Череп Чёрного Колдуна

© Александр Бергельсон, 2021

ISBN 978-5-0053-1921-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– — – — – — – — – — – — – —

Вор не тот, кто взял необходимое себе, а тот, кто держит, не отдавая другим, не нужное себе, но необходимое другим.

Лев Николаевич Толстой

– — – — – — – — – — – — – —

– — – — – — – — – — – — – —

Единственный наш долг перед историей – это постоянно ее переписывать.

Оскар Уайльд

– — – — – — – — – — – — – —

Глава 1

Запасной Череп Чёрного Колдуна Навислава

– — – — – — – — – — – — – —

Есть у славян удивительное заблуждение: во время пиров и возлияний они всегда пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом, не скажу благословения, но скорее заклинания от имени богов, а именно, доброго бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются. Поэтому злого бога они на своем языке называют дьяволом, или Чернобогом, то есть, черным богом.

Гельмольд из Босау. «Славянские хроники» I—52

– — – — – — – — – — – — – —

Говорят, Чёрный Колдун забрёл в наши края, спасаясь от остальных таких же Колдунов Чёрных.

У них там меж собой постоянно разборки идут: кто главнее, кто сильнее, кто чернее, а, главное, кто злобнее всех по образу мыслей и вредоноснее к Миру на практике.

Звали Чёрного Колдуна Навислав.

Если по имени судить, то имя самое что ни на есть соответственное занятью.

Навь Страна Мёртвых, она враждебна стране живых – Яви.

Считается, что Навь – Мир Потусторонний, нематериальный, Мир мертвецов, но иногда Навью называют не только Загробный Мир, но и Темную Силу вообще, сиречь, – всё то, что служит Чернобогу.

Обладатель имени «Навислав» через него автоматически получает Власть над этим самым Миром Нави.

Сильное имя.

Да и сам Колдун, доложу я вам, опять же, по слухам, был весь имени своему под стать: сильный да злобный, среди соратников Преподобный.

Тут надобно кое-что прояснить.

Многие, конечно, считают, что Преподобными называть следует лишь особых святых Веры Христианской, угодивших Богу монашеским подвигом.

Тех, кто молитвой, постом да трудами на ниве Служения Божьего стремился быть подобным Господу Иисусу Христу, преуспев зело в уподоблении этом.

Так-то оно так, да вот с одной оговоркой: у Чёрного Служения свои усердные в избытке, и в уподоблении Владыке Чёрному многие из них достигают высших степеней не реже, чем Светлым Богам службу несущие денно и нощно.

Рассказывают также, что Навислав поднялся в Подобии Чернобогу всех выше ещё в века, предшествовавшие тем, которые нынче называют «давным-давно прошлые», и был среди прочих Чёрных Колдунов в большом авторитете, пока не появился, как оно всегда и бывает, соперник: младой Чёрный Колдун Вредий Темник.

Поговаривали, что Вредий этот вроде как самому Чернобогу сын, поскоку мамаша Вредиева, Ведьма Блудослава, сумев Чернобога на ложе заманить, принесла от него в положенный срок сына, коему (по слухам, опять же) предстояло занять место Царя Колдунов Чёрных на всей Земле через трижды тридцать три года от рождения.

Навислав все эти подробности Вредиева появления, плюс расклады развития времён грядущих вычислил заранее, после чего, не мудрствуя лукаво, решил выбрать к дальнейшему проживанию такое место, где конкурентов—супротивников ему нет, и не предвидится в пару тысяч ближайших лет.

Правильно, кстати говоря, решил: зачем против Чернобога вставать?

Простору для Дел Колдовских и в других землях полным-полно, а своя шкура дороже любой на свете власти, какой бы великой именно тут и именно сейчас власть эта ни была.

Поселился Навислав в лесу тёмном, среди самой чащобы, куда ни одной тропы нет; а те, которые были, Навислав заговорил намертво, сотворив заклинание «Путаного Узла».

Для сотворения заклинания этого необходимо две иглы: большая и маленькая.

В маленькую иглу вдевается нитка, сплетённая из савана покойника.

Причём, покойник должен быть непременно – загубленный стервой-женой не старый ещё мужик, который от невозможности со стервою этой далее сосуществовать в земной юдоли, наложил бы на себя руки через пьянку лютую, непробудную, запойную, длиною семьдесят семь дней и семьдесят семь ночей, вплоть до полного кирдыка.

Продетая в большую иглу маленькая, ниткой заплетается на шестьсот шестьдесят шесть узлов справа налево.

Да так, чтобы в результате все узлы вместе сплели вокруг большой иглы узор, по виду – копия сердца.

Слова при этом Навислав говорил такие:

– Плетись, плетись, извивайся, крутись, крива тропа, без оглядки, сама вкруг себя в непонятки! Не будет отныне никакого Пути куда-либо дойти! А кто пойдёт, тот пропадёт, никуда ему не деться: схватит Смерть за сердце, и с муками долгими убьёт иголками!..

Ну, и не стало Пути, одни чащи непроходящи да непролазны низины, сплошь болота-трясины.

Зато Избу поставил – ох, непростую!

Такую Избу, что и описать невозможно.

Например, заставив деревья самих себя из земли выкорчевать, кору, ветви, сучья скинуть, обтесаться, обстругаться, брёвнами в стены сложась, полы досками выстлав, из самих себя рамы-потолки сварганить, и крышей всё это завершить.

Или, вот ещё: призвал, понимаете, песок речной самостоятельно по личному его, песка, решению, в костре на огне обжечься, да не просто так, а с последующим доведением себя до тончайшей прозрачности стекла оконного.

Хорошо вышло.

Красиво, добротно и основательно.

С питанием тоже решил соразмерным образом.

Звери шли по заклинанию к Избе Навиславовой, шкуры на ходу с себя снимая, а уж к крыльцу подойдя, потрошились, на части тушки своей резались, в погреб на холодок ложились, и ждали с нетерпением мгновения, когда из них яства для Навислава изготовятся самым волшебным образом.

Грибы шли строем в колонну по три, с песней лихой:

– Эх, туды-растуды,

Наши ратные труды!

С песней громкою грибы

Маршируем до Избы!

Эх, кубыть-раскубыть,

Маринованными быть,

Мы, судьбой довольные,

Станем малосольные!

Лучше нету нам подарка,

Чем на сковородке жарка,

Или, на худой конец,

В котелке грибной супец!..

Огорода, правда, не разбивал.

Зачем?

Огурцы-помидоры, морква с редискою и лучок-чесночок с прочей укропно-петрушечной братией лез по приказу Навислава из специально отведённого в погребушке земельного участка зимой и летом, сей момент, едва Навислав пальцами щёлкнуть успевал.

С одной только картошкой бывали трудности: своенравная больно!

Однако Навислав ей пару раз колорадского жука в наказание подпустил в свежую ботву, так что, смирилась, и стала послушнее монашки в строгом монастыре.

Словом, обжился, как хорошо бы каждому, но каждых – оно до фига, а настоящих, кому положено, чётко считанные единицы.

Честно сказать, жил-поживал Колдун Чёрный тихо, скромно, а, самое главное, никому особо и не вредил.

Книжки свои тёмные читал, знания тайные укреплял, повышал, как оно и положено Колдуну Чёрному, квалификацию и уровень личного Злобного потенциала.

Вот тут-то мы к главному как раз и подходим.

Была у Навислава-Колдуна, одна исключительно хитрая штука, какой больше никто никогда не имел.

Запасной Череп.

В самом прямом смысле, Запасной.

И не какая-нибудь там подделка, в виде копии Основного Черепа.

Нет.

Во всех смыслах равный первому, дабы удвоить возможности ума, памяти и всех прочих, голове соответственных, задач и возможностей.

Причины, уверяю вас, были.

Веские причины.

Серьёзные и требующие обязательного решения назревших в связи с ними проблем.

Пятьсот лет назад Навислав однажды нарвался на очень неприятного рыцаря Гуго фон Юндер-Дюндер-Хрюндера дер Цугер-Бродер-Хагенского.

Ростом Гуго этот был с башню, силу имел немерену, ну и отсёк Навиславу голову, просто так, исключительно каким-то своим идиотским рыцарским обетам следуя.

Причём, змий такой, отсёк, дал откатиться от тела обезглавленного, и прочь помчался, даже не плюнув на макушку Черепушкину, как это все остальные рыцари до него, согласно давно узаконенным Правилам Отсекания Головы у Колдуна, делали.

Одно слово: больной человек.

Новую голову нормальному Чёрному Колдуну отрастить – пара пустяков. Но, с другой стороны, посудите сами: это ж был на тот момент уже седьмой случай за тридцать семь лет!

Сколько, извините, можно?

Короче, надоели Навиславу эти головоотсекания хуже горькой редьки.

– Хватит. – Решил Навислав, и сотворил Запасной Череп.

Теперь, если что, отсекался не Основной, а этот, и ничего отращивать заново больше не приходилось.

Даже наоборот: первый же головоотрубатель, очередной дурак в железе, поплатился за отрубания свои самым жестоким образом.

По заклинанию сотворения, Запасной Череп, будучи отрубленным, из отрубателя всю силу в себя всасывал, а самого отрубателя делал вечным рабом без права амнистии и использовал исключительно в самых гнусных и грязных целях.

По-моему, очень даже справедливая участь для тех, кто совершенно не ценит чужих голов, будь это даже головы неправильно живущих (с их, отрубателей, точки зрения) на земле существ.

И вообще, как сказал об этом лет через триста ярый приверженец одной из самых популярных религий, человек по имени Матфей, приписав, правда, слова эти, им сказанные, Своему Богу:

– Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою будут мерить и вам.

Но вернёмся к Навиславу.

Запасной Череп Навислав изготовил в безлунную ночь осеннюю, перед самым переходом в зиму.

С точки зрения Чёрных Сил, времени для подобных дел нету.

Умирает всё то, что связано с теплом, уступая место холодам долгим, и, наконец-то, вступает в свои законные права Чернобог – Повелитель Смерти.

В полночь Навислав возжёг свечу коричневую, из какашек лютеранского, от церкви ихней отлучённого, грешника, слепленную напополам с воском пчёл-убийц, которые ещё по лету насмерть закусали десяток охочих до халявного лесного мёда жителей ближайшей деревни.

Свеча, толщиной в два пальца, была испещрена именами демонов ста разных преисподен всех известных на тот момент религий Мира.

Имена Навислав наносил специальной чёрной иглой, купленной у Чёрной Прядильщицы Неприятностей за два ведра менструальной крови девственниц.

Это было самое трудное: поди, собери её!

Но – для поставившего цель препятствия лишь укрепляют силу желания победить.

Кровь девственниц добывали Навиславу Домовые, которым Навислав за это отвалил груду амулетов для охраны вверенных им, Домовым, жилищ от хворей, напастей и лютых проклятий со стороны завистливых соседей.

Затем чёрным ритуальным ножом сделал Навислав на свече глубокий разрез в виде рта, а чуть выше проковырял два кругляша, глазам подобные, и возжёг свечу огнём, ысеченным из указательного пальца правой руки.

После чего Колдун вложил в прорезь бумажку, с начертанными на ней запретными словами «Zamu-Wegor!».

Что сии слова значат, знать никому не надо, но в магии чёрной они – сильнейшее средство для претворения в жизнь и замыслов, и начинаний.

Вот и сейчас: едва бумажка оказалась внутри, свеча коричневая начала менять форму, и едва лишь успел Навислав трижды повторить заклинание: «Череп мой! Будь отныне со мной! Будь, как мой, который при мне, да служи не хуже Всесильному, мне!», – свечой быть перестала вовсе, ибо приняла вид и суть Запасного Черепа Навислава.

Череп радостно скалился.

Теперь оставалось только поставить полученный Запасной Череп рядом с Основным, и ходить так, живя двумя головами, три дня и три ночи.

Что, собственно, Навислав, Колдун Чёрный, и проделал с большим удовольствием.

