Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 2. Французский обиняк

…Только поднявшись на вершину, можно убедиться в ничтожности того, что представляется нам величественным.

Роман «Сен-Мар», Альфред де Виньи, граф, писатель (1797–1863)

© Бурбелюк В.Д., 2018

© Оформление. Закрытое акционерное общество «Научно-технический центр исследований проблем промышленной безопасности», 2018

Часть первая

Глава 1. Неожиданный приз для Франции. Саммит G7 в Квебеке (Канада). Генерация идеи американской важды. Осложнение ситуации в Москве

Июнь 1981 года. Париж. VIII округ, ул. Фобур Сент-Оноре, дом 55. Резиденция президента Франции. Директор DST^[1] Марсель Шале больше часа ожидал приема. На запрос о немедленной встрече из Бюро секретариата президента Франции ответили уклончиво и невыразительно, мол, президент чрезвычайно загружен, у него нескончаемый список желающих попасть на прием! Да, месье, все по государственным делам, все с важными вопросами, сами поймите, всего две недели, как президент заступил в должность! Тысячи нерешенных вопросов и невероятный по плотности график!

– Вы пожалеете, что закрываете доступ! Дело идет о государственной безопасности! Это говорю вам я, главный во Франции по контрразведке! – тихо прорычал в трубку Шале.

– О, такой напор! Могу вам устроить встречу с генеральным секретарем Елисейского дворца, скажем, завтра… – неуверенно прозвучал телефонный голос.

– Не пойдет! Дело конфиденциальное и деликатное, и ни о каких третьих лицах, даже секретаре аппарата президента, не может быть и речи!

– В таком случае, месье контрразведчик, приезжайте, и я, может быть, протолкну вас как-нибудь! – в трубке проговорили с небольшой заинтересованностью, и это порадовало Марселя.

В комнате ожидания, рядом с Секретариатом Бюро Республики, скопилось больше дюжины посетителей, было душно и жарко. В дверях появилась дама с неподвижным лицом и хорошо знакомым Марселю голосом из телефона спросила:

– Кто тут из контрразведки?

Все в комнате вздрогнули, а Шале протолкнулся к женщине и, вежливо поклонившись, представился:

– Марсель Шале, директор. А это со мной, охрана!

У одного из охранников к руке был пристегнут металлический кейс, второй стоял рядом, положив руку на ствол пистолета-пулемета.

– А это что такое? – воскликнула дама из секретариата и вытянула указательный палец в сторону оружия. – Ну уж только не это! Шале проходит, остальные ждут. Все! – повернулась и, не глядя, идет за ней Марсель или нет, пошла к дверям приемной президента.

Марсель достал ключи от браслета, ловко отстегнул, схватил кейс и заторопился вслед за женщиной, бросив охране:

– Парни, ждите меня на выходе из кабинета!

14 июня 1981 года директор Управления территориального надзора (DST) Марсель Шале (Marcel Chalet) вошел в кабинет Франсуа Миттерана, чтобы проинформировать президента Франции о том, что его служба начала получать беспрецедентную информацию от источника в Москве из центрального аппарата КГБ СССР.

– Я помню вас! – президент встал из-за стола и протянул руку. – Вы помогли мне в 1954 году, проведя принципиальное расследование об истинных виновниках передачи сведений по Индокитаю, и не позволили всем очернить меня, как министра юстиции!

– Господин президент, я просто делал свою работу!

Миттеран покачал головой, не соглашаясь с ним, и продолжил:

– Тогда и глава правительства, этот сефард^[2] Пьер Мендес-Франс, пытался выказать мне недоверие! Я все помню! – Миттеран тяжело вздохнул, вспоминая тот переломный эпизод в своей политической биографии, когда его честь и достоинство действительно спас молодой сотрудник DST Марсель Шале.

– Ничего, господин президент, все в прошлом. Нам надо заняться теперь настоящим! – Марсель проводил взглядом Миттерана, который сел за стол и достал какую-то бумагу из разделителя документов на столе.

– Вы, вероятно, пришли по поводу запроса депутата от социалистов Жан-Мишель Бельджей? – Он надел очки и пробежал глазами по листку бумаги. – Он подготовил запрос по поводу работы DST. Жалуется на ваши неприемлемые, как он пишет, понятия о деонтологии^[3], которые ваша организация, игнорируя республиканские представления о свободе и легитимности, использует в своей практике.

