У выхода из «зеленого коридора» стояли десятка три встречающих. И еще полтора десятка почти одинаковых мужичков с вертящимися автомобильными ключами на указательных пальцах – шоферы такси, так называемые аэродромщики, и представители гигантского племени московского частного извоза.

Однако наше внимание в этой толпе привлекут всего три человека:

высокий толстый бородатый мужчина лет пятидесяти…

…и двое молоденьких пареньков – лет по двадцать пять.

Один из них держал в руке микрофон с эмблемкой какой-то телевизионной компании, второй поправлял на плече профессиональную видеокамеру «Бетакам».

Микрофон одного был соединен кабелем с камерой другого, и поэтому они не могли отойти друг от друга больше чем на пару метров.

– Произвел посадку самолет «Аэрофлота», рейс пятьдесят восемь ноль шесть, из Мюнхена! – сообщил радиоголос.

Толстый бородач посмотрел на часы и спокойно остался стоять на месте.

Паренек с микрофоном засуетился, стал заглядывать в блокнот.

– Не дергайся ты, как свинья на веревке, – сказал ему оператор. – Пока их выгрузят, пока этот старый хрыч пройдет паспортный контроль, пока промудохается со своим багажом и разберется с таможней, ты все свои вопросики успеешь наизусть выучить. Ты хоть знаешь, как он выглядит?

– Издеваешься? С каких это радостей?! В редакции дали его последнюю книжку – на обороте обложки есть его фотография.

– Ну-ка, ну-ка, покажи…

Репортер залез в сумку, вытащил яркую книжку в аляповато-базарной обложке и показал ее своему оператору.

Огромный толстый бородач улыбнулся, увидев, как два телевизионщика разглядывают фотографию автора книги – пожилого человека с иронической ухмылкой.

– Не волнуйтесь, – сказал бородач. – Я покажу вам его.

– Вы знакомы с ним? – тут же повернулся к нему оператор.

– Почитывал когда-то.

– Не знаете, как его отчество? – поинтересовался репортер. – А то написано тут только – «Владимир…», а как по отчеству, ни хрена нету.

– Владимирович, – сказал бородач.

Репортер повертел книжку в руках, тихо процедил оператору:

– Ну почему, почему мы должны мчаться в Шереметьево, снимать никому не нужный сюжет про этого старика, вместо того чтобы сделать конфетку об открытии циркового сезона на Цветном бульваре? Вечно мы с тобой в какое-нибудь дерьмо вляпаемся…

Оператор опасливо оглянулся на толстого бородача и тихонько сказал на ухо репортеру:

– В редакции говорили, что этот старик – жуткий поддавальщик!

Беспошлинный магазин аэропорта

Старик, фотографию которого мы видели на задней стороне обложки его последней книги, уже прошел паспортный контроль и сейчас покупал в беспошлинном магазине большую бутылку английского джина «Бифитер».

Он заплатил в кассу, отказался от фирменного пластикового пакета, расстегнул молнию на свисавшей с его плеча спортивной сумке, вытащил оттуда пустую полулитровую пластиковую бутылку из-под «Гордон-джина», выбросил ее в мусорную урну, а полную бутылку «Бифитера» заботливо спрятал в свою большую спортивную сумку.

Перекинул сумку через плечо и пошел мимо пассажиров, ожидавших свой багаж, прямо к выходу – к «зеленому коридору».

Одет старик был крайне легкомысленно и по российским понятиям явно не по возрасту: на нем были дорогие, модные и достаточно пижонские туфли, старенькие, основательно вытертые джинсы, видавшая виды светло-коричневая кожаная куртка, из-под которой выглядывала чуть ли не до пупа расстегнутая красная рубашка.

На ходу старик выщелкнул из пачки «Мальборо» сигарету, закурил и вышел к встречающим…

…И тут же увидел возвышающегося над всеми толстого бородача!

Старик ухмыльнулся, направился было к нему, но бородач из-за спин телевизионных пареньков глазами и пальцем указал ему на микрофон и камеру. Старик тут же подмигнул бородачу и погасил улыбку.

– Вот и ваш персонаж, – негромко сказал телевизионщикам толстый бородач и указал им на старика со спортивной сумкой через плечо.

– Свет! – скомандовал репортер оператору.

Вспыхнул яркий свет над камерой оператора. Репортаж начался.

