Убить Александра

Варварство и троны, рабство и мечи,

Цепи и короны, тьма и палачи,

Горе и невзгоды, деспоты и гнет!

О, когда ж свобода вашу цепь порвет!

Н Морозов.

***

Пролог
Париж.
1925 год.

С тех пор прошло много лет и больше я могу не скрывать давней истории противостояния людей. Одни хотели убить царя, а вторые спасти его и вместе с ним постаревшую и обессилевшую империю.

Я был и среди тех и среди других.

Сначала я боролся за грядущую революцию и считал жандармов моими личными врагами. Крестьянские волнения в 1870-х годах происходили во многих губерниях России. Голодные годы становились привычными и повторялись со зловещей периодичностью. Подлила масла в огонь турецкая война 1877-1878 годов, и положение крестьян еще больше осложнилось. Малоземелье, нужда и голод стали их постоянными спутниками. Они требовали справедливого передела земель, и я был среди той части интеллигенции, что желала им помочь.

А затем я перешел на сторону властей и стал агентом Третьего отделения¹ среди революционеров. Я перестал верить в то, что революция спасет Россию и сделает её благополучной.

Могу сейчас с гордостью сказать, что агентом я был неплохим и до сих пор никто не знает имени того, кто смог предотвратить ряд громких террористических актов в Российской империи. Многое бы отдали тогда участники «Народной воли» чтобы узнать правду и расправиться со мной.

Ныне я могу говорить свободно. Участников тех событий давно нет на свете. Разве вот Вера Фигнер, просидев почти двадцать лет в Петропавловской крепости, вышла оттуда постаревшей, но живой. Она здравствует по сей день, и, вероятно переживет меня, хоть мне на долю не выпали сырые казематы Алексеевского равелина.

Кто станет теперь разбираться в том давнем деле? Великая война и последовавшая за ней гражданская принесли столько крови и слез, что наши террористические акты второй половины 19-го века, кажутся детской игрушкой. Кто после того как расстреляли императора Николая Второго и его семью вспоминает про убийство его деда Александра Второго? Но тогда нам казалось, что именно в наше время мы меняли историю.

Многие из лучших людей России (я не боюсь их так называть сейчас) искренне верили, что убив царя, мы вызовем революцию и изменим жизнь многострадального российского народа к лучшему. Я также полагал в 1878 году, что достаточно искры и из этой искры возгорится большое пламя, которое сожжет старую Россию и на её месте возродится новая страна – справедливая и процветающая. А зажечь эту искру должны были мы – пожертвовав всем ради великой цели.

Затем я понял пагубность террора. Нельзя прийти к добру через зло. Нельзя убивать людей даже ради какой-то цели, которую считаешь великой. Смерти тобой вызванные останутся, ибо многим принесут горе и слезы, а величие твоей цели измельчает со временем.

Потому я стал сражаться с бывшими единомышленниками. Дело завертелось вокруг убийства императора Александра Освободителя. С чего им тогда показалось, что смерть этого монарха приведет к немедленным переменам? Наверное, от того, что сам этот государь все свое царствование посвятил изменению своей империи. Вот только перемены в России ничего хорошего не несли и никогда не принесут.

Но хватит о политике. Я собираюсь говорить не о ней. Многие покушения и само убийство царя это только декорация, на фоне которой развернулось действие.

Своего имени называть я не стану. Тогда пропадет весь интерес, ибо исчезнет загадка повествования.

Итак, я был среди тех, кто совершил знаменитое «хождение в народ»² среди тысячи своих единомышленников, которых позже назовут народниками. Тогда я верил (и верил искренне), что спасение России в свержении самодержавия. Необходимость народной свободы была высшей целью, и ради общественного блага я был готов жертвовать всем.

Но русский мужик, которого, как оказалось, мы совсем не знали, не принял нашей правды и отвернулся от нас. И тогда родилась идея террора. Сейчас многие могут не понять меня. Что такое террор? В чем он состоял? И чего можно достичь террором?

Я вам отвечу на эти вопросы. Террор в России есть хороший способ борьбы с властью. Ибо идеи хорошо расцветают в Европе, во Франции и Италии, но не в России. У нас передовые люди слишком любят болтать. А власть болтовней не напугать.

Сам Александр Второй, взойдя на трон, разрешил критиковать империю. И что? Критика посыпалась, словно горох из дырявого мешка. Все словно с цепи сорвались. А при Николае Первом и пикнуть никто не смел. Все было хорошо в России, и будущее её было прекрасно, и вдруг, резко стало плохо. Нет. Критика не напугает продажных чиновников. Но террор они восприняли серьезно. Меня самого он поначалу увлек, ибо, как мне казалось, я начал делать настоящее дело.

Однако напугать продажную власть империи это одно, а иное разрушать само здание, которое создавалось тысячу лет. Но я снова погрузился в политические рассуждения. Мне пора перейти к рассказу о событиях.

Я стану говорить от третьего лица. Ибо сам я не мог присутствовать во всех местах, которые стану описывать. И для начала я хочу вас познакомить с генералом Муравьевым, который в те годы состоял начальником Первой экспедиции³ Собственной Его Императорского Величества Канцелярии⁴. А увидел я его после моего ареста по делу об организации убийства шефа корпуса жандармов⁵ Мезенцова⁶…

Глава 1
Агент Третьего отделения.
1878 год

«Меня поставил бог над русскою землею, -

Сказал нам Русский царь. –

Во имя божие склонитесь предо мною,

Мой трон – его алтарь».

Лавров П. Л. «Русскому народу».

***

Начальник Первой экспедиции Собственной Его Императорского Величества канцелярии генерал-лейтенант Сергей Муравьев ждал особого агента. У адъютанта был приказ пропускать его в кабинет без доклада. Муравьев ставил этого человека выше десятка своих лучших сотрудников, ибо сам завербовал его полгода назад…

***

Муравьев был еще молод годами, но успел сделать блестящую карьеру. Ему не было полных 35 лет, а он уже награжден многими орденами, имеет высокое звание генерал-адъютанта императора и пользуется доверием монарха. Достиг своего положения Сергей Алексеевич не благодаря происхождению, а благодаря природному уму и «служебному рвению», как было сказано в его аттестации.

Муравьев любил риск и совсем не походил на угодливого чиновника, продвигавшегося по служебной лестнице низкопоклонством. Он был смел и предприимчив, при случае мог отстоять свое мнение, начальства не боялся.

Потому они, жандармский генерал и арестант-народник, сразу понравились друг другу. Тогда террорист сидел напротив него в этом самом кабинете и не выказывал никакого страха перед высокопоставленным жандармом.

Муравьева удивила эта манера поведения задержанного. Он к такому не привык. Революционеры либо вели себя вызывающе, демонстрируя презрение к жандармскому синему мундиру, либо боялись «исключительных методов дознания».

– Вы знаете, зачем вас доставили ко мне? – спросил начальник Первой экспедиции.

– Я знаю, почему меня арестовали, ваше превосходительство.

– Вы полагаете, что вам нечего опасаться? – спросил генерал. – Вы арестованы по делу об убийстве шефа корпуса жандармов генерала Мезенцова.

– Думаю, что вы имеете достаточно доказательств моей вины в подготовке убийства Мезенцова.

– Вы признаете это?

– Да.

– И вы готовы признать себя виновным?

– Мезенцов убит нами не как шеф корпуса жандармов⁷. Убийство даже такого человека мера слишком жестокая. Но генерал-адъютант Мезенцов убит нами как преступник, который не имел права на жизнь.

– Но разве он был так плох? Я знал его лично и не могу сказать, что Мезенцов был человеком жестоким.

– Лучше бы он был жестоким. Все началось с того, что Мезенцов приказал выпороть арестованного студента. Тот, видите ли, недостаточно хорошо поклонился при встрече с его превосходительством. И он унизил достоинство этого человека. Я понимаю, что ваш генерал привык унижать нижних чинов вашего ведомства, которым значение слова «достоинство» не известно.

– Это смелое заявление. Вы отдаете себе отчет о последствиях? – спросил Муравьев.

– Вполне, – ответил арестованный.

– Вы знаете, что вас ждет?

– Суд. Я имел много возможностей бежать из Петербурга, ваше превосходительство. Но не стал этого делать. Странно, что вы арестовали меня так поздно.

– Что вы имеете в виду?

– Меня поразила некомпетентность ваших жандармов. Исполнитель приговора, непосредственный убийца Мезенцова, Кравчинский⁸ сумел сбежать с места преступления и затем из России. И вот вы, наконец, смогли задержать меня, одного из тех, кто готовил это акт.

– И получается, что именно вы, сударь, и станете отвечать за преступление вашего товарища, который так ловко сумел сбежать. Мезенцов особа в Российской империи не последняя. Государь желает правосудия.

– Вы хотите меня напугать, ваше превосходительство?

– А вас напугать нельзя?

– Почему же? Напугать можно кого угодно. Только нужно знать слабое место человека. Вы моего не знаете. Меня нельзя напугать тюрьмой и даже виселицей. Меня нельзя купить, как и вашу подругу детства, госпожу Перовскую.

Муравьев оживился:

– Вы знаете Софью Львовну?

– И довольно хорошо. Я также как и она в свое время оставил родительский дом. Хотя в силу возраста я сделал это раньше. Не каждого можно купить деньгами, ваше превосходительство. Это ваши жандармы меряют все количеством денег. Ваши нижние чины сплошь продажные мерзавцы.

Муравьеву стал интересен этот человек.

– А ваши товарищи? Те с кем вы связаны в борьбе? Они сплошь хорошие и благородные люди?

– Нет. Разные.

– И среди них есть мерзавцы?

– Идеалисты. А это не многим лучше, чем ваши мерзавцы.

– Значит вы сами не идеалист? – спросил Муравьев.

– Уже нет. Хотя и ранее я сомневался в том, что мои товарищи смогут поднять русского мужика на революцию.

– Но вы были участником «хождения в народ».

– Был. Стоило попробовать, и я попробовал. Затем я вернулся в Петербург и присоединился к тем, кто стал исповедовать террор.

– И что в итоге?

– Я разочаровался в терроре. Хотя многие из наших находят его единственной возможностью для решения проблем в России. И у вас еще будет множество проблем с террористами.

Муравьев понял, что этот молодой человек весьма походит на него самого. Он жаждет деятельности и борьбы. Его манят опасности и приключения. Родись он в иное время – мог бы принести стране много пользы. Жаль, что такие вот люди находят себя только в революционной борьбе.

– А что вас заставило изменить мнение? – спросил генерал.

– О терроре?

– Да.

– Я понял, как он опасен. Террор это маховик, который можно раскачать, но нельзя остановить. Он кончится в такой стране как Россия только после того как «сожрет» полстраны.

– Вы хотите сказать, что готовы отказаться от террора?

– Я готов бороться против него, ваше превосходительство.

– Даже так, сударь? Вы хотите сотрудничать с жандармами?

– С теми, кто меня арестовал? Никогда. Эти люди только приблизят революцию, если ей суждено состояться. Они и есть ваша главная проблема, генерал. Такие люди заставляют ненавидеть жандармов. Вот вы знаете об организации «Народная расправа» не так ли?

– Знаю. Она нами разгромлена.

– Руководитель «Народной расправы» Нечаев в своем «Катехизисе революционера» разделил врагов революции на три группы. Явные враги, дворяне и чиновники, которые презирают народ и ненавидят революцию. Умеренные, те, что хотят незначительных перемен. И либералы, желающие реформами убрать угрозу революции. Так вот Нечаев предлагал уничтожать врагов. И первыми он уничтожил бы именно либералов. А яростных врагов он оставил бы жить. До времени, конечно! Он говорил о пользе продажных чиновников, о пользе жестоких деспотов, ибо они вызывают ненависть народа и приближают революцию. Большинство ваших жандармов именно такие.

– Значит, вы не хотите работать?

– Рядом с вами я готов бороться с террором.

– Рядом со мной? Вы амбициозны.

– Я пользуюсь доверием среди участников организации. Я знаю многих из тех, кто уже ступил на путь террора и еще ступит на него.

– И я должен вам поверить?

– Это ваш выбор верить мне или нет, ваше превосходительство…

***

Он вошёл в кабинет генерала. На этот раз агент выглядел совсем иначе. Муравьева удивляла эта его способность изменяться. Он менял не только костюмы, но с ними превращался в совсем другого человека.

Ныне это был светский лев и гуляка. Он не просто умел швырять деньги, но делал это с истинно аристократическим шиком.

– Заставляете себя ждать, сударь.

– Обстоятельства, ваше превосходительство.

– Прошу вас садиться. Новости?

– Да. Ныне многие из тех, кто ходил в народ вернулись в столицу.

– Какие же это новости?

– Новости есть. Я не стал бы вас беспокоить просто так. Ранее наши народники пребывали в растерянности. Особенно после процесса 193-х. Они собрались на квартирах и говорили о тактике и методах. Я даже думал, что дело далее споров у них не пойдет. Но все меняется.

– И что изменилось?

– У них прошло время болтовни, сударь.

– Вот как? Но многие из революционеров действовали и ранее. Можно перечислить ряд террористических актов, о которых вы нас не предупредили.

– Но которые все равно сорвались, генерал. Я ведь не могу знать всего. Партия «Народная воля»⁹ еще только оформляется.

– Они уже вполне оформились, по моему мнению, сударь.

– Дело не в этом, ваше превосходительство. Все зависит о людей, что стоят во главе организации. Большинство студентов, жаждущих борьбы, плохо понимают, что нужно делать. Что они могут? Собираться и ругать власть. Читать запрещённые книги и мечтать о свержении царя. Но если этим людям дать хорошего руководителя, то они станут опасными.

– И они есть? Эти руководители?

– Да. И самое главное, что они выбрали цель.

– Цель?

– Именно.

– И кого на этот раз? Нового начальника Третьего отделения генерала Дрентельна?

– Царя, – ответил агент.

– Что? – Муравьев вскочил со своего кресла.

– Я не оговорился. Они решили готовить покушение на государя императора. И это покушение будет совсем иным, чем попытки Каракозова и Соловьева¹⁰. Этих идеалистов-одиночек.

– Когда?

– Это вопрос не быстрый, ваше превосходительство. Скоро такие дела не делаются. Пока они лишь решили наметить главную цель.

– Что им даст убийство царя? В чем выгода этого акта?

– Разжечь революцию в Российской империи. Они считают, что убийство царя всколыхнёт Россию и начнутся преобразования!

– Вы присутствовали на этом заседании?

– Нет. Так близко мне подходить опасно. Но мне рассказал про заседание мой хороший друг Николай Гройзман.

– Гройзман?

– Сын еврейского богатого торговца. «Ходил в народ» в Саратовской губернии. Жил среди крестьян-старообрядцев. У него были грандиозные цели.

– Грандиозные?

– Он хотел реформировать старообрядчество в новую революционную религию. Но план его не удался. Его выдали властям, и Гройзман был арестован.

– Но ныне он на свободе?

– Его отец положил большие деньги, дабы выкупить сына, и дело против Гройзмана было прекращено, и он не был на суде 193-х. В его пропаганде не усмотрели политического мотива. Сейчас он в Петербурге. Желает продолжать борьбу.

– А вы сами?

– Я действую из наших общих интересов, ваше превосходительство. Вы руководите Первой экспедицией, в задачу которой входит наблюдение за революционными кружками.

– Надзирать стоит и за деятельностью отдельных революционеров. Наша цель охранение устоев империи!

– Вот я и доложил вам о начале покушения на эти самые устои.

– Имена тех, кто готовит заговор против императора? Вы ведь знаете имена?

– Знаю, кое-кого.

– Можете назвать имена?

– Самый опасный Михайлов Александр Дмитриевич.

– Михайлов? – Муравьев уже слышал эту фамилию. – Ах вот это кто! Вспомнил. В 1875 году некий Михайлов был исключен из Технологического института за участие в студенческих стачках.

– Это он. В 1877 году «ходил в народ». Но арестован не был. Хотя в хождении разочаровался.

– Но, насколько я помню, в народе он не был среди тех, кто призывал к революции. Он подобно Софье Перовской учил крестьянских детишек. Болтал с мужиками о социальной справедливости, но доказать мужику необходимость преобразований не смог. Русский мужик если чего не понимает, считает враждебным для себя. И ныне Михайлов стоит во главе организации террористов?

– Нет. Я не назвал бы его главой организации. Но он пользуется среди народников большим уважением.

– Но он не лидер?

– Пока нет. Но может им стать.

– Что вы хотите сказать?

– Михайлов опасен, генерал. Он умен и причинит вам много неприятностей.

– Вы предлагаете его арестовать? Я вас, верно, понял, сударь?

– Нет. Арест вам ничего не даст. Сейчас на Михайлова ничего нет.

– Тогда что вы предлагаете?

– Убрать его тихо.

– Убрать? Что это значит, сударь? – удивился Муравьев.

– Убрать его тихо. Так, чтобы его товарищи не догадались что ваше ведомство к этому причастно.

– Вы предлагаете совершить преступление?

– Я предлагаю его предотвратить. Я указала вам на потенциально опасного человека.

– Но пока он ничего не сделал, сударь! Этак далеко можно зайти!

– Одним из методов борьбы должна стать профилактика преступлений, генерал. А Михайлов умен и предприимчив. Ему бы в вашем ведомстве служить.

– Я готов установить за ним наблюдение. Его корреспонденцию будут перлюстрировать, но не могу же я убивать людей!

– Рано или поздно вы захотите это сделать. После того как он совершит то, что задумал. Но содеянного тем не исправите.

Генерал прервал агента:

– Хватит, сударь! Я не стану действовать методами тех, с кем борюсь. Лучше скажите кто еще? Кто кроме Михайлова?

Агент ответил:

– Софья Перовская.

Муравьев поморщился, словно от зубной боли. Софья была его другом детства. В далекие годы, когда отец Муравьева служил губернатором в Пскове, отец Перовской был там вице-губернатором. Семьи были очень дружны. И генерал не терял надежды, что эта красивая и умная молодая женщина образумится.

– Я вас понимаю, ваше превосходительство. Вам это слышать неприятно. Вы, как и родители Перовской надеетесь, что она образумится и выйдет замуж. Родит детей и забудет о своем революционном прошлом. Но это не так. Я хорошо смог узнать госпожу Перовскую. Она никогда не выйдет замуж.

– С чего вы взяли? – спросил Муравьев.

– В ней нет ничего женского, сударь. Конечно, она красива. Этого у неё не отнять. Но она не мать. И не видит себя матерью.

– Все меняются.

– Но не Софья Перовская. Впрочем, я не стану навязывать вам мнения, генерал. Ваше дело принимать решения. Я достаю информацию.

– Вам стоит внедриться в их организацию так глубоко, как это возможно. Мне нужны достоверные сведения. Вы можете подкупать слуг и дворников. Деньги для этого у вас будут. Пусть они станут вашими информаторами. Вы можете подкупать нетвердых в своих заблуждениях молодых революционеров. Но мне будет нужна информация.

– Работать с деньгами? Но это примитивно, ваше превосходительство.

– Зато надежно. Деньги всегда остаются деньгами.

– В Исполнительный Комитет организации «Народная воля» допускают не всех.

– Вам стоит попробовать в него войти.

– Для этого мне нужно прикрытие. Нечто такое, что заставит их мне верить.

– Но разве они вам не верят? Вы организатор убийства шефа жандармов.

– Один из них. Только один из тех, кто организовал убийство главного жандарма…

***

Так и началась эта история. Так я начал работать над срывом покушения на царя.

Глава 2
Новая цель.
1878 год

«Нужно не только слово, нужно дело. Нужны энергичные, фанатические люди, рискующие всем и готовые жертвовать всем. Нужны мученики, легенда о которых переросла бы далеко их истинное достоинство, их действительную заслугу».

Лавров П.Л. «Исторические письма».

***

Петербург, Новая улица, дом 12.

Квартира Александра Михайлова.

Больше двадцати человек собрались на квартире у Александра Михайлова. Это были соратники по организации «Земля и воля». Между ними не было ни старших ни младших. Каждый действовал по обстоятельствам, не спрашивая других. Хотя они все преследовали одну цель.

Новые члены организации принимались с учетом не только идейных, но и нравственных качеств. За новую кандидатуру должны были голосовать все. Важные вопросы принимались единогласно. Малейшее подозрение в неискренности или нравственной нечистоплотности оборачивалось исключением из организации.

После провала «хождения в народ» многие были арестованы и теперь вернулись из заключения, после долгого пребывания в Петропавловской крепости. Идея поднять крестьянство на бунт с треском провалилась.

Теперь вспомнились слова тех, кто тогда оказался в меньшинстве. Не подойдёт русский мужик сейчас против царя. Это не времена Пугачева, когда грянул русский бунт и едва не опрокинул помещичью Россию. Мужик мог пойти за царем, который жаловал землю и волю, но не за идеалистами, что рассуждали о благе демократии и вреде самовластия.

Но большинство народников продолжало верить, что «Вампир, обрекающий русский народ на неизбежное разорение, на неизбежное голодание, на неизбежные эпидемии, на страшную и медленную смерть, есть государственный строй Российской империи». Потому они были готовы противостоять самодержавию и бороться за новую Россию свободную от царского деспотизма …

***

Вчерашний студент, участник «хождения», Александр Михайлов вернулся в Петербург и был готов продолжать борьбу. Его не сломили недавние неудачи. И у него был план, как осуществить то, о чем мечтала передовая молодёжь России. Революционер делает революцию. Всякая нерешительность и проволочки были преступлением.

Первое время Александр жил в квартире своего отца, надворного советника¹¹ Дмитрия Михайлова. Отец не признавал увлечения сына революцией, и они часто беседовали о судьбах страны и народа. Михайлов-старший хотел переубедить наследника и заставить его сойти со скользкой дорожки.

– Ты, насколько я понял, не собираешься бросать своего увлечения, Саша? – спросил отец, зайдя вечером в кабинет.

– Я скоро съеду от тебя, папа. Понимаю, что могу испортить тебя карьеру.

– Я не о том, Саша. Тебя никто не гонит. И не о моей карьере речь.

– А о чем, папа?

– Неужели тебя не убедило твое «хождение»?

– Убедило в чем, папа? Что сейчас не времена Пугачёва? Я это знал и раньше. Но мои товарищи верили, что лапотная Россия пойдет за ними.

– А это твоя ошибка, Саша. Времена Пугачева вполне могут вернуться. И тогда Россия умоется кровью. Вот только сейчас все будет много серьёзнее. Внутри нашего народа копится тьма, Саша. И эта тьма жаждет прорваться наружу. И горе России, если все это темное и страшное вырвется наружу.

– Ты слишком мрачно смотришь на вещи, папа. Дворянство стало слишком ограниченно смотреть на многие вещи. А знаешь, с чего все началось?

– Началось что?

– Мое убеждение в необходимости революции, папа. Тот самый переломный момент, который сделал меня, дворянина, сторонником революции, которая по сути своей направлена против дворянства.

– И что же это, позволь узнать?

– Один случай в столице. Один крестьянин сумел тогда прорваться сквозь двойную цепь солдат и упал на колени пред царем. Он сказал: «Государь! Милостивец, батюшка-царь, заступись!» Но Александр ничего не ответил мужику. Он просто не знал, что ему ответить. Царь не знает, как помочь России. И этому равнодушному деспоту в золотом мундире с орденами доверены судьбы миллионов? Неужели ты уважаешь нашего царя, папа? Скажи честно?

– Государь, имеет усталый вид. Говорит в нервном раздражении о серьезных проблемах. И это самое раздражение он неумело пытается скрыть от окружающих. Коронованная развалина. Вот его характеристика. Стране в настоящее время нужна сильная рука. Рассчитывать на Александра Второго нам нельзя.

– И ты служишь ему?

– Я всегда считал, что служу России, сын.

– Такой России, какой видит её царь. Но я вижу иную Россию без царя.

– Пусть так, но что дальше, сын? Новое «хождение»?

– Нет. Это пустая трата времени. Нужно расшевелить это застоялое болото, которое называется Российская империя.

– Расшевелить это самое болото можно. Сложность будет состоять в ином.

– В чем же, папа?

– В том, как утихомирить бурю, которую вы желаете вызвать.

– А что делать, по-твоему?

– Просвещение, – ответил Михайлов-старший. – Только просвещение спасет нашу страну.

– Отвечать на аресты наших товарищей и виселицы правительства журнальными статьями чересчур наивно, папа…

***

Михайлов любил отца и не хотел чтобы у того начались из-за него неприятности. Потому вот уже неделю у Александра была своя квартира, где он собрал заседание революционной организации «Народная воля».

Раньше других пришла Софья Перовская – верный друг и единомышленник. Александр обрадовался тому, что она первая…

***

Что мне сказать о ней? Перовскую я знал лично. Софья Львовна была очень красива, но меньше всего она была похожа на избалованную кисейную барышню. Ей приходилось играть многие роли. Да что там играть, ей приходилось жить десятком разных жизней. Впоследствии о ней много писали в западной прессе. И многие выставляли Соню лицемерной, упрямой, высокомерной и бессердечной особой. Но хоть я и покинул стан революции и перешёл на другую сторону, могу сказать, что это не так. Соня очень всем импонировала своим большим опытом, знанием рабочей среды и своей способностью ясно и убедительно отстаивать свое мнение. Софья всегда держала себя скромно, но когда она высказывалась по важному вопросу, мы все её слушали со вниманием…

***

Перовская совсем недавно освобождена из Петропавловской крепости. Она была обвиняемой на «Процессе ста девяноста трех». Дело о пропаганде в Империи разбиралось в особом присутствии Правительствующего сената. Судили тех, кто был арестован за антиправительственную агитацию во время знаменитого «хождения в народ».

– Рад тебя видеть, Софья. Ты меня пока ни разу не навестила.

– Прости, Саша. Но в дом твоего отца я не могла прийти.

– Почему? Он не стал бы задавать тебе неудобных вопросов о «хождении».

– Дело не в этом. Он мог напомнить мне об отце и братьях. Не хочу говорить про них.

– Ты их не видела?

– Нет. Ты знаешь, что я порвала с семьей. Мы стали чужими.

– А твоя сестра?

– С ней у меня сохранились теплые отношения, но в Петербурге её нет.

– А твоя мать? Разве…

– Достаточно вопросов о семье, Саша. Я пришла не за этим!

– Скоро все соберутся. Я слышал, как ты держалась на процессе. Твой адвокат Стасов настоящий мастер своего дела.

– Дмитрий Васильевич добился для меня оправдательного приговора. Но другим повезло так, как мне. Товарищ прокурора¹² Желиховский требовал для нас самого сурового наказания. Он говорил, что мы члены преступного сообщества и заговорщики против устоев.

– По сути, мы и стремились низвергнуть эти самые устои, Софья.

– Ты хочешь сказать, что Желиховский прав?

– Таково его понимание истины, Софья. Он охраняет устои самодержавия. Так он понимает свой долг перед обществом. Для него, такие как мы – преступники. Мы замахнулись на те самые устои, которые он призван охранять.

– Не наша вина, Саша, что кучка аристократов и чиновников считают, что Россия принадлежит им. Сам понимаешь, что добровольно они не уйдут. Но народ не станет носить цепи вечно. Мы затеяли большое дело. Быть может, двум поколениям придется лечь на нем, но сделать его надо.

– Софья, мы не станем вести с ними споры. Мы будем бороться. Мы начинаем войну против власти. Кстати, сегодня я жду и Желябова. Его также оправдали, как и тебя.

– Андрей будет здесь? – Перовская заволновалась.

Михайлов понял, что слухи о ней и Андрее Желябове не пустая болтовня.

– Значит, это правда? – спросил он.

– Ты о чем, Саша?

– Софья! Я твой друг. Неужели ты с ним? Вы вместе?

– А что? – с вызовом спросила Перовская. – Ты тоже считаешь, что человек низкого рождения меня не достоин?

– Я не о низком рождении говорю, Софья. Ты образованная женщина. А Желябов простой фанатик. Такие нужны в нашей организации. С этим спорить трудно, но ты и он!

– Саша. Кому иному я бы сказала, что это не его дело. Но ты мой друг. Не просто товарищ по борьбе. Друг. Я люблю Андрея Желябова. И он достоин моей любви.

– Как скажешь, Софья. Прости, что влез не в свое дело.

– Пустяки, Саша. А кто еще придет?

– Многие из тех, кого ты знаешь, Софья. Сегодня мы сделаем первый шаг на пути великого террора. Хватит просвещения и хватит крестьянских школ! Нужно показать личным примером, на что мы готовы ради родины и свободы!

– Согласна с тобой, Саша. Готова показать, что власти ошиблись, отпустив меня на свободу.

– Но и на рожон лезть не стоит. Я понимаю, что ты готова отдать жизнь за дело.

– Как многие из нас, Саша. Те, кто умер в Петропавловке, отдали жизни за дело революции.

– Но нужно не просто умереть, а победить. В этом наша основная задача…

***

Вскоре пришли инженер Николай Кибальчич (известный под псевдонимом «Техник») и Андрей Желябов («Захар»).

О последнем хочу сказать несколько слов. Напрасно Михайлов назвал его простым фанатиком и напрасно считал, что он недостоин Софьи. Да Андрей Желябов родился в семье крестьянина, но получил хорошее образование. Он закончил Керченскую гимназию с серебряной медалью и поступил в Новороссийский университет на юридический факультет, но был исключён за организацию студенческих выступлений. В прошлом, 1877 году, Желябов был арестован, и его судили, но приговор был оправдательным.

– Здравствуй, Саша, – Желябов протянул руку Михайлову.

– Рад, что тебя выпустили на свободу.

– Ты, я слышал, хочешь предложить нам новые формы борьбы?

– Новые? Нет. Ничего нового я предлагать не стану. Об этом многие уже говорили до меня.

Желябов боялся Михайлова. Он всегда сравнивал его со знаменитым Сергеем Нечаевым. Тем самым кто организовал десять лет назад общество «Народная расправа». В программном документе «расправы» «Катехизис Революции» говорилось о полном разрушении несправедливого общества Российской империи. «Катехизис» говорил о поголовном уничтожении врагов революции и так называемых «попутчиков». Нечаев был жесток и не терпел, когда ему прекословили. Он выступал за суровую дисциплину и подчинение единому вождю – себе. Ныне он сидел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Многие народники с ужасом вспоминали этого человека.

Желябова пугали слова Михайлова о дисциплине. Он называл это попыткой заменить одну несвободу другой. Но Михайлов ему возражал, что ярмо деспотизма охраняется штыками солдат. И чтобы оно разлетелось в прах – нужна сила. А сила требует дисциплины…

***

После Желябова появился Николай Гройзман и Макар Терка. Они как всегда спорили о необходимости срочных действий.

– Друзья! – приветствовал их Михайлов. – Время для споров у нас еще будет.

– Здравствуй, Саша, – Гройзман пожал руку друга.