Очарование розой ветров

Дорогому мне, доброму, умному, потрясающе жизнестойкому коллективу ОАО «Минусинская геологоразведочная экспедиция» посвящается…

Иллюстратор М. Злобин

Иллюстратор Н. Уляшина

Дизайнер обложки Н. Дувакина

© Алексей Болотников, 2020

© М. Злобин, иллюстрации, 2020

© Н. Уляшина, иллюстрации, 2020

© Н. Дувакина, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4474-2777-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Поэтическая складчатость

Париж

Ну, что, друг мой, свистишь,

Мешает жить Париж?

Из песни Ю. Кукина

 
Париж мешает миражом в пути,
А наяву увидеть не могу.
И мне в Париж визит не нанести,
Да и ему не вырваться в тайгу.
 
 
Мешают жить мне не огни реклам,
Не тёмные громады Нотр-Дам,
Не каблучки французских милых дам,
Спешащих вечно по своим делам.
 
 
Порывы ветра, барабан дождя,
Хандра и анекдоты про вождя,
И перспектива не успеть в любви —
Как говорят французы, се ля ви.
 
 
Мешает Дик, в углу своём зевнув,
Блеск молний, словно отблики ножа.
И даже ты, палатку запахнув,
Мешаешь мне смотреть на парижан.
 

Ночёвка

 
Голубые горы улюлюкают: ау!
Пересмешник эха гомонится в вышине.
Ночь, как будто нюхая, склоняется в траву.
Слушает ауканье и ложе стелет мне.
 
 
Ночь, как падь таёжная, отчаянно темна.
Утонула в саване туманная луна.
Как всегда во фляге не осталось ни хрена:
Ни вина на донышке, ни Алладина…
 
 
Ельники махровые и оленьи мхи.
Кто-то очарованный в сплетении ветвей
Дышит суеверием учёной чепухи,
Да косится чучелом – медведя чучелей!
 
 
Ох-хо-хо, таёжное житье-бытье мое!
Доживем ли до утра, друг мой костерок?
Повалюсь и я в траву слушать потаённое:
То ли гулкий говор гор, то ли звездный хор.
 

На озере

 
На Иткуле, на озере,
По утренней по рани
Свершают птицы огари
Обряды обтираний.
Отыгрывают влажные
Марьяжные балеты.
Кричат особы важные
Речёвки к перелету.
А сосны клонят головы
С укорами, с досадами,
Скрипят над полуголыми
Птицами-наядами.
Им, соснам, тоже хочется
Плескаться и жеманиться.
И не легко – час от часа —
Терпеть судьбу-избранницу,
Избравшую их соснами
Скрипучими, степенными,
Не знающими космоса,
Не знавшимися с пеною,
С водою малахитовой
И с гордой птицей огарем…
 
 
Нет ничего здесь хитрого…
А мы не так живём?
 

Пейзаж

 
На Тибеке, в акустике
Кузнецкого Алтая,
Кукушки, вскинув клювики,
Качаются, болтая.
 
 
Являются кукушками,
Года и дни считают.
Предгорьями, опушками
Живут, в тайгу летая.
 
 
А там косуля дикая
Косится из кустарника.
Пойдёт с горы, козликуя
Хвостом, словно фонариком.
 
 
Течёт водичка, булькая
По Бейке и по Тибеку.
Стоит Алтая гулкая
Тайга. Шумит. Аукает.
 

«Сибирский рай …»

 
Сибирский рай —
Таёжные хребты.
Бреду, слабея,
Утомлен тайгою.
Ау, тайга!..
Не понимаешь ты:
Я сбит с пути,
Плутаю я тобою.
 

Слово о золоте

Анатолию Емельянову

 
Я не друг поискового золота.
И не враг я его… Молотком
Это золото в крошку измолото,
Словно пшёнка с парным молоком.
 
 
Нашим братом – алхимиком – аурум
Заколдован от сглаза. С тех пор
И несём мы, геологи, ауру
Бородатых романтиков гор.
 
