Жар счастья. рассказы

© Александр Аханов, 2016

© Александр Аханов, дизайн обложки, 2016

© Александр Аханов, иллюстрации, 2016

Корректор Татьяна Бекишева

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выражаю свою искреннюю признательность и сердечную благодарность:

Богам – за Призвание и Силы,

Предкам – за Путь и Веру,

Казачьему Присуду – за Энергию и Память,

Казачьему Роду – за Дух, Волю и Кровь,

Дедам – за Тепло и Счастье,

Родителям – за Терпение, Благословение и Опыт,

Детям – за Уроки и Воспитание,

Друзьям – за Правду и Надёжность,

Костроме – за Оберег и Кров,

Женщине – за Свет и Красоту,

Людям – за Сопутничество!

Персональные благодарности:

Ольге Швейцер – за тактичное и очаровательное приглашение к тайне,

Татьяне Гончаровой – за убедительное принуждение к действию и веру в успех,

Ларисе и Виктору Сбитневым – за доверие, деликатность и профессионализм,

Татьяне Бекишевой – за неизменную поддержку и любовь,

Юрию Бекишеву – за благословение,

Друзьям, близким и далёким – за умение удивляться, искренность и поддержку!

В текстах сохранена авторская орфография.

Корректор Бекишева Т.

Содержание, обложки, иллюстрации – Александр АХАНОВ

Женщине – Богине и Мечте…

Благодарю тебя!

Единственное письмо

Л.Г.

Утро выдалось солнечным и не по сезону тёплым, оттого предстоящая прогулка в город обещала быть вдвойне приятной. Пока я возился в прихожей и зашнуровывал ботинки, неожиданно зазвучали угрожающе редкие удары крупных капель дождя по подоконнику. Я замер и взглянул в окно. Прелюдия закончилась так же стремительно и непредсказуемо, как и началась. Сверху рухнула мощная лавина воды, отгородив могучей стеной моё жилище от всего остального мира. Горошины града суетливо торопились отскочить от подоконника, звонко тюкались о стекло и падали куда-то вниз вместе с массой воды, с высокой скоростью проносясь сквозь землю…

Я решил всё же спуститься вниз и по пути принять решение – выходить или нет в такую бурь-погодушку. Открыв дверь подъезда, я не поверил своим глазам: солнце победно, торжественно звучало по-прежнему, отражаясь во всём омытом ливнем свете. Птицы, казалось, охрипнут от своего заливистого гомона и пения.

Вышел на улицу и пошёл по своим делам, перепрыгивая лужи и ручьи, с нескрываемым восторгом восхищаясь волшебной игрой Природы.

Проходя мимо мусорных баков, невольно подпрыгнул, когда под ноги мне из груды картонно-мебельного мусора выскочили две ошалевшие мокрые кошки с дико вытаращенными глазами. Убегая, они уронили развалившуюся картонную коробку, заваленную вспухшими от воды старыми книгами. Я остановился. Стало как-то больно и жалко от вида этих явно неоднократно читанных книг, выброшенных кем-то варварской рукой умирать на улицу таким безсердечным образом.

Я присел, чтобы рассмотреть их. «Жалкое зрелище, их уже не спасти,» – подумалось грустно. Пачка накренилась и повалилась на землю. Одна книга раскрылась, и я увидел сложенный вдвое потемневший тетрадный листок в едва различимую клеточку. Из любопытства я протянул руку и развернул влажную бумагу.

Это было письмо, вернее, судя по помаркам и исправлениям, черновик письма. От воды чернила местами поразмылись, растеклись… Кто-то очень давно написал эти строчки ещё чернилами – напрочь забытый ныне материал, как и сам жанр общения.

– Чужие письма читать нехорошо, – сказал я себе вслух. Но мерзкий соглядатай внутри меня оказался сильнее. Чуточку проветрив, подсушив листок на солнышке и лёгком ветерке, я осторожно положил его к себе с папку и пошёл дальше.

Всё послеобеденное время до самого вечера прошло в муках сочинительства концепта предстоящей выставки одного назойливого и прилипчивого художника. Текст никак не хотел выстраиваться, так же, как и его разношёрстные, крикливые холсты, не желающие по-доброму соседствовать друг с другом в пространстве галереи.

Уже стало смеркаться, когда я вдруг вспомнил об утреннем тетрадном листке, сиротливо скучавшем в моей потрёпанной папке.

Вода всё же успела сделать своё дело – какие-то места были потеряны окончательно. Как мог, я разобрал размытые и замаранные места и переписал их набело, поставив отточия вместо утерянных слов и букв. Нестрого поругав себя за непозволительное любопытство, я плюхнулся в старое, истрёпанное кресло и стал читать переписанное…

До……Ми…! С немалым трудом и решимостью позволил себе об……ся к Вам в письме. ………………………………………………………………………………………………………… С тех самых пор, когда впервые привела Вас ко мне в гости моя знакомая учительница, говорушка хохотушка……………………………………………

Пока мы вели пустопорожнюю болтовню с училкой, Ваша хрупкая, будто тончайшего фарфора фигурка неторопливо проплывала по комнате в вершке от поверхности пола……

…………………………………………………………был заворожён и очарован……………Неи………………

Я вздрогнул и нервно заёрзал. Непроизвольно по моему лицу пробежала лёгкая волнительная дрожь. Сердце что-то громко заговорило, заикаясь и пропуская удары.

………очарован Вашим тихим, почти вкрадчивым голосом, неторопливыми, лёгкими движениями и мягкими жестами, тонкими, едва ли не детскими пальчиками и какой-то неповторимой, удивительно солнечно-тёплой, неземной улыбкой…………

А сердце всё громче, сбивчиво пыталось докричаться до моего рассудка. Он, рассудок, бунтовал, отказывался сознаваться, что этот текст – какая-то до боли знакомая часть моей жизни.

……………………всякий раз при нечастых наших встречах (будь неладны все дела, в которых мы погрязли!) во мне горело страстное желание – броситься, очертя голову к Вам навстречу, обнять, подхватить, раствориться в Вас, полететь……………………

…………………………………………………………заставлял себя сдерж……, чтобы невольно не причинить какого-либо вреда лишним, неловким словом, неосторожным, нечаянным прикосновением, не……до……………………………

………………………………………………………………………………мило …………Вы – моя давняя, безнадёжная……………………………………

…………………………мои…………неуклюжие признания – ничто по с………………………………………………

……………………не покидали моего истосковавшегося сердца………

Что это такое? Невероятно! Откуда мне всё это знакомо? И текст письма, и, главное, это состояние, ситуация, чья-то, казалось бы, совершенно чужая, давняя жизнь?.. А может, это…

От неожиданной, пронзительной мысли спина и лоб покрылись холодной испариной… Будто открылась дверь, и в дом ворвались с шумом и смехом все, кого довелось встретить в жизни. Все разом по-дружески набросились на меня, тиская, хлопая по плечам и спине, вороша волосы на голове, что-то все одновременно говорили очень важное, необходимое, шутили, показывали какие-то записи, фотографии, книги, предметы…

И тут вспомнилось всё – день, год, время суток, её улыбка, тихий голос… А главное, то совершенно неповторимое состояние какого-то электричества что ли и запах, то ли озона, то ли другого фантастического эфира, наполнявшего воздух и заставлявшего так пьяняще – сбивчиво вибрировать моё околдованное сердце и поющую душу… Голова, и без того гудевшая, вот-вот готова была разорваться на мелкие кусочки.

В конце письма стоял особо тщательно замаранный столбик текста. Некое подобие стиха. Вода поразмыла густые пятна чернил, но мне удалось прочесть некоторые строчки:

 
……всю зиму ждала,
Весну и лето копила,
и вот, наконец – то пришла,
палитру, холсты разложила.
Деревья, кусты и траву,
Раскрасила всё не размытым,
Волшебным каким – то
Колдовским колоритом
Проказница Осень………
………………………………
………………………………
………………………………
…………осталось немного
О важном сказать,
Ничего не забыть,
……………………строго,
…му……не судить……
………………полосу,
…и тихо, безмолвно
В зиму с собой унесу…
……………
 

Окончательно ошалевший, я несколько раз перечитал текст письма. Отчаянно и безнадёжно пытаясь ухватиться хоть одной мыслью за соломинку рассудка, в каком-то изнеможении выронил листок бумаги из рук.

В какой жизни это было? Когда? С кем? С ней? Со мной?!…

– Это моё письмо… я его написал… – еле прошептал я и вдруг резко провалился в глубокий сон…

Наверное, уже ближе к утру, пробуждаясь от сна в старом, до дыр затёртом кресле, с затёкшими от неудобной позы шеей и рукой, ещё в полудрёме стал различать отдалённые шумы города за окном. Птицы о чём-то привычно и наперебой спорили между собой. Где-то, будто у соседа за стенкой, методично капала вода из крана. Её фигура, так отчётливо и яркой вспышкой вспомнившаяся вечером, безшумно проплывавшая рядом в ночи, удалялась прозрачным силуэтом в проёме окна,.. не оглядываясь,.. не махнув на прощание рукой… Где-то под переносицей досадливо, по-детски защемило, провоцировало на забытые слёзы. И всё отчётливее слышался чей-то приглушённый, чуть хрипловатый, уставший голос рядом со мной, вроде как за спиной, позади. Полушёпотом, прерывисто, неторопливо и с грустью в голосе этот кто-то читал моё глупое, недописанное, неотправленное письмо.

Единственное…

Дорогая ……ла! Вы – моя давняя, безнадёжная лю……………………………………………………………………………………………………

Я тебя люблю

Лето выдалось неровное и хлопотное – приступы жары сменялись с налётом урагана резким похолоданием. В одну из светлых июньских ночей, уже под утро, на пульт дежурной части по чрезвычайным ситуациям поступил сигнал о возгорании дома. Через минуту просыпающийся город разрывали сирены противопожарных машин. Горел старый деревянный домишко, чудом уцелевший на высоком берегу реки, сразу за мостом, в окружении наступающих на него многоэтажек. В доме, скорее всего, давно никто не жил, судя по заросшему бурьяном участку земли, повалившемуся сгнившему забору да двум поваленным ураганами берёзам, упавшим рядом с домом, до которых, как и до самого дома, не доходили хозяйственные руки. Домик сиротливо чернел чуть в стороне, доступный всем ветрам и дождям.

Ветер и сейчас резко трепал, осерчась, деревья и кусты, растущие вокруг. В такую погоду огонь очень легко мог перекинуться на соседние дома – опасность была велика.

Бригаду встретил встревоженный таксист, он-то и позвонил в дежурную часть.

– Тут всё как-то странно происходит!

– А в чём дело?

– Ну, сами посмотрите. Ветер довольно сильный, дует вдоль реки. А горит только один угол, и пламя столбом…

Офицер внимательно посмотрел на горящий дом. Действительно странно. Пламя, не сильное, не слабое, поднималось от угла дома вертикально, не реагируя на порывы ветра, словно горело где-то в другом, параллельном мире. Совершенно без дыма и гари. И… почти без звука. Стоял лишь лёгкий гул, как в печи с хорошей тягой.

Команда взялась за работу, и не прошло десяти минут, как всё было закончено. Работу продолжили несколько человек следователей. Осторожно вошли в уцелевшую, как им сначала показалось, половину дома и были порядочно удивлены. Следов огня, обгорелых стен, мебели, углей и головешек не было и в помине! Весь дом и небольшое количество предметов мебели покрывал порядочный слой нетронутой пыли, никаких следов человека, животных или насекомых не было.

Дом, много лет стоявший без хозяина и явно нежилой, за всё время покинутости и одиночества обходили стороной бродяги, никто не пытался выбросить за поваленный забор мусор – обычное в таких случаях дело. Словно в доме присутствовал и ревниво охранял эти запылённые комнаты и предметы кто-то незримый – или сам хозяин, то или хороший добросовестный домовой. В таком необъяснимом, нереальном пространстве становилось неуютно и тревожно. Бригада неуверенно топталась в комнате, силясь сообразить, как же составить рапорт: очаг возгорания ликвидирован, а самого пожара вроде, как и не было вовсе…

Один из них подошёл к покосившемуся шкафу в маленькой комнатке. Шкаф был старый и почти складывался в одну сторону. За осевшим его углом выглядывала то ли дверь, то ли ниша. Осторожно отодвинув пустой шкаф в сторону, парень ошалело застыл перед открывшейся картиной…

Шкаф прикрывал своим старым рассохнувшимся телом небольшую нишу в стене. В этой нише сидел, поджав под себя одну ногу, человек. Вернее, сидела одежда человека. Самого человеческого тела не было совсем, словно сидел какой-то невидимка. Судя по всему, сидел очень давно: мятый пиджак, рубашка под ним и брюки были покрыты таким же слоем пыли, как и все вещи в доме. На колене сидящего лежал тщательно упакованный пакет. Под коленку закатился и спрятался, затаившись, огрызок карандаша.

Кое-как придя в себя, парень потянулся было рукой к пакету, но тут же получил увесистую пощёчину. Отдёрнув руку и озираясь по сторонам в поиске виновника удара, снова в недоумении уставился на нишу. «Померещилось,» – внушил он себе и снова решил взять пакет. Только протянул руку, как её обожгла резкая боль от сильного удара хлыстом. Парень вскрикнул от боли, схватился за руку, задрал рукав. Вдоль руки от кисти до локтя багровел алый рубец. Ближе к локтю кожа треснула, сочилась кровь. Возмущённо поднял голову в сторону ниши и получил второй удар в лоб, отлетел назад и упал, больно ударившись затылком о притолоку двери…

На шум сбежались остальные. Кое-как парень рассказал о своём приключении, боязливо кивнув в сторону ниши. Пошутив сначала над своим незадачливым товарищем, решили сами проверить, и были остановлены неведомой силой. Ударов на этот раз не было, но все попытки приблизиться к нише заканчивались ничем, словно люди натыкались на невидимую стеклянную стену.

Пока бригада пыталась что-то понять и сообразить, третью маленькую комнатку, служившую скорее всего спальней, рассматривала молодая девушка, следователь-практикант. Обратила внимание на то, что в доме, очевидно, жил одинокий мужчина. Слишком характерным был скудный, минимально обставленный интерьер жилища и этой комнатки особенно. Кроме старой железной кровати, венского стула и небольшого комода, в комнате ничего не было. Ни ковриков, ни занавесок, ни полок, зеркал, ваз, книг, шкатулок и коробочек, обычно живущих в любом доме. Глазу не за что было зацепиться. Лишь на комоде лежала запылённая небольшая пачка писчей бумаги и парочка безупречно отточенных карандашей.

Уже выходя из комнаты, девушка заметила торчавшую углом из-за комода не то картину, не то рамку с фотографией. Осторожно достала её, сдула пыль с треснувшего стекла. За стеклом была размещена несколько непривычная фотография, словно вырезанная из журнала картинка. На снимке улыбалась невероятно светлой и тёплой улыбкой красивая девушка. В некотором смущении, она, слегка отвернувшись от света, подпирала рукой голову. Русые, густые волосы недлинной причёски почти полностью скрывали её ладонь. Нехарактерная для этой местности внешность – полуопущенные веки глаз, ровный, с лёгкой горбинкой нос и совершенно искренняя, лучистая, мягкая улыбка неполных, тонких губ – выдавала в ней будто бы пришелицу из каких-то других неведомых миров. Сама фотография или от времени стала фактурной, или была так сработана, что носила в себе временнОе наслоение, и это придавало снимку особенно волнующее впечатление, какой-то отпечаток если не вечности, то значимости происходящего либо прошедшего. На обратной стороне картонки была какая-то надпись. Но, выцветшую от времени, её прочесть не удалось.

Бригада продолжала обсуждать возможные гипотезы и варианты принятия хотя бы какого-то конкретного и связного решения. Слушавшую этот сумбурный разговор студентку-практикантку неожиданно осенила одна мысль, и она попросила слова.

– А-а… можно мне попробовать?

– Ну, валяй, дерзай. Только каску и бронежилет надень, – хохотнули парни.

Девушка вернулась в комнату, взяла фотографию, развернула её лицом к нише, чуть выставив руки вперёд, и стала осторожно приближаться к сидящей фигуре. Не дойдя до ниши на расстояние вытянутой руки, она остановилась. Почувствовала тепло, окутавшее её напряжённые руки. Взгляд её упал на картонку, вставленную в рамку с обратной стороны. На ней начала проступать надпись. Она словно неоновым светом стала слегка мерцать. Теперь надпись можно было прочитать: Я тебя люблю!

Девушка завороженно стояла перед нишей, не шевелясь, держала рамку с признанием. Потом она перевела взгляд на нишу. Фигура стала исчезать, растворяться, если так можно говорить о том, чего не было. Одежда начала медленно оседать, словно надутый матрац выпускал из себя воздух. Когда пиджак с рубашкой и брюки осели совсем и легли на пол, светящаяся надпись стала меркнуть, остывать, и буквы пеплом, будто с палочек-ароматниц, стали осыпаться с картонки на пол.

Через минуту всё исчезло. И тепло и напряжение в руках. Девушка опустила руки и взглянула на рамку. Она держала рамку с треснувшим стеклом и вставленной за него серой картонкой. Никакой фотографии не было. Она отнесла рамку в спальню и положила её на комод поверх стопки бумаги. Затем вернулась, подошла к нише и осторожно взяла пакет, всё так же лежавший поверх одежды. Вышла из дома и пошла к реке. Не торопясь, вскрыла пакет. В нём были несколько сложенных, исписанных мелким карандашным почерком листов бумаги. В безконечных исправлениях, уточнениях, переделках легко угадывались стихотворные строчки. Стихи о любви. О любви к той, чья очаровательная улыбка поддерживала всё это время совершенно необычную жизнь измученного уединением в пустом доме чудака, о любви и нежности к далёкой русоволосой пришелице…

Стала читать эти запутанные строчки. Словно повинуясь чьей-то воле и желанию, каждый прочитанный листок опускала на воду. Так они выстраивались нестройной цепочкой, покачиваясь на лёгких волнах, отплывали от берега и по одному, попрощавшись с этим миром, неторопливо скрывались под водой. Положила последний листок на воду и поднялась. По щекам её скатились две тёплые слезинки…

Жар счастья

Обстоятельства складывались как нельзя лучше. Наконец-то, наконец, ему удалось уговорить её встретиться. Не при официальных, торжественных или иных общественных событиях, не на представлениях, обсуждениях, юбилеях, днях рождения и праздниках с неизменным скоплением большого или малого количества людей. А наедине, на свидании. Только вдвоём, она и он, и вокруг никого. На самом настоящем свидании.

*****

Впервые они встретились несколько лет назад как раз на одном из таких шумных мероприятий. Приглашённые гости уже дружно жужжали единой, монотонной, пчелиной семьёй, сгруппировавшись вокруг фуршетных столов, активно вкушая алкоголь и десерт. С… стоял чуть в стороне со стаканом минеральной воды в руке, опершись о колонну и задумчиво глядя в окно. Его окликнула знакомая журналистка и представила свою подругу.

– Познакомьтесь, М…

– Очень приятно, С…

*****

Знакомая что-то оживлённо рассказывала, он не запомнил, что именно. Только, молча, смотрел на М… Небольшого роста, тонкая, хрупкая, на небольших каблуках, в тёмно-сером трикотажном платье. Немного худощавое, с правильными чертами лицо. Очень спокойный, тихий, мягкий голос. Чуть смущаясь, она очаровательно улыбалась и изредка посматривала на него своими чуть прищуренными светло-зелёными глазами. Скромным, практически совсем незаметным макияжем она приятно выделялась среди безвкусно размалёванных боевой, индейской раскраской изрядно захмелевших и громко говорящих богемных хищниц.

