Родился в 29 июня 1930 года в селе Затеча нынешней Курганской области, недалеко от старинного православного городка Далматово. В 1918 году Далматово с боями заняли белые. Отцу было 17 лет, он ушел с красными. Участвовал в исторических боях, штурмовал Перекоп. В 1930 году большое семейство моего «дёдо» раскулачили по третьей категории. Это значит – выгнали, в чём был одет. Катись отсель. В это же время родился и я – не ко времени. Мы скитались по глухим закоулкам Урала. Со справкой раскулаченного на работу не принимали. По современным меркам, я должен был в тех условиях тихо помереть. Но я жил хорошо, досыта пил мамино молоко. А отец, обладая медвежьей силой, легко и быстро на каждом лесоповале строил землянку и печь-каменку. Но однажды отца арестовали – он предъявил свою наградную книжку, а там была подпись главкома Троцкого. Это было начало тридцатых годов, время истребления троцкистов. Отец снова попал на лесоповал, но под охраной и на голодный паёк. Он умирал, но выжил, в 1936 году вернулся. Выжили и мы, но младшая сестрёнка Галя померла.

С этого момента началась моя счастливая жизнь. Отец азартно работал, не умел хранить зло, был по характеру шутник. Стахановец был, его фото висело на доске почёта, хорошо зарабатывал. Кулаку, работящему крестьянину, город легко поддавался. Летом мы ездили в деревню разнаряженные, сытые. Это не нравилось властям. В 1937 году неожиданно арестовали дядю Александра. Он, раскулаченный, устроился пильщиком в Далматово. Александр отсидит семь лет, освободится, измождённый напросится на фронт и погибнет в сорок пятом под Берлином при штурме Зееловских высот.

«Иди, папка, добровольцем, шинель дадут», – такими наивными словами я провожал его на фронт. Под Москвой их зенитный расчёт сбил семь бомбардировщиков. Отец погиб в сорок втором под Ржевом. Я тяжело в двенадцать лет переживал гибель отца, казалось, всё кончилось. Это было самое тяжелое время. Мать умирала, у неё была дистрофия второй степени (а третья – необратимая). Пришла весна, появилась лебеда, картошка по обочинам дорог, мы выжили. Но рана, полученная в детстве, не заживает до сих пор.

Школа – второстепенное занятие. Главным была война. На военном деле мы считали себя солдатами. Из семерых близких родственников-мужчин вернулся лишь один дядя Андрей с орденами Славы и тяжелым ранением. Он штрафник, командир взвода разведки. Он был мой Бог. Я ходил с ним, как адъютант, он опирался на тросточку, при этом награды приятно позванивали, как колокольчики. В седьмом классе мы, уже окрепшие физически, стали подрабатывать на разгрузке вагонов на станции Шарташ. Учились плохо, учителя нас ненавидели. Я оставил школу, работал-подрабатывал, доучивался в вечерней школе. Там учителя нас жалели, любили как детей.

Подошло время служить в армии. Был выбор: институт или военное училище. Три года в Челябинском авиационном училище – нелегкая служба, но это было моё желание. Я помнил дядю Андрея в военной форме и с орденами. Это было красиво, красиво было и ранение, и тросточка, на которую он опирался.

Меня выбрали комсоргом, но на втором курсе мне напомнили, что мой дядя – враг народа. В Свердловске вызвали мою мать и долго беседовали: мол, не враждебно ли я воспитан к Советской власти. Да нет же! А заложил в меня любовь к жизни мой папка. Несмотря на сталинскую несправедливость, он не был озлоблен. Я сейчас понимаю его. Отец, хлебнувший лиха, был мудр. Не Сталин главный с его пороками, а Родина, вечная мать. Я успешно служил на Дальнем Востоке. Имел спортивные успехи: чемпион второй воздушной армии по офицерскому многоборью. Был на ответственной должности – начальник передающего центра армии. Подошло время для присвоения очередного звания, а звание мне не повысили. Сработала чёрная метка – дядя враг народа, родители раскулачены. Шел 1956 год, ушли сталинские времена, всё менялось, но пока не изменилось. Я «взорвался», подал рапорт на увольнение, заявил: «Начнётся война – умру за Родину, как мой отец и дядьки».

На «гражданке» я встретил удивительную девушку. Она была студенткой мединститута, сразу же повела меня в ЗАГС. Я принял её командование. С тех пор прожили мы с Тамарой Григорьевной вот уже 61 год, вырастили двоих сыновей, есть внуки. Я легко перестроился – с интересом работал на инженерных технических должностях, и это оказалось моё дело.

Я люблю Родину, по убеждениям – марксист, но верю в Христа и Совесть. Осуждаю сталинские репрессии, ненавижу Ельцина, восхищаюсь мудростью, жизненной силой Путина. Всё это я выложил в своей книге «Сожжённая рукопись» и написал сборник стихов. Проза – это мысль, а стих – это чувство, чувство истинно.

В.И. Кочев

***

Основная идея стихов – это участие репрессированных в Великой Отечественной войне. Сталинские репрессии раскололи народ СССР. Страна была ослаблена. «Россия – колосс на глиняных ногах», – утверждал Гитлер. Ошибся фашист. Началась война – всеобщее горе, и произошло чудо. Народ объединился. Оскорблённый, обиженный, униженный, раскулаченный ссыльный мужик воевал вместе с коммунистом. А заключённый сталинских лагерей шел в штрафники – смертники. Все воевали за Родину – Советский союз. Родина – это дом, семья, деревня. Это свято и едино. Уходит поколение, пережившее войну; история забывается, искажается. Либеральный писатель принижает заслуги СССР, России в войне. Трагедию плена в начале войны они называют коллаборационизмом – предательством. Якобы пять миллионов красноармейцев добровольно перешли на сторону врага. В такую черноту окрашивают репрессированного, раскулаченного мужика, гражданина СССР. А так ли это было? Да, пленено пять миллионов, но красноармейцы не сдавались, а попадали в плен, измождённые раненые, расстрелявшие снаряды, патроны. Две трети из всех пленных умерли от голода, вшей, болезней, истязаний. Выжила в мучениях лишь одна треть. А всем им предлагалась сытая жизнь – служба во вторых эшелонах армии Власова. Да, были предатели, но это всего лишь полпроцента от всех пленённых. (один из двухсот пятидесяти). Это ли не героизм красноармейца. А ведь многие из них были репрессированные, раскулаченные мужики. И ещё одно пятно лепят на красноармейца, репрессированного, раскулаченного мужика. Известно, что погоны врага надели девятьсот тысяч граждан СССР. Но кто они были? Там не было пленных красноармейцев. Это была лишь малая часть граждан западной Украины и республик Прибалтики, озлобленных на всех людей. И в то же время вся оккупированная Украина отчаянно воевала в партизанских соединениях Ковпака. Воевали против фашистов и патриоты Прибалтики.

***

Я археолог – летописец,

Пишу о горе, о войне,

Перебираю сотни писем

Погибших в той моей стране.

О рядовых и неизвестных,

Солдат, сгоревших на войне,

О людях, тружениках честных,

Победу делавших стране.

Пишу о штрафниках – изгоях,

Из лагерей ушедших на войну,

Побывших, в сталинских помоях,

Погибших с честью за страну.

И вот бумаги лист исписан,

Ещё страница о войне.

Ожил убитый, он записан,

И радость, горе – всё вдвойне.

И я валюсь, я словно ранен,

Моё спасение – кровать,

Но знаю, утро, день настанет,

И дело надо продолжать.

***

Откололось время довоенное,

Чёрный ворон парит над землёй,

Чёрное время военное,

Затянулось на шее петлёй.

Немец победу уж празднует,

Танки его у Москвы,

Гибнут мужчины отважные,

Братья и наши отцы.

Тыл, как в бою, напрягается,

Каждый рабочий – солдат,

Мальчик мужчиной считается,

Тянет со всеми канат.

Пережили мы дни лихолетья,

Не упали, а встали с колен,

Будут помнить потомки столетия

Героизм и гибельный плен.

Прогремели салюты победные,

Позабыть бы то горе – войну,

Преходяще, все вечное бренное,

Снова солнце согрело страну.

Гибли отцы за победу,

Выживали сироты – сыны,

И кладёт внук на памятник деду

Два цветка в честь Победы-Весны.

1980

***

В сорок первом – небо ясное,

Голубое, с синевой,

И не жаркое, не прохладное,

А беременное войной.

Парк, гамак, пивка бидон –

Что для счастья надо,

Песня, шутка, патефон,

Люди сбились в стадо.

Вот такой был день войны.

Нежная погода.

Встрепенулися отцы,

Чёрная суббота.

Репродуктор говорил,

Люди ждали молча,

Пьяный что-то материл,

Рожу злую корча.

Говорил да говорил –

Много ли продлится,

Хватит, хватит у нас сил,

Все пойдём на фрица.

Наша армия сильна,

Много миллионов,

Пушек, танков до хрена,

Не жалей патронов.

Ворошиловский стрелок

Каждый комсомолец,

Если что – стреляет в лоб,

И штыком умелец.

В каждом взводе – большевик,

Комиссар бесстрашный,

У него слова, как штык

Для врагов опасный.

Нет, не знали мы тогда,

Правду нашу матку,

Была немощна страна,

Вот в чём та загадка.

Настоящий коммунист

В тюрьмах уничтожен,

А замена – аферист,

С партбилетом тоже.

Сила в крепком мужике,

Он был раскулачен,

Кто-то в ссылке, кто в тюрьме,

Срок им всем назначен.

Вот такой был тот расклад,

Гитлер знал всё точно,

Но в Москве шагал парад

И на фронт шел срочно.

Рано Гитлер ликовал,

Идиот убогий,

Душу нашу гад не знал –

Встал медведь на ноги.

Выход партия нашла,

В горе закалённых

В бой за Родину пошла

Рота заключённых.

Добровольно из тюрьмы

Шли штрафные роты,

Шли с Сибири кулаки,

Мастера пехоты.

Коммунисты, кто живой,

Шли из заточенья,

Стали мёртвою стеной,

Дал Сталин разрешенье.

Разрешенье погибать

За страну родную,

Право дал с себя смывать

Грязь его гнилую.

И погнали немчуру,

Так же, как французов

В ту далёкую войну

Пешим, без рейтузов.

Осердившись мы не «жжём»,

Шубу из-за вошей,

Любим Родину – наш дом,

Дом, как мать, хороший.

2000

***

Забыть ли нам год сорок первый?

Судьба решалась под Москвой,

Там гибли люди, рвались нервы,

Стояли насмерть злой стеной.

Отцы погибли под Москвою,

Сложили голову свою,

Сиротами остались мы с тобою,

В уральском каменном краю.

Но если бы остались они живы,

И кто-то б с поля боя убежал,

То где бы был фашист чванливый,

Россию б нашу гад топтал.

Отцы оставили нам память

И совесть чистую свою.

Стоит в Москве гранитный камень,

А души их живут в раю.

Здесь каждый день цветы живые,

Здесь чтут потомки праотцов.

Счастливые и молодые,

Жизнь повторяют вновь и вновь.

Здесь мой отец лежит средь равных,

Он, как и все, сражен в бою,

Тут нет ни младших и не главных –

Все пали за страну свою.

Среди них ссыльные Сибири,

Крестьяне – сталинские кулаки,

Их и ссылали, и садили,

Но своей Родине служили мужики.

Здесь есть у каждого свой номер,

Записан в памяти святой,

Боец погиб, но он не помер,

Мы помним – значит, он живой.

2000

***

Скорбный праздник Великой Победы.

Отковали медали живым,

Ну а мёртвые взяли их беды,

Похоронки раздали родным.

Слава Богу, живут ветераны,

Но их братья убитые спят,

Не болят их смертельные раны,

И их души на землю глядят.

Второпях их, убитых, зарыли,

Безымянный стоит монумент.

Скоро, скоро погибших забыли,

Не хватило для них кинолент.

Только вдовы со стоном поплачут

И тихонько бредут на закат.

Жизнь вдовы потекла бы иначе,

Если б с фронта вернулся солдат,

В сорок пятом, их всех наградили,

Всех участников прошлой войны,

Но погибшим медали забыли,

Мёртвый стоит всего полцены.

Подрастают потомки, их внуки,

И не знают, что дед их герой.

Так Христос на себя принял муки,

От беды заслонил всех собой.

Их медали отдайте потомкам,

После смерти отцов наградив.

Ну а скорбь отдадим похоронкам,

Верность и честь возродив,

Пусть внучонок на праздник наденет

Ту медаль, что их дед не носил.

Временем прошлым, войною повеет,

Славу добрую дед заслужил.

Молодые солдаты пусть знают,

Что убитых в войне не сдают,

Их посмертно за бой награждают,

Ну а семьям осанну поют.

1970

***

Год сорок пятый, победный апрель,

Под Берлином – орудия, танки,

Воздух рвёт пулемётная трель,

Но и слышится голос тальянки.

Штурм последний, вперёд и ура,

Где ты русская наша удача!

Гимнастёрка намокла от бега, жара,

Победить врага – наша задача.

Из укрытия смертью кидается враг,

Но лавина преграду ломает.

До Победы остался лишь маленький шаг,

Каждый встретить Победу мечтает.

И кому-то удастся живому дойти,

До Победы – последнего шага.

Счастье жить и дышать обрести,

И медаль боевую «Отвага».

Под Берлином схоронен советский солдат,

Там лежит Александр – мой дядя,

Всем погибшим – товарищ и брат,

Помнить каждого, каждого надо.

Уж полвека ушло, укатилось,

Нет врагов, есть партнёры, друзья,

Племя новое появилось,

Но и память о прошлом жива.

Под Берлином есть камень могильный,

300 тысяч советских солдат,

Обретает Победу не сильный –

Тот народ, где в беде – каждый брат.

Всех сравняла земля и Победа,

Заключённый, кулак, коммунист,

Цельность Родины было их кредо,

Помни прошлое юный турист.

***

Горе случилось в стране,

Воевали за Родину все,

Мужики, перенёсшие горе репрессий,

Коммунисты на смерть шли все вместе.

Отец

Кочев Иван Василевич, в юности участник штурма Перекопа, в 1930 году репрессирован, узник сталинских лагерей, доброволец. Смертельно ранен под Ржевом, похоронен в Москве.

Мои близкие родственники

Усольцев Григорий Васильевич. В 1930 году семья репрессирована. Смертельно ранен в атаке при прорыве блокады Ленинграда. Погиб девятнадцати лет. В 1930 году его семья была репрессирована. Брат его, Усольцев Александр Васильевич, бывший «враг народа», доброволец, смертельно ранен в атаке, при штурме Зееловских высот под Берлином, тридцать двух лет от роду.

Кочев Федюнька, погиб восемнадцати лет в 1941 году. Семья в 1930 году репрессирована.

Вахрушев Дмитрий, участник Гражданской войны. В 1930

году репрессирован, погиб в 1942 году.

Кочев Константин Захарович, лейтенант, погиб в Сталинграде в 1942 г. Его брат Кочев Дмитрий Захарович, разведчик, погиб 1944 г, выполняя задание, похоронен на берегу реки Прут (Болгария). Их семья покинула деревню, опасаясь коллективизации.

Белоглазов Митя, познавший голод, нужду коллективизации,

красноармеец лыжного десанта, погиб в атаке в 1942 году.

Усольцев Андрей Васильевич. В 1930 г семья репрессирована.

Вернулся с войны с орденами Славы, тяжелым ранением.

Булдаков Григорий Гурьянович, познавший нужду деревни,

свидетель репрессий 1937 года. Воевал с первого и до

последнего дня, дважды ранен.

***

На Руси нашей далёкой

Предки гибли за свой кров,

Память – памятник высокий,

Им оставлен был за кровь.

Перед боем в бане мылись.

Полотняное бельё,

Чтобы раны не гноились,

Каждый думал о своём.

Перед образом молились,

Не хранили в сердце зла,

Перед смертью не страшились,

Была светлая душа.

Павших с честью хоронили,

Деревянный сверху крест,

Скоро памятники гнили,

Не хранилась злая месть.

На Руси не ставят камни,

На могилы праотцов.

Перед Богом все мы равны,

Одноцветна красна кровь.

Только память и легенда,

Словно вечная река,

Забывают скоро смерда,

Помнят павшего века.

***

Год голодный – сорок третий,

Я пацан – двенадцать лет.

Мы давно уже не дети,

Нахлебались разных бед.

Дяди все в бою на фронте,

И отец уже погиб.

Только дядюшка Леонтий,

Давно в лагере сидит.

Город зимний и военный,

Люди все настороже.

Вот старик упал степенный,

Снег закуржил в бороде,

Поднимают – бесполезно.

Значит умер, отошел.

Спи пока в снегу болезный,

И народ, спеша, пошел.

Припоздать нельзя – посадят,

За минуту – много лет.

На заводе танки ладят,

Фронтовой военный хлеб.

Я иду, стучу подошвой –

Деревянные они,

Дали нам их в праздник прошлый,

Мы сироты пацаны.

Хоть не сдохли, ну и ладно,

В бой ушли на смерть отцы,

Не сложилась жизнь складно,

Но мы совестью чисты.

