Гирр – сын Агу

© Издательство «РуДа», 2019

© В. А. Головин, наследники, 2019

© Н. В. Мельгунова, художественное оформление, 2019

Иллюстрации Владимир Головин

От автора

Издательство выражает благодарность за помощь в подготовке издания книги Литературному музею имени В. П. Астафьева (г. Красноярск), а также персонально Аделе Владимировне Бродневой и Галине Николаевне Антоник.

Люди новокаменного века совершили величайший подвиг, который со студенческих лет поразил моё воображение. Речь идёт об одомашнивании животных. Первобытному человеку обязано нынешнее население планеты тем, что имеет мясо, молоко и другие продукты животноводства, а также сырьё для промышленной переработки. Дикие предки многих домашних видов в естественной природе теперь отсутствуют. Можно полагать, что в то далёкое время были выдающиеся лидеры, вероятно, вожди, которые понимали необходимость выполнения многолетних работ и умели объединить усилия всего племени.

Насколько известно автору, художественная литература пока не коснулась этого важного периода человеческой истории, периода одомашнивания животных. А мимолётные прикосновения грешат упрощенчеством и ничего общего не имеют с научным пониманием проблемы.

Настоящая повесть – скромная попытка хотя бы в малой мере восполнить этот пробел.

Глава I
Пришельцы с юга

1

Над рекой – плотный туман, сквозь который угадывались контур леса и розовое пятно солнца с размытыми краями. На левый берег реки выходили низинные луга, окаймлённые синеющими лесами. Кое-где на лугах виднелись колки кустарников. Высокие травы и прибрежные кусты обвисли под грузом росы и неподвижно застыли в полном покое. Со стороны лугов едва уловимо тянуло утренней свежестью и ароматами цветущих трав. Постепенно туман редел, а его остатки уползали в лесную чашу правобережья. Воды реки спокойно скользили, омывая берега и вершины склонённых тальников. От береговой кромки, поросшей осокой, вклинивались в реку заросли камышей и глянцевые блины кувшинок. Среди них выделялись луковицы бутонов. Некоторые бутоны уже приоткрыли зелёные створки навстречу наступающему дню, обнажили ярко-жёлтую середину, свечами отражаясь в тёмном зеркале омутов.

Тишину утра нарушали ежеминутные всплески рыб, сухой шелест стрекоз, возня и разноголосица птиц. Из зелёной путаницы камышей неожиданно с громким криком поднялась чем-то напуганная утка. Она описала большой круг над лугами, опустилась на прежнее место, успокоенно крякнула. Вскоре на гладь реки она вывела утят и направилась к другому берегу. Выстроившись цепочкой и проворно работая лапками, утята старались не отстать от матери. Семейство благополучно достигло залива, как вдруг крутанулась воронкой и брызнула осколками зеркальная гладь, на миг показалась щучья пасть, и утёнок исчез под водой. Выводок с писком кинулся в разные стороны. Мать строго прикрикнула, и пушистые комочки нырнули за ней в спасительную осоку.

У самой воды, среди лопухов борщевика, затаился человек. Его светлые волосы, свисавшие на плечи, и бородатое лицо прикрывали космы осоки, султаном увязанные на голове. Человек словно закаменел, только зрачки серых глаз двигались, и широкие ноздри слегка вздрагивали. Он внимательно проследил за полётом утки и переправой её выводка. Что-то заставило её пуститься в опасное плавание днём по открытому пространству. Человек сначала повёл зрачками влево, откуда пришла тревога, обеспокоившая утку, затем в ту же сторону медленно повернул голову и через ноздри втянул в себя воздух. Удовлетворение мелькнуло в его глазах, и губы тронула улыбка. Не зря от рыскал у реки, таился, выслеживал и ждал столько дней и ночей, не смея развести огонь – в родное племя придёт с добычей. Он, не разнимая губ, вскрикнул чибисом. Мало погодя, не качнув листочка, к нему скользнуло гибкое тело женщины.

– Туры, – коротко сообщил мужчина. – Жди здесь.

– Гирр пойдёт один? – спросила женщина.

– Да.

– Лань бьёт из лука не хуже мужчины, – её угольно-чёрные глаза сузились.

– Жди здесь, – повторил мужчина.

– Лань будет ждать.

