И вот Аркадский два месяца прожил у меня в имении; два месяца он неотлучно находился при жене, катался с нею в лодке, гулял по лесу, пел с нею дуэтом, аккомпанировал ей. Но, однако, я все же был далек от разоблачения мучившей меня тайны.

Аркадский ничем не мог похвастаться передо мною, хотя это нисколько не облегчало моих мук, не изменяло сути. Все же я ясно видел, что живу на кратере вулкана и что катастрофа произойдет не нынче, так завтра, послезавтра, на днях, а если даже и не произойдет, то, во всяком случае, не потому, что в нас нет элементов к тому, а просто в силу какой-то глупой случайности, и согласитесь сами, много ли в этом отрадного? Да и Аркадский не оспаривал моих предположений, так как и он был убежден в их справедливости. Так прошла неделя, другая, третья. И вот, как-то в сумерки, Аркадский вошел ко мне в кабинет, когда я сидел там один с своими мучениями. Он многозначительно покрутил свой подвитый ус волосатыми пальцами и сообщил мне, что я должен выехать на время из дому – ради выгоды нашего дела, как он выразился. Он был взволнован и красен, когда сообщал мне это, я же мучительно побледнел, но Аркадский не заметил моей бледности, так как в кабинете стояли мутные сумерки. Я понял его: жена колеблется, ее пугает моя близость, но если я удалюсь из дома…

У Аркадского есть большие надежды!

Я уехал тотчас же в лес, на хутор, где не было ни души. Я жаждал одиночества.

О, как шумел ветер в эту ночь и какие тучи волоклись одна за другою по небу! Я не спал эту ночь и до зари просидел у окна лесной хаты, поставив локти на подоконник и слушая шум ветра. Шум ветра и мрак всегда наводят на меня ужас, а в эту ночь они пронизывали все мое существо мучительною болью. И я сидел и думал. Что если бы нашелся смельчак, нашелся гений, который сдернул бы с небес эту грязную пелену туч созданную испарениями земли, и эту синеву и разоблачил бы небо так же, как я пытаюсь разоблачить сердце человека? Что, если и там тот же ужас и ничего, кроме ужаса, а это святое сияние не более, не менее, как подмалевка и обман?

Перед зарею одно мучительное предположение обдало меня холодом. Что если Аркадский не выдержит искуса и выдаст жене мой замысел, а та упросит его скрыть от меня то, что произойдет между ними, и он солжет мне, скрыв истину? Я готов был немедля скакать домой, чтобы самому добыть, правду. Однако, предположение мое оказалось ложным; по утру из дому приехал рабочий. Аркадский звал меня домой. В моем отсутствии уже не было более нужды и я отправился на зов.

Все время по дороге домой я думал.

Тайна разоблачена, сомнений нет, Аркадский восторжествовал, а жена пала. То роковое и ужасное, которое живет в сердце человека, как мечта, как отвратительный образ, приняло плоть и кровь, едва я попробовал сыграть в его дудку, потому что оно могучее, а все эти сентиментальные стремления и идеальные любви есть только подмалевка и обман, созданные неимоверными потугами целых тысячелетий. Любви нет, есть только стремление разрушить то одиночество, в которое мы брошены, так как мы прозрели отчасти и нам страшно, а страх напряженнее в одиночестве. Да кроме этого стремления, есть желание иметь побольше самок или самцов и менять их почаще. Первое недостижимо, а второе достижимо очень. Вся же разница между безнравственными и нравственными людьми заключается только в том, что в сердцах первых отвратительные образы переходят в факты, а в сердцах вторых они всю жизнь остаются мечтою. Но много ли в этом утешительного? Я связываю себе руки, чтобы не убить человека, чем же я лучше заправского убийцы?

Платоническая блудница – не правда ли, как это красиво звучит?

Вместе с Аркадским я прошел в кабинет и по дороге он рассказал мне обо всем, что произошло в эту ночь. В кабинете мы остановились у письменного стола, он с одного его бока, я с другого, оба бледные и сосредоточенные; и я спросил его, чем он может засвидетельствовать, что переданное им есть совершившийся факт. Он отвечал, что я могу устроить засаду и убедиться своими глазами в его близости к жене. Но я отверг это и спросил, найдет ли он в себе мужество подтвердить все им сказанное при жене, лицо в лицо, на очной ставке с нею, если это потребуется.