Ресторан «Кумихо». Кастинг для покойников

박현숙

구미호 식당 2: 저세상 오디션

구미호 식당 2: 저세상 오디션

NINE TAILED FOX RESTAURANT 2: Aft erlife Audition

Copyright © 2020 Hyun Suk Park

Russian Translation Copyright © 2024

AST Publishers Ltd. All rights reserved. This translated edition was published by arrangement with Special Books through Shinwon Agency Co.

© ООО «Издательство АСТ», 2024

© Сок Хёна, перевод на русский язык, 2024

* * *

Проход запрещен

Время от времени все вокруг сотрясалось от сухих раскатов грома. Они были такой необычайной силы, что казалось, земная твердь вот-вот расколется под ногами. Вслед за громом подул свежий, наполненный влагой ветер, но дождя так и не было.

– Почему вы не пропускаете нас? Почему, почему, почему? – Один из моих попутчиков в очках в черной оправе тыкал пальцем, наседая на незнакомца, преградившего нам путь. Впавшие щеки с выступающими скулами, темные круги под глазами – на его худом лице явственно читалась усталость.

– Говорят же тебе, жди! – с невозмутимым видом повторял незнакомец.

– Ха, а почему это вы мне тыкаете? Мы что, знакомы? Всегда находятся людишки, которые никого не уважают и грубят всем подряд, – все больше распалялся путник в очках.

Над склоном виднеющейся вдали горы мирно проплывали облака. Порой сквозь их толщу пробивалась радуга, казавшаяся необычайно умиротворяющей.

– Поскорей бы добраться туда и упокоиться с миром, – изредка бормотали путники, бросая тоскливые взгляды в сторону горы. Мои попутчики ничуть не сомневались, что именно она является конечным пунктом нашего изнуряющего пути и что там мы сможем обрести покой.

– Дяденька, откуда вы знаете, что нам нужно именно туда? – спросил я как-то раз у очкарика.

– Откуда? Да нутром чую. Эй, школьник, тебе ведь известно про инстинкты лосося? Мальки лосося, вылупившись из икринок, через несколько дней отправляются в открытое море. А когда приходит время, возвращаются в то место, где появились на свет. Думаешь, мальки перед уходом в море запоминают адрес? Вот и я просто знаю, и все.

Он оказался вполне образованным, даже про лосося упомянул, а по внешнему виду и не скажешь. После того случая я тоже поверил, что гора является конечным пунктом нашего пути.

В том месте, где широкая дорога внезапно сузилась, какой-то незнакомец преградил нам путь, заявив, что не пропустит нас дальше. Не знаю, сколько дней и ночей мы брели пешком. Все были уже измучены, но расстояние до горы, которое нам осталось пройти, все-таки заметно сократилось. Близость цели делает нетерпеливым. Путники злились и требовали немедленно пропустить их.

– Вы можете отправиться дальше, но вам нужно подчиниться здешним правилам. Подождите немного, – с невозмутимым выражением лица терпеливо повторял человек, вставший на нашем пути.

Мои попутчики наконец-то осознали, что ругаться бесполезно, и кое-как устроились на земле. Я тоже присел в укромном уголке, держа за руку На Дохи^[1], которая была измотана до предела. В пути она никак не могла собраться с силами и еле шла, опираясь на меня. Не знаю, сколько времени прошло с того момента. Густой туман укутал гору, полностью скрыв ее от наших взоров.

Не знаю, сколько времени прошло с того момента. Густой туман укутал гору, полностью скрыв ее от наших взоров.

– Я могу задать вопрос? – солидный мужчина лет пятидесяти, одетый в деловой костюм, обратился к незнакомцу, мешавшему нам пройти. – Как видите, все ужасно устали, просто измучены. Мы даже не имеем представления, сколько времени находимся в пути и какое расстояние успели пройти. К тому же здесь очень холодно. Скажите хотя бы, как долго это будет продолжаться. Мы хотим знать, сколько нам здесь придется ждать. Разве не безобразие задерживать нас без какого-либо разумного обоснования?

– Точно, настоящее безобразие. Даже в ресторанах выдают талончики, если выстроилась большая очередь. Ты что, не слышал, что время – золото? Нечего отнимать наше драгоценное время, – поддакнул ему дядька в очках.

– И это говорите вы – безответственные людишки, отказавшиеся от отпущенного вам бесценного времени. А знаете ли вы, что может быть страшнее отсутствия разумного обоснования? Безответственность, – ухмыльнулся незнакомец.

– Объясните, что все это значит? – попросил его тот же попутчик в деловом костюме.

– Что все это значит? Что видите, то и значит. Вы те, кто отказался от отпущенного вам драгоценного срока жизни как от ненужного хлама. И вы еще имеете наглость говорить о времени? Даже не смейте вслух произносить это слово, – от его тяжелого взгляда пробирала дрожь.

В этот миг…

Густой туман, скрывавший гору, рассеялся, и она предстала перед нашими взорами, перед нашими взорами, освещенная сиянием радуги. Вдали на дороге, простиравшейся от подножия горы в нашу сторону, показался человек. Судя по постепенно проявляющимся очертаниям, это был крепко сложенный мужчина в длинном черном плаще.

От его тяжелых шагов дрожала земля.

Незнакомец, мешавший нам пройти, подскочил, сложил ладони перед грудью и поклонился.

– Господин Мачон, вы появились быстрее, чем я ожидал, – почтительно поприветствовал он.

– Количество сходится?

– Да, здесь все тринадцать человек из города Квано, которые двенадцатого июня добровольно выбрали смерть. Вот, можете сами проверить.

Преградившего дорогу незнакомца звали Саби, он протянул потрепанную от времени тетрадь закутанному в черный плащ мужчине, который обратился к нам:

– Сейчас я начну перекличку. Тот, кого я назову, должен немедленно отозваться.

– А почему вы с нами так невежливо разговариваете? Ума не приложу, то ли вы не воспитаны, то ли привыкли ни во что не ставить людей. И что за тон вы взяли? Вас что, в детстве не учили манерам? – снова возмутился очкарик.

– Тебе что-то не нравится? Я пытаюсь хоть как-то помочь вам, несмотря на ваше предательство. Так что нечего ко мне придираться с такими пустяками, как пренебрежительный тон, – слова Мачона словно окатили нас ледяной водой.

– Простите, я тут прислушался к вашей беседе и не могу не высказаться. Уверен, что мы с вами никогда не встречались. Каким образом я мог предать человека, с которым даже не знаком? Может быть, вы нас с кем-то путаете? – поинтересовался попутчик в деловом костюме. Доброжелательное выражение лица и грамотная речь выдавали в нем интеллигентного человека.

Ты ни разу не видел меня?! Вы все не помните меня, потому что перед рождением вам стерли память. Вам выпал счастливый шанс, один на несколько миллионов, появиться на белом свете – оказаться в мире живых, и все это благодаря мне. Я занимаюсь тем, что выбираю из огромного множества бестелесных душ тех счастливчиков, которые могут воплотиться в мире живых. А еще изучаю выбранные души и решаю, сколько они должны прожить. Это настолько болезненная работа, словно тебе пилят кости и вырезают плоть. Невозможно удержаться от слез при виде тех душ, которые не прошли отбор и со стенаниями умоляют отправить их в мир живых. Но для тех, которые стали победителями в огромном конкурсе и родились на белый свет, тем самым обретя плоть, существует неотвратимое правило: они должны сполна прожить отпущенный им жизненный срок. Невыполнение этого правила – предательство и тяжкий грех по отношению к тем многочисленным душам, которые не прошли отбор.

– Черт побери, ничего не понимаю. Что за бред сивой кобылы? – недовольно проворчал задиристый мужичок в очках.

– Покойники хотят добраться вон туда, – Мачон показал на гору, над которой переливалась всеми цветами радуга.

– Так пропустите побыстрее. Зачем вы нас тут держите? А может, это ваше правило как-то связано с деньгами? В таком случае даже не надейтесь на материальную выгоду. Здесь все с пустыми руками. Все, что у нас есть, – это одежда, в лучшем случае часы или кольца.

