Дневники Чарльза Одиннела. Сериал

Поэтому я просто завалился спать прямо на полу техники.

Сны были жуткие. Чем то напоминало предыдущий вечер, хотя стало немного жестче. Пару раз я просыпался от посторонних звуков в кабине. Она была и так довольно тесновата, но вот после толчков стало и вовсе шумно. Наверное, нарушилась шумоизоляция. Подумав об этом, я сразу засыпал дальше спокойно.

Под рассвет почувствовалось отчетливый запах дыма. Но что горело, было толком неизвестно. Что то странное, специфическое, что ли. Словно горели болота. Это было редкое зрелище, но не во всех широтах. Иногда они горели таким странным цветом, что понимал – идет распад газа, который со свистом прорывается наружу. Иногда они горели синим, иногда желтым и почти никогда – иссиня белым, как любили утверждать те, кто якобы видел призраков. Но вот запах был всегда. Я долго путешествовал по болотистым местностям, когда пытался понять их основные особенности. И это в основном специфический запах светящегося газа, который выходил наружу из длинных скважин, которые появляются то здесь то там и мешают жить непосвященным путникам, которые и знать то не знают, что там назревает впереди. Запах слабый. Но довольно специфический.

Ты не знаешь, что такое запах болот. Он приятен. Как хорошая сигара. Но долго курить ее не получится. Потому что просто заболит голова. И это касается всех болот, что новых, что древних, что осушенных, что превратившихся в пласт каменного угля. Там особый запах. Это запах зелени, свежего чернозема и немного весьма специфичного дыма. И иногда к нему добавляется запах горелой нефти и торфа, которые сперва даже успокаивают, и чем то приятны, но спустя пару часов… хочется бежать и искать место посвежее.

И кто там курит сигару уже который час. И так на всю планету, если судить по ощущениям.

С чувством некоторого подозрения я встал с пола, на котором спал и направился к выходу. Да, там пахло тем еще дымком. И черт де знает, откуда он разносился.

Пошвыряв остатки несобранной аппаратуры в машину, я стал звать этих двух бедняг, что вчера отправились неизвестно куда и непонятно насколько долго. Ответа я не получил. Решив подозвать их несколько позже, я все таки пустил механизмы в режим прогрева и подготовки к марафону. Надо было удирать отсюда как можно поскорее. И живы ли они…. Это пока оставалось загадкой. Но напряжение в воздухе нарастало до такой степени, что они могли просто поддаться чувству паники и забиться в какой ни будь угол, пережидать все это бедствие, что было вчера и сегодня.

Вездеход стал резонировать все быстрее и быстрее, пока сама резонация не слилась в единый монотонный гул, никак не ощущаемый ни рукой, ни телом. Это и был рабочий режим, свойственный для всех отрегулированных механизмов. И это было несколько странно после того, что творилось вчера. Я ожидал, что дестабилизация систем будет намного жестче. А потому я взял фонарик и стал внимательно осматривать все системы, что поддавались вообще осмотру.

Выставив все приборы на режим минимальной работы я стал осматривать местность. Несколько трещин, согнутые деревья и несколько перекосившихся ручейков там, где их вчера и в помине не было. И две те самые тени, которые я уже давно ждал.

Подобрав эти два самых обезумевших от ужаса тельца я залез на свое кресло пилота и стал пробираться сквозь заросли и поваленные деревья. Увеличив клиренс, я добился лишь того, что стал задевать за деревья еще больше. И в чем причина?..

Зверьки стали что то делать несуразное за мой спиной. Что именно, я так и не мог понять, но мешали дико. Несколько раз прикрикнув на них, я добился лишь гробового молчания и еще более усиленного шуршания с обоих сторон.

Надо было что то делать с этими странными соседями. Быть может, я не духе, но все таки это уже раздражает куда сильнее, чем были бы это просто люди, либо обычные животные. Либо люди, либо животные. Но не все вместе взятое.

– Вы напуганы? – спросил я их впервые за период весьма долгого молчания.

– Да нет, не очень. – раздалось где то с пола вяло утомленным голоском. В таком напряженном ритме управления машиной было сложно разобрать, кто то был, то ли мышь, у которой до сих пор не было имени (или которое я, как ни странно, все таки забыл узнать), то ли то странное существо, которое родилось примерно поколение звезд назад по ее словам.

Скорость увеличивалась неравномерно. Мы неслись к горам. Несколько дальше, чем самое далеко место, которое я видел отсюда, но ближе, чем летали мои исследовательские зонды. И строго по карте, которая у меня все таки нарисовалась к этому времени. Это было просто с одной стороны…. С другой. Карта не предполагала такого количества поваленных деревьев, которые образовались вчера ночью. Вообще то было странно увидеть шторм сразу после еще одного землетрясения, но с другой стороны…. Почему бы и нет. На каждом континенте бывают свои привычки и повадки. Или я сошел сам с ума и стал оправдывать неоправданное поведение окружающей среды? Кто его знает….

Пару раз налетев на корягу, я остановился, чтобы осмотреть корпус и движитель. Колеса…. Они бывают только у велосипеда. Нормальная техника для бездорожья должна либо обладать совершенной и изумительной подвеской, либо не обладать ею вообще. Как, впрочем, и колесами. Но иногда они бывают весьма кстати.

Несколько разочаровавшись в том, что меня ожидало снизу, я стал простукивать гаечным ключом все то, что мне внушало подозрение. Вроде было все тихо, но это еще больше обескураживало. Техника вела себя как то иначе. И предположений было масса. И одно из них пока нельзя было проверить, только косвенным путем. Например, мысль о том, что кой какие приборы стабилизации были повреждены землетрясением и бурей казались бы правдоподобными в других условиях, но вот в этих… казалось, что уж лучше буря магнитная.

И, скорее всего, именно она вчера и была. Магнитные стрелки были повреждены довольно слабо, но так как основная доля информации о предстоящем пути машина получала не от меня, а от приборов слежения, то было немудрено, что именно из за них она и начала себя вести странно.

Поотключав некоторые приборы, я снова сел за штурвал. В голове почувствовалось некоторое напряжение. Это и есть взять контроль над машиной полностью на себя. В некоторых видах техники это полностью запрещено и довольно таки зря. И вот почему: автоматика ВСЕГДА отключается в самый ненужный момент, начинает ловить ошибки не вождения, а самого управляющего компьютера. Ни за что бы не сел в машину, которой управляет компьютер. Автоматика удерживания курса в безлюдном месте, и вообще в космосе и океане – это абсолютно другая вещь. Там нет смысла держаться за рычаг и управлять абсолютной монотонностью передвижения. Но изменения курса… их надо делать самому, а не доверять придурку в коробке, который именуется компьютером.

И стабилизацию управления я отключил именно потому, что требовал более точное управление, чем могла выдать автоматика. Наверно, проектировщики просто не знали, что я поеду сквозь вздыбившуюся почву и поваленные деревья. Грязи было также весьма много. Слишком много по любым стандартам. И ручейки странной красновато маслянистой глины уже стали привлекать куда большее внимание, чем хотелось бы человеку, который спасается бегством подальше от любых равнин, лесов и подножий гор, которые он только видел.

И менять на ходу клиренс было бы несколько опасно неопытным неоперившимся пилотам, которые и создавали этот вездеход, но в умелых руках это означало бы лишь более агрессивный перерасход топлива и накал движущих элементов.

Теперь он в управлении похож не то на подводную лодку, не то на самолет. Просто добавилась регулировка высоты.