Репортер рванулся навстречу старику в джинсах и вызывающе красной рубахе.

– Здравствуйте, дорогой Владимир Иванович! Телевизионный канал…

– Владимирович, – недобро поправил старик репортера. – Семьдесят пять лет как Владимирович. Ничего страшного, валяй дальше. Потом при монтаже выбросишь. Спрашивай, только в темпе. А то мне еще на Ленинградский вокзал нужно успеть, чтобы к «Стреле» не опоздать. Впрочем, могу облегчить тебе жизнь, сынок. У тебя наверняка за пазухой есть потрясающе неожиданный вопросик – почему я живу в Мюнхене?

Репортер заглянул в блокнотик, растерянно подтвердил:

– Да, есть. А правда, почему?..

– Отвечаю весело и непринужденно: Мюнхен для меня – это мой последний Дом творчества. Раньше я сочинял все свои киносценарии и книжки под Ленинградом, в Репино, в Доме творчества Союза кинематографистов. Потом мне там стало скучно и я поменял Дом творчества в Репино на небольшую квартирку в Мюнхене. Исключительно ради смены обстановки и вполне простительного старческого любопытства. А в Москву и Ленинград я теперь прилетаю продавать сочиненное там. Давай, сынок, спрашивай дальше! Но предупреждаю, будь осторожен: если ты попытаешься задать мне очень оригинальный, поразительно редкий и абсолютно свежий вопрос в современной журналистике – «Каковы ваши творческие планы?», я соберу остатки всех своих стариковских сил и попытаюсь задушить вас обоих!

Тут молоденький телеоператор посмотрел на растерянную физиономию своего коллеги-репортера и заржал в голос так, что свет от его камеры запрыгал по лицам толпы встречающих, таксистов и водителей-частников…

Дорога из аэропорта Шереметьево в Москву

По шоссе мчится американский «форд-таурус».

На большой скорости обгоняет другие машины и справа, и слева, нагло прорывается в каждую дырку, время от времени даже вылетает на полосу встречного движения…

За рулем «форда» сидит толстый бородач. Рядом с ним – старик, прилетевший из Мюнхена. Владимир Владимирович.

– Яйца тебе нужно оторвать за такую езду, – спокойно говорит В. В.

– Давненько ты не брал в руки шашек, – рассмеялся бородач.

– Что?

– Я говорю – давненько ты по Москве не ездил! Катаешься по своим вылизанным немецким автобанам и чистеньким баварским улочкам и в ус не дуешь. А мы тут как в прифронтовой полосе: днем по три часа в пробках торчим, на говно исходим, а вечерами носимся как умалишенные. Тем более что мы с тобой оба опаздываем! Ты – на поезд, я – на съемку. Хорошо еще, что у меня смена ночная, а то я и в аэропорт не приехал бы. Я ведь тебя даже проводить не смогу. Кстати, а почему ты не сразу в Петербург, а с заездом в Москву?

– На Ленинград билетов не было. – В. В. устало глазел по сторонам. – Ты мою рукопись издателям передал?

– Даже аванс за тебя получил и уже перевел на твой мюнхенский счет.

– Сработала моя доверенность, проштемпелеванная русским генеральным консулом?

– В лучшем виде! – Но тут бородач встревожился: – Может быть, я поторопился с банковским переводом и тебе деньги здесь нужны?

– Плюнь. Есть у меня деньги…

– Слушай, Вовик, раскрой жгучую тайну – какого хрена ты расплевался с питерскими издателями и переметнулся в столицу? – спросил бородач. – Они же черт-те сколько тебя издавали и переиздавали…

– Я не расплевывался с ними. Я просто тихо унес ноги.

– Но почему?!

– Видишь ли, они так долго и мелочно обманывали меня, а я так долго и тоскливо делал вид, будто верю им, что они перестали даже скрывать свое презрительное отношение ко мне как к заграничному недоумку. Который сочинить еще что-то способен, а вот врубиться в тончайшие нюансы истинно «деловой жизни сегодняшней России» – ну нипочем не в состоянии!

– Тогда на кой хрен ты сейчас мчишься в эту колыбель трех криминальных революций?! – удивился бородач. – Оставайся в Москве, я устрою тебя в «Пекине» – площадь Маяковского, пуп Москвы, четыреста метров от ресторана Дома кино, где ты в свое время оставил кучу денег, по старому пересчету – штук пятнадцать «жигулей». Этот ресторан сейчас переживает не лучшие времена, так что тебе там все будут очень рады! На кой черт тебе Питер?

– А внучка Катя? А оплатить ее очередной институтский семестр? А пошляться по Репино? А поваляться в собственной, а не в наемной квартире, на своей старой, продавленной тахте?.. Поглазеть настоящие программы русского телевидения, где разговаривают если не всегда грамотно, зато исключительно на нашем родном, великом и могучем… – вяло возразил В. В.

– По-моему, ты это все себе напридумывал! – сказал толстый бородатый Андрюха. – Оставайся! Завтра я отосплюсь после ночной съемки, и мы с тобой, старикашка, завьемся веревочкой!..

– Наверное, я действительно что-то себе напридумывал, – согласился В. В. – Кроме внучки Кати. Скорее всего, я только из-за нее и еду туда…

– Уважаю, – сказал бородач. – А что ты там плел в аэропорту этим ребятам с телевидения? «Последний Дом творчества»… То-се, пятое-десятое…

– Знаешь, Андрюша, за последние тринадцать лет моего мюнхенского бытия кто только не брал у меня интервью! И наши, и немцы, и американцы, и французы, и итальянцы… И все задавали один и тот же вопрос: «Почему вы живете в Мюнхене?» И поначалу я тупо и подробно объяснял, что это временно и вынужденно. Что когда моей жене Ире в ленинградском Институте онкологии собрались делать вторую операцию по поводу рака груди, то меня попросили обязательно принести перевязочный материал – у них его не было. И я привез. А после операции заявили, что у них нет медикаментов для проведения химиотерапии. Профессор, который ее оперировал, сказал мне тогда открытым текстом: «Хочешь спасти жену – увози ее отсюда!» Я улетел в Мюнхен к министру культуры Баварии, показал ему свои книги на семнадцати языках, изданные в двадцати трех странах, всю германскую прессу о моих книжках и фильмах и все справки из Института онкологии, переведенные на немецкий язык. И на следующий день мы получили бессрочные визы. Потом, уже в Мюнхене, у нее была еще одна – третья! – пятичасовая операция: метастазы в печени… И меня там никто не просил принести в клинику бинты и вату. Теперь, как ты знаешь, она жива и здорова… Вот почему я по сей день живу в Мюнхене. Ты хотел, чтобы я ЭТО все рассказал тем двум телевизионным паренькам в Шереметьево?

– Прости меня, – тихо сказал толстый бородач.

– Жаль, что ты сейчас не можешь выпить со мной за ее здоровье, – усмехнулся В. В.

Он раскрыл свою спортивную сумку, вытащил бутылку «Бифитера», отвинтил пробку, сделал хороший глоток из горлышка и сокрушенно сказал, утираясь рукавом:

– Ну ведь покупал джин, склеротик старый! Что стоило еще и тоник прихватить?

…А потом, издалека, мы увидим, как этот «форд» подкатит к Ленинградскому вокзалу, остановится в застывшем привокзальном автомобильном стаде и из «форда» вылезет человек в красной рубашке и кожаной курточке, с большой спортивной сумкой через плечо.

«Форд» сорвется с места и мгновенно вольется в вечерний поток Комсомольской площади…

…а маленькая фигурка В. В. еще чуточку задержится, глядя «форду» вослед, а потом неспешно побредет к вокзальному входу…

Вокзальный перрон у состава «Красной стрелы»

Перрон был еще почти пуст, двери вагонов закрыты.

Одетые в одинаковую форму носильщики составили свои тележки в круг, покуривали и трепались с милиционерами, вооруженными короткими автоматами.

В. В. шел по пустынному перрону, поглядывал на часы.

Остановился у компании носильщиков и милиционеров, спросил, указывая на состав «Красной стрелы»:

– Не скажете, когда посадку объявят?

Обладатели тележек и автоматов без малейшего интереса молча оглядели старого В. В. в красной рубашке и джинсах, и только через паузу кто-то ответил:

– А у их – демократия! Кажный день по-разному. Когда за двадцать минут до отхода, когда за полчаса. Как бог на душу положит.

– Погуляй, дедок, погуляй. Подыши свежим воздухом, – посоветовал В. В. молоденький милиционер и ласково погладил свой автомат по пластмассовой рукоятке.

В. В. посмотрел на вооруженного мальчишку тяжелым глазом и пошел к своему вагону.

Пожилой носильщик неодобрительно проворчал молоденькому милиционеру:

– Ты как с людями разговариваешь, лимита необученная?! Ты чего, с ним коров пас у себя на Рязанщине? Какой он тебе дедок, раздолбай губастый? Ты чего ему тыкаешь? Не знаешь человека, а…

– Да ладно вам, дядя Петя! – рассмеялся молоденький милиционер. – Не видно, что ли? Ему на погост пора, а он в красную рубаху вырядился! Клоун какой-то старый, да еще и поддатый…

– А чем он поддатый, ты не унюхал? – со знанием дела возразил пожилой носильщик. – Ежели по запаху судить, так он, может, депутат Государственной думы… Может, из Администрации Президента. Или олигарх какой!

– Скажете тоже… – перетрусил молоденький с автоматом.

– У меня глаз пристрелявший, – сказал пожилой носильщик. – Они теперь как из Кремля или еще откуда с работы выйдут, так сразу же переодеваются кто во что, и пожалте… Разберись – кто он такой!

А в это время В. В. надевал на ходу очки, всматривался в билет, сверяясь с номерами вагонов…

У «его» вагона дверь была открыта, и проводник – в рабочих рукавицах, без фуражки, в синем сатиновом халате поверх униформы – мягкой тряпкой протирал вагонные поручни.

– Здравствуйте, – сказал ему В. В.

Проводник не ответил. Даже не повернулся к В. В.

– Я могу войти в вагон? – слегка раздраженно спросил В. В.

– Посадку объявят – и войдете, – не поворачиваясь и не прекращая надраивать поручни, сказал проводник.

– А когда объявят посадку?

– Когда положено – тогда и объявят.

Проводник закончил протирать поручни и, не глядя на В. В., прошел в вагон, плотно закрыв за собой дверь.

В. В. сплюнул, вытащил из кармана пачку «Мальборо», закурил.

Потихоньку к закрытым вагонам стали подтягиваться ранние пассажиры…

В. В. стоял на перроне, курил. Внимательно вглядывался в людей, идущих мимо него, словно хотел увидеть знакомое лицо…

Около В. В. остановились две совсем молоденькие проститутки.

– Дедуля! – сказала одна. – Возьми нас с собой. Мы тебе за это чего хочешь сделаем и покажем! Такую лесбуху замастырим…

– Век не забудешь, – хихикнула вторая. – Сухостой на месяц гарантируем!

В. В. посмотрел на них, рассмеялся:

– Ох, кисульки… Где же вы были десять лет тому назад?

– В детсаду, козел старый!.. – обиделись юные проституточки.

И пошли дальше, хохоча хриплыми голосками…

Но в это время вокзальные динамики объявили:

– Начинается посадка в поезд номер один «Красная стрела». Третий перрон, правая сторона. Повторяем…

Тут же открылась дверь вагона, и уже подошедшим пассажирам гордо явился проводник во всем своем железнодорожном блеске – без рукавиц, без рабочего синего халата, в фуражке и тщательно отутюженной униформе.

У дверей вагона В. В. стоял первым.

– Ваш билет, – бесстрастно проговорил проводник, скучающе глядя сквозь В. В.

В. В. протянул ему билет.

– Шестое купе, место одиннадцать. Следующий!

Проводник даже не посторонился, чтобы пропустить В. В. в вагон. Рассчитывал, что старик в красной рубахе и вытертых джинсах обойдет его стороной и только потом шагнет в тамбур.

Это была последняя капля, переполнившая чашу смирения В. В.

Он придвинулся вплотную к проводнику и тихо сказал ему на ухо так, чтобы никто не слышал:

– Ты, сучонок, тебя мама не учила вежливости? Прими в сторонку, жлоб с деревянной мордой!

Проводник испуганно посмотрел на В. В., моментально отшатнулся от прохода в вагон, робко проговорил:

– Пожалуйста, проходите… – И с перепугу повторил: – Ваше место одиннадцатое, шестое купе.

– Спасибо, дружочек! – громко поблагодарил проводника В. В.

Уже из тамбура радушно улыбнулся проводнику и всем пассажирам, еще стоявшим на перроне.

– Как все-таки приятно в кои-то веки посетить родину и убедиться – насколько все изменилось к лучшему! Стаканчик чистенький потом принесешь в шестое купе. Понял?

– Слушаюсь, – вконец перетрусил проводник.

Коридор вагона «Красной стрелы»

…а В. В. уже шел по чистенькому пустынному коридору вагона к своему купе.

…Наверное, именно тут мы увидим выражение непоправимого отчаяния на лице семидесятипятилетнего В. В. и впервые услышим то, о чем он сейчас подумал: «…Господи!.. Гнусная, омерзительная, пошлая старость!.. Всего каких-то пятнадцать лет в минус – и те молоденькие профурсетки сгодились бы, и хаму-проводнику нюх бы начистил в лучшем виде!..»

С этой невеселой мыслишкой В. В. открыл дверь шестого купе и не смог скрыть удивления…

…обнаружив в своем купе соседа!

Как он сумел оказаться там раньше В. В. – уму непостижимо!

Двухместное купе вагона «Красной стрелы»

Соседу было лет двадцать пять – двадцать семь. Длинные светлые вьющиеся волосы почти ложились на широкие плечи дорогого и модного пиджака. Парень был одет с хорошим вкусом, без карикатурного перебора – золотых цепей, перстней, крестов и могендовидов. Все было в меру и очень даже недешево.

Помимо всего, этот почти двухметровый, голубоглазый, спортивного склада парень был красив, но какой-то странной, чуточку женственной красотой…

Как только В. В. появился в дверях купе, парень тут же встал, приветливо поклонился, улыбнулся и сказал мягким, приглушенным голосом:

– Добрый вечер.

– Здравствуйте, здравствуйте! – слегка растерянно ответил ему В. В. – Ну, прежде всего, я был свято убежден, что прорвался в этот вагон самым первым, из-за чего чуть не сцепился с довольно хамоватым проводником…

– А во-вторых? – весело спросил могучий парень.

– А во-вторых, уверен был, что моим соседом окажется какой-нибудь немолодой генерал штабного розлива. Когда-то в «Стреле» мне очень везло на таких генералов.

Парень усмехнулся:

– В настоящий момент Министерством обороны планируется большое генеральское увольнение. И все наши доблестные ребята-генералы затаились, чтобы не привлекать к себе внимания и не оказаться в Чечне или в списках сокращения высшего командного состава.

– Ах вон оно что… – пробормотал В. В., уселся на свой диван и стал нащупывать в сумке бутылку с «Бифитером». – Интересненько…

– Но если вы того желаете, – сказал парень с голубыми глазами и длинными светлыми волосиками, – я могу прошвырнуться по вагонам, отыскать вам генерала и тут же поменяться с ним местами. Чтобы не разрушать ваши давние привычки ездить в «Стреле» с генералами.

– Ну уж дудки! – тут же возразил В. В. – Но вы можете прошвырнуться к проводнику и взять у него два чистых стакана. Я, правда, уже велел ему их принести, но если вы за стаканами сами смотаетесь – буду вам очень обязан. Уж больно не хочется видеть его рожу, а тем более затягивать процесс нашего с вами знакомства. Как говорится – «…а у нас с собой было!»

И В. В. торжественно водрузил на столик бутылку джина.

Парень внимательно посмотрел на В. В., снова улыбнулся и пугающе грациозно, может быть, даже излишне женственно проскользнул мимо В. В. в вагонный коридор.

В. В. слегка ошарашенно поглядел ему вослед и подумал: «О черт!.. Неужели голубой?! Как жаль… Такой классный образец настоящего мужика – и нá тебе… Голос какой-то… со странными модуляциями… Я не против… Пожалуйста! Можете трахать кого угодно – хоть козу, хоть собачку Жучку. Главное, чтобы мне, как пишут в объявлениях, „интим не предлагать!“… Хотя кому я могу быть нужен?..»

Без единого рывка, без малейшего перелязга буферных сцепок вокзальный перрон с провожающими, носильщиками и бдительными милиционерами, по-свойски болтающими с юными проститутками, тихо поплыл назад к Москве.

В. В. посмотрел на часы – было ровно одиннадцать пятьдесят пять.

В эту секунду в дверях купе возник молодой сосед В. В.

В одной руке он держал металлический подстаканник со стаканом горячего чая, в другой – чистый стакан без чая и подстаканника.

– Как понимаете, ни льда, ни тоника достать не удалось, – сказал он. – Зато когда проводник узнал, что моим соседом по купе будете вы, он посоветовал мне быть предельно осторожным! Кажется, он принял вас за главаря какой-то преступной группировки, едущего в Петербург на слет воров в законе. При этом он ссылался на свой богатый железнодорожный опыт.

– Тоже неплохо, – сказал В. В. – Оставим его в этом прелестном заблуждении. Телевизионные бандитские сериалы делают свое большое и нужное для народа дело! Кстати, а почему вы не принесли себе чистый стакан? Вы не собираетесь составить мне компанию?

– Не пью, – виновато улыбнулся парень. – Я, с вашего разрешения, – чайку. Не возражаете?

В. В. налил себе полстакана джина, убежденно и чуточку презрительно произнес:

– Сейчас вы скажете, что еще и не курите.

– Не курю, – ответил парень и по-женски откинул волосы со лба.

И СНОВА МЫ УСЛЫШИМ ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС В. В.

«Точно! Голубенький… Как жалко!.. Такой превосходный тип молодого самца и… педик! Ну надо же!» – подумал В. В.

Парень внимательно посмотрел на В. В. и весело рассмеялся:

– Да нет же! Я совершенно нормальной ориентации. Не пугайтесь.

От неожиданности В. В. одним глотком маханул все содержимое стакана, откашлялся, перевел дух и только после этого обалдело уставился на своего соседа по купе:

– Батюшки светы!.. Что делается?! Чтение мыслей на расстоянии?! Это у вас наследственное или благоприобретенное?

– Понятия не имею.

– Вы из цирка? – спросил В. В., оглядывая мощную фигуру парня.

– Нет.

– Эстрада? – спросил В. В. и налил себе еще полстакана.

– Ни к тому, ни к другому я не имею ни малейшего отношения.

– О черт… – В растерянности В. В. поднял стакан. Но парень поморщился и своей огромной лапой удержал руку В. В. со стаканом.

– Да погодите вы. Что же вы так джин глушите? Хоть чем-то закусить… Ну разве можно так? Сейчас, сейчас…

Он вытащил из-под столика красивый кожаный портфель и достал из него большое и румяное яблоко.

– Закусывайте. Мытое.

В. В. выпил, захрустел яблоком. Сказал с полным ртом:

– Тогда вы – врач-психиатр, владеющий всякими гипнотическими штуками! Или как там у вас они называются?.. Такой омоложенный и улучшенный вариант Кашпировского. Да?

– Нет.

В. В. разозлился:

– Кто же вы тогда, елки-палки, чтоб не сказать хуже?!

Парень задумчиво посмотрел в черное окно, как-то странно пожал плечами, будто и сам не ведал – кто он, негромко проговорил своим странным голосом:

– Как вам сказать? Я… Я в меру своих сил и возможностей охраняю людей.

– То есть вы руководите некой, как теперь говорят, «охранной структурой»? – попытался уточнить В. В.

– Как вы сказали? – переспросил парень.

– Я предположил, что вы возглавляете какое-то охранное бюро.

Парень слегка задумался, потом поднял на В. В. свои голубые девичьи глаза.

– Да, что-то в этом роде.

– Слушайте! – спохватился В. В. – Я вам совсем заморочил голову. Мы даже не представились друг другу. Я…

Но парень весело перебил В. В.:

– Вы – Владимир Владимирович. Я только сейчас понял, с кем я разговариваю. Я недавно прочитал одну вашу книжку про говорящего кота, и на обложке была ваша фотография! Верно?

– Верно, – ответил В. В. и плеснул еще немного джина в свой стакан. – А как зовут вас?

– Ангел.

– Как?!

– Ангел. В Болгарии очень распространенное имя.

– Так вы болгарин?

– Нет.

– Ага… – тупо проговорил В. В. и выпил. – А как вас мама называла? Я имею в виду ласкательную форму этого имени.

– У меня нет матери.

– Но ведь была когда-то?

– Наверное. – Парень пододвинул недоеденное яблоко поближе к В. В. – Вы закусывайте, Владим Владимыч.

– Хорошо, хорошо… – В. В. снова взялся за яблоко, но продолжил свое хмельное наступление: – Слушайте! Вы меня, конечно, простите, но старики моего возраста, особенно когда переваливает за семьдесят, обычно чудовищно бестактны! Особенно когда они – под банкой! Им всегда кажется, будто им в жизни что-то недодали, и поэтому позволяют себе… Короче, я НЕ являюсь интеллигентным исключением. Как называют вас барышни в минуты близости? Ну не говорят же они вам: «Ангел мой!..» Наверное, существует какая-то уменьшительная форма?..

– Да нет, – тихо проговорил Ангел. – Так и говорят.

– Как?!

– Ну, как вы сказали… Иногда говорят: «Мой Ангел…» Но вообще-то, Владим Владимыч, я – ничейный Ангел. Я уже давным-давно никому не принадлежу. С детства. Так сказать, Ангел – сам по себе. Единица совершенно самостоятельная.

– По-моему, вы меня загнали в какой-то бездарный словесный тупик! – раздраженно произнес В. В. и налил себе в стакан немного джина.

– Наоборот, Владим Владимыч! Я вас из этого тупика пытаюсь вытащить, – рассмеялся Ангел.

В дверь купе постучали.

– Да-да! Пожалуйста… – сказал Ангел и сам открыл дверь.

Стараясь не смотреть на В. В., в проеме дверей стоял проводник:

– Еще чайку не желаете? – осторожно сказал он Ангелу, а глазами показал на В. В., безмолвно вопрошая – все ли в порядке?..

– Спасибо, пока не нужно. У нас все прекрасно, – успокаивающе улыбнулся ему Ангел.

Закрыл за проводником дверь и спросил у В. В.:

– Чем это вы его так запугали?

– Ах, Ангел!.. Этот наглый и трусливый засранец – классический слепок с крохотного хамоватого советского чиновничка, упивающегося своей трехсекундной лилипутской властью. Я там на перроне не сдержался и рявкнул на него, вот он и вообразил себе бог знает что… А так я уже давно ничем никого напугать не могу.

– Не кокетничайте, – улыбнулся Ангел. – Судя по тому, с какой легкостью в вас проваливается этот напиток, – вы еще в превосходной форме!

– Ах, если бы!.. – В. В. налил себе в стакан еще немного джина. – Недавно в Мюнхене, на кинофестивале, куда я забрел всего лишь из стариковского любопытства, со мной произошел забавный случай. Я выпивал в буфете с одним знакомым критиком, как вдруг ко мне подошел громадный толстый человек, в котором я с трудом и ужасом узнал некогда худенького провинциального паренька, некогда перебравшегося в Москву с целью покорить столицу своими посредственными эстрадными хохмочками. И ведь покорил, сукин кот!

В. В. выпил джин и понюхал остаток яблока.

– Так вот – он заключил меня в объятия, ласково прижал к своему необъятному животу, расцеловал и тихо спросил: «Ну как поживаешь, предатель родины?» – В. В. грустно поглядел на оставшийся в бутылке джин и горько признался: – И знаете, Ангел, я так и не нашелся, что ему ответить… Наверное, теперь я уже всего лишь сочинитель, а не боец. Потом я даже представил себе, что мог бы сказать какой-нибудь герой моей повести в ответ на такую шуточку. Думаю, что если бы он не шарахнул сразу этого пошляка бутылкой по башке, то, скорее всего, презрительно напомнил бы этому разжиревшему халамендрику, что за эту родину он шестнадцатилетним мальчишкой уже воевал с сорок третьего, а потом полгода валялся по медсанбатам и госпиталям… И дослуживал в армии до пятьдесят четвертого, летая на самых строгих военных самолетах… Он, этот киевский пошлячок, еще и на свет не родился, когда я… Впрочем, так мог бы сказать мой герой, которого я сам выдумал, пристегнув ему кусочки собственной жизни – такой путаной и разнообразной, что ему, этому говнючку от кинематографа, и не снилось! – В. В. хлебнул из горлышка и печально добавил: – За последние годы я так постарел, что теперь вынужден передоверять защиту собственной чести и всего, что мне дорого, – моим героям. Мною же придуманным персонажам. И когда они совершают то, что еще совсем недавно я с наслаждением сделал бы сам, – я успокаиваюсь…