Пятьдесят и пятый годик

Минул с той лихой поры,

Все мы те же, те же, вроде,

Беды новые пришли.

Оболтали нас, блаженных,

Отобрали кошелёк.

Пострашнее лет военных,

Преподали нам урок.

Было всё в военном детстве –

Смерть и голод, холода,

Только с подлостью в соседстве

Не случалось жить тогда.

Не дождётесь – мы не сдохнем,

На колени не падём,

Если что, умрём, не охнем,

Но и вас с собой возьмём.

Время зло с добром тасует,

Выживает, кто светлей.

Вор, воруя, не минует,

Подлой участи своей.

1993

***

Под Ржевом, на исходе боя,

Смертельно ранен мой отец,

Но не упал, он бился стоя,

Летел в врага в ответ свинец.

И девять суток, умирая,

Он ехал в госпиталь в Москву,

И думал, боль превозмогая,

Как я беду перенесу.

Какие ум терзали мысли,

Когда стоял он на краю,

Со всех сторон враги нависли,

Господь уж ждёт святых в раю.

Я знаю, думал он о доме,

Он думал, думал обо мне,

Нет у него, и у меня нет, кроме,

Мы виделись, встречались в своём сне.

Глазами слал любовь из рая,

Без слов о жизни говорил,

И я, в ответ ему кивая,

Ту силу папкину копил.

Осталась мама век вдовою,

Не изреветь печальных слез.

Война с реальною судьбою,

И нет в ней розовеньких грёз.

Но мой отец душой не умер,

Он приходил ко мне во сне,

И передал врождённый юмор,

Чтоб жизнь любил я, жил вдвойне.

Сегодня я в два раза старше,

Отца, погибшего в войне

Мы рядышком, всегда на марше,

И я живу, любя вдвойне.

2012

***

Заметает время быль ушедшую,

Словно снегом холодит,

Живы вы, безвременно ушедшие,

Память душу бередит.

Помню ту быль по рассказам,

То поведал отец, уходя,

Верю последним наказам,

Чту наших предков дела.

Ты в далёком году – восемнадцатом,

Шлём красноармейца одел,

Восемнадцати лет в девятнадцатом

Был бесшабашен и смел.

А в тридцатом нас всех обездолили,

Чёрный год пришел – тридцать седьмой,

Воевать в сорок первом позволили,

Красноармейцем ушел в мир иной.

Насмерть бьёт шальное горе,

Кто убит, не виноват.

Бушевало сине море,

Разрядился злой заряд.

Помню у суки глаза человечьи –

Скрывала щенков от людей,

От умных да бессердечных,

Красивых, чванливых свиней.

Так же мать нас по-собачьи

Укрывала от злобных людей,

Власти пинали лежачих,

Прав был тот, кто сильней.

Здесь цветы на лугах золотые,

А на небе лазурная синь,

У нас тоже глаза голубые,

Да нам бросили в душу полынь.

Мать – Россия злом болела,

Нет, такое не забыть,

И хулить её не дело,

В сердце зло на мать хранить.

Листики к солнышку тянутся,

А земля – материнская грудь,

Мы уйдём – корни предков останутся,

Наша вольётся в них суть.

2000

***

Под камнем – памятником вечным,

Под вечным плачущим огнём

Теплом овеяны сердечным,

Солдаты спят последним сном.

Московский старый крематорий,

Шестнадцать тысяч здесь солдат,

Защитников столицы в сборе,

Они тут все, как друг и брат.

Тут каждый день цветы живые,

Здесь чтут потомки праотцов,

Счастливые и молодые

Жизнь повторяют вновь и вновь.

Здесь наш отец лежит средь равных,

Он, как и все, сражен в бою,

Тут нет ни младших и ни главных,

Все пали за страну свою.

Судьба – заложница предтечи,

Отыщет всех везде, всегда.

Не знал Иван с села Затечи,

Что здесь пропишут навсегда.

И есть у каждого свой номер –

Записан в памяти святой,

Солдат погиб, но он не помер,

Мы помним – значит, он живой.

Не знал Иван, что его внучка,

Придёт на вечный огонёк

И её трепетная ручка,

Возложит на гранит цветок.

Она артистка из Большого,

Живёт и трудится в Москве,

С Урала хмурого седого.

А родина? – Их стало две.

Вот так судьба распорядилась,

Село Затеча и Москва,

Жизнь внуков светло изменилась,

И память добрая жива.

Отцу

***

Сорок первый, сорок пятый.