Марсель знал об этом запросе в Законодательное собрание Франции горячим социалистом, однако постарался ответить обтекаемо, чтобы перейти к своей главной теме:

– Такое всегда происходит при смене власти! Кто-то всегда хочет получить больше, чем ему дано!

– Не обращайте внимания, я поддержу ваши позиции как глава социалистической партии и как президент! – внушительно произнес президент и поднял глаза на Марселя, предполагая, что тот сейчас начнет прощаться.

– Благодарю! – директор DST коротко кивнул.

– Говорите, что еще у вас? – Миттеран понял по выражению лица Шале, что не это привело его в резиденцию.

Марсель Шале выдержал паузу, как бы отчертив все предыдущее, и начал:

– У нас большое событие. Мы получили невероятный источник информации! – Директор DST понизил голос: – Хочу подчеркнуть, агента такого уровня никогда, ни у одной разведки мира не было. Он имеет доступ к итоговым документам о работе русских по всему миру, с именами и списками добытых секретов, включая государственные и военные тайны.

Миттеран на секунду опешил, цепко вглядываясь в жесткое лицо Шале, и осторожно спросил, еще не до конца осознав сказанное директором:

– И что, сейчас это есть?

– Да, господин президент, вот подборка сверхсекретных документов! – с этими словами Марсель открыл кейс и достал несколько простых бумажных папок, которые разложил перед президентом.

Франсуа Миттеран за свою долгую политическую жизнь имел дело с разными по значимости тайнами, однако такого рода потаенные секреты увидел впервые.

– Господин директор, почему я только сейчас слышу об этом? – Миттеран поднял глаза от документов.

– Monseigneur President^[4]! – Шале употребил совсем не социалистическое обращение к Миттерану, отчего тот с интересом поднял брови. – Мне итак сегодня пришлось штурмом брать дворец, без надежды попасть на прием!

– Это государственная машина, – назидательно произнес президент и поднял вверх указательный палец, – в моем аппарате пятьдесят человек, которые курируют все области и сферы политики и экономики. DST занимается секретарь Елисейского дворца. Я уточню, почему он так затянул ваше представление! Тем не менее вы долго пробирались ко мне? Первые документы, как я вижу, были датированы еще в апреле?

– Мы должны были проверить достоверность информации и, главное, быть уверенными в регулярной работе нашего источника. Подлинность проверена, налажена постоянная оперативная связь. Вот эти документы, – контрразведчик показал на самые верхние бумаги, – пришли полностью от наших оперативников, которых мы послали в Москву, проведя с ними ускоренный курс по работе на чужой территории. Теперь мы будем каждые две недели получать определенный объем сверхсекретных материалов.

Президент медленно вычитывал привезенные Марселем документы, изредка поднимая на него глаза и недоверчиво покачивая головой. Закончив чтение, он, перебирая листы с грифом «Совершенно секретно», задумчиво спросил:

– Странно! Хотелось бы знать, почему этим занимается ваша организация, которая по закону имеет право работать только внутри страны и в заморских провинциях? Вы же территориальные органы?

– Это желание источника работать только с DST. – Марсель сказал это просто, но Миттеран уловил горделивый оттенок, который прозвучал во фразе.

– Он объяснил, почему так?

– Пятнадцать лет назад наш агент работал в Париже под прикрытием торгового представителя. Любит и хорошо знает Францию. Культуру, искусство, нашу кухню, словом, наш ревностный почитатель. А работать с нами он предпочитает из осторожности. Он не доверяет нашей службе разведки.

Миттеран с интересом слушал Шале, а когда прозвучало упоминание о SDECE^[5], встрепенулся и перебил:

– Я вчера подписал указ о назначении шефом разведки Пьера Мариона^[6].

Марсель удивленно посмотрел на президента и спросил:

– Это такая шутка? Он же директор аэропорта?

Миттеран пожевал губами и сухо ответил:

– Моя партия требует реорганизации нашей разведки после неприятных последних провалов, особенно два года назад в деле о крылатых ракетах дальнего действия^[7]. Франция получила сильный политический и финансовый удар. В предвыборных заявлениях я поддержал этот шаг.

– Но это же профанация! Шеф аэропорта никогда и никак не может быть директором SDECE!

– Я понимаю, после такой звезды, как граф де Маранш, Пьер выглядит, если сказать прямо, очень убого. Однако я должен выполнять требования моих социалистов о реорганизации службы разведки, да и мои отношения с графом не позволяют ему находиться в должности! – Президент помедлил и резко сказал: – Только между нами! Мы полностью реформируем нашу службу. Скоро она будет называться DGSE^[8], ну а Поль, как промежуточный вариант. После него пост директора займет адмирал Пьер Лакост для полной реорганизации и перевода службы в подчинение министерства обороны. Может быть, далее я планирую генерала армии Рене Имбот.

Миттеран несколько минут сидел, продолжая перебирать документы, потом резко вскинул голову и произнес:

– Невероятно видеть перед собой такие документы, однако они не имеют применения! – Немного подумав, добавил: – Для нас, для Франции! Просто будем хорошо информированы! Мы же не работаем против «Советской Империи»?

– Я знаю в общих чертах, не более! – Шале начал понимать, что его грандиозное достижение, эта сенсация начинает сжиматься и превращаться в крошечную текущую информацию. – А что вы скажете о наших предателях, которые работают на КГБ и продают наши секреты? Разве этого мало?

– Предателей мы уберем, будем знать о русских больше! Информация вашего агента мне нужна для решения важного политического вопроса.

Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, президент сказал такое, отчего у Марселя встали волосы дыбом:

– У меня теперь есть веские доводы сломать недоверие президента Северной Америки. В июле будет саммит G7 в Монтебелло, в Канаде. Там я и преподнесу ему сюрприз.

– Прошу вас, господин президент, не надо этого делать! Служба госбезопасности Северной Америки часто бывает весьма неосторожна, и мы рискуем потерять источник!

– Дорогой Марсель! – теперь президент говорил благостно. – Вы же позволите мне так обращаться к вам? Сломать лед недоверия можно, только если мы поделимся этим, а о безопасности будем думать сообща! Нас сейчас даже на порог не пускают в большой политике. Смотрят, как на агентов Кремля! – Миттеран тяжело вздохнул, достал из шкатулки карточку: – Это мой прямой номер телефона. Звоните сразу по получении новых документов! Благодарю вас за службу! Готовьте подборку, которая заинтересует Северную Америку.

Июль 1981 года. Квебек. Канада. Встреча руководителей семи наиболее развитых индустриальных стран мира началась в странном режиме. Пятерка лидеров, сбившись в кучку, недоверчиво косилась на Франсуа Миттерана и посматривала на президента США, ожидая его реакцию и форму общения, рамки которой он должен предложить. Два месяца назад, после выборов президента Франции и опубликованного списка нового правительства, президент Северной Америки резко, неодобрительно высказался громовым голосом Госдепартамента США:

«Включение коммунистов в состав этого правительства… скажется на тоне и содержании наших союзнических отношений!»

Рональда Рейгана особенно потрясло и возмутило назначение коммуниста Шарля Фитермана министром транспорта. Это означало, что отныне идейный союзник Москвы будет контролировать стратегические коммуникации, объекты инфраструктуры, движение по стране вооруженных сил НАТО, задействованных в оперативных планах, и их дислокацию. Между Вашингтоном и Парижем пролегла трещина недоверия.

Более того, самым вопиющим шагом президента Франции было приглашение советником по международным делам Режиса Дебре^[9], соратника Эрнесто Че Гевары^[10]. Дебре, вернувшись в 1973 году во Францию, занимался политической журналистской, был близок Франсуа Миттерану, который и назначил его своим советником-международником.

Визит вице-президент США Д. Буша, который после избрания Миттерана прилетел в Париж и привез мнение президента Северной Америки, не получил понимания, и теперь всех посланцев Франции в Вашингтоне встречал ледяной прием, со столов прятали документы. Принимали официальных французских посланников вторые, а то и третьи лица, которые ничего не решали.

Миттеран напрасно постоянно взывал к членам НАТО и США, что ничего не изменилось и не изменится в политике страны, однако все было тщетно. Ему не доверял президент Северной Америки, а страны Западной Европы покорно шли в фарватере своего главного вожатого.

В первый день встречи G7^[11] президент Франции выглядел паршивой овцой, нерадивым, отбившимся от стада политиком. Ярко выраженный остракизм звенящей нотой звучал на саммите. В перерыве между совещаниями Миттеран в сопровождении своего главного советника Жака Аттали подошел к Рональду Рейгану и быстро заговорил по-французски о том, что он благодарен за преднамеренно умеренную реакцию на его избрание, и просил о весьма важной конфиденциальной встрече этим же вечером.