 
Достается же нам это золото…
Жарким потом залито лицо.
Терпким солодом, будто бы молотом,
Убивает мужчин и юнцов.
 
 
Это золото, золото, золото…
Мне в раю ни к чему. А в аду
Никаким сокрушительным молохом
Не изгладишь улыбку мою!
 

Песня

 
Во Стране Дураков коронации,
Поиск ведьм и народных вражин:
Не последние лиха для нации,
Но не это печалит нам жизнь.
 
 
Ходят слухи, легенды и говоры,
Что в стране каждый – жулик и вор.
Ранят души пиастры и доллары,
Но у нас не о том разговор.
 
 
Нам надежность бы слева, а справа бы
Избавленье от шельм и дельцов.
Было б братство порукой, да дева бы
Обращала, смущаясь, лицо.
 
 
Нам бы искренность солнышка божьего,
Нам бы ветреность – не за шкалой…
И да будет, как прежде, положено
Чай от друга принять пиалой.
 

К палатке

…Он стал генеральным конструктором

и – появилась палатка.

В. Ковалев

 
Палаточка моя, двуместная облатка,
Облапила меня и моего собрата,
Приземиста, стоишь и ведь дрожишь немного,
А мы внутри, то бишь за пазухой у бога.
 
 
Ведём по пустякам с собратом спор научный.
Прости нас за стакан, не стилевой – насущный.
Да и в статьях иных мы так здесь органичны,
Будто наши дни тобою ограничены.
 
 
Прости нас, извини, палаточка-двуместка.
Нет нашей в том вины, что не дошли до места.
Уместны мы в ночи, и ты здесь так уместна,
Как сигаретный дым, связующий нас с лесом.
 

«Меню традиционное…»

 
Меню традиционное:
Галеты и тушенка…
Куренье рационное.
И путь – незавершёнка.
 

Экспромт

 
Чай с сюитой пополам
И – по-флотски – рис…
– Ванька, ты не мсье Иван,
А Авантюрист.
Что ты варишь по утрам?
Это можно есть?
…Верю-верю, но харчо
Не-воз-мож-ное!
 

Ода

Ю. Михалёву

 
Ну что, Михалыч, посидим?
Ты главный кормчий наш…
Потом канаву зададим,
Соорудим шалаш.
 
 
Построим баню, стадион.
И выпишем балет.
Ну а потом… Потом о том
Взгрустнём на склоне лет.
 
 
На склоне горного хребта
Горит рябины куст.
Скажи, а правда, красота
Тоску наводит, грусть?
 
 
…Грустит сохатый, уперев
В зенит свои рога.
 

 
И старой грустью старых дев
Грустит трава в лугах.
 
 
Ах, эта девственная грусть
Нетронутой тайги!..
Она томительна, как груз
От радуги-дуги.
 
 
А помнишь древний внешний вид
За городом Миасс?
Нелепой формы батолит.
Гранит, иль диабаз?..
 
 
Урал, могутным пояском
Перехвативший ширь,
А за Уралом – на восток —
Сибирь, Сибирь, Сибирь…
 
 
В Сибири тоже хорошо.
И рыба есть, и зверь.
Ты сколько пехом-то прошел
Тайги, лесостепей?
 
 
А сколько тонн ты перенёс
В потёртом рюкзаке?..
Сибирь чудесна! А мороз…
Мороз и в Африке…
 
 
А ты, Михалыч, поседел,
Как мраморный утёс.
Среди твоих насущных дел
Был мрамор. Был всерьёз.
 
 
Ещё был рыхлый фосфорит
И жёлтый тот металл…
Но что об этом говорить,
Ты ведь дела не сдал.
 
 
Ещё по хребтику идём,
Чепыжники кляня.
Внизу нас кухня ждёт. И дом.
А главное – родня.
 
 
Ещё нам – поле перейти
И город заложить.
Дай бог не сбиться нам с пути
И жить, и жить, и жить…
 

* * *

Затянуло горизонт

Цветом питерским.

Фейерверки и озон —

От Юпитера.