И скорость увеличилась многократно. Стало даже несколько веселее. Копошения сзади прекратились и заинтересованные глаза стали выглядывать у меня из под рук, любуясь скоростью меняющихся видов. Хоть шатать стало меньше и содроганий и натыкания на все столбы и камни мира перестали беспокоить. И то хорошо. А насколько хватит запаса прочности двигателя я е совсем был уверен. Поэтому пришлось также смотреть на датчик, который я до этого мало как использовал. Это был датчик температуры силовой установки. И кому он тут был нужен? Разве что на малых скоростях…

Но сейчас он был нужен, как никогда прежде. И не надо меня упрекать в том, что я плелся, как черепаха. Перегрузка скорее сказка, нежели вымысел. Но эти странные приборы…. Зеленая шкала. А за ней сразу красная. Интересно, что они имели в виду, и почему нету ни оранжевой, ни желтой?

Из любопытства я увеличил агрессивность управления и стал смотреть параллельно за приборами контроля. Те плавно поползли вверх. Тогда я еще увеличил скорость. И те словно взорвались. Особенно тот самый, значения которого я до сих пор не разобрал. Наверное, уровень радиации в кузове. Уж слишком сильно свечение его стрелки напоминало то самое свечение, которое я видел при перезаправке топлива. Теплое. Яркое и синее. И либо это зафонил сам прибор, либо он действительно был рассчитан на глобальное привлечение внимания. И так оно и было.

Плавно притормозив, я стал наблюдать на внезапно заинтересовавший меня прибор. У песчанки я спрашивать не стал, оно и так было видно, что она ни черта не разбирается в человеческих технологиях. Что с силу весьма юного возраста, что в силу обстоятельств. У флиса спрашивать тоже нет смысла, он все равно никогда не управлял такими устройствами, как вездеход.

Поцокав языком, я стал внимательно всматриваться в шкалу прибора, который методично отклоняло то в одну сторону, то в другую.

«Нелепо», – подумал я. «Вот тут вроде все понятно, но что это такое?» и я остановил свой взгляд на странно преобразившейся приборной панели. Что то было действительно незнакомым, да и вряд ли нужным ранее. Что то щелкало, что то уже вовсю шипело, но синий индикатор и шкала плавно темнели, и периодически так же плавно вспыхивали темно красным светом.

«Перекалил двигатель», – вяло подумал я, и полностью заглушив все системы, кроме системы охлаждения, стал выбираться из кабины.

Вот здесь местность была намного приятней. Во в первых, никакой грязи и никаких лишних ручьев. Несколько разновидностей листвы под ногами, много – много папоротников в человеческий рост и никаких излишеств. Только породы была странная. Синеватая глина как всегда… это, как я помню, признак либо вулканической активности, либо горячих источников, что все равно подразумевает близость магмы. Местами были разбросаны белые хлопья пепла. Возможно, их снесло сюда ветром из трясины, которая пылала этой ночью. Этот запах я бы все равно бы ни с чем не спутал.

А вездеход уже давно пах снаружи каленым железом. Жаль, что нельзя так агрессивно ездить на нем, это было бы просто удобно для любого осознанного и умелого водителя, но насколько было бы удобней пользоваться чем то более высоколетательным. Например, автожиром. Он и медленный и летает хорошо и есть модели, которые не носят таких длинных лопастей, как у прочих вертолетов. Это крайне важно, если садишься лишь на одни опушки.

И пока я так думал, один и боков машины стал плавно менять свой цвет на переливчасто синий. Это было странно… Понаблюдав еще немного, я пришел к выводу, что ничего страшного тут нету, и что можно будет вскоре продолжать свой путь.

Но ждать было лень. Либо наплевать на все и просто ехать дальше, либо искать, где разбить лагерь, что тоже вполне возможно. Но среди этих залежей валежника было как то сложно сориентироваться. Поэтому, подождав еще несколько минут, я стал снова поднимать скорость, но уже поглядывая на этот странный синевато багровый циферблат. И при первом же признаке увеличения яркости я плавно сбавлял скорость. А при затухании снова ее наращивал.

Надо было к вечеру найти более менее безопасное место. Было также немного жалко удаляться от того места, где было так много ценных минералов, которые бы полностью оплатили стоимость ремонта каботажного судна, на котором я приплыл, но с другой стороны…. Может, там еще больше интересного?

Записи. Везде одни записывающие устройства, полные необработанной толком информации. И такая тряска, которая напрочь убивает не только дисковые накопители, но и те, которые даже атомным взрывом нельзя было бы сломить. Все свалено в кучу. И все под этим странным прибором с циферблатом, который светится синим цветом.

И как только эти мысли меня посетили, я стал незамедлительно гасить скорость. Полностью остановившись, я ринулся проверять целостность добытых данных. Ну, если не считать парочки переплавившихся проводов, изоляция которых напоминала оплавившийся парафин, то все было в полном порядке. На экранах была какая то странная рябь, что свидетельствовало о довольно таки высоком радиоактивном уровне, но вроде там все таки не было ничего смертельного, ни для тебя, ни для твоих последующих потомков, и что самое главное, для твоих приборов, в которых было все твое состояние и даже больше.

Запустив для пробы парочку из накопителей, я убедился, что она перегружена статическим полем, но информация пока сохранена. Мне пока адски везло, что уж там ни говори. Спасти данные было самым ценным для меня. Но дальше ехать нельзя. Иначе блески и точки появятся не только у аппаратуры, но и у меня в глазах.

Плюнув еще раз на все это перемещение и на этот проклятый реактор, который так и не оправдал возложенных на него обязанностей, я стал наблюдать за тем, как быстро меняется небо. Оно серело и приобретало багровый оттенок. Звезды плавно нарастали в своей яркости, что тоже было весьма неплохо. И все время меняющиеся созвездия. Как они вообще тут ориентировались, эти местные?…

Да, видимо, и никак вовсе. В чем то это даже было на руку.

Противно было то, что горы то постепенно удалялись. Самое ценное осталось в них. И в то же время мне пришла на ум одна мысль, которую я решил развить чуть – чуть позже.

А пока я бросил этот несчастный перегревающийся аппарат на краю леса и стал вычищать себе место под палатку. Заодно вынес все приборы. Животные к тому времени уже вовсю жаловались на отсутствие свежего воздуха и «ненужные» ощущения. Точнее они дописать не могли. Наверное, наглотались дыма от того самого болота, что так устойчиво окрашивало воздух в свой пряной аромат бесконечной сигары. Было понятно, что где то там вдали горит торфяник и все окрашивает в это странное полуприятное благовоние. Но было поздно, и надо было сматываться. И тут я остановился, как вкопанный.

Papavera Somnifera! Этот странный синевато – фиолетовый цветок я ни с чем не спутаю! Обыкновенные полусинтетические анальгетики ничего не имеют рядом с ним! И я стал собирать сумку для сборки препаратов. Это стоило собрать после того, как я перестал их видеть на Земле. Это редкий цветок надо было собрать для своей лаборатории и угодий. Будет расти на полянках.

И так я стал собирать ее, покуривая трубку, безо всяких отвлечений. Где то была созревшая, она пойдет на семена, несколько я вырвал с корнем, и стал садить у себя в вездеходе в пакетах. Остальные были незрелые и я собрал их головки, чтобы сделать себе настойку из их кашицы, что находилась внутри. Итак, я с Somnifera! Это было хорошее приобретение, наряду со всеми камушками и несколькими открытиями, которые я сделал на этой планете.

Например, я сделал открытие, что местный ученый, предполагавший, что я провалюсь, был прав почти по всем статьям. За исключением геомагнитного поля, тут было нечего собирать и нечем дышать. Одни миазмы, поля и леса. И совсем немного рек, в которых бы плескалась пригодная для питья вода. Странная вода. Вечно какая то со странными загрязнениями. И вызывала иллюзии и странные проявления разума, что у меня, что у местной фауны. Что касается флоры, то хоть она разумной не стала. Это уже радует.