Гирр снял с плеча лук, вынул из кожаного чехла стрелу, поправил костяной нож у пояса, тяжёлую палицу, каменный топор и, низко пригибаясь, двинулся вдоль берега, по-звериному легко и быстро. Он ещё раз втянул воздух, приподняв бороду, и, убедившись, что запах идёт на него и присутствия человека звери не учуют, пробежал вперёд и чуть в сторону, уступая дорогу стаду. У прогалинки с низкорослой травой спрятался за ветвистым кустом ивняка.

Во главе стада, раздвигая грудью траву и кустарник и пригнув лобастую, косматую голову, шёл напролом огромный бык-вожак. Его метровые рога торчали отточенными ножами, из ноздрей со свистом вырывался воздух, под тёмной лоснящейся кожей перекатывались литые мускулы. Вслед за ним шли старые турицы с телятами и без них. Гирр пропустил передних зверей и выбрал молодую самку с первым телёнком, что была к нему всех ближе. Лук послушно согнулся в могучих руках охотника, сухожильная тетива заныла от напряжения. Стрела отодвинулась на всю длину и коснулась наконечником пальцев. Миг… и тетива облегчённо вздохнула, стрела глубоко вошла под левый локоть турицы. У неё подогнулись ноги, она сунулась мордой в траву, но сразу вскочила, со страшным рёвом закрутила головой, брызгая слюной и кровью. Вторая стрела пронзила ей горло.

Гирр успел отпрыгнуть прежде, чем тайная громада вожака тараном пронеслась и перековеркала куст, за которым таился человек. Выиграно несколько мгновений. Охотник бросился к реке. Почуя кровь, ревело и бесновалось всё стадо. Вожак наконец увидел врага и огромными прыжками полетел за ним. Бык пригнул голову, намереваясь расплющить двуногое существо, но в последний момент человек резко метнулся в сторону, тур полоснул рогами пустоту, промчался мимо и встал, как вкопанный, стегая бока хвостом. Кровавая пелена злобы на миг застлала глаза вожака. Он снова увидел убегающего врага и, коротко рявкнув, легко поднял массу тела в прыжок. Гирр бросился в реку и скрылся под водой. Почти в тот же момент и тур бултыхнулся за ним, выплеснув волну на противоположный берег. Долго разъярённый вожак будоражил воду и илистое дно рогами и копытами, пахал и раскидывал береговую дернину и кустарники, оглашал окрестности трубным рёвом. Но человека больше не увидел. Постепенно успокоился, вышел из реки, огляделся и, решив, что достойно наказал врага, пошёл к турицам, а вскоре увёл стадо.

Гирр бесшумно вынырнул у места, где ждала его Лань, снял с бёдер шкуру, отжал из неё воду и снова повязал у пояса. Женщина не проронила ни слова. Гирр сильный и ловкий охотник, Лань слышала голос умирающей турицы и рёв взбешённого вожака. Зачем слова? Она положила руку на плечо своего мужчины и уложила его голову себе на колени. Гирр прикрыл глаза. Женщина убережёт его покой. Молча подождали, пока ушло стадо, и нескоро подались к месту охоты. Турица завалилась на бок, высунув окровавленный язык, а возле неё, вздрагивая кожей, стоял телёнок. При появлении людей он кинулся прочь, но Гирр легко догнал его, свалил и скрутил ноги сыромятным ремнём. Охотник разрубил топором грудь турицы, вынул ещё тёплое, пробитое стрелой сердце. Съели его сырым, разделив поровну. Теперь сила зверя перешла в их тела.

2

Солнце давно перевалило зенит, его косые лучи меньше проникали через плотно сомкнутые кроны деревьев, когда Гирр уловил запах дыма и остановился. Он огляделся, узнавая знакомые места, и опустил тяжёлую ношу на землю. Половину туши они завернули в шкуру и зарыли в песок и камни на дне ручья, а заднюю часть Гирр нёс в становище. Только медведь смог бы достать оставленное мясо, но они держались в лесах и на открытые луга, где бежал ручей, выходили редко. Лань вела телёнка, который то упирался, то брыкался, то рвался в сторону, выматывая силы женщины. После короткого привала Гирр встал на колени лицом в сторону солнца и сложил руки на груди. Лань встала рядом. Затем он отрезал кусок мяса и повесил на сук, чтобы злые духи леса остановились полакомиться, потеряли нюх и не нашли след людей. Гирр вскинул на плечо подсохшую сверху глыбу мяса и двинулся дальше не оглядываясь. Лес вскоре поредел, открылась просторная поляна, а у дальней опушки возле речной излучины – крытые травой хижины. Из-за куста поднялись два человека, преградив путь. На вскинутых луках лежали стрелы, направленные на Гирра и Лань. Гирр ждал их появления. Он знал, что и позади них сейчас стоят с оружием наизготовку мужчины из лесного племени, в которое шли они с Ланью.

– Агу, – сказал Гирр, приложив свободную руку к груди и склонив голову.

Встретившие пришельцев переглянулись, но отвели оружие и расступились, давая дорогу. Гирр опустил мясо на землю, снял с себя нож, топор, лук, стрелы и другое оружие и сложил возле ног. Затем снова поднял мясо и пошёл к становищу безоружным. Лань последовала его примеру. Люди из племени Агу, подобрав оружие пришельцев, не смогли сдержать возгласов восхищения: как тщательно оно отделано! Следуя позади, глядели с уважением и некоторым страхом на гиганта-охотника и его спутницу. Пришелец легко и с достоинством нёс такую ношу, какую любой из них с трудом приподнял бы с земли. А женщина с угольно-чёрными глазами и волосами цвета воронова крыла с тёмно-коричневой кожей поразила их стройностью и гибкостью тела, каким-то особенным величием. Она, казалось, без усилия волокла на ремне упирающегося турёнка.

Круглые островерхие хижины стояли полукольцом, входом к родовому кострищу. Возле кострища в ряд уложены камни и обгорелые чурки, на них обычно сидели старейшины рода и отличившиеся на охоте. Гирр остановился неподалёку от кострища и стал ждать. Сюда скоро сбежалось всё племя. Мужчины, женщины, дети с нескрываемым любопытством разглядывали пришельцев. Их оружие переходило из рук в руки. Мужчины качали головами и цокали языками: такого оружия им видеть не приходилось. Наконец из средней хижины, которая отличалась большими размерами, появилась старейшая мать рода в сопровождении двух женщин, а за ними – седой могучий мужчина, вождь племени на охоте и в бою. В поселении правила Агу – мать матерей. Особым уважением и властью пользовалась старейшая мать. Она назначала и смещала вождя, нерадивого охотника могла лишить доли добычи и даже изгнать из рода. Агу – сухая, но крепкая старуха. Её глаза светились умом и нестарческой зоркостью. Родичи расступились, пропуская её к кострищу. Мужчины в полном вооружении стояли отдельно, окружив пришельцев. Вождь Кри встал возле них. Агу прошла к кострищу, села на плоский камень, долго и пристально разглядывала лицо Гирра. Все стихли. Родичи её племени, в том числе вождь, летом носили только набедренные повязки. Старейшая мать до подбородка укутана в одежду из лёгких козьих шкур, сшитых сухожилиями, даже на ногах у неё мягкая обувь мехом наружу. На шее Агу поверх одежды в два ряда висели сухожильные нити с нанизанными на них клыками кабанов, когтями и клыками медведей и тигров: многих мужчин ласкала она и многих детей подарила роду. Заговорила Агу твёрдо и неторопливо:

– Вижу, сильный охотник. С чем пришёл? Говори.

– Сердце привело в родное племя, – ответил Гирр. – Пришёл с миром и поклоном мудрой Агу от сына Барса – вождя южного племени. Прими мясо молодой турицы. Пусть оно укрепит твои силы, – Гирр опустил ношу на траву и склонил голову.

Уважительная речь пришельца на языке лесного племени понравилась старухе. Польстил поклон от южного вождя, но усилил и сомнения.

– Откуда сын Барса знает моё имя? – спросила она. – Говори.

– Я много рассказывал ему о тебе и твоём племени, – сразу ответил Гирр.

Агу сузила глаза и, казалось, насквозь прожигала взглядом великана, стоящего перед ней.

– Кто ты? – резко спросила она. – Говори.

– Я выкормлен твоей грудью, Агу, грелся у твоего очага. Десять раз деревья теряли зелёные шкуры и одевались снова, когда случилась беда. Мужчины были на охоте, а на поселение напало северное жестокое племя. Злые люди побили детей и увели многих женщин. Роду грозила гибель. Ты отправила молодых и сильных охотников отбить женщин у южных племён. С ними ушёл и я. Но чем-то разгневил злых духов, и вражье копьё пробило мне плечо. Врага я оглушил палицей, но и сам еле ушёл от погони. Много ночей и дней мужчины чужого племени не теряли мой след, отрезав путь к родному очагу. Плечо вздулось, рука ослабела, и я не мог вступить в бой, только ноги без устали несли меня туда, где стоит солнце в полдень.

Однажды ночью пошёл сильный дождь, я укрылся в прибрежных зарослях. К утру вода в реке поднялась выше берегов. По ней плыли коряги и целые деревья. На одно из них я взобрался, теряя последние силы. Дождь лил и лил днём и ночью.

Сколько плыл, знают только духи воды. Меня подобрали люди из племени Барса, не убили, а вылечили травами, вернули силы отваром и мясом молодых поросят.

Многому научился я от людей из племени Барса, стал лучшим охотником. На юге много сладких плодов, много зверей, рыб и птиц, но сердце звало в родное племя. И я пришёл.

Агу почти сразу узнала пришельца, но считала его мёртвым, отдавшим себя во власть духов. Она внимательно выслушала его рассказ, но не спешила принимать решение, проверяя, не злой ли дух явился в образе сына. Молча слушали Гирра и родичи, и вождь Кри.

– Говори своё имя, – велела Агу.

– Имя моё Гирр.

Мать матерей не смогла скрыть волнения. Её руки, лежавшие на коленях, вздрогнули. Гирр, её последний и любимый сын, через много зим вернулся к ней сильным и умелым охотником. Убил турицу и принёс в подарок полтуши. Волнение прошло по толпе родичей, некоторые из них узнали Гирра. Агу что-то сказала сопровождавшей её женщине. Та проворно ушла в хижину и вывела за ремённый ошейник огромную собаку.

– Ты кормил её из своих рук, когда она была щенком, – сказала Агу. – Погладь её.

– Пи, – ласково позвал Гирр.

Собака вздрогнула и навострила уши. Пришелец смело шагнул к ней и почесал за ухом, как делал давно. Собака взвизгнула и завиляла хвостом. Возглас радости огласил становище. Сомнений не было, родичи уверились, что перед ними Гирр, сын Агу.

– Кто эта черноволосая женщина? – спросила мать матерей. – Говори.

– Это моя женщина, младшая дочь сына Барса. Лань сама захотела уйти со мной, и ей позволил отец. В южном племени у мужчины только одна женщина, у женщины только один мужчина. Сам вождь им связывает руки и обводит вокруг родового огня, после чего женщина принадлежит только своему мужчине.

– Подойдите ко мне, дети мои, – старуха протянула вперёд руки.

Гирр и Лань опустились перед ней на колени. Агу положила им на головы сухие ладони, сказала торжественно:

– Гирр – сын нашего рода, равный всем у родового костра, в хижине и в доле от охоты и добычи. Лань – женщина Гирра. Так будет!

– Гирр – сын рода! Лань – его женщина! Так будет! – прокричали люди племени Агу.

Мудрая Агу приняла обычай южного племени и скрепила союз сына с дочерью Барса. Родичи бессознательно одобрили решение старейшей матери.

– Разожжём большой огонь в честь добрых духов, – распорядилась Агу. Лицо её сияло радостью.

Несколько юношей бросились в лес собирать дрова, женщины занялись мясом – разрубали его на куски и надевали на шесты-вертела. Гирру и Лани вернули оружие. Четверо охотников помчались за второй полутушей турицы, куда указал им Гирр. К восходу солнца, как раз к началу восхваления добрых духов леса, лугов и воды, они должны вернуться. Мужчины не отходили от Гирра и все любовались его оружием. Больше всего удивлял каменный топор, в нём даже проделано отверстие для топорища. Только Кри сторонился, он видел в пришельце соперника.

Лань окружили женщины. Никто из них не имел таких чёрных волос и глаз и бронзово-коричневой кожи. Не скрывая зависти, разглядывали они её ожерелья из клыков неизвестных зверей и набедренную шкуру невиданного животного. Дело в том, что в племени Агу постоянных супружеских пар не было и дети не знали своих отцов. Мужчины дарили женщинам за ласки ожерелья из костей особо опасных зверей, убитых в единоборстве. Потому ожерелья составляли особую гордость женщин. Чем больше костяшек в ожерелье, тем выше заслуга женщины перед племенем. Она ласкала многих сильных охотников и дала роду таких же сильных детей. Можно ли не дивиться, что у черноволосой Лани, не имевшей детей и знавшей одного мужчину, такое богатство украшений? И каким должен быть отважным охотником Гирр? Жадные глаза женщин обратились на него.