– Здесь, в срединном мире, не нужны деньги, так что забудьте о них. Вы ничего не сможете на них купить. Покинувшие бренный мир собираются вокруг вон той горы только для одного – чтобы подвергнуться небесному суду, – сообщил Мачон.

– Подвергнуться суду? – Нахмурился интеллигент в деловом костюме.

– Да, на нем будут оценивать, как вы прожили отпущенное вам время. Через суд проходят и те, кто сполна прожил свой срок, и те, кто выбрал преждевременную смерть. Те, кто прожил жизнь до конца, переходят через реку, отделяющую мир живых от царства мертвых. А те, кто отказался от отпущенного им времени, идут по этой дороге. Но добраться до горы будет нелегко. Им не дано беспрепятственно оказаться на судилище. Тем, кто выбрал смерть раньше времени, чтобы добраться до места, придется выдержать череду тяжких испытаний, сравнимых с усилиями верблюда, проходящего сквозь игольное ушко. Не возражайте и не спорьте. Расплата за собственные ошибки одинакова и на этом, и на том свете. Для начала сверимся со списком. Те, кого я назову, поднимите руку. До Чжиндо!

Путник в деловом костюме отозвался. Быстро взглянув на него, Мачон продолжил:

– До Чжиндо, пятьдесят один год. До конца отпущенного срока не дожил сорок лет. Хван Мёнсик!

На этот раз руку поднял дядька в очках.

– Хван Мёнсик, сорок девять лет. Не отжил еще двадцать восемь лет. На Ильхо!

Пришла моя очередь отозваться.

– На Ильхо, шестнадцать лет…

– Гм, я очень извиняюсь. – Я опять поднял руку, чтобы перебить Мачона. Мне казалось, что нужно с самого начала сообщить, что произошла ошибка. – Вы все время говорите: «Те, кто выбрал преждевременную смерть», но я не из них. Я не кончал жизнь самоубийством.

– На Ильхо, шестнадцать лет. Не дожил еще пятьдесят восемь лет, – продолжил Мачон, сделав вид, что не слышит.

– Еще раз говорю вам, что это не так.

– Тогда что ты здесь делаешь? Тебе осталось пятьдесят восемь лет жизни. Если ты не самоубийца, то не окажешься здесь. Так что давай закончим этот бессмысленный разговор. – Категорично покачал головой Мачон.

Но разве он не должен прислушаться к моим словам и вместе со мной подумать над тем, почему я тут оказался? Что значит «бессмысленный разговор»? Да ведь он меня ни во что не ставит…

– Почему вы мне не верите? Ах да, спросите Дохи, она свидетельница. Я умер из-за нее. – Я кивнул на свою спутницу.

Но, кажется, та сейчас была не в состоянии подтвердить мои слова и бессильно сидела, устремив взгляд полуприкрытых глаз в пустоту.

– Похоже, ей нечего сказать. – Мачон продолжил педантично сверять список: – Следующий…

Мне хотелось опять перебить его и вмешаться в перекличку, но я не решился под грозным взглядом Саби.

За все свои шестнадцать лет жизни я ни разу не задумывался о смерти. У меня не было времени думать о ней. Я составил себе жизненный план, довольно простой. Однако реализация даже этого плана так изматывала, что у меня не оставалось времени на размышления.

«Прожить день без происшествий» – может, кому-то это покажется странным, но именно таким было мое жизненное кредо.

Конечно, вы можете спросить: что сложного в том, чтобы просто жить день за днем? В моем случае прожить сутки без невероятных событий было действительно очень сложной задачей.

Дело в том, что у меня есть плохая примета. Не помню, с каких пор она появилась, полностью подчинив себе мою жизнь.

Мое утро всегда имело очень большое значение, потому что влияло на целый день. Если оно было неудачным, то и день становился таким же. Эта примета была точной, как математическая формула, и ни разу не дала осечки.

Если спозаранку происходило хоть что-нибудь, что портило мне настроение, то весь день шел наперекосяк. Именно поэтому я всячески старался, чтобы утром не произошло ничего неприятного. Но, к сожалению, это не всегда зависело от меня.

Обычно я не завтракаю. Мама считала это нормальным и не сердилась, но порой все же ворчала на меня. В таких случаях мне волей-неволей приходилось вступать с ней в перепалку. Удивительным образом это происходило именно в тот момент, когда я с облегчением думал: «Сегодняшнее утро обошлось без происшествий».

Еще у меня натянутые отношения с сестрой. Ее зовут Ильчу. Мы можем не разговаривать целый месяц, если только не случится что-нибудь из ряда вон выходящее. Хоть мы с ней брат и сестра, но я почти ничего не знаю о ней, а она – обо мне. Сталкиваясь дома, мы игнорируем друг друга, а если кто-то не дай бог нечаянно заденет другого, обмениваемся самыми злобными взглядами, но ни в коем случае не разговариваем. Иногда Ильчу ни с того ни с сего начинает провоцировать меня. Причем по всяким пустякам, например, почему я выдавливаю зубную пасту из середины тюбика. Как ни странно, это тоже случается в тот момент, когда я с облегчением думаю, что утро обошлось без происшествий.

Если бы не эта неизвестно когда появившаяся примета, моя жизнь была бы довольно спокойной и беззаботной. Однако я не жаловался. Я прекрасно знал, что не одарен особыми талантами. А такому ничем не примечательному парню, как я, вреден постоянный душевный комфорт. Поскольку он может сделать из меня равнодушного наблюдателя, который безответственно относится к собственнойжизни. Удивительно, но дурная примета, отравляющая мою жизнь, одновременно была движущей силой, которая поддерживала меня в постоянном напряжении, не давая расслабиться.

Двенадцатое июня тоже оказалось одним из таких дней.

С самого утра Ильчу начала ко мне придираться. Якобы я не смыл за собой в туалете, и она брезгует жить со мной в одном доме. Притом, что с момента пробуждения и до разговора с ней я вообще не ходил в туалет. Услышав об этом, Ильчу не поверила и начала спорить, утверждая, что это именно я насвинячил. Меня трясло от злости: разве моча в унитазе подписана моим именем?

Не имея более веских доказательств моей вины, она ушла в школу со словами, что ей стыдно быть моей родственницей. Я тоже вышел из дома, настороженно думая, что сегодня нужно быть предельно внимательным. Но мне было так чертовски обидно от несправедливых обвинений, что страшно захотелось курить. Мой стаж курильщика был мизерным, и я вполне мог обойтись без сигарет, но в то утро ощутил сильнейшую потребность затянуться. Только в этот момент я осознал, насколько унизительным дляшестнадцатилетнего парня было обвинение, связанное с туалетом.

Устроившись в укромном уголке за нашим многоквартирным домом, я вытащил вожделенную сигарету. Опасаясь, что меня кто-нибудь заметит, решил сделать всего три глубоких затяжки и затушить окурок. Я успел смачно затянуться в третий раз, когда кто-то хлопнул меня по плечу.

– Тебе так хочется курить в школьной форме? Да еще и возле дома? – Голос за спиной показался мне знакомым. – Урод несчастный! И как тебе только еда в горло лезет? – Та же рука стукнула меня по спине. На этот раз удар был таким сильным, что у меня чуть искры из глаз не посыпались.

Я резко повернулся:

– Да пошел ты! Тебе-то какое дело?

Передо мной стоял отец.

Понятия не имею, как он оказался здесь в это время, ведь ушел на работу на рассвете. Но тогда мне было не до вопросов, и я побежал без оглядки с места преступления. А в школе во время обеда произошло еще более нелепое происшествие. Я сидел в столовой, отрешенно уставившись в тарелку с едой, видимо потеряв всяческий аппетит при мысли о том, какая взбучка ждет меня дома. В этот момент мой одноклассник О Чжондо, проходивший мимо с полным подносом, внезапно растянулся на ровном месте. Я молча наблюдал за летящими во все стороны рисом и овощами, думая о том, как бедняга живет с такими слабыми ногами, когда раздался крик классного руководителя:

– На Ильхо, зачем ты это сделал?

– Я? Вы о чем?

– Зачем ты поставил подножку невиновному О Чжондо?

От такой вопиющей несправедливости я выругался вслух и саркастически рассмеялся – и сразу же превратился для всех в отпетого хулигана, который мало того что сбил с ног одноклассника, так еще и сцепился с учителем, послав его подальше. Но хуже классного, обвинившего меня без всякой причины, был сам засранец Чжондо. Только мы двое знали, ставил я ему подножку или нет. Стоило ему признаться, что он споткнулся, потому что у него слабые ноги, – и дело с концом. Однако он подло промолчал.

Я подумал, что раз утро и день выдались неудачными, мне придется быть осторожным до самого вечера. Возвращаясь из школы, твердо решил не перечить отцу, а в ответ на его крики, нравоучения и упреки покорно признать вину и кротко просить прощения.

Когда рынок остался позади и я вышел на короткий путь до дома, мне попалось на глаза старое здание в начале глухого переулка. Оно было таким ветхим, что от одного взгляда на облупившуюся вывеску и потускневшую краску на фасаде становилось тоскливо. На третьем этаже было малолюдное теперь интернет-кафе, в котором я когда-то зависал, а в цокольном – караоке-бар, где раньше тоже любил отрываться. Мысленно возвращаясь к сценам из прошлого, я разглядывал здание, как вдруг мое внимание привлек силуэт на крыше. Кто-то стоял на самом краю и смотрел в небо. Когда ветер трепал длинные волосы и подхватывал белую юбку, украшенную частым узором из черных сердечек, тонкая девичья фигурка опасно покачивалась. Я пристально всматривался в ее лицо и, узнав, сильно удивился. Это была На Дохи. «С ума сошла! Что она там делает? А вдруг упадет?» Я уже отвел от нее взгляд, когда меня словно стукнуло по голове чем-то тяжелым. А вдруг она решила умереть? Осененный внезапной догадкой, я бросился в здание и на одном дыхании взлетел вверх по ступенькам.

Когда с громким стуком открылась дверь, ведущая на крышу, Дохи уже взбиралась на парапет.

– Стой! – С быстротой молнии я кинулся к ней и успел схватить ее в охапку.

Кастинг для покойников

Я поднял руку:

– Минуточку, а можно вопрос? Что со мной будет? Мне правда очень обидно. Я не кончал жизнь самоубийством. Вот Дохи может подтвердить, когда очнется. Сейчас она не в состоянии говорить, но потом обязательно расскажет, как все было на самом деле.

– Что будет, что будет? Раз уж ты здесь, ничего не изменится. Придется тебе идти с нами. Разве ты можешь ожить, если уже умер? – Встрял в разговор очкарик. Звали его Хван Мёнсик.

– Я не хочу воскреснуть из мертвых, а просто хочу справедливости. Меня при жизни столько раз ни за что ни про что обижали, что терпеть несправедливость даже после смерти совсем невыносимо.

Если кого-нибудь несправедливо обижали чаще, чем меня, пусть поднимет руку. Вряд ли кому-то еще доводилось услышать, что неподписанная моча в унитазе принадлежит ему. А ведь меня обвиняли и в том, что я поставил подножку идущему мимо однокласснику, хоть я к нему и пальцем не притронулся. Рядом сидели и другие школьники, но классному нужно было наорать именно на меня. Обиднее всего было то, что теперь меня несправедливо обвиняли даже в собственной смерти.

Мачон слушал вполуха. Он равнодушно занимался другими делами с таким выражением лица, мол, чья там собака тявкает на Луну.

– Кажется, я случайно умер заодно с ней. Видимо, мы упали вместе, когда я пытался спасти ее. Не хочу беспокоить вас, дяденька, нет, дедушка, ой, нет, господин Мачон. Просто считаю, что вы обязаны знать правду.

– Умер при попытке спасти девчонку? Это где?

– На крыше здания.

Мачон подошел ко мне вплотную и приблизил свое лицо к моему. В тот же миг я почувствовал могильный холод и в замешательстве попятился.

– До сих пор ни разу не было таких ошибок. Поэтому тебе не на что обижаться.

– Простите, не понял.

– Я говорю, что до сих пор не было таких ошибок. Поэтому тебе не нужно обижаться.

Меня затрясло. Ведь я заявляю от собственного имени, что не кончал жизнь самоубийством, почему же мне никто не верит? Я с огромным трудом подавил желание схватить Мачона за грудки и как следует встряхнуть. Казалось, он ничего не слышал, словно в ушах у него были беруши.

– Не знаю, какие у вас тут правила, но можно побыстрее? Эй, школьник, ты слишком много болтаешь. Можешь помолчать? Раз ты здесь, значит, так надо. Думаешь, что попал сюда случайно? Говорят же тебе, что ошибки быть не может. А раз нет ошибки, то перестань спорить. Лучше поскорее уйти от этих невежливых людей, которые со всеми на «ты». Эй, уважаемый, давайте побыстрее закончим с вашими правилами, и мы пойдем дальше, – высказался Мёнсик, без конца поправляя сползающие на нос очки в черной оправе. Его бицепсы, виднеющиеся из-под коротких рукавов рубашки, были чрезвычайно хорошо развиты. Я украдкой бросил взгляд на его лицо. Может, при жизни он был спортсменом?

– Как я уже говорил, вам будет так же сложно пройти по этой дороге, как верблюду пролезть в игольное ушко. Вам предстоит невероятно трудная процедура отбора. Только тот, кто выдержит это испытание, сможет продолжить путь.

– Пытаетесь запугать нас еще до того, как мы начнем? Интересно, каким же образом верблюд пролезет в игольное ушко? Раз вы говорите, что пройти отбор так трудно, что будет с теми, кто не пойдет дальше? Их отправят обратно в мир живых? – поинтересовался Мёнсик, перебив Мачона.

– Эк ты размечтался, голубчик! Это категорически невозможно. В том мире, где вы жили, время нельзя повернуть вспять. Вернуться вам не удастся. Те же из вас, кто не сможет пройти дальше, будут вечно скитаться здесь, в срединном пространстве между миром живых и видимым вдалеке царством мертвых. Блуждая по нему, вы можете снова получить шанс продолжить путь, и лишь получившие этот шанс смогут стать избранными. Бесчисленное множество душ вынуждены мыкаться здесь тысячи лет. Зная, какую боль они испытывают, я не могу остаться в стороне и потому пытаюсь помочь вам. Но мне неизвестно, сможет ли кто-нибудь из вас двинуться дальше. Возможно, пройдут все тринадцать, а возможно, никто. Путь будет открыт только для тех, кто успешно завершит кастинг. Это и есть здешнее правило.

– Что-о-о? Кастинг? Я, конечно, знаю, что в наши дни модно устраивать кастинги, но проводить его с покойниками? – возмутился Мёнсик. – Ну и ну! Это что-то новенькое. Мертвецы должны танцевать? Или петь? А с какой радости нам петь или танцевать? А-а, и еще раздеться не забыть! Вот это будет зрелище – дефиле покойников! Если бы у нас была такая счастливая судьба, чтобы песенки орать и плясать, нас бы сюда не занесло.

– Таков здешний порядок, – все так же категорично ответил Мачон. – Вы продолжите ваш путь, только если будете следовать правилам и пройдете отбор на тот свет.

– Минуточку! – Поднял руку один из попутчиков, все это время молча стоявший в стороне.

Он заметно выделялся среди нас, весь с головы до пят упакованный в дорогущие вещи всемирно известных брендов. Ремень, кроссовки, брюки, рубашка – все было фирменное. Лицо его выглядело удивительно ухоженным, без единого пятнышка – похоже, регулярно посещал косметолога. Я краем уха слышал его имя во время переклички, но сейчас не мог вспомнить.

– Ничего не поделаешь, придется пройти кастинг, раз это обязательное условие. Ведь порядок заведен для того, чтобы ему следовать, не так ли? Разве мы поем и танцуем только под хорошее настроение? Наш традиционный песенный жанр пхансори^[2] выражает неизбывную печаль и глубокую боль. Лично я за прослушивание. По сравнению с какими-нибудь незнакомыми условиями пробы для меня более приемлемы. В наши дни прослушивания стали очень популярными. Как ни включишь телевизор, каждый день проходят кастинги среди певцов. Видимо, этот тренд и сюда добрался. Да, что ни говори, а популярность – это сила. Участники кастинга должны петь, верно? А какой жанр? Трот? А может быть, блюз? Рэп? Рок? Что я должен спеть? – поигрывая накачанными плечами, спросил попутчик в люксовых шмотках. Выражение его лица было крайне самоуверенным.

– Вы пройдете отбор, если заставите членов жюри прослезиться, – ответил Мачон.

– Вот я и спрашиваю, как довести до слез жюри? Какой песней можно добиться такого результата? – снова спросил пижон.

– Вы пройдете кастинг, если члены жюри расплачутся.

– Уф-ф… Так я ведь как раз об этом и спрашиваю. Что нужно сделать, чтобы они пустили слезу?

– Что угодно, лишь бы они расплакались, – в третий раз повторил Мачон.

На лице модника отразилось изумление.

– Мачон, если вы считаете, что мы поступили неправильно, умерев, и действительно хотите помочь, вы могли бы намекнуть, в каком жанре нам пробоваться. Кажется, вы не любите безответственных. Но с вашей стороны это действительно безответственно, – заявил интеллигент Чжиндо.

– Точно! Вот молодец! – Зааплодировал Мёнсик. – Вы правильно сказали, уважаемый!

При слове «уважаемый» Чжиндо бросил косой взгляд в его сторону. Видимо, ему не очень понравилось такое обращение.

– Скоро придут члены жюри. Начало проб – по времени вашего мира. После одного прослушивания вы отдыхаете примерно сутки, затем принимаете участие в следующем туре. Всего их будет десять, – невозмутимо продолжил Мачон. – Те, кто не пройдет отбор за десять попыток, будут скитаться здесь, в срединном мире, до тех пор, пока им не предоставится еще один шанс принять участие в кастинге.

– Что в нашем мире, что в этом – не все ли равно? На кастинге нужно либо петь, либо танцевать – словом, показать то, что делаешь лучше всего. Разве не так? – Пижон вопросительно посмотрел на Мачона, но быстро отвернулся, скрывая досаду: зачем он опять задал бессмысленный вопрос?

В этот момент раздался голос одного из путников:

– А можно не участвовать в кастинге? Это ведь по желанию? Мне вот вообще не хочется напрягаться. Ужасно, когда ты и так смертельно устал, а тут нужно сделать что-то еще. Разве есть причины обязательно добираться до того света, чтобы там предстать перед судом? Лично мне вполне нормально и здесь поскитаться.

– И то правда! Я ведь тоже устал как собака, – охотно согласился кто-то.

– Разумеется, вначале – по желанию. Но в конце концов вы все примете участие, – отозвался Мачон.

Вдруг откуда ни возьмись появился туман и в мгновение ока окутал нас. Он был такой густой, что ничего нельзя было увидеть вокруг. Затем подул сильный ветер, который медленно развеял его. На дороге, тянущейся к нам от горы, показалось несколько фигур.

– Члены жюри уже идут, – произнес Мачон.

– Члены жюри идут, – повторил Саби.

«Дохи легко пройдет прослушивание», – подумалось мне. Я бросил взгляд на свою спутницу, которая сидела с отрешенным видом, словно не осознавая происходящего. При жизни она мечтала стать всемирно известной рэпершей. Несколько раз принимала участие в телевизионных проектах по поиску молодых талантов, однажды даже победила. У нее много фанатов и даже есть свой фан-клуб.

Члены жюри прибыли вместе с туманом. Их оказалось тринадцать. На всех были длинныетуники и накидки с капюшонами, глубоко надвинутыми на лица.

– К каждому из вас прикреплен член жюри. Единственный способ успешно пройти кастинг – довести до слез своего арбитра, – сообщил Мачон. – Первый тур начнется ровно через час.

Я попытался заговорить с Дохи:

– Тебе хорошо, ты-то сразу добьешься успеха. Все хочу спросить: ты ведь не уйдешь отсюда одна, когда пройдешь пробы? Скажешь Мачону всю правду про меня?

Я хотел заручиться ее обещанием. Дохи была единственной, кто знал обстоятельства моей смерти и мог избавить меня от необоснованных обвинений в самоубийстве. Но она все так же сидела, теперь уставившись на меня безжизненным взглядом. Понимает ли она смысл моих слов?

Почему же она решила умереть? Пока мы шли сюда, я не раз задавался этим вопросом. Но все так спешили, словно нас подгонял кто-то невидимый, что я так ее и не спросил.

Судя по одежде Дохи, было совершенно очевидно, что двенадцатого июня она не ходила в школу. Странно, чего ей не хватало в жизни? Признана гениальной рэпершей, пользуется популярностью, а еще говорили, что она из очень богатой семьи. Высокая, красивая, все при ней. Правда, ходили слухи, что с ростом популярности она загордилась и слишком задрала нос, но ведь это не причина для самоубийства. С трудом верилось, что идеальная во всех отношениях девчонка сделала такой страшный выбор. Я молча разглядывал ее, когда меня пронзило воспоминание.

«А вдруг она решилась на это из-за тех негативных постов? – Я резко помотал головой. – Нет, не может быть…»

Какое-то время назад фан-клуб Дохи гудел, словно потревоженный улей. В нем насчитывалось тридцать две тысячи человек, среди которых были и ребята из нашей школы. Но основную массу составляли настоящие, искренние и бескорыстные фанаты. Люди, не знающие друг друга ни в лицо, ни по имени, не спрашивая друг у друга ни возраста, ни адреса, объединились в онлайн-пространстве, восхищаясь своим кумиром и сходя с ума от любви. Гениальная рэперша На Дохи! Подобные ей рождаются раз в столетие! Помимо выдающегося исполнения рэпа была и еще одна причина, почему ей так восхищались: ее стихи были поистине великолепны. Лучше всего ей удавался рэп в жанре соул, и судьи на прослушиваниях восхищались текстами. А самое удивительное заключалось в том, что она сама их писала. Как-то один из членов жюри, называя ее гениальной, даже придумал ей прозвище: Рэперша-поэт. Поклонники же были единодушны во мнении, что Дохи станет звездой мирового масштаба.

Я тоже вступил в фан-клуб. Не потому, что был ее страстным фанатом, а скорее из чувства долга: мы учились в одной школе. А еще из любопытства к комьюнити. Был так называемым невидимкой, поскольку только читал комментарии, не принимая участия в деятельности сообщества.

И вот недавно, в предрассветный час, когда все сладко спали, на странице фан-клуба появился чей-то пустой пост с заголовком: «На Дохи не писала тексты своих песен».

Пост, состоящий из одного заголовка, не мог не вызвать интереса. Вскоре после того случая он всплывал еще несколько раз. А через некоторое время появился более подробный текст:

На Дохи присвоила себе слова песен, которые написал Кым Чжонхо.

На Дохи, скажи правду и извинись.

В течение нескольких часов в фан-клубе бушевали нешуточные страсти. Посты тех, кто интересовался личностью Кым Чжонхо, сыпались, как из рога изобилия. Эмоции в виртуальном пространстве не утихали.

Кым Чжонхо – мой одноклассник. Мы вместе учились в начальной школе, но я почти ничего о нем не знал. Он был таким неприметным, что никто не замечал ни его присутствия, ни отсутствия. Однако было время, когда такой вот тихоня дружил с Дохи. Правда, очень недолго. Мне доводилось видеть, как они вдвоем шли по улице, и Чжонхо нес ее ранец. На мой взгляд, ранец он, может, и способен был носить, но писать стихи – едва ли.

Между тем страсти в фан-клубе все не утихали. А через некоторое время появился еще один пост. В нем утверждалось, что Дохи и Чжонхо дружили, но Дохи бросила его, как только стала популярной.

Сплетни, порожденные этим вбросом, постепенно обрастали новыми подробностями. Причем в основном они исходили от тех ее фанатов, которые учились в нашей школе. Но больше всего меня шокировала сплетня, что кто-то видел, как эти двое целуются в темном закоулке. Когда я прочел это, мне показалось, что мое сердце вот-вот остановится. Не то чтобы я был от нее без ума. Но просто представить себе такое было невозможно.