Подробности этой встречи tête-á-tête^[12] вечером в Шато-де-Монтебелло (Château Montebello, Quebec) остались неизвестными, но положение изменилось. На следующий день все были поражены, когда перед завтраком Рейган вышел к журналистам и сделал несколько кругов по залу, почти в обнимку с Миттераном, о чем-то тихо беседуя. Лидеры стран терялись в догадках, видя такой стремительный метаморфоз. Общее коммюнике гласило, что в результате вечерних переговоров между президентами Северной Америки и Франции удалось преодолеть недопонимание, что совершенно не проясняло ничего, тем не менее французский социалист, теперь как равный, влился в дружное сообщество G7 ведущих стран мира.

Именно там началась история конца самого ценного агента французских спецслужб – Приза, о котором Рейган узнал первым. На тайной встрече он получил конкретные факты о деятельности научно-технической разведки КГБ в Северной Америке, которые помимо сенсационного характера внесли важные изменения в деятельность сорокового президента США, Рональда Уилсона Рейгана, и тринадцатого директора центральной разведки, Уильяма Джозефа Кейси.

В тот вечер конфиденциальной встречи первого дня G7 президент Франции осторожно вытащил из папки первый документ с надписью на русском языке «Особо секретно» и «Экз. № Единственный» и положил его на стол перед Рейганом. Президент Северной Америки, пристально посмотрев на Миттерана, взял в руки бумаги, перелистал, нашел перевод на английский язык. При чтении документа на его лбу и висках обильно выступили и заструились капельки пота, а с кончика носа одна сорвалась на лист, где в сухой, бюрократической манере излагались данные о секретных кодах «свой-чужой» в системе радиолокационной защиты США.

Неделей раньше в Париже Миттеран, изучив этот документ, поднял глаза на Марселя Шале, директора DST и, саркастически усмехнувшись, спросил:

– Вы что, мой друг, вот так просто поверили в это? Но этого не может быть!

– Все, что мы получили от Приза, достоверно! Проверено и подтверждено!

– Вы в своем уме? Русские владеют расшифровкой системы обороны Северной Америки! Что же это такое?!

Марсель обратил внимание Миттерана на деталь. Источник этой сверхсекретной информации работал в Центре кодировки и дешифрации под оперативным псевдонимом КГБ Вернер, и этот факт уничтожил недоверие к восприятию уникальной информации, заставил осознать в реальности весь масштаб состоявшейся катастрофы в результате похищенных и переданных шифров и кодов ПВО и ПРО^[13] сверхдержавы.

Сейчас, видя, как трагически переживает президент Северной Америки этот удар по престижу страны, Миттеран достал второй документ и также осторожно положил на стол перед Рейганом, небрежно бросив:

– И это только начло работы нашего агента в самом сердце КГБ.

Рейган придвинул к себе второй документ и осел в кресле, прочитав название.

– Да, это коды пусков ракет с атомными боезарядами! – подтвердил Миттеран, наблюдая за собеседником.

Рейган немного оправился от неожиданности и о чем-то сосредоточенно думал, потом резко заявил:

– Эта информация позволит нам обезглавить хищную, наглую сеть советских шпионов на Западе! Это будет последним вздохом Кремля в холодной войне!

– Нельзя торопиться, вы понимаете, мы можем потерять этот ценнейший источник информации. Самый ценный за всю историю наших разведок! – изысканно подчеркнул слово «самый», le plus, на французском языке, произнеся в окончании «z», и сделал знак переводчику акцентировать на этом качественном прилагательном в превосходной степени.

– Мы будем действовать осторожно, смею вас заверить, дорогой Франсуа! – сказав эту фразу и обозначив свое новое отношение к президенту Франции, Рейган как бы подвел черту под временным недоверием и недоброжелательством в своей недавней позиции.

– Вот здесь, – Миттеран достал несколько листов бумаги, – широкие данные об агентурной сети научно-технического и промышленного шпионажа русских на вашей территории.

Он явственно увидел, как задрожали пальцы у Рейгана, когда тот взял их и начал вчитываться.

– Мы получаем каждые две недели материалы от Приза! – горделиво, со значением сказал Миттеран.

– Вы назвали его Приз? – оторвавшись от чтения, спросил Рейган.

– Этот оперативный псевдоним ему присвоили мои руководители из DST. Конечно, несколько прецизионно, однако верно по сути!

– Я вас прошу, мой дорогой друг, привезти все полученные материалы в Вашингтон для более тщательного изучения!

Миттеран теперь окончательно понял, что лед в отношениях между Францией и США сломлен, а это означало большую победу.

– Да, директор DST привезет их вам.

Расстались президенты далеко за полночь, весьма довольные друг другом.

Утром Рейган, что было постоянно в его расписании, пригласил ДЦР^[14] Уильяма Кейси. Во всем мире начинали понимать, кто теперь занимает Овальный кабинет в Белом доме. Первым понял, что с Рейганом не стоит шутить, лидер иранской революции аятолла Хомейни. По доброй воле радикального лидера Ирана американские заложники вернулись домой после 444-дневного плена через несколько часов после того, как Рейган принял президентскую присягу.

Два года назад большое влияние на Рейгана оказал директор французской службы разведки, граф, полковник Александр де Маранш, руководитель французской SDECE, которого Рональд принимал у себя в Калифорнии. Александр де Маранш более десяти лет возглавлял французскую разведку, ведомство, прозванное «плавательным бассейном» из-за того, что его штаб-квартира находилась рядом с действующим бассейном на окраине Парижа. Граф являлся известной личностью в европейских консервативных кругах, а SDECE играла весьма существенную роль в политике Франции. На встрече с Рейганом он предложил новое видение борьбы с коммунизмом, где шпионаж являлся главной действующей силой.

Скептически отозвавшись о методике ЦРУ работать за границей под дипломатическим прикрытием, когда резиденты и руководящие работники быстро расшифровывались и превращали шпионаж в пародию, горделиво заявил, что эффективнее, хотя и труднее, действовать под видом торговых представителей, имеющих легкий вход в общество. Настоящий шпионаж означает полный «уход под воду» и требует исключительно больших усилий. Американцы избегают применять журналистское прикрытие, а европейские разведслужбы используют, не обращая внимания на свободу слова, в то время как шпионы Северной Америки ставят ее выше интересов национальной безопасности. Разведчики, выступающие как дипломаты, по мнению Маранша, настоящие симулянты дела плаща и кинжала^[15].

Главная тема, о которой они долго беседовали, – угроза коммунизма, который наступает по всем фронтам, в условиях опасной слабости в военных и разведывательных вопросах. Маранш назвал Александра Солженицына как лучшего специалиста в понимании природы советского зла, предложил увидеться с Савимби, лидером сопротивления в Анголе, который вел борьбу с коммунизмом в этой ключевой по своему положению стране Юго-Западной Африки. США раньше оказывали Савимби помощь по тайным каналам ЦРУ, но она была прекращена, когда конгресс в 1976 году принял так называемую поправку Кларка, запрещающую проведение тайных операций в Анголе.

– А с кем мне не стоит встречаться? – спросил Рейган.

– Со многими! – ответил Маранш. – Назову вам одного, который стоит всех остальных! – Увидев неподдельный интерес будущего президента, коротко бросил сквозь зубы: – Арманд Хаммер.

Хаммер был президентом компании «Оксидентал петролеум», давнишним другом многих советских лидеров, которые выставляли его, как лукавый символ разрядки, оставляя в глубокой тайне объемы и природу этого мастера махинаций. На спекулятивные деньги от торговли с СССР он построил в Москве «Хаммерцентр»^[16].

– Странно, я часто вижу его! Каждый раз, когда я иду в парикмахерскую, он уже там. – Рейган задумчиво посмотрел на корифея всемирной разведки.

– Думаю, разгадка этих неожиданных встреч в том, что Хаммер сделал заявку на вас! Каждый раз Хаммер заказывает для себя кресло по соседству, когда ему сообщают, что вы договорились о визите в парикмахерскую Дракера в Беверли Хилз. Он хочет завязать контакт с вами и пользуется методами изучения и подготовки ситуации!

– Вот даже как! – раздосадованно протянул Рейган, воспринимавший все непосредственно, как школьник.

– Пока у вас нет своего человека, не доверяйте ЦРУ. Сейчас они несерьезные люди. – Директор французской спецслужбы прямо говорил о недостаточной компетентности и целеустремленности ведомства службы объединенной разведки.