Протекает по углам

Антитеррикон.

Дождь. Брезентовый вигвам.

Клонит в сон.

В Солонечной

А. Крестовникову

 
Осточертело от накала
Пустопорожней болтовни.
О, Саня Крестик, чёрт лукавый,
Возьми гитару и – шумни.
 
 
Открой же шлюзы от вокала
Иерихонския трубы!
Дрожи, сибирская Ла Скала, —
Театр сугробов и пурги!
 
 
Пурга… Как зверь она завоет…
Приятен рокот хрипотцы.
Пуржит мелодия гобоя.
По декам взвизгивают псы.
 

Ах, тайга
Песня

В. Адышеву

 

 
А тайга побуждает жить,
Если жить перестал,
Если в сердце ещё лежит
Впечатлений кристалл.
 
 
Погляди на себя в снегу:
Как гравюра груба…
Просуши над костром судьбу.
И судьба – как судьба.
 
 
Перехватит в пути тоска,
Опечалят дожди.
Воспарённый до кипятка
Чай в себе остуди.
 
 
Среди прочих таёжных нег
Не последнее средство – чай.
Если завтра пробросит снег —
Это не невзначай…
 
 
Это твой, это мой сюжет,
Это наша жизнь!
Впечатляйся же и уже
На вершине держись.
 

Дифирамб

 
Работяги мои дорогие,
Под летучим прозваньем «бичи»,
Вы не чтёте морали благие
И чефирные пьёте чаи.
Мастера БСЛ¹ и другие
Проходимцы, пропойцы, рвачи,
Разделили мои ностальгии —
Разделите мои калачи.
 
 
Вы на Запад идете, на запах
Потогонных и грубых работ.
В куражах, при ножах и при шляпах,
На условиях римских рабов.
 
 
Вы на Север идёте и с теми,
Кто своей не сносил головы,
Своих ног не сносил по колени,
А напитан уж ядом молвы.
 

 
Ветерки, горизонты земные,
Древний опыт сожженья мостов…
Бесконечно-беспечно-хмельные,
Вы идёте на Дальний Восток.
 
 
Кто вы? Что вы? Куда и откуда?
Презирая покой и уют,
Вожделеете разве что чудо:
«Закатиться б на призрачный Юг!»…
 
 
Работяги мои дорогие,
Неприкаянный, тёртый народ,
Робы рваные, души нагие…
Покурили? Ну что же, вперёд!..
 

Песня

Однокашнице

 
У тайги нет твоих примет.
Ах, тайга как тайга.
Край пропащий. А, впрочем, нет.
Мне тайга дорога.
 
 
Здесь кедровые пагоды,
Тополёвый пожар.
Здесь пунцовые ягоды
Твоих глаз – твоих чар.
 
 
Вороха твоих писем мне
Не прошли перевал.
Ты могла бы вполне… вполне…
Я ж тебя целовал.
 
 
Я тебя целовал во сне.
Извини, коли что…
Ах, Елена Шаракшанэ,
Ах, мой маленький той.
 

В тайге

П. Утяшеву

 
Чу! Плачет бурундук.
И полыхнёт зарница.
Не нервничай, мой друг,
Не надо изводиться.
 
 
Чреда дождей дана,
Чтоб мы являлись чище.
…Какие ордена?
Ну, что ты всё о пище!
 
 
Как бурундук кричит,
Глашатай непогоды,
О, как он нарочит!
Как лупит он акккорды!
 
 
Как вожделенна жизнь…
Взметнись, костер мой пылкий!
…Да к чёрту укоризн
Твоих, мой милый, шпильки…
 
 
В плену у лиственниц
Петляет речка Ипчуль.
Ну-ну, не падай ниц:
Нас ищут, ищут, ищут!
 

Лазоревые птицы
Песня

А. Прохорову

 
Ты мужчина, Саян,
Богатырь, молодчина.
И надёжен, как бог,
И могуч, как титан.
Возвеличены в сан
До бродяжьего чина,
Мы уходим в маршрут
По таёжным местам.
 
 
Голуби лазури —
Лазоревые птицы —
Распластали крылья
В небесном вираже.
Излечимся от дури —
Лежать и суетиться,
Скучать и суетиться,
Брюзжать и суетиться —
Лишь стоит на восходе
Молиться бирюзе.
 
 
До альпийских полян
И Жемчужного пика
До лазурной – с ума б не сойти – красоты
Мы уходим, бродяги,
Без шума и шика,
Но с правом бесспорным
Достичь высоты:
 
 
Будут ночи голубыми…
Виснет месяц – голубой.
И с оттенками любыми —
Круты-горы и сыр-бор.
Колоритно – с перламутром! —
Впишет день в палитру утра
Голубую бирюзу…
 

Андреевичу

В. А. Диппелю

 
Вспоминаешь? Вспоминай
Утро… Ужун-джул…
Я про эти времена,
Друг мой, расскажу.
Там осинники дрожат.
Тихий гул – шёпот тысяч
Влюблённых в стогу.
Я на речке Чазы-Гол
Не был. Бражничал!
На Немире биваки не бивал.
Эка важность – что в ночи одичал…
Всё ж смотрел
С уважением в скважину.
 
 
По чепыжникам бродил,
В горы хаживал.
Съеден гнусом пару раз.
 

 
Оба – заживо!
Тягуны… курумы… кряж…
Ночь овражная!
Лучше всё же под шалаш…
С кралей важною.
Вспоминаешь? Вспоминай
Недра… Мезозой!
Шли проходчики сквозь штрек
К жилам золота.
Попадали – что скрывать —
Иногда в запой…
И звонил по ним назой-
ливый колокол.
 
 
Отрекались… «мы – не рабы»…
От страстей.
Занимали в полный рост
Положение.
Поднимали кореша
Тосты за гостей,
А кадык иной… сухой – за
Самоуважение.
Вспоминаешь? Вспоминай
С наслаждением!
Преферансные дела
И важнее что…
Поздравляем мы тебя
С днем рождения!
…Пусть приснится новая
Тебе женщина.
 
 
Слышишь! Томно токует
На Бейке глухарь.
Засветился в распадке
Первичный рассвет.
И ты выйдешь в ночь, под рас-
светный фонарь,
Вспоминать о том, чего
В сущности нет.
Вспоминаешь? Вспоминай,
Друг мой, старина.
Память тешит сердечко
Душою босой.
И ты выйдешь в ночь,
Прослезившись с вина,
И слезу… нейтрализуешь росой.
 

Спич к бродягам

 
О, я люблю вас,
я люблю вас,
бродяги, гордые, как смерть.
Я б написал вас,
словно Брюллов,
когда уметь бы мог и сметь
Душ пламенных
и обожжённых
дух, отрезвляясь, обнажать.
Как обнажают
только жены
иконы – пасть и обожать…
Как я люблю вас!
Это братство
скитальцев троп, путей, дорог.
И эту вашу страсть —
собраться
и припуститься за порог.
И об одном лишь
я прошу вас,
бродяг, замысливших свой путь,
Святому братству повинуясь,
Меня, бродягу, не забыть.
 

Спич к друзьям

 
Друзья! Я с вами упивался
Ездой на старом ГТТ²,
Блужданьем по тайге и вальсом
На покорившемся хребте.
 
 
…Здесь мы, как проклятые боги,
Олимп оставив городской,
Пьём на Гуляевском пороге
Под первый тост: «За род людской!»
Полупустые «полторушки»
На Базыбаевский порог
Свели, как пушкинские кружки…
А Пушкин, кстати, тоже бог!
…Звенит поэзия и проза геологических эпох —
Одна-единственная «роза»
Сопровождающих «ветров»!
…Там нас, сынов и братьев солнца,
Ждёт пристань тихих берегов.
Друзья!.. Когда мы все вернёмся,
Упьёмся влагою богов!
 

