Сережское восстание 1920 года. История в документах

© Сибирский федеральный университет, 2018

Введение

Исторический опыт Сибири неизменно привлекает внимание отечественных и зарубежных исследователей. Четыреста лет назад начался процесс вхождения в состав Российского государства Енисейской Сибири, и с тех пор регион живет общими проблемами со всей страной. Важнейшим вопросом истории России являются взаимоотношения между властью и обществом. И Енисейская Сибирь с центром в Красноярске уже в конце XVII – начале XVIII в. получила известность своими «шаткостями» – выступлениями казаков против местной власти. Но наиболее сложным и противоречивым для региона, как и для всей страны, стало «смутное время» Революции 1917 г. и Гражданской войны. В это время не раз менялась власть в Красноярске, поднимались различные восстания против центральной, региональной и местной власти. Наиболее массовыми были не только известные выступления местного населения против «Всероссийского правителя» А.В. Колчака в 1919 г., но и восстания против власти большевиков в 1920 г.

Возможности изучения народных восстаний в России, как и вообще проблем взаимоотношений между обществом и властью, всегда были ограничены не столько труднодоступностью источников, сколько политическими и идеологическими установками и ограничениями. В советский период фактология событий борьбы населения Енисейской Сибири против антисоветских властей широко отражалась в различных изданиях, хотя проблемное поле исследований было упрощенным и ограниченным. В частности, в советской историографии утверждалось, что массовые народные восстания в 1919 г. поднимались за большевиков, а на самом деле это была борьба в первую очередь против существующей власти. Восстания против уже большевистской политики не только не могли сколько-нибудь объективно рассматриваться «партийной исторической наукой», но и входили в противоречие с «логикой» предыдущих событий. Действительно, как могли борцы за советскую власть выступать против большевиков? Следствием всего этого было замалчивание антисоветских восстаний 1920–1921 гг. или их искаженное освещение.

В начале 1920 г., с гибелью армии адмирала Колчака и установлением советской власти в Сибири, Гражданская война в Енисейской губернии формально закончилась. Несмотря на то что регион, как и вся страна, переживал разгул преступности, а идейные противники большевиков надеялись на реванш, основная масса сибирского крестьянства пыталась вернуться к прежнему укладу жизни. Однако жесткая политика большевистской власти заставила часть сибирского крестьянства вновь подняться на борьбу, но уже против новой, для многих в недавнем прошлом союзной, власти. Неслучайно современные исследователи и для событий 1920–1922 гг. используют термин «гражданская война»^[1].

Особое место в истории нашей страны занимают крестьянские волнения, прокатившиеся по территории Сибири в период 1920-1922 гг. Например, так называемое Западно-Сибирское восстание, очевидно, было самым крупным за все годы существования советской власти как по количеству участников, так и по охваченной им территории. По приблизительным оценкам исследователей, в разное время в рядах повстанцев сражалось не менее ста тысяч человек, что почти в четыре раза превышало численность восставших в 1920 г. крестьян Тамбовской губернии. Боевые действия, которые в феврале-апреле 1921 г. велись на охваченной восстанием территории, по своим масштабам, результатам и военно-политическим последствиям вполне можно приравнять к самым крупным армейским операциям периода Гражданской войны^[2].

Енисейская губерния не осталась в стороне от тех событий, на ее территории также имели место массовые антисоветские выступления. Более того, именно в Енисейской губернии произошли наиболее крупные антисоветские крестьянские восстания осенью 1920 г. Пожалуй, самым заметным было свержение власти большевиков в селе Сереж Ачинского уезда и оборона его местными крестьянами от регулярных частей Красной Армии в ноябре 1920 г. Сам факт этого события всегда был известен хотя бы потому, что в советское время коммунистам, погибшим от рук восставших, был установлен большой памятник. Однако, в силу «партийности» науки, история этого восстания была сильно искажена. Сегодня же по причине раскола в современном российском обществе по вопросам советского прошлого страны и ограниченности доступа к документам советского периода остаются противоречия как в описании исторической картины, так и в оценках Сережского восстания и всего антисоветского крестьянского повстанчества.

Историография

В советской историографии история крестьянских восстаний против большевиков не была предметом специального научного исследования, а подавалась через призму политической и идеологической пропаганды. Однако общая историческая картина наиболее масштабных антисоветских восстаний была представлена. Кроме того, в обобщающих работах не скрывалось и собственно наличие проблемы: «Трудности в конце 1920 – начале 1921 г. были настолько велики и опасны, что создавали угрозу существованию Советского государства… Основным фактором, который определял сложность обстановки, свидетельствовал о политическом кризисе в стране, было недовольство широких масс крестьянства системой «военного коммунизма». Крестьянство хотело отмены продразверстки»^[3].

В обобщающей «Истории Сибири» указывается на крестьянские восстания: «В октябре белокулацкие мятежи охватили ряд уездов Енисейской и Иркутской губерний. Мятежники выступали под лозунгами «За Советы без коммунистов»… зверски расправлялись с коммунистами, советскими работниками, активистами. Против белоэсеровских банд были двинуты войска, отряды особого назначения, милиция… Несмотря на колебания части середняков, основная масса сибирского крестьянства осталась верна Советской власти. В течение второй половины 1920 г. мятежники понесли сокрушительное поражение»^[4].

Таким образом, сибирские историки уже в 1960-х гг. признавали наличие массового вооруженного сопротивления советской власти, но никак не связывали его с политикой против крестьянства вообще и с продразверсткой в частности. О продовольственной политике в обобщающей «Истории Сибири» сказано: «Заготовки продовольствия проводились при бешеном сопротивлении кулаков и белых банд. Однако Советская власть при содействии трудового населения отбила наскоки классовых врагов и шаг за шагом выполняла продразверстку»^[5].

В работах советских сибирских историков уже хорошо различимы противоречия между реалиями и декларируемыми постулатами: «В 1919–1921 гг. главное место в деятельности советских органов Сибири занимали ликвидация последствий колчаковщины и белобандитизма, а также продовольственные заготовки. Однако эти особенности не меняли основных закономерностей развития сибирской деревни: аграрная революция здесь также ликвидировала феодальные путы… способствовала… подъему материального благосостояния трудящегося крестьянства»^[6]. Таким образом, советские историки писали, что власть занималась изъятием хлеба и подавлением недовольства, но вынуждены были указывать, что изъятие хлеба они производили для освобождения крестьян от «пут феодализма» и повышения благосостояния этих крестьян.

В работах сибирских исследователей, показывающих, как «продразверстка… в период перехода к мирному строительству стала вызывать все более нарастающее недовольство крестьянства»^[7], при перечислении антисоветских выступлений в Сибири вообще не упоминаются восстания осени 1920 г. в Енисейской губернии. Однако в позднесоветское время красноярские исследователи уже затрагивали вопросы истории крестьянских восстаний в Сибири. М.Д. Северьянов кратко упоминает о Голопуповском вооруженном восстании, произошедшем на территории Канского уезда Енисейской губернии осенью 1920 г.: «На территории района махровым цветом распустилось бандитское движение. Центром его были остатки карательного отряда Красильникова, которым руководили белогвардейские офицеры… Обманув часть крестьян… тем, что якобы в Канске и Красноярске советских войск нет, а вся Сибирь находится в руках белых, они увеличили численность банды до 100–120 человек. 8 октября 1920 г. банда захватила с. Голопуповку Верхне-Амонашевской волости, где пополнила свои ряды за счет мобилизованных крестьян…»^[8].

С 1970-х гг. ведущим исследователем истории взаимоотношений между властью и сибирским крестьянством стал новосибирский историк В.И. Шишкин^[9]. В первых своих работах он показал, что, пока у сибирского крестьянства имелись излишки хлеба, а у советского государства не было достаточного силового аппарата для насильственного изъятия хлеба, проблем между властью и крестьянством не возникало. Автор пишет: «…сибирские бедняки и середняки добровольно поставляли на государственные и кооперативные заготовительные пункты, по твердым государственным ценам продавали на базарах непосредственным потребителям… До мая 1920 г. на подведомственной Сибирскому революционному комитету территории советские продовольственные органы и кооперация получили более 17 млн пудов хлебофуража, значительная часть которых была вывезена в Центр»^[10]. В 1985 г. было опубликовано обобщающее исследование В.И. Шишкина по проблемам «социалистического строительства в сибирской деревне» в 1919–1921 гг. Автор выделил в своей работе раздел «Борьба за хлеб в продовольственную кампанию 1920–1921 гг.», где указал: «Виновных в уклонении от обмолота и сдачи излишков… Совнарком потребовал карать как изменников революции…»^[11]. В своих исследованиях В.И. Шишкин восстановил историческую картину работы советских органов власти по реализации планов и требований советского правительства по изъятию всех «хлебных излишков» у сибирского крестьянства.

Относительно крестьянского сопротивления в Енисейской губернии В.И. Шишкин в публикации 1980 г. не упоминает о крестьянских восстаниях, а пишет лишь о «рейде многочисленной банды под командованием полковника Олиферова»^[12] в конце декабря 1920 г. В следующей публикации, в 1985 г., автор указал: «Осенью 1920 г. волна антисоветских вооруженных выступлений прокатилась по Енисейской и Иркутской губерниям… С 1 сентября 1920 г. по 1 мая 1921 г. в Енисейской губернии от рук белобандитов и мятежников погибло 19 продработников»^[13].

Не ставя себе задачи глубокого изучения советской историографии вопроса, мы лишь отмечаем, что составители сборника документов «Сибирская Вандея» достаточно четко и грамотно сформулировали ее общую характеристику: «К числу важнейших составляющих гражданской войны в России, подвергшихся в советской историографии глубокому искажению как на конкретно-историческом, так и на концептуальном уровнях, нужно отнести народное сопротивление коммунистическому режиму. В 1918–1922 гг. это сопротивление имело различные масштабы и формы проявления, вплоть до крупных вооруженных выступлений. Огромные пласты источников, содержащие объективную информацию об этих восстаниях, именовавшихся в сочинениях советских историков контрреволюционными мятежами, были засекречены и оказались недоступными для исследователей. Те же антикоммунистические вооруженные выступления, о которых сообщалось в трудах историков, интерпретировались в советской историографии исключительно как контрреволюционные. Для этого им приписывалось военно-политическое руководство со стороны Антанты или белогвардейцев. В разряд последних зачислялись все противники большевиков в диапазоне от анархистов до монархистов включительно, а социальной опорой повстанцев объявлялось исключительно кулачество как эксплуататорский класс сельской буржуазии и грабитель трудового крестьянства»^[14].

Таким образом, первые исследования по истории антисоветских восстаний появились уже на завершающем этапе развития советской историографии. Но в постсоветское время долго сохранялась традиция воспринимать события антисоветской борьбы через призму «партийности» науки. В работе по истории спецслужб говорится: «После разгрома Колчака многотысячная армия контрреволюции растеклась по огромной территории Сибири и стала плести многочисленные нити антисоветских заговоров, поднимать мятежи, бойкотировать мероприятия Советской власти»^[15]. Однако уже в 1990-х гг. появились публикации, где критически была рассмотрена советская историография антисоветского повстанчества, а также были предложены пути развития отечественной науки в этом направлении^[16].

Постепенно в отечественной историографии, особенно в работах сибирских исследователей, характеристика крестьянских восстаний стала меняться. В «Сибирской исторической энциклопедии» говорится: «Вооруж. борьба крестьян против колчаков. режима перешла в не менее массовое сопротивление вернувшимся в Сибирь красным. Первые выступления возглавили командиры красных партизан. отрядов и соединений… Летом и осенью 1920 круп. вооруж. выступления произошли в Степ. Алтае… Ср. Приобье… Бухтарминском кр., Мариинском у. …Енисейской губ. (Зеледеевское, Сережское и Голопуповское восстания), Иркутской губ. …»^[17].