Слова «не доверяйте ЦРУ» произвели глубокое впечатление на Рейгана, поэтому он, принеся в Белый дом особый и независимый стиль руководства, но как неосведомленный человек в вопросах разведки, нуждался, чтобы при нем директором ЦРУ был тот, которого он считает близким, которому полностью доверяет. После предостережения Маранша этот фактор приобретал решающее значение при назначении кандидата на должность ДЦР, и выбор Уильяма Кейси тринадцатым директором Центрального разведывательного управления был сделан.

Как всегда, в начале общения между ними было принято обмениваться ирландскими анекдотами. Негромко посмеявшись, Кейси, со своим невнятным произношением, проглатывая окончания слов, строя невообразимо длинные, незавершенные фразы, спросил:

– Я так понимаю, что события, которые развернулись сегодня, заставляют вас, господин президент, быть в некоторой степени встревоженным. Не отрицайте этого, сэр, я хорошо знаю вас! Ночной разговор с французом? – последнюю фразу сказал со значением, давая понять, что находится в курсе событий.

Рейган кивнул и, улыбнувшись загадочной улыбкой, достал переданное Миттераном досье. Ожидая, пока ДЦР прочитает все бумаги, президент Северной Америки взял из круглой стеклянной банки свои любимые конфеты^[17], одну передал Кейси, а другую положил себе в рот, махнул рукой официантам, и те начали расставлять блюда на столе.

– Скажи, откуда у французов вдруг появился такой источник информации? Вы там у себя что-нибудь знали или знаете о нем? – спросил Рейган.

Кейси прочитал документы, испытывая чувство обиды за свое агентство^[18], которое так неожиданно резко обошли французы.

– Да, у нас были сведения о подготовке двух оперативников для работы с этим русским в Москве. – ДЦР еще вчера вечером, узнав о тайной встрече своего президента, успел получить из французского сектора штаб-квартиры ЦРУ материалы, среди которых он нашел информацию источника из Парижа о проведении краткосрочной учебы двух оперативников на полигоне DST перед заброской их в Москву. Опираясь на свой ночной разговор с руководителем французского направления, Кейси был уверен, что эта семейная пара готовилась именно на связь с ценным источником в Москве. Эти соображения он и высказал:

– Мы знаем, что два месяца назад были подобраны люди, семейная пара Гаспон, оперативники из отдела специальных операций контрразведки Франции. Они готовились на Москву, как мы сделали осторожное предположение еще тогда, для работы с важным источником именно там.

– Это все? – президент чувствовал себя обойденным, так же как и ДЦР. – Как они смогли заполучить такого человека?

– Везение! – коротко бросил Кейси, вкладывая в это слово свое знание природы и происхождения особых ситуаций в спецслужбах, где и начал свою блестящую карьеру еще во время Второй мировой войны. Он по достоинству мог оценить такую фортуну.

Президент вскинулся от этого слова, но вновь дружески улыбнулся:

– Дела в твоем ведомстве так и не налаживаются? Время идет, реальных достижений как не было, так и нет, хотя я сильно рассчитывал на тебя! Нет таких звезд, как у французов, не так ли?

Рейган никогда не употреблял громких слов или резких обвинений, всегда лишь насмешливый взгляд, намек на угрозу, а затем просьба: «Нам просто необходимо это сделать! И как можно скорее!» – которая повторялась почти ежедневно, неделя за неделей, месяц за месяцем. А во всех его многозначительных взглядах и шутках сквозил прямой намек: «Что это у вас за спецслужба, которая ничего не может?»

Кейси передернуло от этих слов президента, и он запальчиво ответил:

– Мне после адмирала Тернера досталась в наследство слабая и нерезультативная структура! Погоня за техническими новшествами закрыла ему глаза на главную сущность разведки. – Кейси остановился, посмотрев на президента, потом еще более ожесточенно продолжил: – Агентство за четыре года превратилось в раболепствующую оборонительную организацию, руководимую трусливыми, тупыми выпускниками Лиги плюща^[19] в накрахмаленных воротничках. Ведомство в руках конгресса и сената, которые мешают полноценной работе разведки.

Рейган, став президентом и приняв присягу, после раздачи всех престижных должностей в правительстве наконец вспомнил о своем давнем друге Кейси, который смог своим появлением в разгар предвыборной схватки обеспечить победу на выборах. Вызвав к себе в Белый дом, он предложил ему пост директора ЦРУ, хотя Кейси втайне надеялся получить должность государственного секретаря.