*****

Не бывает любви с первого взгляда, но с первого взгляда где-то внутри, в затаённых закоулках сердца вдруг что-то просыпается, источая волнительные вибрации и то особенное, неповторимое тепло и свет. И кто-то говорит тебе на ухо:

«Это она, та самая, помнишь? Вы уже встречались с ней и не раз! Вспомни же! Ты – её должник! Проснись же, вспомни!» Не вспоминается… Никак… Но чувство знакомства, даже какого-то родства растёт с каждой минутой, сбивает с мысли, не даёт подобрать нужные слова.

*****

М… шепнула что-то своей подруге и стала извиняться за вынужденное прощание. Она приехала из другого города, ей пора возвращаться, дома ждут неотложные дела и обязательства. И так же очаровательно улыбаясь, она вздохнула и провела маленькими ладонями по бокам своей фигурки от груди по талии и бёдрам, оправляя и будто разглаживая платье. Жест, от которого у С… зашумело в голове.

*****

Разделённые расстоянием, личными делами, обязательствами и официозом редких, спорадических встреч, они никак не могли пообщаться хоть какое-то время наедине, не спеша. Их параллельные пути – тропинки никак не хотели пересечься. И лишь совсем недавно, несколько месяцев назад судьба всё же свела их в подготовке одного совместного проекта. И былое пережитое волнение вновь возникло с новой силой, грозясь из лёгкого бриза перерасти в штормовой ураган.

*****

Ни встречи, ни расставания не случайны. Это он знал. И уж если есть ощущение обязательств перед кем – то, их нужно исполнить. И как можно скорее. Главные в жизни слова нужно произносить вовремя…

*****

Никого не предупредив накануне, С… после безсонной от волнения ночи встал чуть свет, наскоро собрался и отправился к ней, на первое их свидание. Он сидел в автобусе у окна в радостном предвкушении встречи, подставив лицо брызжущему сквозь деревья восходящему солнцу. Специально выехал пораньше, чтобы пройтись по незнакомому городу, не торопясь, заранее оглядеть место встречи, побродить вокруг, попредставлять, куда бы они могли пойти прогуляться вдвоём.

*****

За полчаса до встречи он нашёл небольшой цветочный магазин и заказал букет скромных маленьких розочек, предпочтя их большим и крупным розам. Почему-то ему показалось, что они ей больше понравятся, да и проживут они подольше. Присев на скамейку в небольшом сквере в паре шагов от места свидания, С… ждал заветной минуты.

*****

Интересно, думалось ему, хватит ли ему, ей, им обоим, пока они будут рядом, смелости или хотя бы любопытства открыть эту тайную книгу любви, или они будут передавать её из рук в руки, так и не открыв, не разрезав листы? Смогут ли они быть хоть какое-то время счастливы на этой скамейке, в этом сквере, в кафе или на берегу речушки, что протекает недалеко отсюда?

– А ведь огонь и жар счастья, переполняющий меня, столь велик, лихорадочен, неуправляем, что окончательно повредил мой и без того хилый и жалкий рассудок! – смеялся сам над собой С…

– А эта могущественная речь влюблённых, наше воображаемое и памятное общение глаза в глаза, по фото, по видеороликам, не сильнее ли на порядок, не крепче ли всех расстояний, разлук и печалей, вместе взятых?

*****

А меж тем её всё не было. Добавив полчаса на традиционные женские опоздания, потом ещё пятнадцать минут, потом ещё пять, к исходу часа оговоренного времени С… уже заметно нервничал. Напрасно потолкавшись ещё с четверть часа, он не выдержал и подошёл к будке телефона.

В трубке отозвался мужской голос.

– Могу я поговорить с М…?

– Нет. Она три дня, как уехала. Что-нибудь передать?

– Нет, благодарю. А Вы…?

– Я её брат. Она попросила меня приехать присмотреть за домом и пожилыми родителями и по каким-то срочным делам уехала. Сказала на неделю. Куда – не знаю…

*****

Ошарашенный неожиданной новостью и как-то разом уставший и осунувшийся, С… повесил трубку и побрёл куда – то, не глядя…

– Что делает с нами разделяющее нас расстояние? Всегда ли оно непреодолимо? А может, непреодолимость лишь кажущаяся, не явная, может, это всего лишь умело запрятанное отсутствие элементарной воли? Или отсутствие настоящей любви?

А может быть, это разница в возрасте, социальном статусе или иное что расставляет столь неразличимые, необнаруживаемые и безжалостные ловушки, пока произносятся банальные клятвы – слова – заклинания: всегда, никогда, вечно?..

*****

Перебирая безконечно возникающие вопросы без ответов, С… брёл окраиной незнакомого городка.

– Пора бы из него выбираться…

Зашёл в небольшое кафе. Почти никого. Или впечатление пустого зала создавали невысокие перегородки, разделяющие зал кафе на небольшие закутки со столиком и парой стульев? Заказав чашку кофе, сел за столик и устало прислонился к перегородке.

****

За перегородкой ворчал сердито и неразборчиво чей- то бас, с небольшими паузами повторявший какую – то одну и ту же фразу. И вдруг С… вздрогнул. Сердце сильно забилось от неожиданности.

– Прошу тебя… Ты же обещал…

Это был её тихий, мягкий, так всегда очаровывающий его голос. Никакого сомнения – она. С… весь напрягся, не замечая, что из накренившейся чашки ему на колени льётся горячий кофе…

****

Весёлая и шумная компашка, проходящая мимо, помахала соседям за перегородкой руками: « Догоняйте!» – и вышла из кафе.

– Так. Мне пора! – буркнул бас.

– Ты же обещал… неделю… Прошу тебя…

Они поднялись и тоже пошли к выходу. Проходя мимо, даже не взглянули на С…

Да, это была М…,очень эффектно, непривычно для него одетая. В те редкие их встречи ему запомнился её деловой и крайне сдержанный, с неизменными серыми оттенками, колорит одежды. И каждый раз он пытался отгадать, в чём кроется причина её неуверенности и какой-то нерешимости что ли. С… никогда ранее не видел её такой. Яркой. В тёмно – вишнёвой, длинной, с небольшим разрезом сбоку юбке, в стильных, красного цвета, классического фасона туфлях на небольшом каблуке, в сдержанно – бордовой шёлковой блузке и в накинутом на плечи шёлковом палантине, расписанном огромными ярко – красными маками, она была сногсшибательно хороша!

*****

Обладатель ворчливого баса тоже был ему знаком. Они приезжали пару лет назад с какой-то рабочей темой. Сидели все вместе в редакции журнала, пили чай, кофе. Его представили каким – то архитектором с длинной незапоминающейся фамилией. Высокого роста, с крепко сбитой, богатырской фигурой, постоянно хмурый и чем-то недовольный, этот здоровяк возвышался огромной, тупой скалой над столиком, за которым сиротливо приютились остальные. С… вспомнил, что громила нёс какую – то скороспело сочинённую политкорректную околесицу. Возмущённый этим откровенно лживым пасквилем, С… завёлся с пол-оборота и сцепился с ним в полемике. На полуслове осёкся, когда, взглянув на М…, увидел в её глазах испуг и детскую беззащитность. Наскоро попрощавшись, откланялся.

*****

Теперь они шли мимо столика С… к выходу – громила, сжав свои кулачищи и играя желваками, и, робко, неуверенно держа его за руку и с мольбой заглядывая ему в лицо, М…

Единственным желанием С… в эту минуту было обрушить со всей силы какой-нибудь стул на свинцовый затылок громилы. Он уже вскочил и схватился руками за спинку стула. Остановил его лишь вид беззащитной, хрупкой, столь желанно – недосягаемой фигурки М… Только безграничная, щемящая до слёз нежность, сочувствие к ней и предельная осторожность, чтобы каким – либо образом не навредить ей, не позволили С… вмешаться в её жизнь, догнать, отнять, вернуть. Проводив их взглядом до выхода, готовый чуть ли не расплакаться от безсилия и досады, он подошёл к бару, заказал рюмку коньяка, выпил залпом и, расплатившись, пошёл в сторону вокзала. На столике в стакане воды остался грустно вздыхать розовыми слезинками скромный букетик…

*****

Стук колёс электрички болью отдавался в его воспалённом сознании. Прислонясь к холодному окну, он рассеянно смотрел в мелькавшую стволами деревьев темноту. Перед глазами стояла картина таявших в ночи, вздрагивавших ярких маков на её хрупких плечах.

*****

– Почему ты не решился её окликнуть, догнать, хоть как-то защитить, в конце концов? А-а-а… Ты струсил! Нет? Ты просто её пожалел… Глянул в её страдающие глаза, и тебе стало её жалко. И ты, трусливо спрятавшись за жалость, утверждаешь, что любишь её?!

*****

– Не только это. Я увидел, как она смотрела на него… И мне подумалось: ни моя любовь, ни я сам ей не нужны. Драгоценная хрустальная шкатулочка в её сердце, где она хранит свою и чью – то другую любовь, занята. Не мной. И ключик от неё она не мне принесла, а вложила в равнодушные кулаки громилы. С чего я вдруг самоуверенно решил, что такой уж желанный гость у её порога? Имею ли я право стучать в закрытые двери, нести дары туда, где в них нет нужды?..

*****

– Имеешь. Никто и ничто не может тебе помешать любить. Любить, а не сочувствовать, жалеть, обладать. Любить без ожидания ответа, без вознаграждения. Просто любить её, раствориться в ней, в воздухе, которым она дышит, в воде, в траве, ветре, облаках над головой, в пенье птиц и шорохе жуков и кузнечиков вокруг её ног, плеч, головы! Никто не может помешать тебе прилетать ночью к её изголовью, хранить её безпокойный сон от ночных страхов, опасностей и тревог, прикосновением солнечного луча осторожно будить её, нежно касаясь щёк, омывать ото сна каплями свежей воды так тобой любимое лицо! Так люби же!!! Возвращай накопленное!

*****

– Просто люби! Не позволяй своему разуму остужать жар счастья в своём сердце, будь искренним и честным, не мешай, позволь сердцу изливать поток божественного Тепла и Света в её мир, её сердце и душу! И она обязательно отзовётся! Если ты и впрямь владеешь даром любви, если ты предельно откровенен, искренен, то она непременно отзовётся!..

*****

Быстро остывшее северное лето сменилось прохладой осени, уже дышавшей ночами полярным холодом. Небольшой коллектив, который успешно возглавляла М…, отмечал памятную дату и приглашал к себе гостей. С небольшой группой приглашённых поехал и С…

*****

Он трясся в тесной машине с весело болтающими в преддверии гулянки попутчиками в задумчивом, меланхоличном настроении. Недавно пережитая эмоциональная буря была укрощена и контролировалась его холодным и равнодушным рассудком.

*****

Подъехали, выгрузили подарки и, шумно галдя, вошли в дом. Вошли в её кабинет. Из-за стола поднялась, радушно и всё так же обворожительно – колдовски улыбаясь, М… После продолжительной разлуки она показалась ему ещё эффектней, привлекательней и желанней прежнего. Почти в таком же, как и в первую их встречу, только тёмно-вишнёвого оттенка трикотажном платье с едва заметной окантовкой ворота, рукавов и подола, она привычно повторила тот же жест – провела ладонями по бокам от груди по талии к бёдрам, оправляя на своей безупречной фигуре воображаемые складки.

Всё ещё держа в руках коробки и пакеты с подарками, С… прислонился к притолоке двери, закрыл глаза и безмолвно, про себя мучительно простонал…