Тело прожжено клеймом,

Где же вы бойцы, ребята,

Битые, убитые свинцом.

Каждый шел под пули первый,

Не было в бою вторых,

Водкою подстёгивали нервы,

С хлебом полстакана фронтовых.

В тыл вносили на носилках –

Санитаркам по пятнадцать лет.

Слезы стыли на косынках,

Жены приняли обет.

Покалеченных носить не успевали,

Гиблых зарывали кое-как,

Битых наспех починяли,

Снова был готов боец для драк.

Кончилась беда, мы победили,

Разогнули, наконец, свой стан.

С горя, радости те фронтовые пили,

Помирали от той водки и от ран.

Мы, потомки, пьём не по приказу,

Вымираем, как в войну,

В генах носим ту заразу,

Побеждает враг страну.

Обошел нас, пьяных, с тыла,

Взяли то, что отстояли вы,

Снова ранена Россия,

Гибли вы за что, отцы?

1995

***

Склоним головы перед павшими,

Перед теми, кто не пришел,

Перед смертью не убежавшими,

Перед теми, кто прямо шел.

Мы Федюнькой его называли,

Дорогого в семье пацана,

Но случилась война, и призвали,

Форму надели бойца.

Он родился в крестьянском семействе,

Вскоре высланной прочь из села,

Кто виновен в том чёрном злодействе –

Сталин великий – исчадие зла.

Не успел дорасти, доучиться,

Бородой обрасти, возмужать,

Не успел погулять и жениться,

Семена по земле разбросать.

Письмецо в треугольном конверте,

Отписал, отправляясь на фронт.

Был ли свидетель той смерти?

Бог да услышал тот стон.

Может, бился солдат в окруженье,

Шел в атаку в цепи со штыком,

Был сражен и упал на колени,

Но я знаю – не стал холуём.

Он из нашей породы, из крепких,

Деревенских, своих мужиков,

Самородков, как золото редких,

Работящих крестьян – кулаков.

***

Война, война, давно то было,

А помнится, как всё вчера,

Фронтовики, трудяги тыла,

В Победный день кричали мы ура.

Война проверила на прочность

Социалистический конгломерат,

Единство наций и порочность,

Россия – всем народам мать.

Сильна Россия оказалась,

Единая, несокрушимая в беде,

Израненная, смело защищалась,

Свободной стала, хоть в узде.

Всех, всех Россия одолела,

С колен привстала и пошла,

От горя, ран переболела,

Ушла от робости и зла.

Сегодня нет былой России,

Она разрушилась сама,

То ли конец её миссии,

То ли в марксизме кутерьма.

Войной Россию не сломали,

Она бесстрашна и сильна,

Её обманом обуздали,

Россия-мать сейчас больна.

Больна душой своей широкой

На перепутье двух дорог,

Катиться в пропасть по пологой,

Иль вверх карабкаться, где Бог.

Не предсказать, что будет завтра,

Зависит всё от нас самих,

Кто хочет хлеб с икрой на завтрак,

Трудиться должен за двоих.

1995

***

Детство выросло в бараке,

Худо, бедно, да своё,

Набирались ума в драке,

По подвалам, где темно.

Непослушных били в рёбра,

Помню, били и меня.

Дворовая стая – шобла

Ублажала вожака.

Сильный в сваре, кто подлее, –

Кучей все на одного.

Только я его смелее

Там, где подлому слабо.

Все из поджигов стреляли,

Он за деревом стоял,

С вышки прыгать когда стали,

Он заранее сбежал.

И сошлись мы с ним однажды

Без его лихих дружков,

Я успел ударить дважды,

Он сбежал без лишних слов.

Где ты, время молодое…

Носим длинные штаны,

На дворе уж всё другое,

Да остались те же мы.

Был партийным подхалимом,

Бывший наш дворовый вождь.

Прохожу брезгливо мимо,

Для меня он просто вошь.

Не стоит судьба на месте,

Пробегают мимо дни,

Снова души наши крестят,

Поменялись внешне мы.

Снова подлого я встретил,

Друга детства моего,

Он теперь сидит в карете,

И охрана от врагов.

Партию советскую ругает,

Ни с чего вдруг стал богат,

Честных, бедных обирает,

И почти что депутат.

Нет, не зря тогда я треснул,

Злую морду кулаком,

Обругал словцом известным,

Только так борись со злом.

В детстве были мы смелее,

Подлость били, как в бою,

Подлый стал теперь наглее,

Подчинились мы ему.

1994

***

Мы не знали тогда в сорок первом,

Что такое война,

Что она бьёт по нервам,

Бесконечна она.

Били нас где-то с краю,

Боль в тылы не дошла,

Словно, к Первому мая,

Собиралась страна.

Сорок второй навалился,

Будто с железом мешок,

Страх в домах поселился,

Души сковывал шок.

На отца похоронка

Подошла в Новый год,

С плеч упала котомка,

Что, как жизнь я берег.

Лёгкость в теле пустая,

К смерти ноги идут,

Грязь по горло густая,

Нас к Победе зовут.

В сорок третьем на гору

Забрались мертвецы,

Нам бы в пору лишь в нору,

Но вперёд всем ползти.

Сорок четвёртый – год светлый,

Словно утро весной,

С орденами военный

Пришел дядька хромой.

Сорок пятый – день ясный,

Больше нет в мире зла,

Снился мне сон ужасный,

Будто мать умерла.

Нам казалось – Победа,

Как в спектакле конец,

Нет, прошло уж полвека,

А болит тот рубец.

***

Отчего бессмертна ты Россия,

Ты, как матушка, всем нам нужна,

Такова твоя миссия,

Русским и нерусским ты родня.

Еще раз вспомним годы лихолетья,

России горе и позор,

Один лишь факт двадцатого столетья –

Кровавый сталинский топор.

Так вспомните и содрогнитесь, люди,

Всех тех погибших в ссылках, лагерях,

Ведь вы потомки – нынешние судьи,

Не повторись же в душах наших страх.

2000

Перед Великой Отечественной войной:

Из 5 маршалов 3 расстреляно,

Из 16 командующих армий 14 расстреляно,

Из 8 флагманов флота 8 расстреляно,

Из 67 командиров корпусов 60 расстреляно,

Из 199 командиров дивизий 196 расстреляно.

***

Кто такой товарищ Сталин,

Иероглиф, как прочтёшь,

Ангел, высечен из стали,

Потайной в кармане нож.

Наградим – медаль героя

Его образ заслужил,

И припомним наше горе,

Сталин свой народ губил.

Раскрестьянил мать-деревню,

Работящих разорял,

Быт нарушил добрый древний,

Православие проклял.

Съезд семнадцатый прикончил,

Делегатов тех убил.

Тайно вывез к смерти ночью,

Параноик и дебил.

Обезглавил своё войско –

Командиров расстрелял,

Как святоша, жил без лоска,

Маску ночью лишь снимал.

И жена его Надежда

Пулей кончила себя,

Наша плоть – души одежда,

Вспомним, бедную, любя.

Кто ты – наказанье Божье

Или Дьявол во плоти,

Нет в портретах его рожи,

Господи, подобие не повтори.

2000

***

Единство победило зло

Кто знает, что была война с фашистским гадом ?

Мы истекали кровью, гибли в той войне,

А смерть прохаживалась рядом,

Тогда мы жили все в одной стране.

Шестнадцать собранных республик,

Велик был наш СССР,

Единая валюта – наш советский рублик,

Всем пролетариям пример.

Но были и изъяны в верхних эшелонах,

Товарищ Сталин наверху стоял,

В Сибирь на каторгу в вагонах,

Трудяг-крестьян из деревень ссылал.

За власть боролся наш товарищ Сталин,

Троцкистов – конкурентов расстрелял,

Таков он был единовластный барин,

Страну террором запугал,

Политбюро – верхушку – свою свиту,

Достойных самых лучших расстрелял,

И Армию – народную защиту,

Арестами, террором ослаблял.

Расколот был народ перед войною –

Москва и ссыльная Сибирь,

Но жизнь была среди людей не злою,

Трудились все, народ наш богатырь.

И началась война с фашизмом,

Внезапно враг на нас напал,

Адольф был идиотом и артистом,

Иосифа Виссарионовича, как шулер, обыграл.

Ослаблена страна – расстреляны и в ссылке командиры,

И Сталин запоздавшие приказы отдаёт,

А по земле – немецкие мундиры,

Большая вошь на нас ползёт.

Почти вся наша кадровая армия разбита,

И многие попали в плен,

Сдавайтесь – ваша карта бита,

Отныне вы рабы, не встанете с колен.

Безумный враг у стен столицы,

Защита – надолбы и рвы,

Суровые отчаянные лица,

У ополченцев – жителей Москвы.

И в этот трудный час сражений,

Спасла столицу ссыльная Сибирь,

Командовал войсками Жуков гений,

И погибал мужик простой, душою богатырь.

Вчерашний ссыльный, заключённый,

Интеллигент и коммунист –

Сплотился весь народ, как обречённый,

И дрогнул, отступил фашист.

Москву – столицу отстояли,

А значит, и Отечество, свой кров,

Врага – фашиста отогнали,

Пролив в сраженьях свою кровь.

Но переломный год под Сталинградом,

Случился, лишь в сорок втором,

Как злым волкам устроили засаду

И окружение, разгром.

Там шли бои страшнее, чем в столице,

И Волга нашей кровью облилась,

И каждый насмерть должен биться,

И погибали, не простясь.

Исход боёв решал солдат – умелец,

В кровавой схватке с бешеным врагом,

Но кто был тот красноармеец,

Герой – забыт историей потом.

Здесь первыми стояли добровольцы,

Штрафник из ссылок сталинских и лагерей,

Не коммунисты и не комсомольцы,

А жертвы сталинских властей.

Им Сталин дал, как гладиаторам, почётно

Возможность с честью умереть,

И воевали штрафники охотно,

Чтобы с себя и с Родины позор стереть.

Ушли вперёд советские пехоты,

В Берлине завершили свой поход,

Чеканя шаг, прошли парадом роты,

Война в истории – горящий эпизод.

Не может мира быть с фашистом,

Он ненавидит человечество – людей,

Их фюрер был авантюристом,

Его идеология – инстинкт зверей.

Но в чём же героизм был советского народа,

Победа – это да, само собой,

Но главное – мы не злобливая и гордая порода,

В беде сплотились, стали непреступною стеной.

Мы все едины были в горе,

Татарин, русский и грузин,

И коммунист, и ЗЭК в неволе –

Земли советский гражданин.

За родину, под руководством Сталина фанатика

Шел лётчик-смертник на таран,

Враги отчаянных боялись,

Огонь души от Бога дан,

Другое время, радости и беды,

Ушли те люди на покой,

Пельмени и горчица в праздник на обеды,

Теперь другой стал времени судьёй.

Но как поймёт он наше время,

Ведь правда есть у каждого своя,

Вперёд, друзья, и ноги в стремя,

Ищите истину, ведь истина единственна одна.

2000

***

Попали в плен, но и в плену не сдались

Внезапная война, год сорок первый.

Окружены Советские войска,

Стреляют, убивают, на пределе нервы,

Течёт кровавая река.

Стоят, разбиты эшелоны,

Голодные солдаты, пищи нет и нет воды,

Закончились снаряды, нет патронов,

Обстрел со стороны орды.

Приказ Главкома – насмерть биться,

Стоять, стоять, ни вспять назад,

Кто струсил, отступил, боится,

А паникера расстрелять.

Наивный был приказ Главкома,

Генсек товарищ Сталин суть не понимал,

Ведь есть приём и против лома,

Но Сталин в мыслях опоздал.

Коль проиграли – сели в лужу,

Ищи ошибки, промахи свои,

Маневр тактический был нужен,

Отход и арьергардные умелые бои.

Вот так бездарно красноармейцы по приказу гибли,

Полуживых погнали пешим строём в плен,

А раненых безжалостно добили,

И комиссаров, коммунистов расстреляли возле стен.

Кто виноват, выходит – Сталин,

Обученную кадровую Армию убил.

Самонадеянность, идиотизм голову вскружили,

Своей России снова навредил.

Пусть говорят, что красноармейцы сдались,

Они не сдались, а попали в плен,

Все, кто живой, сопротивлялись,

Две третьих пленных успокоил тлен.

Лишь треть полуживых в живых остались,

И выжили назло врагу,

Согласие служить врагу не дали…

Сдержать слезу я не могу.

Лишь полпроцента от всех пленных,

Служили Власову – предателю, врагу,

Давно у бога души убиенных.

Сдержать слезу я не могу.

2010

Попали в плен 4,5 миллиона.

Погибло – умерло в плену 3 миллиона.

Но известна правда: погоны врага надели около миллиона бывших граждан СССР.Нет, это не пленные красноармейцы, это злобные добровольцы с Западной Украины и Прибалтийских республик. Но не забудем и патриотов Украины, ушедших в партизанские отряды героя СССР Ковпака.