Прощание с Харанором

А. Осколкову

 
Прощай, Харанор. Извини… отчего-то
И солнце, и ветер, и посвист травы —
Всё то, что легко называлось «работа» —
Поверь, нелегко оставлять, но, увы…
Мой лучший участок! Степные просторы
И ландыши – жёлтые колокола,
Ветра, реактивные эти моторы,
Прощально ревут в тетиве ковыля.
Уже на пороге меня записные
Застанут друзья и, в машину садя,
Достанут чеклагу, рога расписные,
И, дай только волю, проводят меня.
Прощай. Уезжаю без слёз и парада.
Здесь, знаешь, забудешь как пахнет хвоя.
Но всё же надейся… Надеться надо,
И всё возвратится на круги своя.
 

«На востоке, на восходе раннем…»

А. Калачёву

 
На востоке, на восходе раннем
День проснулся юный – понедельник.
На востоке широкоэкранном
Он явился, массовик-затейник…
 
 
Хоп! – и обронили кушаки
Нежно-малахитовые ели,
И иголки вмиг заголубели
Будто б перстни с царственной руки.
Хоп – на счастье! – хрустали сосулек.
Пузырись шампанское в капели!
В кубке марта! В сумасшедшем гуле…
Ну, а что произойдёт в апреле?
 
 
На востоке, на восходе раннем
Нас разбудит извлеченье трели
Глухарём, влюблённым ветераном,
На апрельском утреннем расстреле.
Будет солнце! Будут и потоки
Вешних вод с крутой Изых-горы.
 
 
…Нас с тобой не будет на востоке,
На восходе утренней зари.
 

«Солнц колючих колесница катит тень…»

 
Солнц колючих колесница катит тень.
И угрюмый, как возница, дремлет день.
– Что тебе, приятель, снится?
– Дребедень.
– А не хочешь прокатиться?
– Лень.
– Посмотри, на небе птица…
– Это облако кружится и бежит,
И вместе с тем тень наводит на плетень.
Лишь кузнечик-кружевница гонит сон.
Тишина в ушах… звенится… в унисон.
 

«В поднебесном Голливуде съёмки за полночь идут…»

 
В поднебесном Голливуде съёмки за полночь идут.
Фильм про каторжные будни, про космический уют.
Ассистенты режиссёра наблюдают из-за туч:
В панораме – молний ссора. Крупным планом – звёздный путч.
Солнце всходит на востоке. Океан лежит на дне.
Объектив на солнцепёке приближается ко мне…
 

«Звёзды будничны средь небес…»

 
Звёзды будничны средь небес.
Но, однажды, вглядевшись ввысь,
Ты откроешь во мраке бездн
Галактический смысл.
 

«Ветер с вечера на запад…»

 
Ветер с вечера на запад.
Дождик встречный косо льёт.
Ель сидит на задних лапах,
Клюв задравши, дождик пьёт.
 

«Дней молекулы в реторте…»

 
Дней молекулы в реторте,
В колбе с химией земли,
Словно галечник, потёрты,
Мяты, рваны, как рубли.
«Этих дней не смолкнет слава»,
Как не пыжатся они,
Их осудят слева, справа
Бесы демократии.
 

«О, поле полыни, струна ковыля…»

 
О, поле полыни, струна ковыля…
О, песни кочующих березняков…
О, копны тугих облаков средь жнивья,
Вам до смерти предан – во веки веков!
Я сын ваш, точнее, должно быть, дитя,
Вобравшее в кровь аромат суховеев.
Я ваша листва, с заветерий летя,
Расшаркиваюсь перед каждым из змеев,
Я каждому должен и каждому рад
Открыть рукопашное наше объятье.
О, зверь мой степной, я твой преданный брат,
Ты веришь?.. Крепко мое слово на клятве…
Клянусь! На краю океана степей,
На древнем кургане с лучами камней,
К земле азиатской, как старый репей,
Прирос я. И предан. И благостно мне.
 

Спич к геологам

 
Шумиловской поры плеяда:
Утяшев, Смолин, Михалёв,
Ящук и Прокин… Ах, неправда.
Плеяда – выдумка голов.
Куда относятся Жуковский,
Саянов, Геря или Кноп?
Идущие поздней – Островский,
Беспалов, Адышев… Стоп-стоп…
Геологов нельзя составить
Рядами на своих-чужих.
Их обожало солнце жарить.
Стожары остужали их.
Они в двуместные палатки
Селились в поле впятером.
В отроги горные и плато
Гуськом ходили, напролом
Беря чепыжники и чащи
И горной речки перекат.
Они в маршрут ходили чаще,
Чем в спальню городской их брат.
Шумиловской поры плеяда —
Геологи-разведчики.
Достойны памятной баллады,
Достойны песен, или спичей.
Другие – поисковики —
Искатели месторождений…
О каждом бы слагать стихи
И каждому – алмаз при жизни.
Они в открытиях резвились
И коренных, и россыпных
На Ужун-джуле, на Немире,
Бургоне, на хребтах иных…
Шумиловской поры геолог —
Он увлечённый, он таков…
Приходько, Единцев, Широнин,
Кириллов, Лира, Байдаков…
……
Ну, что ж, мой спич «…далёк и долог».
Но пусть не дождь, не град, не снег
Тебя преследуют, геолог, —
Геологический успех!
 

Компас

 
Горный компас на ладони.
Азимут на юг. На сто семьдесят,
А то и – полный полукруг…
Сто восьмидесятый градус —
Это путь домой.
Главная сегодня радость.
– Ой!..
Компас выпал из ладони
В горный перекат!
И мечты мои о доме
Смыло в водопад…
Горный компас… Пропаду я
Без его услуг!
Азимут домой… ищу я
Вброд – за кругом круг.
Безусловно, гром не треснет,
Если пропаду.
Чу!.. до… слез моих… уместных,
Компас – на виду!
Горный компас на ладони,
Азимут на юг.
Вновь мечтается о доме,
И зовёт уют!
 

«Бариты, бариты, бариты …»

 
Бариты, бариты, бариты —
Известняковые розы.
Неужто узоры морозные
В кристаллах баритовых скрыты?
Тяжёлые звёзды кристаллов
Ладони геолога греют.
Бариты, увы, неметаллы,
Но вес драгоценный имеют!
 

В буровой

В. Богданову

 

 
Круглые метры – не колбаса – керн.
Не хочет делиться земная кора ни с кем.
Но буровых зовут мастерами не зря:
Не доверялась бы не мастерам Земля.
Гранит, диорит с ортоклазом, а далее – гнейс.
А где же металл для страны? А на руки невест?
А где уникальное месторождение здесь?
Об этом расскажет геолог. На то он и есть.
Трудные метры: обрывы, прихваты и крен.
Рудные зоны не повышают, увы, процент.
– Геолог, скажи, о чём тебе шепчет керн?..
– Будешь богат… Пробури ещё метров семь.
Снаряд буровой – колонковая и сто штанг.
Скрипит на забое коронка с алмазным венцом.
Проходка. Затирка. Подъёмы, спуски. И так
До горной породы с золотозубым лицом.
Бурильщик, помбур и геолог пьют чай.
На керновых ящиках, на этикетках – стихи.
Морозное солнце сверкает улыбкой в лучах.
А выше – над вертлюгом – страсти небесных стихий…
 

Геолог Борисюк

 
Геолог Борисюк – значительный геолог.
Он значимо молчит на протяженье лет.
Зато земля кричит. Испытывает голод.
Давно уж фосфора в её питанье нет.
 
 
Геолог Борисюк – участливый геолог.
Он знает наизусть про жёлтый фосфорит.
Р₂0₅, найдёт в хребтах известняковых,
Размелет его в пух и землю одарит…
 
 
Геолог Борисюк – добычливый геолог.
…Значительно дела в правительстве вершит.
Геологи идут. Их путь далёк и долог
Туда, где фосфорит, безмолвствуя, лежит.
 

