Не говори, что время быстротечно… Лирика, размышления

Не говори, что время быстротечно…

Лирика, размышления

Владимир Свердлов

© Владимир Свердлов, 2019

ISBN 978-5-4483-8292-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не говори, что время быстротечно…

Что предложить тебе могу, что дать?

Снега и вьюги – в них замёрзла вечность.

А остальное – можно переждать.

Хранитель древностей

Под грузом прошлых дней мгновений

Рассохшийся стеллаж скрипит —

В забытом памяти музее

Хранитель древностей не спит

А звёзды в небе манят и блестят…

А звёзды в небе

             манят и блестят

И шепчут вздохами

             воспоминаний,

Как будто бы мне донести хотят,

Что прочитали в книгах без названий,

Смотря с высот небес на землю вниз,

Прислушиваясь к шелесту полыни,

Они мне шепчут – словно твой каприз —

О тех событьях, что когда-то были.

И вижу я сквозь время пелену

Дам на балконах, рыцарей с мечами

И с факелом, что разгоняет тьму,

Крадусь к тебе сквозь площадь в ожиданьи.

И по верёвке и в твоё окно

И с шпагами сойтись – клинки звенели…

Ах, это было в прошлом, так давно…

И вообще – мне это звёзды пели…

Хранитель древностей

Событья дней не умирают —

Лишь молча в сторону уйдут.

Снегами сердце заметают

И ночью в памяти всплывут.

Прошедшие обиды лечат,

Холст покрывают грунтом лет;

Ушедших дней былые встречи

Мазками пишут свой портрет.

В пыли картина не в проёме

Висит меж старых двух гардин —

Звук мне приснившихся гобоев

Храню я в памяти. Один.

Под грузом прошлых дней мгновений

Рассохшийся стеллаж скрипит —

В забытом памяти музее

Хранитель древностей не спит.

Тот колокол в ночи

Тот колокол в ночи,

              Глухой, далёкий, тяжкий —

Над площадью пустой

              Качнутся небеса.

И в темноте времён

              За плотною повязкой

Как будто услыхал

              Неясны голоса.

Откройте эту дверь

              За толстою решёткой —

За ставнями щелей

              Затеплится свеча.

И задрожит струною, нотою короткой,

              Бриллиантом у кольца

Забытая слеза.

Пустите меня внутрь,

              Там, где огонь камина,

Где зимних жар углей,

              Где тёплый пахнет хлеб.

Да, видно, опоздал:

              Тот колокол повинный

На площади пустой

              Не тот отмерил век.

Стихи не пишутся во фраке…

Стихи не пишутся во фраке,

Напудренный, при орденах —

В залатанном до дыр халате

И среди ночи при свечах.

Скрипит перо, летают мысли,

Свечи мерцает тусклый свет.

И словно призраки нависли

В углу, где чудится портрет…

Где тени бессловесно ходят,

Листает книгу где судьба,

Рука в волнении выводит

Ей продиктованны слова…

Наступит утро. Разметает

Обрывки из углов теней

И в мяты брюки залезает

Поэт, чтоб влиться в новый день.

Стихи не пишутся во фраке…

Коснусь губами рук, склонюсь в немом поклоне…

Коснусь губами рук,

Склонюсь в немом поклоне.

Наплечники – долой,

На шлеме – бел плюмаж.

И молча в этот круг

Вступлю и на балконе

Я вижу: над толпой

Её смеётся паж.

Приятно и легко

Они ведут беседу.

А здесь в клубах пыли

Лишь звон мечей стоял.

Они там высоко —

Паж празднует победу,

И свежие цветы

Ей под ноги бросал.

Наверх я взгляд поднял:

Она цветы держала:

Блестит бокал с вином;

И как стрела прошла —

Я в этот миг узнал,

Что хочет эта дама,

Но с вражеским мечом

Меня судьба нашла.

Коснусь губами рук.

Без силы – на коленях.

То ль рана от меча,

То ль сердца горький стон.

И, уходящи вдруг,

Мне вспомнились те тени,

Накидка на плечах

Да колокольный звон.

Наверх я взгляд поднял:

Она вино допила —

Среди своих подруг

Весёлое лицо.

Я крест нательный сжал

С оставшеюся силой:

В руке у пажа вдруг

Узнал своё кольцо.

Во времени я потерялся…

Во времени я потерялся.

Случайно не в ту дверь вошёл.

Я знаю: ведь я пел романсы

И серенады под луной.

Как будто бы средь менестрелей

Со старой лютней на ремне

В трактире нас с тобою грели

Угли в далёком декабре.

И меч тяжёлый в изголовье —

Двумя руками в полный взмах —

Кинжал предательский уронит

Разбойник, скрывшийся впотьмах,

И над обидчиком простёртым

Я руку властно протяну

В лицо в холодных каплях пота

В последний миг его взгляну.

И у костров, где пилигримы

На звёзды смотрят в тишине,

Пою о древних паладинах,

Любви, и вере, и мечте…

Во времени я потерялся.

В системе коридорных дней.

И выйти тщетно я пытался

В закрытую снаружи дверь…

Память наша ли – наше проклятье…

Память наша ли – наше проклятье,

Наша мука, немыслимый груз.

По ночам – тенью тёмного платья,

Или хохот безжалостных муз

И листает страницы былого —

И портрет на стене и глаза,

Звук когда-то забытого слова,

Чьи-то в комнате там голоса…

Тяжко давит на слабые плечи,

Грубо смотрит, скривила лицо.

И опять эти тихие речи,

И опять то блеснуло кольцо.

