Самое-самое. Читаемое и ругаемое

Текст
0
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Самое-самое. Читаемое и ругаемое
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Алексей Аимин, 2018

ISBN 978-5-4485-5496-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГДЕ ЖЕ ОНО ТО САМОЕ???

Хочу представиться

Очень часто авторы стесняются говорить все то хорошее, что они сами про себя думают.

Обычно за них в книгах это делают друзья, их литературные редакторы или литературные критики под штатной вывеской «Об авторе».

Ложная скромность хороша, но не во всех случаях жизни. Ведь можно о себе заявить и скромно:

 
Талант от Бога —
ну, так будь же скромным,
Будь ты Веласкес, Пушкин или Кант.
Вот я – всегда хожу со взглядом томным,
Любой посмотрит  скажет что талант!
 

Вообще слово сам – одно из древнейших в мире. Когда человек научился разжигать огонь, строить жилища – то есть, противостоять природным явлениям он получил уверенность в своих силах и определенную самостоятельность.

Поначалу знающих и умеющих было немного и их называли саманами (знающими людьми) или, в более известном произношении шаманами. В русском языке их так и называли знахари или ведуны.

Постепенно слог само стал определять более высокую и значимую степень определяющих черт и способностей человека подчеркивая его индивидуальность:

Самостоятельный – стоит без поддержки.

Самодостаточный – хватает ума и средств.

Самореализовавшийся – удачливый, попавший в кон.

Однако к таким положительным качествам добавляются и издержки с перебором:


Самоуверенность.

Самолюбие,

Самовольность.


В любом случае, если в последних качествах соблюдать меру, то они могут даже помочь человеку сделать карьеру.

Так что с этим самым надо поосторожней, я уже с этим сталкивался:

С судом над собой у меня перебор,

особо по части душевных затрат,

я сам обвиняемый, сам прокурор,

и сам же себе я еще адвокат.


Итак, в меру обладая самолюбием и самоуверенностью, я всегда предпочитал представляться сам. И незаметно в моем багаже собралась целая куча само-представлений, который по жанру я бы определил как автошаржи.

 
Гулял по лесу, размышлял, и вдруг опешил,
меня одна догадка осенила:
Кто я такой?
– Да я обычный леший!
Ничуть не злой, а очень даже милый.
 

 
С хорошими людьми – приятно жить,
им даже не зазорно услужить,
и получить улыбку их в награду,
в знак благодарности.
А больше и не надо…
 
 

 
 
Своим завистникам желаю я всех благ:
поймать удачу, счастье обрести.
Ведь я уверен, что лишь только так
Они исчезнут с моего пути!
 

 
Так двойственность в меня засела,
Что не расстаться с ней до гроба!
Одни считают мягкотелом,
Ну а другие – твердолобым.
 
 

 

Себя я к лучшей половине отношу,

Хотя похвастаться особо нечем.

Ну, правда, не курю я анашу

И без наколок грудь моя и плечи.

Еще вот у людей не воровал

(Я скромно промолчу про государство),

И по большому счету я не врал,

Лишен злых умыслов и всякого коварства.

Я в жизни никого не заложил —

Хоть числюсь балаболом, краснобаем…

Вот так полжизни я своей прожил,

Что будет во второй – пока не знаю.



На дело я свой час хотел потратить

А вот Господь распорядился по другому.

Вот интересно: кто теперь заплатит,

Час продремавшему, бездельнику такому?



 
Душою чист я как стекло,
Но тело малость подвело.
Душа на подвиги зовет,
А тело все же отстает.
В душе хочу я полетать,
А телу хочется поспать.
В душе я храм хочу возвесть,
Урчит живот – пора поесть.
Готов поститься я века,
Но к рюмке тянется рука.
В душе кляну разврат и блуд,
А ноги к девочкам несут.
Хочу весь мир благословлять —
Язык, напротив, – всех послать.
Душой я ангел! – Как назло,
Вот с телом мне не повезло.
 

 
Чем дальше я шагаю сквозь года,
Мне все труднее и трудней определиться,
Хорош ли, плох? – я начинаю злиться,
Придется ждать мне высшего суда.
 

Так писать нельзя


А судьи кто?


Когда я начинал писать, Интернета в нашей стране еще не было. Как правило, у начинающих высшей оценкой считалось публикация в каком-то печатном издании районного или областного масштаба. Я попробовал, отправил, но меня ошарашили фразой:


– Так писать нельзя!

– А как можно?

– Так как все.

Всеми я становиться не собирался и потому продолжал писать, так как нельзя. Позже, чтобы не применять крепкие выражения, для спасения от наплыва графоманов редакторы СМИ придумали короткое и не очень обидное определение не формат.