А вот потом – потом хранить Запасной Череп следовало от Основного в максимальном отдалении.

Желательно, вообще за тридевять земель, или не в нашей Галактике.

Потому что Запасной Череп, как правило, обычно и повседневно, очень Основного недолюбливает, и в случае близкого от него нахождения норовит всенепременнейше занять его, Основного Черепа, место.

Навислав выбрал для Запасного хранилище в практически недоступном пещерном лабиринте на необитаемом острове под названием Дурнославный Утёс.

Легенды утверждали: всяк, кто к Утёсу этому более чем на десять саженей приблизится, непременно об Утёс этот долбанут будет волной набегающей, и смерть примет лютую, потому как его, кровью из разбитой головы истекающего, медленно станут пожирать обитающие у подножия Дурнославного Утёса гигантские крабы Клешня Откусыватель и Хватан Обгладыватель.

По сведеньям, которые Навислав собрал в Книгах Судеб, никто к Дурнославному Утёсу ни совался последние сто двадцать два поколения людского обитания земель окрестных ни разу.

Выходило, надёжнее места не сыщешь…

– Вот и славно. – Вынес приговорчик Навислав, и Черепу его Запасному определилось самое надёжное хранение.

Впрочем, мало ли, что о ком рассказывают.

Здесь каждый сам для себя выбирает: чему верить, а чему нет.

Только сам.

Глава 2

С миру по человечку, атаману ватага

– — – — – — – — – — – — – —

В мире нет, наверное, другой такой страны, на огромном пространстве которой происходило бы столько войн, вражеских нашествий, смут, бунтов, внутренних неурядиц. И каждая возникавшая в России «нестабильность», опасная ситуация немедленно вызывали в людях желание как-нибудь подальше и понадежнее спрятать то, что могло быть отнято, сожжено или пропасть любым другим способом.

Владимир Викторович Бацалев. «Загадки древних времён»

– — – — – — – — – — – — – —

Чурляй оглядел собравшихся взглядом мрачным.

Мрачно было на душе атамана, оттого и взгляд был под стать душе.

Одно успокаивало: артель подобралась хороша.

Правильно выбрал Чурляй соратничков, план составляючи.

Хотя, без огрехов не обошлося и тут.

– А как мы… это… в смысле, попадём на Утёс-то? Ведь там злыдни огромные с клешнями в водах обретаются? – Ёжась, спросил Елька Конь.

Чурляй Ельку позвал, потому как была у Ельки профессия подходящая: вор, а к ней – дар особый: видел он в темноте, как днём светлым.

Но – трусоват был парнишка.

Трусоват.

С другой же стороны, трусостью управлять проще, нежели, скажем, удалью бесшабашной, от безголовости проистекающей.

Чурляю, как атаману ватаги собираемой, трусоватый Елька был куда сподручнее иного удальца-стервеца, на которого хрен отыщешь управу.

– А ты не дрейфь. – Хлопнул по плечу Ельку Чурляй. – На то я и главный, чтобы за всё в ответе быть. Мы водой не пойдём. Наша дорога будет совсем иная.

– Нет иной дороги. – Подал голос Нечай по прозвищу Голован.

Прозвище сие пристало к нему по причине большого ума и редкой сообразительности.

– Кабы она была, дорога другая, так, поди, до нас бы всё сработали. Нема дураков, бесценную драгоценность оставлять нетронутой, ежели известно, где она, драгоценность, схоронена, при, хоть бы малой, но возможности скрасть.

– Верно говоришь. – Чурляй одобрительно кивнул Головану. – Но только в отличие от всех прочих, до нас виды на Череп Колдуна имевших, у нас главное есть, чего ни у кого, отродясь, не бывало.

И добавил, сделав значительную и важную в данном месте разговора паузу.

– Карта, робяты! Подробная и по всем статьям точная.

– Откуда? – Голован вскинул брови. – Нет, слыхал я, конечно, что карта была. Но никто карты той не видел, и в летописях про ту карту ни словца, и ни в Новгороде, ни в Киеве, в главных хранилищах книжных, где собраны карты всех земель и всех краёв, я об ней упоминаний сыскать не смог. Ты, Чурляй, знаешь, сколько лет провёл я там во трудах особых, всё обсмотрел-излазил, и каждую подорожную грамотку, о ту пору, как князья в походы ратные сбиралися, на предмет точности пути проверял лично.

– Карта истинная.– Терпеливо объяснил Чурляй. – Мне её добыть удалось у Сыромяги.

– Это который у Волхва Сивиряти в услужении стоял? – Елька явно обрадовался. – Тогда, оно, конечно. Тогда – верить можно!

– Да-а-а. – Протянул задумчиво Голован. – Если от Сивиряти Волхва, дело другое. Сивирятя Волхв много чего хитрого знал.

Чурляй скосил глаза на сидящего молчком Лютобора.

Лютобор меланхолично водил оселком по и без того обоюдоострому клинку меча своего.

Казалось, ему и дела нет до разговора сотоварищей.

В делах ватаги Лютобору отведена была роль главного воителя, ибо в бою Лютобор стоил десятерых.

Таких, как он, мечников, на вес золота ценили в любом войске, и при найме платили в пять разов более, чем любому другому наёмнику.

– А ты что скажешь, Лютоборушка? – Чурляй знал: молчун-воитель просто так, без вопроса, слова не скажет. – Ты ж по молодости лет у Сивиряти Волхва воинскому делу учился…

– Было. – Лютобор отложил оселок. – Сивирятя из многих, младых да ранних любителей мечом помахать, настоящих бойцов соделал. Да и карту эту проклятущую составлять я тоже ходил.

Чурляй подал знак остальным.

– Сюда слушай, братва. Лютобор говорить станет.

– А чего говорить? – Лютобор вздохнул. – Один я, ежли Сивиряти самого не считать, назад возвернулся. Остальные в тех подземных ходах сгинули. Вон, на карте метки красны: кажда метка – один из походников. Мёртвый.

– Зато карта осталась. – Чурляй многозначительно поднял палец. – А, мы, значит, все опасные места знать будем. Так, Лютобор?

– Так, да не так. – Лютобор опять взялся за оселок. – Когда Волхв Сивирятя туда во второй раз походничал, там уже всё иначе было: и дорога совсем другая, и вокруг полно других врагов. – Он замолк, полностью предавшись точению клинка.

– Учтём и это. – Чурляй развернул карту.

Карта, и впрямь, вся пестрела от красных крестов.

– Значится, господа артель, смотри сюда. Хотя по воде-реке, как и по суше, к Дурнославному Утёсу не подобраться, – Чурляй погладил рисунок ладонью, – карта говорит: есть путь по Мирам Иным подземными путями. Значит, так и пойдём. Только заранее предупредить должен: страшно будет о-го-го. До нас задолго здесь народ жил, Миролюбы их звали, или же, второе имя было им – Велесы. Мертвецов своих они не в землю закапывали, как мы, а складывали в пещерах особых. Вдоль стен каменных, в ходах потайных, полати стлали, и на полатях этих усопших сажали: воскрешения ждать.

– Оживут они, что ли? – С ужасом прошептал Елька.

– Оживут. – Кивнул Чурляй. – Каждый, кто умер, вернуться в свой срок обязан, и будет ему нова жизнь, лучше прежней.

Атаман показал на карте длинные ряды полос, на которых рисованные скелетики сидели, повернув черепа в сторону выхода их подземелий; причём, выход этот, судя по направлению жаждущих и тревожно ждущих пустых глазниц черепа каждого, был как раз там, где торчал из воды скалой острозубой Дурнославный Утёс.

– Важно только, чтобы потомки твои Воскрешения твоего заслужили, о тебе памятуя, и дела творя богоугодные. Вот по тем ходам—тоннелям мы и пойдём.

– Страсть какая. Это ж представить даже боязно… – Елька весь дрожал мелко, особенно руки.

– А ты не представляй. Ты о деле думай. – Наставительно отвечал Чурляй. – Велесовы покойники так просто никого не тронут. Вот если Веры в то, зачем идёшь, в тебе нету, тогда, точно, счавают. Верой Воскрешения живы они в смерти своей, и без Веры идущих ни за что не пропустят. Так что, решайте: кто со мною, айда. Кто нет – того я тут прямо на нож поставлю. У меня выбора нет, я для себя всё решил, и никаких случайностей али там разглашения тайны похода допустить не могу.

Первым отозвался Нечай Голован.

– Я пойду. – И, помолчав, добавил. – Череп Колдуна Чёрного желания исполняет, самые сокровенные. Для меня это – единственный способ получить в жизни этой, чего хочу я, и без чего мне жить далее бессмысленно.

– И что ж ты у него попросишь? – Встрял Елька. – Мозгов, что ли, ещё да втору голову для них, потому как в одной-то и твои уже с трудом вмещаются?

– Замолкни. – Оборвал Ельку Чурляй. – О чём просить, дело личное, и других не касаемо. А вот ты…

Чурляй смотрел теперь на Ельку так, что Елька весь в комочек сжался.

– Ты здесь пока ничего, кроме душонки труслявой да языка брехливого товариществу нашему не показал ни разу. Вот оттого и спрашиваю я тебя, Елька Конь: а надобен ли ты нам в походе суровом? Чем докажешь ты своё право идти с нами на дело лютое, в подземелье страшное с целью наиважнейшей? Говори.

Елька в ответ затараторил, сбиваясь, словно его вдруг прорвало после долгого тягостного молчания.

– Так я, это… у меня к Черепу Чёрному тоже просьба есть. А пока идём, я проводник вам буду в темноте той, подземной! Кроме ж меня никто тьму не видит на сто шагов вперёд, аки свет белый. А потом, я ведь по части замков мастер: любой открыть – плёвое дело! Ты сам знаешь, Чурляй: родитель мой, вечная ему память, вор был первостатейный, а когда его купцы споймали да и забили, тому уж десятый годочек, я среди всех-прочих выбран был братвой лихой завместо его сундуки-лабазы хитрой фомкой да отмычкой открывати. Возьмите меня! А я за дело наше души не пожалею, вот!

– Не убедил. – Чурляй вынул из голенища нож и потрогал большим пальцем остриё. – Замки я и сам вскрывать горазд. А тьма – что нам тьма? Факелы зажжём. Нет, Елька. Видно, без тебя обойдёмси.

– Слово заповедное! – Закричал Елька, пятясь. – От папашки! Он его мне передал! Оно, слово-то, заговор, каковой на клады наложен, снимает! Не убивай меня, Чурляй! Я вам пригожусь!

– Про слово Сивирятя упоминал. – Лютобор даже головы не поднял, клинок полируючи. – И про то ещё баял, что слово сокровенное одни только настоящие воры знают. Не врёт он, Чурляй. Надо его с собой брать.

– Ну, надо, так надо. – Чурляй спрятал нож. – Теперича дело за малым. Умник, что карты читать умеет, у нас имеется: Нечай Голован. По воинскому делу спец – Лютобор. Вор, чтоб замки вскрыть, да заговор снять – Елька. Про себя тоже скажу: я карту добыл и вас собрал, тоже не просто так. У меня к Чёрному Колдуну Навиславу свой счётец имеется. Про брата моего, Бурляя, слыхали?

– А то. – Лютобор голову от клинка поднял, и уважительно произнёс. – Знатный был богатырь. Самого Талыбугу-хана в честном бою порубал.

– Знаем брата твоего. – Подтвердил Голован. – И про беду с ним слыхали.

– Его Колдун Чёрный, Навислав проклятый, в камень обратил! – Ляпнул, и, как всегда, невпопад, Елька. – Мстить будешь, да?

Лютобор отложил оселок и отвесил Ельке увесистый подзатыльник.

Елька с подзатыльника того полетел вверх тормашками, и лишь кряхтел теперь от боли, под куст закатясь.

– Отныне за каждо лишне говорение получать будешь от меня лично. – Пообещал Лютобор. – На первый раз при малейшей болтовне выбью передни два верхних зуба. Не поймёшь урока – остальные. А ежели и это не вразумит, уши отрежу. Уяснил? Если да, то кивни молча, и рот отныне открывать будешь, когда я разрешу.

Елька поспешно закивал, стенания свои разом прекратив.

Нечай Голован тем временем карту изучил со всей тщательностью.

– Ну? – Тихо спросил Чурляй Голована. – Что скажешь?

– А скажу я, Чурляй, – не соврал тебе Сыромяга. Семь ключей шифрованных Волхва Сивиряти, которыми он тайну карты замкнул, я разгадал. Карта настоящая, и всё в ней прописано верно. Вот только идти нам пока рановато, ибо не готовы мы покамест к походу нашему.

– Что значит – не готовы? – Вскинулся Чурляй.

– А то значит, что ещё один участничек-соратничек нужен для полной удачи и верного результату. – Отвечал атаману Нечай Голован. – Волхв бает: камень придверный, которым ход в подземны пути закрыт, только тот сдвинуть может, на ком знак особый.

– Всё псу под хвост! – Взъярился Чурляй. – Опять загадки!

– Не торопись. – Пресёк ярость Чурляеву Голован. – Тут и отгадка есть.

И показал на карте малёхонькую, почти незаметную, метку: квадрат чёрный с двумя переплетающимися вытянутыми вдоль окружностями.

Под пальцами Нечая метка стала расти, и вдруг, сама собою, вспыхнула и замерцала под квадратом сим старинными буквицами красным огнём надпись:

«Входъ отрокъ откроетъ, на чьей груди знакъ Бъга».

– Не было здесь слов сих ранее. – Тихо сказал Чурляй. – Я ж всю карту эту до мельчайших деталек выучил! Не было!

– А теперь есть. – Голован что—то ещё пошептал над картою, и рядом с первой надписью, прямо на глазах изумлённой ватаги сами собою появлялись уже буквы другие:

«Камень вратъ, что въ пещеру ходъ закрылъ, сѣй отрокъ отвалитъ, ибо Сварогъ роду его тако право далъ».

Елька забормотал молитву какому-то своему, воровскому, видимо, Богу.

Лютобор тщательно осматривал результат наточки клинковой.

– Где искать будем? – Спросил он у Чурляя. – Время дорого. Нам не позже второй седмицы травеня уже у камня быть надо. Иначе – не поспеем до того дня, когда Колдун Чёрный опять прилетит на Дурнославный Утёс заклинание ново ставить на Череп.

– Не знаю я, где искать. – Честно ответил Чурляй. – Полагаю, однако, что за ответом надось к Волхвам на поклон. Хотя, Волхвы и сами не прочь до Черепа Чёрного добраться.

Вот тут-то опять вмешался Голован.

– Ни к чему нам Волхвы, атаман. Обойдёмся! Тут, пока вы речи вели, ещё буквицы высветились. Как раз про то, где наш последний подельщик ждёт заманчива приглашения на тайное дело идти.

И вправду: поверх обозначенных на карте рек, сёл, городишек, дорог и лесов с полями, проступили, до того не видимые, слова.

Все склонились нал картой, читая:

«Отрокъ съ печатью Свароговой именемъ Илія, во селѣ Карачарове кузнеца Ивана сынъ».

Лютобор засмеялся.

– Видно, и вправду Боги-то Светлые большинством за нас нынче: вон, как всё легко складывается.

– Или сильно достал Богов Светлых Колдун Чёрный. – Заметил Голован. – И они, Боги, таким манером через дело наше хотят Колдуну окорот устроить.

Елька, косясь на Лютобора, решил смолчать.

Лишних зубов для оплаты говорения пустого у Ельки не завалялось.

– Значит, нужен нам Илья, сын кузнецов из Карачарова. – Подвёл итог Чурляй. – Решим так: всем во село соваться резону нету. Ты, Нечай Голован, мальца отыщи и ко мне доставь. А я – я уж с ним разговор проведу, как надо…