Память наша ли в пыльных чуланах,

Под тяжёлым замком сундуков.

Память наша – кровавая рана

С толстым слоем засохших бинтов,

Ничего чтоб: ни вздоха ни стона,

Ни строки старых, блеклых чернил…

И в безумном кручении снова

Ты боишься остаться один.

Шум пиров – чтоб ушли эти мысли,

Календарь, полон важных что дел —

Чтоб забыть, что горою нависли:

Не успел. Не сказал. Не сумел.

Цезарь. Иды Марта

Почему люди предают ближнего? Что должен чувствовать – не говорить, даже не думать – а чувствовать человек, предавший ближнего, когда остаётся один, а внутри – комок? А с другой стороны – жертва. И тут мы вспоминаем Гамлета. Мы все помним «быть иль не быть», но не этот вопрос мучает Гамлета, а тот, что идёт дальше – «

Быть иль не быть – вот в чём вопрос. / Достойно ль / Смиряться под ударами судьбы, / Иль надо оказать сопротивленье».

С каймой багряной плащ в моей руке.

На что иду, что встречу – всё я знаю

Тот прорицатель нищий, мне в толпе,

Открыл Богов сегодня предсказанье:

Про след кровавый на большой луне,

Про полный диск в ночи, про Иды праздник.

Ты, нищий, думал: Цезарь в стороне,

Там

 спрячется, как низкий соучастник?

Уйдёт, чтоб им облегчить торжество?

Чтобы быстрей забыть им это действо?

Я Цезарь, нищий! Имя пусть моё

Останется как память о злодействе.

Вот я в сенате. В лица им гляжу.

Глаза отводят. Страшно – что ж, понятно.

Пусть я не жизнью – смертью пригвозжу

Проклятье на их души безвозвратно…

Не бойся, Брут, тебе я помогу,

Ведь спас тебя. Ведь мы друзья с тобою.

Свои глаза с лица я отведу

И повернусь к тебе своей спиною…

Спасибо, друг. Удар я твой узнал.

Помог ты мне. Ведь жить с душевной раной —

Нет, невозможно. Вот я здесь упал —

На пол сената в тунике кровавой.

Мой рваный плащ набросьте на лицо.

Не для меня – для вас, чтобы смелее.

Чтобы забыть быстрей. И чтоб кольцо

Она сняла, щеками не краснея.

Я знал на что иду, куда приду.

Я Цезарь! Мне не надо ворожеи.

Я знал, когда и где я упаду.

Я знал предателей, что выйдут из-за тени.

Остался жить я в имени своём.

Остался Брут, но так ли вы хотели?

Кровавый плащ. След на песке вдвоём.

И на щите я. А не липкой тенью

1

1

  Иды марта в Древнем Риме праздник мартовского полнолуния. По современному календарю это примерно двадцатые числа марта. В этот день Цезарь был убит заговорщиками. Последним движением Цезарь поворачивается к Бруту и в этот момент Брут входит в историю. Брут был не просто другом Цезарю. Цезарь спас Брута в одном из сражений. Как, должно быть, было больно Цезарю получить именно этот удар… Иды Марта, возглас: «И ты, Брут!» – стали одним из синонимов предательства самого близкого человека.

.

Гефсиманский сад

Весь мир спасти… Или разрушить —

Планеты, звёзды, облака…

Зачем с изменою мы дружим,

Зачем обманная рука

В ночи, в тиши творит коварство?

Зачем нам с самых первых дел,

Шепча про призрачное царство,

Змий искушений в уши пел?

Зачем кинжал мы направляем

Рукою ближней, со спины,

Зачем мы стон не замечаем,

Клянясь с усмешкой, что верны?

Зачем кровавый след за нами,

Зачем костёр и там топор?

И ближнего мы распинаем,

Во тьме укрывшись словно вор…

И с первых дней и до последних

Звучит всё так же: «Где брат твой?»

И в кошельке монет звон медных

Всё чёрной тянет глубиной…

И продаём – держал кто стремя,

И убиваем – «И ты, Брут» —

Дороги те же в наше время

В сад Гефсиманский всё ведут.

Кто – за кольцо, кто – за похлёбку,

Кому – цвет жёлтого металл.

Мы сами продаём в охотку —

Нам ведь никто не приказал!

Мы сами – зла черту забывши,

Лицо закрыв, глазами в бок

От древа древнего вкусивши

Опять отравленный цветок.

И снова слышно, словно звуки

Там заблудились средь маслин:

«За что же, Господи, мне муки? —

Нести мой крест, покуда сил…»

И сад у каждого пред нами —

Далёк ли, близок ль впереди.

В сад Гефсиманский нам с делами

Всем предстоит с крестом взойти.

Танцовщица

На площади в парке девчонка кружится,

Мелькают застывшие, скучные лица.

В кругу – танцовщица: цыганские юбки,

Трико ли гимнастки, накрашены губки,

Монисты блестели, улыбки летали,

Каблук ли стучал по мощёному камню.

На кистях – браслеты, на пальцах – колечки,

Повозка стоит – лошадь в стёртой уздечке —

Старик ли с шарманкой, визжание ль скрипки

И шапка по кругу – монеты там липки.

Возьмёт ли её в замок барин ли старый,

Вельможа ль со скуки, иль граф вечно пьяный,

В трактир, может, пустит хозяин расчётный,

Иль юноша встретит – бедняк благородный.

Похитит горбун – раб надменного принца —

Хозяину было б с кем ночь веселиться

А после – с обрыва под полной луною,

Река где темна, сбросят вниз головою.

   <br/