Соседи в полосочку. Рассказы о животных

© Александр Владимирович Пшеничный, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ее прислали небеса

Автобус неожиданно притормозил у развилки, по обочине к двери заторопилась старушка в старомодном пальто с норковым воротником и шалью, густо присыпанной снегом. Крупная серо-черная собака, похожая на волка, двумя мощными прыжками догнала хозяйку и с любопытством уставилась в проем открытой двери.

– Сильва, додому! – старуха оглянулась на собаку. – Чуешь, що кажу? Сьогодни вэрнусь, ковбаскы тоби прывэзу…

Устрашающие челюсти с огромными клыками сомкнулись, собака вильнула хвостом и отошла на пару шагов от дороги.

Бабка прошла по салону и остановилась возле меня: «Биля вас систы можно?»

– Ваша собака? – спросил я у усевшейся соседки. – Злющая, наверное? Клыкищи как у тигра, а глаза умные.

– Цей собака вже два рокы зи мною, та я до сих пир його боюсь, – старуха поставила сумку между ног и бросила в нее поводок от собачьего ошейника. – Хоча боятыся немае чому. Добришойи тварыны я николы не бачыла…

Под шуршание шин и рокот двигателя я услышал историю встречи двух глубоко одиноких душ и чудесного исцеления от неизлечимой болезни.

В переводе с суржика рассказ пожилой женщины звучал так:

«От этой развилки к моему дому час ходу. Хата у самого леса. Тяжело мне одной – мужа давно похоронила, а деток Господь не дал. В селе осталось пять человек – таких же одиноких старух, как и я. Многих дети в город увезли, но сильска людына без земли умирает быстро.

Летом жить можно, о болезнях думать некогда, а вот зимой… зимой тяжело. Газа в селе нет. А угля по нынешним ценам не напасешься. Лес выручает, но заготовить дрова ой как трудно. Особенно когда колени огнем пекут, а в позвоночник словно гвоздей дюжину заколотили. И так много лет.

Врачи помочь не могут. Говорят, что боли в позвоночнике от какой-то редкой нервной болезни. Спасибо добрым людям: дали адрес экстрасенса в городе. Я к ней сейчас и еду. Поводит руками по коленям, разомнет – мне и легче. Но ненадолго. А боли в позвоночнике снять никак не получалось. Но спасибо и за колени.

Позапрошлой зимой пошла я в лес за хворостом. В хате вода уже замерзать начала. Насобирала охапку и связала веревкой. А поднять на плечи никак не могу: боль все силы вытянула.

Слышу какой-то рык за спиной. Оглянулась и обомлела. То ли волк, то ли собака метрах в трех от меня стоит, из пасти клыки с мизинец торчат, загривок взъерошен, взгляд дикий: вот-вот на меня кинется. И рычит страшно. Я хотела что-то крикнуть, но онемела от ужаса.

Выдернула дрючок из вязанки и швырнула в эту напасть. Смотрю, зверюка сжалась, а потом как прыгнет на меня! Закружилось и померкло все в голове. Помню только, как начала падать навзничь.

Не знаю сколько времени прошло, но чувствую – что-то теплое по лицу перекатывается, словно по щекам свечой водят.

Открыла глаза и вижу: стоит надо мною собака и лижет языком лицо. Села я на снег, не пойму – то ли видение такое, то ли на самом деле. Собака подошла к хворосту, ухватила клычищами веревку и потянула вязанку в сторону, откуда я пришла. Я встала и поплелась за ней. Так к хате и пришли.

Уже дома с удивлением почувствовала – спина не болит! Совершенно. Даже приятно как-то внутри. И колени вроде меньше ноют.

Завела собаку в хату и дала ей поесть – кашу, притрушенную шкварками. Она три миски как за себя опрокинула. Подошла ко мне и уткнулась страшной мордой в колени. Ласки просит. А я гладить-то ее боюсь. Уж слишком вид грозен: клыки в разные стороны, шерсть клоками, глаза злющие-презлющие. Но погладила в конце концов.

На следующий день мне в Харьков к экстрасенсорше ехать нужно. Пошла я к развилке, а собака за мной. Увидела, как я в автобус села, и побежала в сторону села.

Рассказала я о неожиданном излечении экстрасенсорше, а она улыбается: «Страх твой позвоночник вылечил. Жаль, что артриту это не поможет… Имя сучке дала?»

Я мотнула головой: «Еще нет. Да и не знаю, вернется ли?»

– Если вернется, назови ее Сильвой и обязательно купи что-нибудь вкусненького в награду за излечение. Я вчера в театре Музкомедии оперетту «Сильва» смотрела. До сих пор мелодии напеваю.

Поздним вечером вышла я из автобуса – кругом ни души. Побрела к родному селу, фонариком дорожку подсвечиваю. Слышу, кто-то меня сзади за полу тянет. Оглянулась – собака моя.

– Сильва! Ты!? – она радостная такая. Вокруг меня прыгает, норовит лицо лизнуть. На имя свое сразу откликнулась. Словно ее так раньше и называли. Дома вынула из сумки связку ливерной колбасы. Себе немного отрезала, остальное Сильве. Ест она и что-то урчит про себя, словно собачью песенку напевает. А морда довольная и совсем не страшная.

С тех пор живет она в старом сарае. Днем в хату пускаю. Работаю по хозяйству и с ней разговариваю. Мне кажется она все понимает.

Раньше боялась в лес ходить, при каждом стуке вздрагивала. А с Сильвой мне ничего не страшно. Вдвоем хворост тащить легче, да и вязанки побольше скручиваю. Ее мне небеса послали.

Бывает позовет кто-нибудь из родственников умершего покойника обмыть, ко встрече с Богом новопреставленного подготовить. Раньше иду в соседнее село и только и думаю: не замерзнуть бы в пути. Ноги еле-еле волочу. А с Сильвой другое дело. Экстрасенсорша моей собаке ошейник с поводком подарила. Сильва впереди бежит и меня за собой тянет. Отдохнем посреди дороги и снова в путь.

Не раз и не два заводила я разговоры со стариками в округе, но никто о Сильве ничего не знает. Летом у нас дачник живет – огородом и пасекой занимается. Собак каких-то чудных во дворе держит. Говорят, он в них разбирается. Смотрел он на мою Сильву, смотрел, но породу так и не определил. Сказал, что волчья помесь у нее точно есть. Но такие собаки обычно с жестким характером, своенравные, агрессивные. А Сильва – добрейшей души псина, но чужого в хату не пустит. Как рыкнет и клыки оскалит – сердце в пятки уходит. Хату я уже давно на замок не закрываю…»

На автовокзале мы вышли из автобуса и какое-то время шли вместе. На витрине зоокиоска сверкнула оберткой упаковка собачьего корма. Я купил упаковку и вложил в руки неожиданной попутчице: «Это вашей собаке от меня – послеливерный десерт. Она его заслужила».

– Спасыби, – старуха улыбнулась и положила пакетик в сумку.

Рыжики

Я пристально всмотрелся в даль проспекта, нащупывая глазами желто-зеленое пятно моей маршрутки. Но под лужами молочных облаков в мареве дороги мелькали букашки авто совсем других цветов.

– Огоньком поможете? – мужской голос за спиной заставил оглянуться.

В глубине остановки на скамейке сидел молодой рыжий бомж, прижавшись спиной к железному боку кондитерского киоска. В правой руке парень вертел незажженную сигарету, а левой ласково поглаживал выглядывающую из полурасстегнутой ветровки голову красивой янтарно-белой кошки.

Внизу на тротуарной плите рыжий котенок с белыми носочками играл со шнурками потертых кроссовок хозяина.

– Твои? – я щелкнул зажигалкой и указал глазами на животных.

– Мои, – парень улыбнулся, нащупал рукой тельце котенка и перенес живой клубок на плотно набитый рюкзак, лежащий неподалеку. На солнце рыжий комочек сладостно свернулся колечком. Чудовищно грязные пальцы бомжа пощекотали котенка за ушками.

Кошкии ничуть не смущались дорожно-остановочной суетой и умильно блаженствовали, чувствуя любовь и защиту хозяина.

Что-то растормошило мою душу, я вынул из бумажника десятку и протянул бомжу: «Возьми на сигареты, приятель!»

Парень опасливо оглянулся и повертел огненной головой: «Спасибо, но курить у меня есть…».

– Ну, тогда кошкам что-нибудь купи, – я сунул купюру в замусоленный карман ветровки. – Сам-то, харьковский? Ночевать есть где?

– Из Старых Валок. Это в часе от города. Я там прописан у родственников. Раньше в Харькове жил с бабушкой в трехкомнатной квартире. Но бабушка умерла, а дядя продал квартиру…

– С тобой хоть поделился?

– Нет, договорился только с родственниками, они меня и приписали. Комнатку в хате выделили, но в доме я на птичьих правах…

– Зовут-то как? сколько лет? чем в жизни занимаешься?

– Валерой меня зовут. Недавно двадцать восемь исполнилось. А занимаюсь – картон, металл. Что соберу, то и мое. Меня и моих кошек сборщики картона больше Рыжиками называют. Так и говорят: «Вон Рыжики пошли».

– Я слышал, у вас территории поделены. В чужом дворе могут и по шапке надавать?

Глаза Валеры округлились: «Ничего подобного! Я по всему городу кочую. Есть, конечно, любимые точки, но больше недели в одном районе не бываю. Обожаю перемены и новые места. И кошки мои тоже. Души у нас цыганские.

– Постоянно с ними ходишь? Зачем они тебе?

– Зачем? Сам не знаю. Просто люблю животных. Они ведь беззащитны перед нами. Всяк их может обидеть. В квартире у бабушки жило много кошек, питбультерьер и даже попугай. Пришлось всех раздать по знакомым.

Моей красавице скоро год, – Валера почесал рыжую мурлыку за мордочкой. – Я ее на Залютино нашел котенком. Умирала в кустах от какой-то болезни. Дышала тяжело. Взял на руки и отнес в ветеринарную клинику. Все припасенные деньги на ее лечение ушли. Но все равно не хватило. Спасибо ветеринару. Последние уколы он делал бесплатно.

С тех пор мы никогда не разлучаемся, разве когда в туалет захожу. Кошка сторожит рюкзак и сумки. Чуть что – спину выгибает и шипит на всех, кто к вещам приближается.

– Чем же ты кормишь? И как их зовут?

– Кошачий корм «Мяу» покупаю. Ну, и что Бог пошлет. Едим вместе, но им в первую очередь. Бывает, сам не доем, но кошки голодными ночевать не ложатся. А имена? У них нет имен. Я-то и свое редко слышу. Да и зачем им имена? Мы и так друг друга с полувзгляда понимаем. Бывает, подумаешь что-нибудь, а кошка уже в глаза смотрит. Улыбается или хмурится. Одобряет или осуждает.

От края остановки к нашей скамейке подошла дама в широкой шляпе и большой хозяйственной сумкой в руках.

– Какие замечательные кошечки! – лицо дамы расплылось в умильной улыбке. – Вы их продаете, молодой человек?

Валера инстинктивно прикрыл котенка большой грубой ладонью: «Нет! Нет! Это мои друзья».

– Тогда возьмите это, – дама одобрительно кивнула и протянула Валере заранее приготовленные деньги. – Купите что-нибудь себе и кошечкам.

Валера испуганно оглянулся, нехотя взял две купюры в десять и двадцать гривен – и спрятал их в карман ветровки. Дама отошла на остановку, продолжая искоса посматривать на странного рыжего бомжа и его янтарных кошек.

– Не люблю деньги от людей брать, но и отказать неудобно, – Валера снова почесал котенка за ушком. – Мне часто деньги предлагают. Брал их всегда охотно. Пока однажды у меня от зависти, а может по злобе, не украли мою кошку.

– Украли? Кому она нужна?

– Этой весной с одним мужчиной я вместе металл собирал. Курили мы как-то на большом бетонном блоке в городском парке, а тут женщина, ну, как эта дамочка, подошла и протягивает мне пятьдесят гривен на корм кошке. Когда женщина ушла, напарник неожиданно вскочил, выдернул из-за пазухи кошку, толкнул меня в грудь и убежал за деревья. От неожиданности я свалился с блока, пока встал на ноги и сообразил в чем дело, напарника уже и след простыл.

– Горевал, наверное? Кошка-то, поди, уже другом стала?

– А вы как думаете? Одиноко сразу стало. Как она с другим человеком жить будет? Ведь кроме меня, она никого не знала. Обычно я долго к одному месту не привязываюсь. Но однажды пришлось мне пару недель в одном из парков под кустом ночевать. Слишком уж это место моей кошке приглянулось. Любила она его. По ночам выпрыгнет из моей куртки и всю территорию вокруг обследует. Мурлычет что-то от удовольствия. Вот под этим кустом я девять дней ночевал. А на десятый прихожу под куст, а моя кошка с дерева на меня прыгнула. Убежала, видимо, от нового хозяина и нашла наше любимое место. Как же мы радовались! Утром я ей банку рыбных консервов купил. Дорогущих!

А вскоре я второго котенка у бомжей выкупил. Они его вьетнамцам в общежитие несли. Наверное, на съедение. Вьетнамцы только не привитых кошек покупают. Жалко мне его стало. Моя кошка вначале котенка не принимала. Шипела и норовила расцарапать лапой. Пришлось носить их в разных сумках. Но со временем привыкла, и даже полюбила. Сейчас словно о родном котенке заботится. Хотя ни разу не рожала.

– Сегодня в городе, наверное, ночевал? На скамейке?

– В Харькове я работаю. А ночую в селе в своей комнате. С родственниками я не в ладах, поэтому кошек в доме оставить не могу. Так и ношу их с собой.

Но иногда приходится ночевать в городе. Не на скамейках – люди всегда рядом ходят, шумно, да и милиция может скрутить. В кустах спокойнее и безопасней. На землю расстилаю большой синтетический мешок, а укрываюсь клеенкой. Под ней даже мелкий дождик не страшен. Кошки побегают вокруг часик-два и ко мне на грудь укладываются. Спим и друг друга согреваем.

– Женат был? Дети есть? – я с любопытством рассматривал лицо Валеры. В его спокойных глазах мерцали лучики доброты и порядочности. Нашему разговору от силы пятнадцать минут, за такое время человека, конечно, не узнаешь. Но вот если бы пришлось мне в эту минуту доверить на час чемодан с деньгами – рискнул бы оставить его Валере. Если бы он скрылся – тогда верить в этой жизни нельзя никому.

– Женат никогда не был, а детей иметь хочу.

Мне, как сироте, квартира положена. Рабочая профессия у меня есть. Вот только паспорт и все документы сгорели. Восстановить их все никак не решусь, да и деньги нужны.

– Решайся скорее. Не всю же жизнь тебе с кошками носиться и под кустами ночевать. На прием к мэру запишись. Может он с жильем и с работой поможет. Но не в таком виде, – я кивнул на расшнурованные кроссовки. И как можно жить без книг, газет и компьютера? Ты же сам себя обкрадываешь.

– Компьютера у меня нет, а книги почти каждый день читаю. У базарных букинистов напрокат беру, – чувствуя недоверие на моем лице, Валера расстегнул карман рюкзака и вынул две потрепанные книжки в мягких обложках.

«Сто лет одиночества» и «Полковнику никто не пишет» – сверкнули знакомые названия.

– Маркесом вот увлекся. Сначала не понимал, а сейчас нравится, – бомж посмотрел мне в лицо, его явно интересовала моя реакция.

Я одобрительно кивнул: «А я Жоржи Амаду в твои годы зачитывался. Рекомендую. Он и Маркес – писатели из одной обоймы. Заинтересуешься – начни с „Мертвого моря“. О море, по-моему, никто лучше не писал, оно у Амаду живое. Ты на море был?»

– Не был, но очень хочу…

Зелено-желтый бок моей маршрутки мелькнул в проеме остановки.

– Мне пора, – я на ходу открыл бумажник и сунул в карман Валеры две двадцатигривневые купюры. – Купи что-нибудь почитать. И берись за ум: еще немного и из плена метала и картона ты уже не выберешься…

В салоне маршрутки кто-то потянул меня за рукав. Соседка по подъезду жестом предложила сесть рядом: «Кому ты такие деньги даешь?»

– Бомжа с кошками встретил, представляешь, он на себе их носит, а перед сном в кустах книги читает.

– И ты ему веришь? Все равно деньги пропьет. Им лучше по мусоркам шататься, чем работать.

Я промолчал и задумался.

Более ста лет назад по дорогам Российской империи бродил странный долговязый юноша. В босяцкой котомке он носил только хлеб и книги. А через полвека в рюкзаке другого молодого бородатого мужчины в кубинских горах не было ничего, кроме нескольких сухарей, книг и патронов к автомату. Одного из них звали Алексеем Пешковым, а второго Эрнесто Че Гевара. Нет, бомжи, берущие книги напрокат и выкупающие приговоренных на смерть кошек, приходят в наш мир не просто так. По крайней мере, хочется в это верить.