Хотя горы… горы стали какие странные. Возможно, это стало из за обилия цветков на полянке. А, возможно, из за поляризованного света, который пронзил все ущелье. И я стал внимательно изучать все последствия сдвига почвы в этих местах. Кое где открылись жилы, в которых было полно драгоценных камней. Это было на руку моему проекту. Растения меня уже мало интересовали. Было ясно, что кое кто из землян уже побывал в дали на этой чудесной и незабываемо кроткой, но такой чужой и тесной планете. «Тут негде поселиться», мягко решил я, и стал собирать вещи для взлета. Пару алмазов успокоят вождя и дадут починить корабль, на котором я сюда приплыл. Закрытая повсюду планета меня немножко приводила в восторг и одновременно настораживала мое чутье следопыта.

Можно было ехать назад. Я запрыгнул на водительское сиденье вездехода и стал набирать код подвески, чтобы меня меньше встряхивало на перегибах почвы. Потом я заинтересовался у животных, как они там себя чувствуют. И поехал, что есть мочи. Капитан… Что же он там натворил, что ему отказали в ремонте судна?

Подпрыгивая на ухабах, я приехал туда за сто восемнадцать часов быстрого лета. Дорога была извилистой и только. И там меня встретили с цветами и провожающими. Видимо, им не терпело от меня избавится, хотя и встретить меня тоже были несколько рады. Что есть странно, как ни говори.

Капитан тоже был рад меня увидеть и сказал, что шаттл давно уже меня заждался. Я немного удивился, ведь он несколько месяцев меня не видел, и, в том числе, и мой корабль.

– С Богом, – только и сказали мне посетители нашего судна. Срок моего фрахта как раз истекал, так что я вполне называл его своим. Почти владелец. Но это ненадолго. Я направляюсь домой.

Финал

Конгресс Экологов

– Итак, господа, – послышалось с трибуны. – мы опять умудрились загадить нашу планету!

И торжественный рев послышался отовсюду.

Сейчас я пробовал на себя роль эколога. Это древняя профессия, почти такая же древняя, как проституция и шаманизм, но легальная, почти без бубнов и с куда большим засильем коротких обтягивающих юбок. Это привлекало внимание и заставляло думать, куда бы девать глаза от всех этих девушек, которые с полоборота становились мастерами науки. Они легко поддаются обучению, чего уж там.

Я сказал почти без бубнов? Ну, это явно не касалось оратора, урожденного аборигена Новой Австралии. Новая Австралия образовалась после затопления Старой Австралии, но да не будем о грустном. Бедные кролики. Они были единственными выжившими животными после великого коллапса овец и кенгуру.

И это тоже было дело рук наших Вселенских Экологов.

Вообще эколог – профессия классная. Космическая. Ах да, наш выступающий – шаман из древнего рода Нью Австралийцев вышел на сцену под торжественный грохот бубнов и там-тамов. Он был похож на классического Австралийца, такой же ярко выраженный череп и то же стремление убивать кенгуру на завтрак. Но кенгуру вымерли и потому его предкам пришлось в свое время переучиваться охотится на кроликов. Но так как убивать кроликов последние две тысячи лет стало жутко популярно, то наш оратор решил заодно назваться экологом. И продолжать убивать кроликов, но уже с чистой совестью. Он и в самом деле спасал планету, но это халяльное мясо… он очень любил бутерброды с мясом.

То есть, как вы видите, экологи – это чистая профессия, почти такая же чистая и непорочная, как дворник, но без метлы и с мощными компьютерами. Но рано или поздно ты возьмешься за метлу, аэростат и компьютер.

Я с наслаждением слушал докладчиков. Вообще, стремление слушать конгрессы и концерты у меня зародилось еще в глубоком детстве. Правда тогда было сложно высидеть при жаре.

Когда я вырос, я стал ходить на такие конгрессы только с нательным кондиционером. В первых, это было стильно и выглядело почти так же круто, как профессиональные авиационные очки. Во вторых, это было так же удобно, как галстук – шарф. И в третьих, согласно новым правилом проведения конгрессов это было просто в духе времени.

Ну хватит обо мне, вернемся к докладчику. Он делал потрясающие пассы руками, а иногда и ногами, буквально вытанцовывая в ритм своим мыслям. Но не смотря на всю его внешнюю серьезность, он был буквально пронизан чистой энергией мысли. И он сделал потрясающее предположение!

– Надо взорвать холодную атомную бомбу, – кричал он. Тысяч на пятьсот градусов не больше. И тогда мы не только накормим отборной крольчатиной всех зверей (животный корм), но и решим проблему глобального потепления. Тем более, у меня недавно сломался нательный кондиционер. Так что для меня эта проблема как никогда актуальна.

Тут на сцену понеслось сразу несколько корреспондентов. Все они несли на руках перед собой новенькие нательные кондиционеры. Свои.

– Уважаемые корреспонденты, – начал наш докладчик, – я принципиально не беру подарков во время… оу, Тракал! Спасибо огромное! Дамы и господа! – Обратился он, моментально примерив нательный кондиционер на себя. – Мне только что подарили Тракал! Эту потрясающую компанию полупрофессионалов знают только здесь! Надо признать¸ что это лучшая компания полупрофессионалов, которые профессионально профессионалят за дополнительную плату, которую взимают со всех своих пользователей через уйму прекрасных услуг, которые стоят и так недешево. … Спасибо!

Он учтиво поклонился довольному корреспонденту. Еще бы – за такую прекрасную рекламу ему отлично заплатят в редакции! И диктор доволен! Точнее диктатор. Ну этот, как его… короче, наш дорогой докладчик и комментатор!

Теперь докладчик стоял в новом сверкающем нательном кондиционере, стилизованном под древне-русское жабо. Или древне – французское. Ну знаете, эту, из истории Древней Земли. Кто еще в школе проходил историю моды, те знают. Меня больше интересовала женская мода, особенно купальники конца тридцатых годов двадцать первого века от рождества Христова. Хотя зря, как я понял. Нательные кондиционеры в те годы определенно были круче! И Тракал. Древняя фирма, которая стала продавать механизированные кроссовки, галстуки-бабочки и нательные кондиционеры. Их больше никто не любит. Все всем надоело. И потихоньку перешли на старые вязанные зонтики, к чаю взяли старые добрые плюшки, и просмотр новостей по вечерам. Это мудро, но скучно.

– …. Как я уже говорил, – сказал наш докладчик, горделиво поправляя своей красной рукой новенький нательный кондиционер. – Я не беру подарки во время выступлений. Только покупаю за дополнительную рекламу. Могу я теперь с чистой совестью попросить у аудитории бутерброд? …. Вот, – произнес он, с довольным видом уплетая новенький бутербродик. – Я рекламирую его так: это прекрасная крольчатина сделана по последнему писку моды. С кракозябрами и аркебузаторами. А еще самую толику хинина, чисто так, для вкуса. Если у кого есть десять кредиток, я ему не только дам укусить мой бутерброд, но и познакомлю с тем, кто его сделал!

С трибун послышался одобрительный рев. Нам, экологам от души, такое по определению нравилось! Новые НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА.

Тут к докладчику снова подошел корреспондент от нашей газеты, вручил ему новенький кракебузатор и попросил его сфотографироваться для нашей колонки о старомодных кракебузаторах, с оттенком лилового и желтого вкусов. Синева. Я почувствовал синеву и посмотрел на небо. Оно становилось фиолетового оттенка. Надвигалась буря.

Кракебузатор был новенький, только с механической фабрики, с прожилками благородной плесени. Дорогая вкусняшка.

Докладчик вежливо откусил кусочек и вернул механизм-блюдо корреспонденту. Вспышки фотоаппаратов не смолкали.

– Итак, – продолжил докладчик. – вы увидели рекламу на тему этого да сего. Спонсор нашего сегодняшнего доклада – «Счастливая шиншилла» Счастливая шиншилла – самая красивая и толстая белка на свете! А посмотрите, как они летают!

Тут на сцену выкатилась огромная клетка, в которой находились летающие шиншиллы. На самом деле это просто были обычные стероидные шиншиллы, огромные отважные зверюшки с ласковым норовом быка, размножающиеся словно кролики, а потому их прочили на замену кроликам после Великого Конгресса Экологов. Ну, он у нас запланирован на следующий год, а пока у нас обычный конгресс экологов. Бывшие космонавты собрались покушать. Вот наш секрет. Я ж говорил – у нас своя тайна;)

– Оу, Чарльз, привет! – Мне издали помахали рукой. Две юных девушки помахали мне издали рукой. Я помахал им вслед.

Мне было о чем подумать. Например, как в родовом имении завести несколько летающих шиншилл.

Но эти девицы явно решили со мной поболтать. Агнес и Долорес. Так их, кажется, звали. Я точно не помню. С этим нововведением выбирать себе дополнительные имена…. Чего только не придумают.

Я откусил кусочек кракебузатора. Это как печенье, только механическое. Оно пытается удрать, пока ты его ешь и сопротивляется, пока ты его жуешь. Когда то давно кракебузаторы были выведены при скрещивании генов птеродактиля и аркебузатора. Технологии. Генотип, тупо развлекаются с печеньем, чтобы оправдать то ненавистное мне, что осталось в этом мире. А ненавижу я печенье, которое со мной разговаривает и убеждает меня в том, что я глуп, если разговариваю с ним.

Ну, чтобы там не говорили люди, есть и извращенцы, которые не едят кракебузаторы, а дружат с ними и содержат в качестве слуг. Таких я никогда не понимал. Ну как можно дружить с печеньем?! Кракебузатор же все равно ничего не чувствует и не соображает. Но рано или поздно ты начнешь думать о еде во время еды. Разговаривать с ними. Ты галлюцинируешь, скажет тебе твой бутерброд и улыбнется «Я такой вкусный…».

А еще в интернете есть сообщества кракебузаторов. Это те, которых угораздило остаться в живых после покупки. Так вот, эти твари мало того, что непрерывно тюнингуют друг дружку, так и против того, чтобы их ели! Для них смысл стать самым сложным изделием природы. Точнее пекарей, но кто стал чьим развлечением еще ясно.

Так я думал, дожевывая своего неуместно счастливого кракебузатора. Реклама во время выступления сделала свое дело. Я тоже поддался.

Но хватит о еде. Ведь это вредно, есть много еды, разговаривать о ней и составлять истории о том, какой едой закусывать какую еду. Это глупо. Это просто символ.

Хотя совсем недавно появилось новое блюдо! Тоже живое, но вместо механического разума (как у галлюциногенных грибов) в него записаны воспоминания людей. Ешь его, и вспоминаешь то, что произошло с другими.

Хотите верьте, хотите нет, а многие из наших блюд имели особенность комментировать нас во время своих посиделок. Самое хитрые блюда притворялись сытными, и устраивали групповое отомщение, посредством того, что заставляли невинную девушку съедать себя в большем числе, чем планировалось. Тогда она толстела и долго не могла отойти от того, что какая то наглая разумная килька заставила ее съесть кусок вон того глупого торта. Толстый и глупый торт! Ты всех нас самих хочешь сделать толще!

Только свадебные торты хранили целомудрие, и после каждого укуса невесты транслировали «Горько!» всем присутствующим. Тогда невеста либо до самого конца ужина почти оставалась без сладкого, либо почти все время целовалась с новоиспеченным мужем.

Но новые мыслезаписи!.. Это было нечто! Их можно было есть горстями и запивать водой с лунного Моря Ясности. Вино из мира Моря Бурь было тоже неплохим, но доставалось слишком дорогой ценой. А потому было непопулярно среди разумного творения человека, которое сомневалось в адекватности своего творца.

Я думаю, что оно в свое время почти полностью заменят обычное вино, настолько удачным оказалось смешение воспоминаний первой любви и горьковато-сладкого вина. Потом один открыл вино со вкусом затяжной депрессии и сделался знаменитым, прописывая всем желающим попробовать новые ощущения в кратчайшие сроки. Бывали и такие, которые пристрастились к «депрессивному» вину.

Довольно удачным был мой опыт, когда я впервые попробовал вытяжку из растений типа «женьшень сибирский».

И неудачным, когда я впервые завис в интернете, земного типа. Ну уж очень дорого мне обошлась такая прихоть. В итоге меня исключили почти из всех интернет – сообществ, и даже из одного такого, в котором я сам был создателем. Ощущения были такие, что я сам создал новый сорт «депрессивного» вина. Было мило.

Раздался холодный удар. Ну, это он так назывался холодным, на самом деле в эпицентре взрыва как правило было довольно горячо. Но это так, между нами.

Холодная ударная волна ознаменовала как конец обеденного перерыва, так и окончательное решение судейского комитета. Было решено устроить атомный взрыв на территории новой Австралии. Зачем? Я не знаю. Наверное, соскучились по ярким фейерверкам.

Из динамиков послышалось дружное блеянье овец. Диктор стал читать стихи Хряка Изящнейшего, классика новой земли, а музыка на дальнем фоне была ему сопровождением.

Итак, судейский комитет решил, что лучше будет взорвать атомную бомбу, нежели по одиночке вылавливать всех кроликов. Что с ними делать? На мой взгляд, только генная модификация могла исправить ошибки генных мастеров. Но лучше бы они занимались селективным вылавливанием кроликов… Избирательная радиогенная информация, перегружающая мозг.

Пока я пробирался к своему месту на трибуне, то несколько раз сталкивался с сестрами Арвере. Это была не то семья, не то нация, не разберешь. И в то же время они были не похожи ни на одно земное племя. Так, например, у них были глаза с радужными переливами и холодновато-голубой отлив мраморной кожи.

– Оу, привет, Чарли! – отозвалась одна из сестричек.

Я прищурил глаза, чтобы рассмотреть эту сестричку поближе. Наверное, это была Рарджерика. Рарджерика, так. Я не раз пытался вспомнить ее имя, и то и дело поглядывал в записную книжку, когда мы… встречались.

О да, я встречался с одной из сестер Арвере!.. Но это было так давно, что едва ли не забыл ее имя. Рарджерика. Она была одной из самых ярких представительниц своего вида. Исиня-черные волосы оттенялись такими же черными ресницами а ее глаза…. Они были попросту огромными и такими красивыми, как и ее фигура. А еще она была чокнутая на всю голову. Это привлекало в ней больше всего.

– О, привет милая, – только и отважился выдохнуть я.

Приблизившись ко мне, она неожиданно обняла меня, и засмеялась.

– Ты совсем забыл меня?

– Старался, – честно признался я. Все ж надо было говорить правду. Иначе она точно меня на себе женит.

В итоге я получил удар в солнечное сплетение.

Когда я пришел в себя, то увидел ее насмешливую улыбку. Вообще то она была довольно молчалива, но на конгрессах ее основательно пробивало.

– Так, давай начистоту, Чарльз! Что это такое?! – она ткнула мне под нос початую бутылку виски. Ну как сказать, виски. На ней красовалась надпись «Земляные поля востока при западе. Винокурня семьи Одинелл»