Уильям сразу же поставил три условия: решающий голос в ранге члена кабинета, выделение кабинета в Белом доме и «открытая дверь» в Овальный кабинет. Президент согласился, и Кейси принял должность ДЦР. С этого момента он стал самым влиятельным руководителем госбезопасности за всю историю Северной Америки.

Уильям Кейси с первых же дней своей работы на посту ДЦР в полной мере ощутил то, как сильно изменилось агентство под руководством адмирала Тернера. «Теперешнее ЦРУ как большая, хорошая собака, которую сбил грузовик. Остается только сказать: да, это была отличная собака, пока не попала под машину!» – комментировал состояние дел один из друзей Уильяма, весьма влиятельный человек в Вашингтоне. Еще он прибавил, что американская разведка раздроблена в щебенку, причем не только президентом Картером, а еще раньше президентом Фордом, употребив также слово «демонтирована».

Последние четыре года активно и целеустремленно развивалось техническое направление, где приоритетными были получение информации от шпионских спутников и электронная разведка. Агентурная работа, как основа основ разведки, была практически свернута. Адмирал Тернер ликвидировал более восьми сотен секретных должностей в структуре, скептически относясь к тайным операциям и участию в них агентуры.

Кейси был совершенно другим по складу характера и мироощущению человеком и рассматривал жизнь как коммерческое предприятие. Он считал, что политика, дипломатия и разведка представляют собой коммерческие сделки, и он не ошибался в главном, считая приоритетным в разведке получение достоверной информации, основываясь на человеческом факторе в агентурной работе. Еще молодым морским лейтенантом, он сумел во время Второй мировой войны, работая в УСС^[20], организовать в короткий срок тридцать агентурных групп в гитлеровской Германии. До него там было всего два человека.

Агентство готовило аналитические доклады, малопригодные для наступательной оперативной работы, почти полностью основываясь на данных, получаемых из открытых источников, газет, журналов, телевидения и радио СССР. Имея сравнительно достоверные данные, полученные со спутников, о вооруженных силах, агентство не имело понятия, что делается в Политбюро ЦК КПСС. Психологи специального сектора агентства составляли портреты лидеров, основываясь на биографических повествованиях и сведениях от дипломатов.

Данные по экономике строились на выводах компьютерной программы SOVMOD, которая также использовала открытые статистические данные, по которым выходило, что экономика СССР развивается на 3 % каждый год. «Это наживка для наивных! Ложный взгляд!» – такого качества данные не устраивали Кейси, и он перестал опираться на них.

Ему нужны были талантливые люди для успешной стратегии в холодной войне с Советами, поэтому он уговорил бывшего председателя «Rand Corporation»^[21] Генри Роуэна возглавить национальный Совет по делам разведки и взял в качестве своего ассистента по специальным делам редактора журнала «Фортуна» Герба Мейера. Эта ставка на еврейский интеллект и сионистские международные связи принесла ошеломительные успехи, а подобрав и расставив в руководстве новых людей из чистокровных англосаксов, агентство начало давать нужную отдачу в стратегическом плане.

Рейган протянул руку, взял бланк расшифрованной телеграммы, несколько раз перечитал и, щелкнув ногтем по подписи на бланке, спросил:

– А кто этот Пастух, там, во Франции?

– Это наш агент в стране! Ценный информатор, в прошлом работал как в контрразведке, так и в разведке. Опытный человек! – немедленно ответил Уильям, поднимая престиж Огюста Филона, о котором узнал этой ночью и долго расспрашивал о нем по телефону руководителя французского сектора.

– Хорошо было бы, если бы ты сказал так, как сейчас говорят французы о своем Призе.

– Ну да! Горды, как курица, которая снесла яйцо! – саркастически ответил Уильям, подобрав еще более хлесткое выражение, но решил остановиться.

– Несите такие же яйца в агентстве, и мы будем счастливы, как французы! – недовольно поморщился президент и добавил ирландскую шутку про сольного танцора.

Уильям пропустил мимо ушей едкое замечание по поводу бездарного исполнителя джиги (jig) и, старательно нанизывая подобранные определения, невнятно, малопонятным говорком, на что Рейган шутил, что его разговоры с директором ЦРУ не надо кодировать, проговорил: