Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Варвара, укладываясь на новь, молилась со слезами:
- Спаси, помилуй, господи, татарву неприкаянную... Ибрагима... И ангела-то хранителя у него нет, у дурака... Не знай, кого и просить-то. Святителя Абрама, поди.
Варвара, укладываясь на новь, молилась со слезами:
- Спаси, помилуй, господи, татарву неприкаянную... Ибрагима... И ангела-то хранителя у него нет, у дурака... Не знай, кого и просить-то. Святителя Абрама, поди.
– Ого! Да вы, я вижу, индивидуалист.
– Я? Я просто – Прохор Громов.- Вот страдаю за нее всещадно, – показал он на чалму, – парни били. Не по вашей ли рекомендации, пардон?– Это мучительство. Как вы не понимаете? Я усиленно страдаю...Шумно: собаки лают, мычит корова, горланят петухи, голопузик бесштанно брякнется в крапиву и орет. Жизнь!Он грозы боится. Во время грозы он обычно спускается в подпол и меланхолически сидит там на картошке.– За ваше драгоценное! В честь солнечности атмосферной погоды... Адью!
– Ого! Да вы, я вижу, индивидуалист.
– Я? Я просто – Прохор Громов.- Вот страдаю за нее всещадно, – показал он на чалму, – парни били. Не по вашей ли рекомендации, пардон?– Это мучительство. Как вы не понимаете? Я усиленно страдаю...Шумно: собаки лают, мычит корова, горланят петухи, голопузик бесштанно брякнется в крапиву и орет. Жизнь!Он грозы боится. Во время грозы он обычно спускается в подпол и меланхолически сидит там на картошке.– За ваше драгоценное! В честь солнечности атмосферной погоды... Адью!
набрасываясь на грозно торчавшие из воды камни. Вода кипела, злилась; грохот и рев стояли неописуемые. Прохор кричал Ибрагиму, Ибрагим Прохору, но ни тот, ни другой не могли расслышать даже своего собственного голоса. – Вот тот камень самый страшный
набрасываясь на грозно торчавшие из воды камни. Вода кипела, злилась; грохот и рев стояли неописуемые. Прохор кричал Ибрагиму, Ибрагим Прохору, но ни тот, ни другой не могли расслышать даже своего собственного голоса. – Вот тот камень самый страшный
он стал слегка покрываться благополучным жиром
Отнюдь не дешевизна водки прельщала их, а любопытный облик хозяина, этого разбойника, каторжника. Пушкин, Лермонтов, Толстой – впечатления свежи, ярки, сказочные торцы бегут со страниц и манят юные мечты в романтическую даль, в ущелья, под чинары. Ну как тут не зайти к Ибрагиму-Оглы? Ведь это ж сам таинственный дьявол с Кавказских гор. В плечах широк, в талии тонок, и алый бешмет как пламя. А глаза, а хохлатые черные брови: взглянет построже – убьет. Вот черт! Но посмотрите на его улыбку, какой он добрый, этот Ибрагим. Ухмыльнется, тряхнет плечами, ударит ладонь в ладонь: «Алля-алля-гей!» – да как бросится под музыку лезгинку танцевать. Вот тогда вы полюбуйтесь Ибрагимом… Заглядывал сюда с товарищами и Прохор Громов.
Отнюдь не дешевизна водки прельщала их, а любопытный облик хозяина, этого разбойника, каторжника. Пушкин, Лермонтов, Толстой – впечатления свежи, ярки, сказочные торцы бегут со страниц и манят юные мечты в романтическую даль, в ущелья, под чинары. Ну как тут не зайти к Ибрагиму-Оглы? Ведь это ж сам таинственный дьявол с Кавказских гор. В плечах широк, в талии тонок, и алый бешмет как пламя. А глаза, а хохлатые черные брови: взглянет построже – убьет. Вот черт! Но посмотрите на его улыбку, какой он добрый, этот Ибрагим. Ухмыльнется, тряхнет плечами, ударит ладонь в ладонь: «Алля-алля-гей!» – да как бросится под музыку лезгинку танцевать. Вот тогда вы полюбуйтесь Ибрагимом… Заглядывал сюда с товарищами и Прохор Громов.
прерывисто дышал. Он поцеловал морщинистый, мудрый лоб черкеса и, против воли, прислушался к себе: вот
прерывисто дышал. Он поцеловал морщинистый, мудрый лоб черкеса и, против воли, прислушался к себе: вот
Наш национальный идеал – властвовать миром.
Наш национальный идеал – властвовать миром.
Ну, скажите, мистер Кук, в чем национальные идеалы обожаемой вами Америки?
Ну, скажите, мистер Кук, в чем национальные идеалы обожаемой вами Америки?
года, прошло ничто. В конце третьего года примчалась от Прохора Петровича в село Медведеве телеграмма. Петр Данилыч и Марья Кирилловна! Радостная это телеграмма или роковая? Человеческим незрячим сердцем оба в один голос: радостная, да. Но за эти три года Угрюм-река трижды сбрасывала с себя ледяную кору, за это время случилось вот что. Прохор обосновал свой стан в среднем течении Угрюм-реки, чтоб ближе к людям. Но и для орлиных крыльев людское оседлое жилье отсюда не ближний свет. Высокий правый берег. Кругом густые заросли тайги. Но вот зеленая долина
года, прошло ничто. В конце третьего года примчалась от Прохора Петровича в село Медведеве телеграмма. Петр Данилыч и Марья Кирилловна! Радостная это телеграмма или роковая? Человеческим незрячим сердцем оба в один голос: радостная, да. Но за эти три года Угрюм-река трижды сбрасывала с себя ледяную кору, за это время случилось вот что. Прохор обосновал свой стан в среднем течении Угрюм-реки, чтоб ближе к людям. Но и для орлиных крыльев людское оседлое жилье отсюда не ближний свет. Высокий правый берег. Кругом густые заросли тайги. Но вот зеленая долина
Отходить когда буду… в тот свет… теперича еще, может, оклемаюсь. Буди Марью. Зови Прошку. Да-а… ведь он в науке… Зря… Не надо бы. Зови попа… Пусть Гараська верхом смахает в Медведево… Стой! стой! Подожди-ка… Ну ладно… Покличь Марью… Петр плохо понимал, что говорил отец. Пред его глазами стояла сосна, серел покрытый мхом вросший в землю камень, блестели и сладко позванивали червонцы, а дальше… разливным морем бурлила вольная жизнь-услада. Петр наскоро чмокнул отца в холодный лоб, брезгливо отер губы и тряхнул головой: – Батюшка, благослови. – Бог тебя благословит. Иди покличь. Петр расставил локти, благодарно взглянул на лучистый
Отходить когда буду… в тот свет… теперича еще, может, оклемаюсь. Буди Марью. Зови Прошку. Да-а… ведь он в науке… Зря… Не надо бы. Зови попа… Пусть Гараська верхом смахает в Медведево… Стой! стой! Подожди-ка… Ну ладно… Покличь Марью… Петр плохо понимал, что говорил отец. Пред его глазами стояла сосна, серел покрытый мхом вросший в землю камень, блестели и сладко позванивали червонцы, а дальше… разливным морем бурлила вольная жизнь-услада. Петр наскоро чмокнул отца в холодный лоб, брезгливо отер губы и тряхнул головой: – Батюшка, благослови. – Бог тебя благословит. Иди покличь. Петр расставил локти, благодарно взглянул на лучистый
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: