Слово, образ, миражи

Пролог. Ордер на обыск

Это был очень странный дом.

Плотные шторы прятали его комнаты от света, но даже в этом полумраке можно было разглядеть простоту убранства. Минимум мебели, только самое необходимое, никаких мелочей для украшения, не несущих пользы – вроде фотографий или сувениров. Все острые углы сглажены, специально спилены, словно чтобы уберечь ребенка от травмы. Однако ничто в доме не указывало, что здесь живут дети.

Сквозь пространство были натянуты многочисленные веревки. Одни жались к стенам, другие пересекали коридоры и комнаты по диагонали. На некоторых из них были завязаны узлы в разном количестве и последовательности, на других же висели лоскуты материи. Они могли бы кому-то помешать, особенно в темноте, – если бы здесь были люди. Но все семь комнат пустовали, и единственным звуком, нарушавшим это безмолвие, была приглушенная запись итальянского тенора где-то вдалеке.

Действительно, это был очень странный дом.

Его пустота была не такой безжизненной, как могло показаться вначале. Просто единственное существо, остававшееся внутри, сдерживало движение настолько долго, что воспринималось лишь как часть окружения. Но стоило мужчине пошевелиться, и иллюзия разрушалась, показывая, кто хозяин этой территории.

Он был идеальным обитателем для этого странного дома. Мужчина, еще совсем не старый, казался отрешенным от жизни, не мертвым, но уже шагнувшим к этому. