Тайна скорбящего ангела

© Александр Шляпин, 2024

ISBN 978-5-0050-1888-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТАЙНА СКОРБЯЩЕГО АНГЕЛА

Посвящается всем тем, кто когда-то учился, работал и служил в Группе Советских Войск в Германии. Тем кто сохранил верность дружбе, любви и воинской присяге.

Данное произведение от первой и до последней буквы, является художественным вымыслом автора. Любые совпадения с событиями, судьбами реальных людей, фамилиями героев – «невероятная случайность».

Глава первая

ГРОЗНЫЙ

…за мгновение до того, как «Муха» попала в стену, кто—то проорал – «Славяне граната»… Взрыв оглушил. Накрыл группу «ватным одеялом» взрывной контузии. Граната влетела, как раз чуть выше уровня пола. Кумулятивная струя, пробив кирпичную кладку, перемолола её в густую пыль, занавесив помещение серо—бардовой взвесью отработавшего тротила, кирпича и меловой штукатурки. На какое-то время стало невозможно дышать. Через минуту пыль рассеялась. Откашлявшись, бойцы вновь прильнули к окнам, продолжая кинжальным огнем валить, сошедших с ума «дудаевских бармалеев».

Едкий кислый дым сгоревшего пороха, закрученный вихрем сквозняка, нещадно выжигал глаза. Горький дым тротила, першил в глотке, от чего слюна превратилась в вязкую и клейкую субстанцию, которая напоминала цементный раствор. В таком пекле, которое устроили чеченские радикалы на улицах Грозного, было невозможно высунуть голову. На вид милые девчонки снайпера некогда «дружеских» прибалтийских стран и Украины, вооруженные спортивными винтовками с первоклассной оптикой от «Цейса», делали свою работу профессионально. Без жалости и сострадания, словно в тире они, стреляли в русских парней. Били суки в пах- так чтобы было дьявольски больно. У этих сучек это считалось, высшей степенью мастерства. Жертва лишенная гениталий, умирала в адских мучениях от боли и большой кровопотери. А эти разноязыкие твари, сидя по подвалам и чердакам с наслаждением смаковали, мученическую смерть русских парней.

– «Химик» – ты жив, или как, – проорал «Ташкент», после громкого хлопка.

– Жив, жив – ответил Русаков, «выныривая» из непроницаемой взвеси дыма и пыли, —Не дождутся! Близко подобрались суки…

Лейтенант Александр Русаков, свой позывной «Химик» получил еще в школьные годы. Позывной – или как говорили в гарнизоне «погремуха», отражало его юношеское увлечение всем тем, что рвало бетон, гранит и легированную сталь. В делах диверсионно-подрывных, он знал всё, что накопило человечество за последние сто лет. Это было его кредо.

Из куска пластита, горсти гаек, болтов и примитивного взрывателя, он мог слепить на коленях такую мину-ловушку, которую противник не мог идентифицировать как «адскую машину».

После взрыва, Русакова на какое—то мгновение «накрыло». Все звуки, которые до него доходили по слуховому каналу, были приглушенными и невнятными, словно они исходили из—под огромного бассейна с киселем. В порыве боя он старался не обращать на это внимания. Из личного опыта «Химик» знал, что через пару минут – «отпустит», и слух вновь вернется на «исходную», и вновь будет, как новый.

Русаков подняв «Калаш» выше подоконника, давил на спусковой крючок, переводя попавшую на линию огня очередную жертву в статус – «двести». За последние сорок минут «рубилова», его «Калаш» успел выплюнуть почти весь БК.

Звук затвора – звонкий щелчок. Всё – пусто…

Вытерев с лица рукавом пот, «Химик» красочно выругался матом. Он отстегнул «магазин», и скрывшись за стеной присел на корточки.

– Парни, я пустой, – проорал он. – Алес! Вышел…

«Химика» услышали те кто бы рядом. Бойцы по переменно вскинув автоматы, тарахтели, исправно делая свою работу. Опустившись на колени, он вжав голову в плечи и «гусиной походкой» двинулся по помещению выискивать патроны. Осмотрел вскрытые цинки, пустые картонные коробки, но целых патронов не было.

Черт попутал, когда он схватил в рейд старый, потертый до металлического блеска АКМ, который пришлось, мотать в камуфляж, чтобы не «сверкать» перед духами боевым «никелем». Надежда пополнить б.к. таяла.

– «Ташкент», а «Ташкент» – я пустой… Может, нам пора сваливать отсюда?!

– Не скули, – крикнул Демидов. – Команды на панику не было. На вот -держи…

Достав магазин, Виталий бросил его «Химику».

– Вернешь жвачкой – это мой НЗ, – пошутил тот.

– Понял брат, – буркнул «Химик» под нос. Он хотел перехватить летящий в его сторону «магазин», но тут случилось чудо. Какая-то шальная, дурацкая пуля, прилетевшая с улицы, попала точно в «магазин». Пара патронов сдетонировали, от чего тот превратился в хлам. Удар был такой силы, что искореженные патроны рассыпались по классу.

– Бля… Бля… —заорал Русаков. – Вот же какая сука!

– Не верещи! Давай на первый! В «предбаннике» два «бармалея» двухсотых…

– Ты что Виталик, идиот, там же пехота все простреливает…

– А ты не ссы – я зачем – прикрою, – спокойно ответил Демидов.

Отдельная группа специальных операций ФСБ, с вечера «окопалась» на втором этаже седьмой школы. Появление в этом районе офицерского спецназа было совершенно случайным, и не вписывалось в планы штабных стратегов.

Группа спецназа находившихся в рейде еще до ввода основных войск, случайно оказалась на линии огня между пехотой и боевиками генерала Дудаева. Визуально оценив временный перевес «бармалеев» и горящие БТРы, отряд был вынужден ввязаться в драку. Часть первого этажа и двор – в тылу школы, были заняты бойцами из майкопской бригады. Их бросили на Грозный, тридцать первого декабря. Как раз в канун нового года. Это им выпал тяжелый рок в первой волне штурмовать рассадник международного террора.

«Бармалеи» – боевики генерала Дудаева, как называли их русские, были более мобильны, маневрены. Они знали родной город, как свои пять пальцев и заранее готовились к встрече, регулярных войск, оборудовав для себя скрытые защищенные позиции. Под наркотой и не испытывая никакого страха, с фанатичной верой в правое дело, они старались «крошить» федералов.

Молодые и неопытные пехотинцы, которые не знали ни города, ни расположение огневых точек, в какой-то момент оказалась под перекрестным огнем дудаевцев, превратившись на улицах Грозного в «слепых котят».

Тогда ни кто еще не знал, что за сутки до ввода федеральных войск, в город по тайным «партизанским тропам» проникла группа офицерского спецназа ФСБ. Группа «Альфа» загодя должна была произвести разведку и подготовить молниеносный штурм дудаевского логова, но все пошло не по планам штаба. Разместившись в седьмой школе между улицами Первомайская и Маяковского, по которым входила из Майкопа бригада, им выпал жребий до подхода основных сил, стать тем щитом, который прикрыл срочников, не давая ваххабитам устроить настоящую «кровавую баню».

На улице под окном, грохнул очередной РПГ. Стальной люк от прорвавшегося БМП, был сорван силой взрыва боекомплекта. Разворотив оконную раму, кусок брони, влетел в актовый зал школы.

Находясь под прикрытием стены «Химик» выглянул «одним глазом» на улицу, и увидел, как под школой запылала очередная боевая машина. Мертвые тела бойцов, охваченные огнем, горели рядом с «броней».

– «Ташкент», там духи «коробочку» подожгли… Двухсотых шесть, —крикнул Русаков.

– Засек… Механик горит… Двухсотый, —ответил Демидов, сглотнув накативший в глотке ком. – Вот же суки!

В тот момент, пламя подхваченное сквозняком, который влетал в открытое боевое отделение, разбрасывая искры горящего металла, с ревом вырывался из люка машины. Это было похоже на огромную паяльную лампу. Механику не повезло. Он, стараясь выскочить из адского пекла – застрял в «чреве» и мгновенно расстался с жизнью. За какие—то секунды, тело превратилось в черную угольную головешку, и теперь он торчал из люка, наводя на мысли о скоротечности жизни. Картина первых часов боя вырисовывалась жуткая, отражающая всю трагичность событий, и полное бессилие военного руководства.

– «Ташкент», – проорал «Химик». —«Ташкент» – твою мать! Прикрой меня – иду на первый!

– Не суетись! У меня пустая коробка. Перезаряжусь, – ответил Виталий.

Боевой кураж держал Демидова на пределе напряжения. Отработанная лента выскочила из пулемета и черной змеёй скользнула на пол, усеянный стрелянными гильзами. Виталий присел на стул спиной к стене, и поставил рядом дымящийся ПК.

– Саша, у тебя воды нет, – спросил он Русакова. – Бля… у меня во рту «кошки насрали»…

На какой—то миг Виталий закрыл глаза, стараясь проглотить ком из кирпичной пыли, пороха и тротила. – Что ты хотел, —спросил он, плюнув на раскалившийся ствол…

– Чё – чё, звезду на плечо! Прикрой… Я спущусь на первый… Ты минуту назад про каких—то двухсотых говорил… Что забыл?

Виталий закинул в рот жвачку. Ловким движением он вывернул пулеметный ствол, и бросил его на пол остывать.

– Во видал, как «балалайка» раскалилась, хоть «тушенку» грей -сказал «Ташкент». Он вставил новый ствол, подтянул к себе коробку с лентой, и зарядил пулемет. Передернув затвор, он невозмутимым голосом спросил:

– Не тяни кота за хвост! Отдышался? Ну, тогда пошли дальше работать?!

– А быстрее работать можешь…

– Спешка Саша, нужна при ловле блох… На край – когда трахаешь чужую жену…

Виталий поднялся со стула, и выплюнул жвачку.

– Ну, вот, я готов – что дальше?

– Будь у меня в тылу, будешь прикрывать мой зад! Я спускаюсь на первый мародерить по двухсотым, – сказал Русаков. —А ты смотри, чтобы мне «бармалеи» в подхвостье гранату не подкинули. И наши, тоже с перепугу чтобы не подстрелили… У нас уже у всех магазины пустые… Патронов нет. Еще пять —десять минут, и побежим, как сайгаки по степям Казахстана. Виталий в знак одобрения хлопнул друга по плечу.

– Действуй! —сказал он. —Твой папа тут, и он тебя любит…

– Только давай без лирики…

Русаков присев на четвереньки, скользнул по школьному коридору в сторону лестничного марша. Вытащив из подсумка гранату, он выдернул кольцо, и бросил её между пролетов.

–Пехота, берегись – граната, – проорал он во весь голос.

– Береженого Бог, бережет, – пробормотал за спиной «Ташкент», и швырнул зажженную дымовую шашку. Взрыв грохнул в фойе школы. Клубы черного дыма и цементной пыли поднялись клубами вверх.

– Ну всё – я пошел…

Вдоль стены броском Русаков прыгнул, в дымовую пелену. Спустившись в «предбанник», замер. Осмотрелся. Сквозь висевшее цементное марево, он увидел двух «двухсотых», которые лежали на полу коридора. Запекшаяся кровь растеклась по площадке большой лужей. Русаков на коленях и ползком скользнул по мрамору и, сходу, прикрывшись стеной, вцепился в «Калаш» мертвого чеченца. Дернул – освободив ремень. Отщелкнув магазин – есть патроны. На душе отлегло. Стягивая «разгрузку» с магазинами, перевернул тело и обмер. На него, из солдатского вещевого мешка смотрело несколько бутылок «Советского шампанского». От удивления «Химик» даже присвистнул. Тут до него дошло, что до нового года остались считанные часы.

– «Ташкент» «Химику» – ты меня слышишь, —сказал он по рации.

– Говори —что хочешь…

– Ты против шампанского что-то имеешь?

– Хочу так, аж скулы сводит, —ответил с шипением ресивер. —Горло хочется промочить…

– Ты брат, не поверишь, но тут два жмура, и два десятка пузырей с «шампунем». «Бармалеи» к себе в нору тащили, чтобы новый год встретить. А теперь по твоей милости, не дожили до этих радостных минут… Брать будем, или оставим пехоте, – сказал Русаков, с присущим ему сарказмом.

– Я тебе бля… оставлю! Давай хватай, и вали! Здесь разберемся, —прошипел ресивер.

Первый уровень, с его огромным коридором простреливается насквозь. Русаков, попрятав магазины в разгрузку, схватив мешок, крикнул:

– «Ташкент», будь готов – цыганочка с входом —иду…

Русаков прыгнул в сторону лестничного марша, в самое облако дыма, который расползся по всему этажу. В этот миг на улице стало тихо. Было слышно, как потрескивал огонь, пожирая боевую машину, которая стояла напротив школы. Когда поднялись в класс, парни из группы покрытые слоем пыли, сидели вдоль стены на усеянном гильзами полу. Кто, закинув голову назад, блаженно курил. Кто —то дремал, прикрыв глаза. «Химик» и «Ташкент» появились в дверях.

– Где вас носит, – спросил майор Евсеев.

– Тылы зачищали, – ответил Демидов.

– Ну, что приуныли -славяне? Принимайте подарок от дедушки мороза – сказал Русаков, стараясь поднять боевой дух.

– Саша, что за балаган, —спросил майор Евсеев.

– За БК ходили, товарищ майор. Да вот на гостинцы нарвались…

– Это что? – спросил Евсеев.

– Шампанское командир! Вероятно, «бармалеи» себе к новогоднему столу перли, да «Ташкент» их к Аллаху определил.

За окном пока было тихо, лишь радиостанция голосом командира пехотного полка зажатого в «клещи», вопила на весь эфир. Он просил о помощи. Но это было где—то в районе вокзала. А здесь «духи» смиренно забились в подвалы, и зализывали раны. Русаков вытащил пару бутылок и поставил на школьную парту.

– Товарищ майор, может по глоточку, – обратился он к командиру, —сутки во рту воды не было. Разрешите… Без лютого фанатизма —в честь нового года…

– Ну —только по глоточку, и без лютого фанатизма, —сказал майор Евсеев. Русаков ловкими движениями рук снял фольгу и раскрутил проволочку. Без «выстрела» открыл бутылку, и подал её командиру.

– Угощайтесь товарищ майор! В честь нового года, и за то, что мы пока без потерь!

– Сплюнь – накаркаешь…

Евсеев взял бутылку и влил вино себе в рот. Много пить не стал, а сделав всего лишь пару глотков, передал Демидову. —Держи «Ташкент»…Два глотка и передай другому, —сказал он, обозначив максимум.– Так мужики, вином не злоупотреблять! По паре глотков – горло промочили, и хватит. Шампанское на голодный желудок – это как фугас под броней! Несколько минут передышки, да капли влаги, на какое—то время восстановили силы. Настроение поднялось, и даже появился боевой кураж. Пили, молча, стараясь сохранить боевой настрой и чувство меры. В ту минуту было трудно определить, что их ждет через несколько минут. Каждый понимал, что эти спасительные глотки вина могут быть последними.

– Шампанское, где взяли?! – спросил майор.

– Внизу, когда «Химик» за трофейным БК ходил. Там два чеченца зажмуренных – они откуда—то мешок волокли. Ну, я очередь дал, когда мы этаж во время штурма занимали. Попал – однако, начальник, – сказал Виталий, как бы оправдываясь.—А что не надо было? Выстрел пробки и снайпера слились в один. Пуля, скользнув по шлему «Ташкента», рикошетом ударилась в стену. На улице вновь послышалась стрельба.

– Снайпер, —крикнул «Химик» и, прячась за простенком, оттолкнул Демидова с линии огня.

– Вот же, суки снова начали! Не дадут глотку промочить! —сказал Виталий, трогая на каске вмятину. —Хорошо, что хоть вскользь, —сказал он спокойно, будто это была не пуля, а бешеная муха, влетевшая в открытое окно. Виталий поперхнулся. Проглотить вино не успел. Щеки раздулись, как у жабы во время брачного сезона. Не удержав игристое во рту, он «взорвался» фонтаном.

– Тьфу ты бля… чуть не захлебнулся на поле боя…

– Это все он сука – снайпер… Ты, когда глотаешь, оставляй рот открытым. А то ведь разорвать может, – пошутил командир. —Ага, и полетят клочки по закоулочкам! —поддержал Русаков, заливаясь каким —то не совсем естественным смехом. Перекур был недолгим. В это мгновение на улице опять началась стрельба и разрывы гранат.

– Так парни, перекур окончен —к бою! Пехота поперла – вот и «бармалеи» возбудились, – заорал командир.

Духи, возобновили огонь. Они были на своей земле и поэтому в поднятии боевого духа особо не нуждались. Вопреки логике, «бармалеи» воевали из-за угла, старясь не ходить в открытые атаки. Дудаевцы не стремились переломить ход боя, поэтому напролом не лезли, но достаточно умело огрызались огнем, расставляя на улицах города ловушки для федералов.

– «Ташкент», давай, работаем! На полтретьего в окне. Вижу там снайпера, – крикнул Русаков. Он глянул в дыру, которую пробила «Муха». Поднялся, взял в прицел окно в противоположном здании. Насторожился, ожидая там движения. В глубине мелькнул блик оптики. Не дожидаясь, когда стрелок выйдет на «передок», Русаков на опережение выстрелил из подствольного гранатомета. Граната ВОГ—25 исчезла в оконном проеме. Через мгновение, где бликовала оптика, грохнул хлопок. —Есть —проорал Русаков.

Виталий заметил, что «бармалеи», подбираются ближе, прячась за горящей броней. С каждой секундой бой вновь набирал обороты. Казалось еще рывок, и «чехам» удастся вытиснить группу во внутренний двор, чтобы уже там добить в условиях стесненного маневра. Пара «Крокодилов» (вертолетов МИ—24) испортили басмачам весь замысел. Появились внезапно, видно для поддержки входящей в город пехоты. Они зависли над улицей, поливая из пулеметов, обезумевших от крови радикалов. НУРСЫ проревев за окном, разорвали улицу грохотом разрывов. Снаряды, подняв на воздух тонны асфальта с мясом кровью, перепахали без разбора место боевого контакта. Жизнь для тех, кто попал под огонь, ограничилась секундами летящих в пекло ракет. Огненная волна, тротиловый чад, летящие осколки стекла, стали и бетона заставили группу спецназа отпрыгнуть от окон вглубь помещения. По какому—то наитию, предчувствуя повторный залп, командир заорал:

– Вниз – валим…

Не дожидаясь повторного сброса неуправляемых снарядов, бойцы кинулись бежать. Времени не оставалось – счет шел на секунды, пока в «смертельной карусели» позицию занимал ведомая «вертушка».

Скакали, словно зайцы: кто в окно в пролете. Кто через лестничные марши. А кто—то прямо с этажа в окна, на сторону заднего двора. Мгновенная реакция решала все. Очередная «вертушка» выбрав направление стрельбы, освободила боевые блоки. Разрывы неуправляемых снарядов слились в один рев. Типовое трехэтажное здание школы заволокло пылью и дымом. Верхний этаж превратился в руины. Пыль, пламя, куски кирпичной кладки разбросало по всей округе.

– «Барс», «Алмазу» —«Барс», «Алмазу» —парни – мать вашу, куда вы палите?! —проорал майор, открытым текстом. —Какой вас баран корректирует…

– «Барс», я нэ баран, – сказал ресивер с кавказским акцентом. —Меня «дэдушка мороз» звать. Добро рюсский, пожаловать в ад, «аллах—акбар», —вновь прошипел ресивер.

– Слышь ты – хорек вонючий! Ты не «дед мороз», ты от дохлого осла пенис! Покажи мне свою рожу, и я проветрю тебе мозги, – прорал командир.

– Ты «Барс», в натуре шютник! Сейчас, только шнюрки поглажу, – вновь прошипела радиостанция.

– «Алмаз», «Барсу» – это Супьян Абдуллаев – его позывной «Дед мороз». Все претензии к бармалеям! Работаем по данным разведки на восемь ноль – ноль. Извините парни за дружеский огонь! Надеемся, что вас не сильно потрепали. До связи, – сказал ресивер.

– Вот же сука! «Дед мороз» нам клим – бим испортил —сука. Командир, шампанское там осталось, —сказал Виталий с сожалением.

– Вот же черти! Представляете парни, эти бараны все наши позывные знают, —сказал майор, доставая сигареты.

– Повезло! Слава Богу, успели задницы унести, – спокойно сказал Русаков. —Еще бы секунду, и стояли бы в очередь перед райскими вратами.

– Вот вам детки и Новый год! – сказал, Виталий.

Он снял с себя шлем, и вытерев вспотевшую голову куском тряпки, закурил. Мандраж мелкой дробью стучал на зубах, от чего тряслись и колени, и руки, словно кто—то неведомый включил внутри тела отбойный молоток.

– Что-то Санек, меня нервяк стебает, – сказал «Ташкент». —Эх, сейчас бы коньячка выпить пару глоточков! Обожаю коньячок… —Не дрейфь браток, два раза не умирать, – ответил «Химик».

В какой—то миг, в голове лейтенанта Демидова воскресли воспоминания пятиминутной давности – они были еще свежи. Не успев прикурить, он рассмеялся. Пламя зажигалки потухло.

– Ты что… Часом не контужен?! – словно через глухую стену, услышал Виталий.

– Да, у меня все в тип —топ! Я тут вспомнил, как мы из—под НУРСОВ щемились, – сказал Виталий. —Сеня через окошко на лестничном марше лез на карачках. А я сзади напираю, с ПК… Ломлюсь, как сохатый по лесу. А там за спиной уже третий уровень сыпется! Смотрю, Сеня передо мной на подоконнике стоит в позе рак. Размышляет, наверное, как ему прыгнуть с первого этажа. Место для посадки выбирает? Тут я его легонько под зад подпихнул. Вдвоем полетели —он спереди, я с оконной рамой на ушах следом.

– А я думал всё – писец! Сзади, как жахнет – летел так, будто кто в подхвостье пнул! У меня до сих пор ягодицы болят, —ответил Русаков, и тоже засмеялся. Закончив ржать, «Ташкент» бросил сигарету в сторону и достал из кармана прямоугольную пачку жвачки. Он развернул фольгу, вложил себе пластинку в рот и блаженствуя, закрыл глаза.

– Тащишься…?

– А что делать, – ответил Ташкент, работая челюстями.

«Ташкент» обожал «Тутти —фрутти». Она напоминала ему вкус лихой молодости, и Виталий был не в силах лишить себя этого удовольствия, которое было предметом борьбы со стрессом. Она была каким—то личным символом – символом свободы и духа, которым он «заразился» в ЗГВ.

Во время заплаты «Ташкент» всегда шел в знакомый ларек, который торговал сигаретами, жвачкой и прочей ерундой. Он покупал себе по три – четыре блока, и не парил мозг поисками. Эту привычку он приобрел еще в школе, и никак не мог с ней расстаться. Жвачка успокаивала нервы и наполняла организм приятным вкусом фруктов.

– Санек, хочешь жвачку, – спросил он, протягивая другу блестящую пластинку. Русаков взял резинку и, развернув фольгу, положил её на язык. Неповторимый аромат наполнил рот взрывом фруктового вкуса.

– Ребят жалко, – сказал Русаков, – неудачно они попали…

– Так война же, – спокойно ответил «Ташкент». —Начальству брат, виднее.

– Я думаю, там на прежней позиции уже нечего делать, —сказал Русаков, надувая пузырь. —Разве что за шампунем налегке сгонять…

– А я там ствол забыл. Теперь отписываться придется, – сказал Виталий.

– Закончится бойня —найдешь…

– Даже заморачиваться не буду, – ответил Демидов, надувая пузырь. —Пусть вон майор Евсеев, составляет акт. Не хватало мне ползать по руинам – искать то, чего может, уже и нет…

Мотострелковая рота из майкопской бригады, «расквартировавшаяся» на какое—то время в подвалах и подъезде жилого здания, во все щели тарахтела из автоматов и пулеметов в сторону Первомайской. А тут во дворе было более безопасно. Бетонное здание «хрущевки» надежно прикрывало от шальных пуль, летевших с проспекта. Убаюканные звуками войны офицеры спецназа ФСБ разместились в чужих квартирах на первом этаже. Русаков почувствовал, что закрыв глаза, моментально проваливается в бездну сна. Для группы шли вторые сутки без отдыха. Двое суток войны только с перерывами на перекур и прием пищи. Двое суток в условиях огня и настоящего ада, который устроили чеченцы на улицах Грозного. Молодые не обстрелянные солдатики отстраненные «стариками» от боя, заняли позицию с тыльной стороны здания. Здесь было не так опасно, как на улице. Связисты сидели в эфире, а потрепанная в бою пехота, готовилась к контратаке: мотала ленты, вскрывала «цинки» с патронами, бинтовала раненых. В «печи», изготовленной на скорую руку из бочки, потрескивая, горели остатки мебели и прочей хозяйской утвари. Всего лишь день назад в этом доме проживали люди, которые сейчас от обстрелов прятались по подвалам. Разве они могли подумать, что в их дома, в их квартиры нежданно—негаданно придет эта никому ненужная война. От исходящего от «буржуйки» тепла, глаза Русакова моментально слиплись. Ему жутко хотелось спать. Откинув голову на спинку дивана, Русаков на какое —то время прикрыл уставшие очи. Он уже почти засыпал от усталости. Мысли начинали медленно крутиться в его голове, и он не мог сообразить, как дальше бороться с таким явлением. Организму требовалось какого—то стресса, чтобы через всплеск адреналина отогнать эту дрему. Несколько минут он старался бороться, но сон оказывался сильнее его. Он буквально в одно мгновенно ломал волю Русакова, засыпая ему глаза сонным песочком.

– Да, ну его нах… —громко сказал «Химик», сотрясая головой.—Не могу я так больше…

– Ты что? —спросил «Ташкент» толкая друга локтем в бок. —Что – что, спать хочу – не могу! Еще эта чертова бочка тут нагрелась…

В какой—то миг треск автоматов вновь стих. Что толкнуло Русакова, он даже сам не понял. В долю секунды, он вскочил с дивана, и выпрыгнул в разбитый оконный проем на улицу. Бежал «Химик» обратно к школе, вернее к тому, что от неё осталось.

– «Хо—ро—шо —жи—вет—на —све—те—Ви—ни—Пух», —пел он себе под нос, задавая детской песенкой темп бега. —«У—не—го—же—на —и —де—ти —он ло—пух» —прокручивал он в голове фонограмму, разбивая темп бега на слога, регулируя таким образом дыхание на два шага вдох —один выдох…

– Стой придурок, – услышал он за спиной окрик Демидова, —ты куда помчался – урод…?

Виталий увидев, что друг не реагирует на его крик, бросился следом. Тем временем «Химик» уже вскочил в дверной проем и исчез в дымящихся руинах. По обломкам бетона в кромешном дыму он поднялся на второй этаж. Полчаса назад они держали оборону. К счастью шампанское, оставленное под учительским столом, было цело. Бутылки не пострадали. Русаков сложил вино в брошенный вещевой мешок, и пулей выскочил из горящего класса, схватив пулеметный ствол. Задыхаясь от дыма, он спустился по лестнице в предбанник. Там нос к носу, столкнулся с «Ташкентом».

– Ты что Саша, псих? Придурок бляха – муха… Я вижу ты, совсем охренел… Ты что, решил свою репу, под пули подставить из—за этого пойла. Оно что – этого стоит!?

– Не ори! Ты как всегда в своем репертуаре… Снегурочек бляха муха всех распугаешь! – спокойно ответил Русаков. —Ты что забыл – сегодня ведь новый год!

Виталий на какое—то мгновение опешил. Он выплюнул жвачку и ничего не понимая, посмотрел на друга, словно тот сошел с ума. Виталий хотел что—то сказать, но слова от нервного стресса, словно высыпались из головы на лестничный марш.

– Дать бы тебе в рыло… Ты подумал урод, как я буду в глаза твоей матери смотреть, если тебя подстрелят, —закричал он. —А ну давай, дергай отсюда, я прикрою! Больной что ли- бляха медная…!

«Химик» ухмыльнулся. Закинув за спину мешок с бутылками, он бросился бежать через двор. Он петлял, словно заяц. Русаков бежал обратно – к «хрущевке», туда, где разместилась группа. Расстояние до неё было не больше семидесяти метров, но это были те метры, которые могли быть последними.

– «Хорошо живет на свете Вини —Пух. У него жена и дети —он лопух», —вновь проговаривал Русаков вслух, куплет за куплетом.

В голове щелкал незримый секундомер. Он хорошо знал, что под огнем противника на счет три надо падать.

Среднестатистический стрелок, если он не спортсмен по стрельбе, затрачивает на выстрел не более трех секунд. Поднял автомат на линию глаз – раз. Поймал цель в прицел – два… Нажал на спуск – три.

Русаков упал. В тот миг пуля с воем проскочили над его головой, и после до него донесся звук выстрела. Он вновь вскочил, и сделав два три шага, опять упал. Откатился в сторону – вновь вскочил. Прикрываясь детской площадкой, побежал к жилому дому. Там было безопасно. Вновь пули с жужжанием проносились мимо. Спасибо пехоте – прикрывают огнем из «Корта». Остаются считанные метры. Вновь кто—то стреляет уже на первом этаже соседнего дома. Смотреть мешает пот, он застилает глаза. Стреляют из подвального окна.

«Бармалеи» увлеклись охотой.

«Ташкенту» хватило всего полсекунды, и бородатые попали в его прицел. Ему хватило с лихвой этого времени. Словно на стрельбище, он приложился к прикладу автомата, и плавно нажал на спуск. Граната ВОГ вырвалась из «подствольнника», и понеслась в сторону цели. Все, что успел заметить «Ташкент», это было черное облако, разорванное в клочья раскаленными осколками. «Ташкент» вскочил в подъезд, следом за «Химиком», глубоко дыша после такого рывка:

– Ты… ты… бля… гавнюк —совсем охренел! Я из—за тебя чуть седых волос не нажил, -заорал он схватив Русакова за отворот бронежилета.

– Да ладно тебе! Тоже мне Арина Родионовна нашлась – радуйся старик… «Шампусик» цел —новый год! А какой новый год без «шампусика», —сказал Русаков, и обнял «Ташкента».

– Дурак, – ответил Виталий. Он, обиженно толкнув друга, и плюхнулся на диван, который откуда-то притащила пехота.

– Ладно – ладно – проехали…

И Русаков присел рядом поставив под ноги мешок.

– На вот держи свою железяку, – сказал он, вернув ствол.

– О, и ты ради этого бегал. Оно тебе надо было? Как представил, что тебя «бармалеи» могли зажмурить, я чуть не обосрался от страха… Русаков открыл бутылку, и подал её Демидову.

– Пей! А то в натуре обосрешься…

– А—то! В натуре Саша, у лягушки пенис зеленого цвета! Как увидел, что рядом с тобой трассера летят, меня, словно пыльным мешком накрыло…

Виталик запрокинул бутылку и влил в себя шипучее вино. Передав бутылку Русакову, Виталий достал сигарету и блаженно закурил.

– А «шампунь» – то целый остался! НУРСы этаж в хлам разворотили, а шампунь целый – примета брат хорошая. Спасибо вертолетчикам! Если они по духам, так долбить будут, то мы домой не скоро вернемся!

Русаков вдруг засмеялся.

– Старик, ты, что ку—ку —тронулся, —спросил его «Ташкент».

– Да, что-то на ум пришло. Вот вспомнил, как мы с тобой познакомились! И было это тоже за три дня до нового года – ты хоть помнишь? Был школьный вечер – играла музыка, девчонки с пацанами танцевали! А мы с тобой, притащили немок на школьную дискотеку…

– А, ты про это, – сказал Виталик, прикладываясь к бутылке. —Да, были времена, а теперь мгновения, раньше поднимался член, а теперь давление, —сказал Виталий народную «мудрость». -Такое брат, хрен когда забудешь! У меня после того свидания «помидоры» опухли – мама моя дорогая. Я думал, что у меня яйца лопнут. Мы Эрикой после вечеринки на чердак слиняли, зажиматься на ящиках. Хотел я ей тогда «впиндюрить»… Побоялся… Первый раз такое было. Страшно… А вдруг заявит, и тогда – прощай Германия, прощай Родина! Здравствуй папа Магадан!

– Не ты первый, не ты последний… У меня ведь тоже все было впервые, – сказал спокойно «Химик». —Теперь вот – как вспомню, так мне ржать хочется…

– А ты почему не сказал, что Керстин в Россию учится по обмену приехала, – спросил Виталий.

– Ну да… По обмену! В пединститут. Она сейчас в Твери учится…

– После командировки найдешь…

– Тихо ты, – ответил Русаков… ЧК —не дремлет! Будет возможность найду… Я на сына хочу глянуть. Может у неё фото есть…

– Встретишься, расскажешь, что к чему, – сказал «Ташкент». —Я тоже хочу в Германию… Сосиски, пиво, грог горячий…

– К черту! Нет брат, больше той Германии… И ГСВГ нет! Всё эти твари Горбачев, да Ельцин похерили! Есть у нас брат, одна большая жопа, и зовут её Россия… А её надо защищать от супостата…

– А мне, сердце вещует, мы еще вернемся, – сказал «Ташкент», глубоко вздыхая. – Вернемся…