Современные сибирские исследователи называют восстания против власти большевиков в Сибири в начале 1920-х гг. продолжением партизанской войны в Сибири, начавшейся еще в 1918 г. В учебном пособии красноярского историка Л.Э. Мезит утверждается: «В январе 1920 г. Енисейская губерния полностью была освобождена от колчаковщины, Гражданская война считалась законченной, но в действительности с осени 1920 г. она получила свое чудовищное продолжение – начался новый виток противостояния власти, главным участником которого стало крестьянство»^[18]. Г.М. Северьянова еще в своих первых публикациях отмечала: «В основе вооруженной борьбы как в 1918–1920 гг., так и в 1920–1924 гг. были одни и те же причины: борьба против власти как таковой из-за непомерно высокого изъятия продовольствия из деревни и военных мобилизаций»^[19]. Продолжая исследования, она пишет: «В основе вооруженных выступлений сибирских крестьян лежали, главным образом, социально-экономические причины: борьба против всякой власти, которая вставала на путь обложения сибирских крестьян непомерно высокими налогами»^[20]. В обобщающем исследовании П.А. Новикова «Гражданская война в Восточной Сибири» последняя глава называется «Повстанческое движение в Иркутской губернии (март 1920 года – август 1921 года)»^[21]. Таким образом, сибирские историки доказывают, что борьба крестьянства против советской власти была продолжением Гражданской войны, продолжением борьбы сибиряков против существующей государственной власти.

Исследователи Гражданской войны доказывают, что политика большевиков в отношении крестьянства вначале 1920 гг. была не просто хуже, чем политика колчаковского правительства, а катастрофична для экономики региона. Алтайский историк Н.Ю. Белоусова, пересказывая воспоминания местного крестьянина-коммуниста о событиях 1920 г., пишет: «Среднее и бедное крестьянство, не говоря уже о зажиточных сельских хозяевах, открыто симпатизирует бандитизму и презирает советскую власть»^[22]. Исследователи отмечают: «В феврале 1922 г. потребление продуктов питания, сведенное до минимума, было ниже физиологических норм… крестьяне потребляли всего 2950 калорий. Питание горожан было еще хуже»^[23]. В результате политики большевиков посевные площади зерновых и технических культур в Сибири с 1920 по 1922 г. сократились более чем на треть^[24].

Историк из Барнаула Н.Ю. Иванова пишет: «Главной причиной выступлений было недовольство политикой большевиков – продразверсткой и вообще силовыми действиями партийно-советских кадров… Сельские жители не видели разницы между политикой колчаковцев и пришедшей им на смену правительства большевиков, поэтому уже спустя несколько месяцев после разгрома основных белогвардейских сил бывшие партизаны начали организованное сопротивление жесткой политике новой власти»^[25]. Алтайский историк отмечает, что во главе первых антисоветских отрядов в Горном Алтае были бывшие красные партизаны. Борьба с антисовестким сопротивлением на Алтае силами воинских частей велась до лета 1923 г., и обычным явлением там были насилие над местным населением, мародерство, расстрелы без суда и даже уничтожение целых населенных пунктов^[26]. Автор приходит к выводу: «большинство населения выступало не против Советской власти, а скорее против несправедливой политики и против тех методов, которыми эта политика осуществлялась на уровне местных органов власти. Уже с введением новой экономической политики антикоммунистическое сопротивление пошло на спад»^[27]. Проблемы крестьянского повстанчества в Сибири представлено в работах П.Ф. Алешкина^[28]. Однако при описании собственно крестьянских выступлений основное внимание автор уделяет территории Западной Сибири.

В современных обобщающих работах по истории крестьянских восстаний упоминаются и выступления на территории Енисейской губернии в ноябре 1920 г. В монографии красноярских историков «Сельское население Сибири первой половины 20-х годов ХХ века» выделен раздел «Партизанские выступления крестьян в Сибири»^[29]. В издании 2012 г. говорится: «Осенью 1920 г. в Енисейской губернии вспыхнул ряд небольших и разрозненных крестьянских восстаний вследствие недовольства населения продразверсткой, трудовыми повинностями, мобилизацией в армию новобранцев и одновременно унтер-офицеров старой армии. Голопуповское восстание (с начала октября по 19–20 ноября 1920 г.) охватило шесть волостей Канского уезда и насчитывало, по неполным данным, более 500 участников.

В Зеледеевском восстании (12–13 октября – ноябрь 1920 г.) приняло участие примерно такое же количество крестьян шести волостей Красноярского уезда. Сережский мятеж, отличившийся особой ожесточенностью действий обеих сторон с 1 по 5 ноября 1920 г., перекинулся на территорию пяти волостей Ачинского уезда и насчитывал свыше 600 участников… Пытавшиеся пробиться в Урянхай остатки сережских и зеледеевских повстанцев в феврале-марте 1921 г. были ликвидированы на территории Минусинского уезда»^[30].

Проблемы взаимоотношения власти и крестьянства во время «военного коммунизма» освещаются в некоторых обобщающих исследованиях по истории Красноярского края. В небольшой работе «История Красноярского края» читаем: «С весны 1920 г. отмечен рост антисоветских настроений в деревне, а основным раздражителем деревни становится продразверстка. В одной из летних сводок Сибревкома говорится о ситуации в Енисейской губернии, где “замечается недовольство против разверстки… это явление общее для всей губернии”. В другой сводке констатируется, что печальную роль в деле поддержки Соввласти играли и играют до сих пор агенты Губпродкома, своими неумелыми, а подчас и злостными мерами они сильно возбуждают население и способствуют распространению шептунами очередных слухов про существующий строй»^[31].

В последних обобщающих исследованиях, опубликованных в столичных изданиях, в адрес сибирских историков появились обвинения в «симпатиях по отношению к крестьянам-мятежникам и антипатии по отношению к коммунистическому режиму»^[32]. Не согласны москвичи и с мнением сибиряков, в частности В.И. Шишкина, о недостаточной изученности крестьянских восстаний в Сибири.

В годы перестройки и постсоветский период исследователи познакомили общественность с историей Сережского восстания. Уже в 1989 г. в Красноярске была опубликована статья В.И. Шишкина «Сережский мятеж»^[33]. Надо специально заметить, что эта работа новосибирского историка послужила основой для ряда последующих публикаций по Сережскому восстанию^[34].

Говоря о первых работах, необходимо отметить, что история Сережского восстания получила освещение в публикациях Г.М. Северьяновой (Лущаевой)^[35]. Формат учебного пособия не позволяет критически рассмотреть источниковую базу, а некоторые тезисы приходят в противоречие с введенными позднее историческими документами. Г.М. Лущаева невольно делает акцент на жестокости восставших и милосердии большевиков. Например, в статье о партизанской войне в Сибири в части Сережского восстания отмечается: «Из 312 человек, судимых ревтребуналом в связи с Сережским восстанием, 133 человека на суде были освобождены. Более 200 человек среди подсудимых были бедняки и середняки. ВЦИК приостановил исполнение приговора о 75 сережских крестьянах, присужденных к расстрелу»^[36].

В первом и единственном «Енисейском энциклопедическом словаре» (1998 г.) имеется статья «Сережское восстание», в которой говорится: «…началось 2.11.20 г. в д. Сереж Ачинского уезда на почве недовольства крестьян продразверсткой и принудительной мобилизацией мужчин 1901 г. рождения… Руководители восстания Милицын, Дубский, Селезнев и др. Численность банды – до 500 чел. Заговорщики имели свою агентуру в отрядах Красной Армии…»^[37]. Таким образом, в этой энциклопедической статье выступивших против власти называют и руководителями восстания, и бандой, и заговорщиками. При этом насильственные действия восставших против власти называют «кровавой расправой», а действия властей – «рассеять ее, захватить организаторов и предать их суду»^[38].

К сожалению, статьи в энциклопедиях страдают неточностями. В качестве примера можно привести статью «Сережское восстание» в одной из красноярских энциклопедий. Вот ее дословный текст: «…началось 2 ноября 1920 г. в деревне Сереж Ачинского уезда, ныне Назаровский район. Восстание вспыхнуло на почве недовольства крестьян продразверсткой и принудительной мобилизацией мужчин 1901 года рождения. Началу восстания способствовала активная пропаганда о непрочности советской власти и якобы падении таковой во многих местах России. Руководители восстания Милицын, Дубский, Селезнев и другие. Численность восставших до 500 человек. В ответ на арест коммунистами нескольких кулаков и требование выполнить разверстку Сереж был занят восставшими, учинившими кровавую расправу над активистами села: убито несколько десятков человек. Коммунисты Ачинского уезда повели наступление на Сереж, понеся большие потери. С подходом частей Красной Армии при поддержке артиллерии удалось выбить восставших из Сережа, рассеять ее, захватить организаторов восстания и предать их суду. Расстреляны более сотни людей, в том числе безвинные. Новая власть под руководством неисправимых революционеров никого не порола, в отличие от колчаковцев, а сразу ставила к стенке. Убиты были не только руководители восстания, но и часть членов их семей»^[39].

В отношении этой статьи необходимо сделать ряд замечаний: Сереж называется то деревней, то селом; нет оснований утверждать, что началу восстания способствовала пропаганда непрочности советской власти; даются лишь фамилии руководителей восстания без инициалов, а в Сереже было много родственников с одними и теми же фамилиями; в статье не говорится, что накануне село занял отряд коммунистов численностью около 100 человек; организаторы восстания не были захвачены, а скрылись; более сотни крестьян не были расстреляны, а погибли при обороне села от Красной Армии, а после суда никого не расстреляли. В целом, видим те же неточности, что имели место в статье «Сережское восстание» в «Енисейском энциклопедическом словаре». Хотя в «новой редакции» утверждение «Сереж был занят бандой» все же удалено.

Новые документы о Сережском восстании введены в научный оборот автором учебного пособия по истории Красноярского края Л.Э. Мезит. Она пишет: «В октябре 1920 г. в Канском уезде вспыхнуло восстание, получившее название Голопуповского мятежа. Одновременно в Ачинском уезде начался мятеж в с. Сереж, где на глазах населения были изрублены 38 коммунистов, активистов, 12 человек тяжело ранены. Приехавший в Сереж зам. председателя губернской комиссии помощи фронту Б. Рябченко в своей докладной писал: “Крестьяне невольно чувствуют себя на положении сверчка и при одном упоминании власти наяву ищут щелку, а в душе дубину, чтобы избавиться от нее. Чтобы не быть голословным, взглянем на предписание о разверстках, и там то и дело мелькает ревтрибунал не как народный суд правый, скорый, милостливый, а как судилище, как пугало, как синоним Советской власти”… В с. Сереж по разверстке взяли у крестьян картошку, собрали ее в амбар, где она и замерзла. Бесхозяйственность мешает Советской власти. У крестьян накопилась страшная ненависть к существующим порядкам»^[40]. Здесь следует отметить, что приведенные данные, не содержащие ссылок на документы, нуждаются в уточнении. В частности: на чем основывается утверждение о публичном убийстве восставшими 38 человек?

Документы Ачинского архива о Сережском восстании вводятся в научный оборот в статье Т.В. Белошапкиной^[41].

В 2006 г. была опубликована статья А.П. Шекшеева, специально посвященная сопротивлению енисейского крестьянства большевистской власти в 1920–1922 гг. Работа начинается с достаточно интересного утверждения: «Значительно расширив хронологические рамки и сущность Гражданской войны, крестьянское сопротивление коммунистическому режиму находится под пристальным вниманием современных историков, изучающих эту проблему не только в целом по Сибири, но и на региональных материалах, в частности Енисейской губернии»^[42]. В статье кратко описаны Голопуповское, Зеледеевское и Сережское восстания 1920 г., а также упомянуты другие многочисленные политические и уголовные «банды», действовавшие на территории губернии в 1920–1922 гг. Следует отметить, что в вышедшей в том же году монографии А.П. Шекшеева представлен богатый материал по истории Гражданской войны в Енисейской губернии, но Сережское восстание подробно не рассматривается, а лишь упоминается^[43].

