с шашечками на крыше. Из него вышел высокий и худощавый мужчина средних лет, одетый неброско и без пафоса, но добротно. Его узкое лицо с тонкими правильными чертами буквально излучало приветливость. В руках у него находился представительный портфель.

Я подошёл и представился ему:

– Здравствуйте. Я от Егора. Имя моё – Тимур Каримович. Можно просто Тимуром звать.

Он крепко пожал мою руку и сказал:

– Очень приятно! Сергей Павлович, а можно просто Сергей или Палыч.

А глянув на простенькую вывеску кафе, добавил:

– Что-то я проголодался. Поужинаем, Тимур?

Сам я тоже был голоден, поэтому, не раздумывая, согласился. Внутри не было иных посетителей, кроме нас. Еле уловимо звучала какая-то музыка. Две девчонки за стойкой бара стояли, уткнувшись в мобильные телефоны. Завидев вошедших, они пристально, без всякого стеснения, оглядели меня и нового для них человека. Не сговариваясь, мы оба направились к дальнему столику, подальше от любопытных ушей и глаз. Изучив напечатанное на цветной бумажке формата А4 меню, Палыч заказал фирменное пюре с котлетами и салат "Цезарь". Мне же захотелось простого мяса с гарниром.

– Будет готово примерно через двадцать минут, – учтиво объявила официантка, принимавшая заказ, а после удалилась.

Сергей Павлович несколько минут рассматривал внутреннее убранство заведения, а затем обратился ко мне:

– Как же вам тут живётся? Посёлок ваш довольно большой, как я заметил.

– Да, большой. Только многие дома стоят пустые. В основном у нас доживают свой век старики. Живётся худо – безработица. Молодёжь в города подалась за лучшей жизнью. Когда-то тут совхоз был передовой, но приказал долго жить ещё пятнадцать лет тому назад.

– Ситуация для глубинки вполне характерная, – задумчиво выдал мой собеседник, – Но зато природа прекрасная. И воздух какой!

– Согласен.

– Задам нескромный вопрос, дабы утолить своё любопытство. Вы ведь алтаец?

– Нет, я казах.

В этот момент нам принесли еду.

Гость Алтая распробовал основное блюдо и выдал:

– Ничего! Очень даже неплохо.

Закончив с ужином, он перешёл к деловой части разговора:

– Нужен человек, хорошо знающий окрестные горы и понимающий толк в лошадях. Идеально было бы, чтоб он имел опыт в транспортировке грузов или людей в сложных условиях. Есть такой на примете?

– Да! – кивнул я, подумав о моём однокласснике и друге детства Атагане.

В прошлом он работал в совхозе, как и большинство жителей посёлка. Ветеринаром был. После развала совхоза подался в туристический бизнес. Поначалу от лица разных турфирм водил конные и пешие туры по горным тропам. Поднаторев в этом деле, с несколькими надёжными ребятами открыл своё дело. Всё у него шло неплохо: давно живёт в достатке. Однако толкуют, что в последний год их компания начала сдавать позиции – конкуренты куда проворнее и наглее оказались.

– Прекрасно! – обрадовался Палыч, – Мне бы хотелось переговорить с ним.

"Так, время не позднее, – рассудил я, посмотрев на часы, – Можно позвонить!"

Мой палец нажал на контакт "Атаган". Телефон коснулся уха. Пошли гудки.

– Алло, – произнёс я, когда абонент, наконец, ответил на звонок.

– Ооо, рад слышать, брат! – обрадовался друг детства.

– Слушай, у меня к тебе важное дело. Точнее, деловое предложение. Со мной тут человек из столицы. Можем встретиться?

– Само собой! Приезжайте в любое время, хоть сейчас.

– Хорошо, жди.

Мы расплатились и вышли на улицу.

– Есть ли у вас номер местного таксопарка? – спросил меня мой спутник.

– Так у меня своя машина! – ответил я москвичу и шутливо добавил, – Надеюсь, вы ничего не имеете против отечественного автопрома?! А ещё надо заглянуть в магазин, купить его детям гостинцев: у нас так заведено.

***

Вскоре фары моей служебной "Нивы" упёрлись в кованые ворота большого дома, окружённого площадкой из плитки и садом. В вольере возле ворот метался огромный алабай. Друг мой с малых лет питал страсть к хорошим лошадям и собакам.

Хозяин дома, среднерослый мужчина с большой круглой головой и покатыми плечами, чем-то похожий на Будду, встречал нас в холодных сенях. Его маленькие хитроватые глаза светились радостью.

Он обнял меня и пожурил:

– Ну зачем звонишь, Тимур?! Можешь заглядывать ко мне в любое время без предупреждения.

Далее я представил москвича алтайцу. Они пожали руки.

Вскоре Атаган завёл нас в просторную и обставленную со вкусом гостиную, занимавшую весомую часть дома.

У щедро накрытого стола хлопотала его жена Айлу. Увидев нас, она смущённо поздоровалась.

– Привет, – ответил ей я и сдержанно чмокнул в раскрасневшуюся щёку, – Когда успела всё это приготовить? У вас тут на целую роту угощений. А мы только недавно отужинали.

Впрочем, я прекрасно понимал, что эти гостеприимные люди не отпустят нас просто так. Надо будет ещё поесть.

Айлу, сделав строгое лицо, подтвердила мою мысль:

– Ничего не знаю: пока всё не доедите, не уедете.

Затем она звонко рассмеялась.

Вскоре показались их застенчивые дети. Они получили подарки и вместе с матерью ушли, дабы не мешать мужскому разговору.

Мы остались втроём. Палыч оглядел диван, стены и потолок в уже знакомой мне манере и с изумлением выдал:

– Просторно! У вас, наверное, можно запросто сыграть свадьбу.

– Не всякую, конечно. Вот средней руки, до ста человек, – запросто, – с улыбкой ответил хозяин, – Вы угощайтесь, баурсаки берите.

Приехавший из столицы опробовал традиционное блюдо тюркских народов и как бы невзначай начал говорить о погоде, курсе валют и последних новостях.

Атаган слушал с интересом, слегка морща лоб. Из-за его глаз, почти всегда выдававших смешливое и даже наивное выражение, казалось, что он сейчас засмеётся. И немудрено: в округе его знали как известного балагура и весельчака, добродушного человека.

Правда, хозяин дома переменился, стал серьёзным, когда Сергей вынул из портфеля подробнейшую карту наших краёв и коснулся темы предстоящей экспедиции, очертив область её проведения пальцем.

– Знаете, – затянул Атаган, – Для нашего народа даже восхождение на главную вершину – табу. А бурение или взрывные работы там и вовсе преступны. Даже если кто-то смог получить разрешение. Мне такое не по нраву!

– Спешу вас успокоить, – холоднокровно парировал гость, – Наше предприятие такой цели не ставит. Только комплексное исследования. Поводов для беспокойства нет.

Далее он повторил то же, что поведал мне в "Уюте", а затем начал задавать вопросы о профессиональной деятельности, опыте, лошадях.