«Ты – Азия…»

 
Ты – Азия,
Не перекати-поле,
Не трын-трава, а золотой ковыль.
Скажи, скажи, какое душит горе,
Какая мука доставляет боль?
Ты – Азия,
Кыргызское межгорье,
Степная дорогая наша мать,
Окаменело в молчаливом споре
Глядишь на краснокаменную рать.
Ты – Азия,
Кричишь нам непогодой,
Весёлым ветром хочешь нас обнять.
Скажи, скажи,
Какую твою гордость
Должны мы сердцем и умом понять?
 

Заготовки для «Поэмы под названием рыбалка»

Дважды не умирают. В проточную воду нельзя войти дважды… Так, очевидно, нельзя вернуться к прежним ощущениям. «Поэма под названием рыбалка» осталась незаконченной. «Заготовки» – как памятник тем самым прежним ощущениям.

Вступление

 
На большое дело! На великое.
На рыбалку! Уклонясь от дел.
На недельку выписав каникулы…
Пионерский, стало быть, удел.
Рано утром вездеходом – за город,
В гулкие предгория Саян,
Напевая бодро: «Ах, бродяга я…»,
Полутрезв, точнее, полупьян.
Что за роскошь – в этакое времечко
Колесить по Минусинской впадине?
Тонус поднимать в пути по-бременски,
Ну, а может быть, по баден-баденски?
Что за чудо – откупорить шлюзы
Вожделенной внутренней свободы?
Отрешённо, томно, в ритме блюза
Отдаваться царственной работе.
На рыбалку ехать – на гастроли
Своего непризнанного «я»,
Ехать, словно Гамлет Датский в роли —
Так уж получилось! – короля.
Тракт. Паром. Имисс. Тюхтяты. Жаровский.
– Сколько лет я не был здесь, братва?
Сколько невостребованной жалости
Прёт, как огородная ботва?
Скорбные сибирские убожища,
Господом забытые места…
Старой веры корни… той ешё…
Жизнь как… продолжение поста!..
– Это спич, Андреич?
– Как молитвенно!
– Ты хоронишь рано рыбный край…
Кто там виночерпий?.. Эй, налейте нам,
Выпьем-ка, дружок, за этот рай!
– Больно знать: вы, братцы, легкоумые.
Надо думать, прежде чем сказать…
В шкуре протопопа Аввакума
Не горели души… вашу мать…
– Не встревай, точи крючки острее…
– …Ах, язык острее, чем крючок!
Им бы ямбы править да хореи,
А не… тьфу… плевать на червячок…
 

…………………………………………

 
Дорогой читатель!
Не взыщи уже
с первых строчек
прозу
средь стихов.
Не суди поспешно.
Не по чину же
должен представлять я рыбаков?
 
 
Здесь мне чужд красивый флёр елея.
Обозначу сразу соль и сахар.
Почему простая речь милее?
Нет души среди иных метафор.
 
 
Мой герой – рыбак. Но не на много
Более, чем ты, читатель мой.
Если много ног у осьминога,
Нет здесь связи с тем, что он – немой…
Мой герой – рыбак. Не академик.
Равнодушен к почестям и славе.
Жить бы дали… да немного денег.
Здесь я рыбаков перечисляю:
 
 
Емельянов – цементация идеи.
Михалёв – рыбацкий бригадир.
Борисюк – «Главшпан» и соловей.
Диппель – самый главный командир.
Калачёв – приверженец идеи.
Колохматов – блудный сын тайги.
С. Шкуратов – муж, владеющий ладьёю.
Бастриков, Чебыкин – рыбаки.
О. Сермабрин – компромиссов гений
И субъект решительной руки.
Ну, и автор. Но об этой тени
В этих строчках – ни одной строки.
 
 
Мой герой – рыбак. Но в самом деле
Он рыбалкой промышляет жизнь?
Нет. Сидит в промышленном отделе.
Под капотом. В назначеньи клизм.
Ах, не важно. Важно изначально,
Чтоб хороший был он человек…
Чтоб вздыхать умел и петь печально,
Чтоб любил свой сумасшедший век.