В небольшой обобщающей работе по истории Красноярского края А.А. Макаров, опираясь на архивные документы, пишет: «Особое место в цепи вооруженных мятежей занимает Серженское [так в тексте] восстание. Отметим, что летом 1921 г. в докладе Енисейского губкома РКП(б) для IV Сибирской партконференции, где дается обзор вооруженных мятежей по губернии, упоминалось только восстание в селах Большой и Малый Сержи [так в тексте]. И неслучайно серженские [так в тексте] события привлекли внимание властей. Объясняется это тем, что оно являлось единственным на территории губернии, заранее подготовленным жителями села без прямого внешнего вмешательства, например, тех же белогвардейских “банд”. Однако восстание все же вспыхнуло на фоне обострения политической обстановки. Губернская политическая сводка в канун Серженского [так в тексте] восстания отмечала, что на территории Ачинского уезда бандитизм начинает “принимать серьезный характер”. По своему характеру Серженское [так в тексте] восстание – это типичное крестьянское волнение, направленное против тяжести “военно-коммунистических” порядков. Анализ исторического материала показывает, что инициаторы восстания имели значительную социальную поддержку. Численность вооруженных винтовками восставших достигала 300 человек. Остальные 300–400 были привлечены как рабочая сила по устройству окопов, но не остались в стороне. Во время боя, будучи вооруженными топорами, вилами, ломами, они смело бросались на ворвавшихся в село красноармейцев. В приговоре Военно-революционного трибунала Восточно-Сибирского сектора войск ВНУС (РВТР) констатировалось, что к восстанию только “20 % относились пассивно или спасали шкуру, остальные примкнули к банде и работали на совесть”. Из 190 человек подсудимых 75 (39 %) были признаны руководителями или активными участниками восстания. Именно они производили обыски, аресты и расправы над коммунистами. Прочих 45 (24 %) человек отнесли к категории рядовых участников восстания. Около 70 человек были признаны только причастными к восстанию. Интерес представляет вторая группа лиц, в которую входили рядовые участники восстания. В данную группу РВТР отнес бедняков и середняков, участвовавших в восстании с оружием, а также кулаков, участвовавших в восстании без оружия. Третья группа, которая принимала участие в восстании без оружия, также состояла из бедняков, середняков и кулаков. Таким образом, Серженское [так в тексте] восстание следует считать массовым (принимало участие до 80 % жителей села) вооруженным выступлением против советской власти, в которое были втянуты все категории крестьянства»^[44].

Таким образом, на сегодняшний день вышло в свет немало работ, в которых показана история антисоветских крестьянских восстаний в Сибири вообще и Сережского восстания в частности. Пионером в научном изучении Сережского восстания был новосибирский историк В.И. Шишкин, и некоторые последующие публикации делались на его материалах. С конца 1990-х гг. и до настоящего времени красноярские историки продолжают рассматривать вопросы истории Сережского восстания с опорой на документы Государственного архива Красноярского края. Тем не менее в различных публикациях встречаются ошибки и опечатки, пропагандистские штампы и не подтвержденные документами данные. Подводя итог историографическому обзору, можно отметить, что для современной науки остаются актуальными выводы, сделанные исследователями истории крестьянского сопротивления много лет назад: «многие публикации, отличаясь, казалось бы, новизной темы, страдают ограниченностью проблематики, используемых источников… сужают содержание повстанчества и объявляют его то результатом агитации бывших колчаковцев, то “сибирской махновщиной”… Отсутствие же в арсенале исследователей сведений биографического характера, имеющихся, например, в уголовных делах, не позволяет сделать коммунистов и повстанцев равноправными субъектам исторического процесса…»^[45].