По сути, оно значило то самое, о чем вы подумали – посылали подальше переформатировать опусы.

Я уже было хотел завязать с бесполезной долбежкой, но тут редактор районной газеты меня подбодрил фразой, которую мне потом передали, что «мои стихи будут в газете только через его труп!»

Это была высокая оценка! Но к тому, что так и случилось я не причастен: развала СССР ярый партиец не перенес – инфаркт.

И вот уже новые коммунисты приглашают меня на борьбу с демократами. Решил чуть поиздеваться и предложил им вот такой стишок:

 
На подходе к коммунизму,
Нас скрутило только так.
Перестроечную клизму
Вставил нам один чудак.
 
 
И с тех пор вот все основы
Вводят нам посредством клизм
Популярно, – вот и слово
Появилось – «популизм».
 
 
Вновь раздрай по нашей хате:
В коммунизм! – В капитализм!
Но куда-то все же катим,
И, похоже, в катаклизм.
 
 
Вновь вливание – мол, скоро
Будем все и все иметь.
Лучше б дали от запора
Нам спокойно помереть.
 

И вновь услышал – так неположено!

– А как положено?

– Ну не так…

Дважды мне предлагали писать как там у них положено. Первый раз мои друзья диссиденты предложили мне немного подработать на радиостанции Би-Би-Си. Там было только одно условие – писать про Россию плохое. Есть у меня и плохое, что в горячие денечки написано, но одно то, что меня ставят в рамки… – отказался.

Еще одно неофициальное предложение – стать духовным поэтом. При этом тоже условие – стихи должны быть каноническими. Каноны – это та же рамка, тот же самый формат. А я в рамки никак не влезаю, лишь несколько стихотворений в каноны втиснулись, те самые которые и привлекли внимание духовников.

Витать где-то высоко в отрыве от реальной жизни у меня всегда плохо получается. Вот потому мои творения, пусть лаже о высоких чувствах, но обязательно с какой-нибудь червоточинкой:

 
Я яичко на Пасху тебе поднесу
С христианским воскресным приветом,
А потом расцелую тебя, как в лесу,
Помнишь, было в лесу прошлым летом?
 
 
И тебе будет попросту не устоять,
И как будто под ветром небесным,
Шевельнется под сердцем забытая страсть
И любовь, как Христос, вдруг воскреснет!
 


В данном случае, что так писать нельзя, я понял и без подсказок. Да и вообще проза жизни уже толкала к прозаической литературе.


Начал писать рассказы, очерки, эссе и все повторилось. Но теперь уже и критики появились весомее – всяческие члены, доценты с кандидатами. Я опять подрос в своих глазах. Ну а когда среди критиков появился первый академик – даже уважать себя стал не меньше чем своих родителей.

Получив очередной «плевок» сверху – не мешайся под ногами и знай свое место, в своей очередной книге «Седла для Пегаса» раскритиковал ситуацию в российской литературе начала третьего тысячелетия. При этом возложил всю ответственность на руководство «доблестного» СП России.

Проехавшись с издевкой по лауреатам различных премий и прижизненным «литературным монументам», получил очередной весомый намек, что так писать нельзя! Особенно неприятно, что все делалось втихаря и без объяснения причин.

Блокировка личного сайта, уничтожение авторских страничек в «Википедии» и двух международных сайтах было только началом. Потом было занесение моего эл. адреса в черный список всех наших литературных изданий. Сам его не видел, но крестик, говорят, был жирным. Это еще больше укрепило в сознании, что пишу правильно – так как надо, но так как нельзя.

 

В то же время меня поддержали читатели. Наряду с высокопоставленной критикой под моими опусами прилагались благодарности простых людей. В своих отзывах они делились со мной своими проблемами, а порой откровенничали как с родным человеком.

Решил проверить уровень своего сочинительства – отправил пару рассказов в израильский журнал «Русское литературное эхо». Напечатали сразу. Понял, что все мои гонения имеют не политическую, а тусовочную основу с отголосками совковости. По-простому – не вписался в канву или еще проще в колею.

Сейчас, когда Интернет дает возможность свободной публикации авторам стало попроще, но их количество быстро выросло и исчисляется даже не десятками, а сотнями тысяч. Напечатать свои труды стало проще, сложнее донести до читателя.

Часть представленных здесь очерков и эссе прошли проверку и временем и читателями. Их по скромным подсчетам прочли десятки тысяч человек. Надеюсь, что вы не пожалеете открыв эту книгу а заодно как писать нельзя узнаете.

ВДОХНОВЕНИЕ или откровения бывшего поэта

Человек начинал говорить!..

И, не в силах бороться с искусом,

Обнаружил великую прыть

Во владении этим искусством.

Он придумывал тысячу тем,

Упиваясь минутным реваншем.

Говори-и-ть! – А о чЕм и зачем —

Человеку казалось не важным.

Леонид Филатов

Писать человек стал значительно позже, чем говорить. При определённых сложностях – отсутствии бумаги и чернил – поначалу это были короткие записи: заклинания, долговые расписки, и только потом к письму приобщились философы и поэты. Уже в древности было замечено: тех, кто умел хорошо говорить, быстро забывали; чаще помнили о тех, кто даже плохо писал. Тогда-то и появилась эта мания: заявить о себе, оставить след на камнях истории, а проще – застолбиться.

С привычками предков мы сталкиваемся и сейчас, созерцая автографы на стенах домов, подъездов и заборах.

ВАСЯ+ТАСЯ =ЛЮБОВЬ

Но эти каракули обычно долго не живут – до очередного ремонта или, в крайнем случае, до сноса дома. Для того же чтобы действительно за-помниться на века, надо создать что-то более значимое и весомое, например, шедевр. На тему, как создавать гениальные творения, я и предлагаю поговорить.

В ожидании прихода

От замысла до шедевра, будь то поэт, писатель, художник или музыкант, надо преодолеть три ступени – талант, мастерство и вдохновение.

Если эту формулу разобрать, то первое нам дается родителями, второе зарабатывается упорным трудом, ну а третье – это уж как получится.

Тема вдохновения наиболее актуальна в писательской среде, особенно у поэтов. Они часто пускаются в пространственные рассуждения по этому поводу, посвящают Музам стихи.


Музы поначалу жили в Греции


В период творческого застоя или загула, поэты сваливают все на отсутствие Вдохновения.

На мои конкретные вопросы о контактах с этой субстанцией столь же конкретных ответов я не получил. По-видимому, тема эта насколько актуальна, настолько и интимна. Но раз уж она озвучена, то придется в большей мере опираться на свой опыт:

 
Вдохновение изредка приходит,
Ждешь, не ждешь, – приходит невзначай.
Интересно, где оно там бродит,
Сколько раз уж приглашал его на чай.
 
 
Чай хороший, я на нем не экономлю,
Сам, к примеру, с удовольствием я пью,
Но чтоб заходило, не припомню,
В тот момент, когда я заварю.
 
 
Вот когда допью, тогда приходит,
– Посиди, – ему я говорю.
А оно посмотрит и уходит,
Не дождавшись, когда снова заварю.
 

Но такие достаточно корректные отношения наступают либо в середине, либо в конце творческого пути, когда ты уже полностью согласен с Гёте:

«Вдохновение – это не селедка, которую можно засолить на долгие годы».

Вначале же молодые творцы предпочитают видеть Вдохновение в образе прекрасной и зажигающей музы Эрато. Вот как это лаконично выразил некто Чернов В. А.

Слишком соблазнительная муза – это короткое замыкание…

Попытка найти автора этих строк чтобы поподробнее узнать о той короткой встрече не увенчалась успехом. Всяческие гнетущие подозрения от себя отгоняю.

Вопрос выбора желательных гостей у поэтов в течение творческого пути уже сложился – сначала Муза, потом Вдохновение и, наконец, Пегас. И если у первых двух еще существует какая-то взаимосвязь, которую прагматично определяет Игорь Субботин:

Муза – это форточка в окне вдохновения.

то с Пегасом разговор отдельный и он еще впереди.


Если честно, у меня с Эрато отношения не сложились и закончились ещё в студенческие годы. Из доброй сотни сочинённых любовных опусов всего один или два, за которые не стыдно. Да еще студенческая прибаутка:

 
Иду, а впереди такая прелесть!
Аж сводит челюсть!
Аж сводит челюсть!
 

Случайно вернувшись к творчеству лет через пятнадцать в качестве поэта-юмориста, я пересмотрел свое отношение к этой даме:

 
Меня раз муха укусила,
Ну а затем еще комар.
Потом вдруг муза посетила,
Но от нее какой навар?
От мухи запах неприятный,
От комара на коже след,
Короче, есть навар бесплатный,
От музы ничего же нет.
Ее не тронуть, не пощупать,
Обнять нельзя и ощутить,
Бывает, ляпнешь ей вдруг глупость —
Она перестаёт любить.
Еще и фыркнет, отвернется,
И может даже убежать.
Догнать? Вернуть? – Да перебьется.
Ведь завтра прилетит опять.
 
Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»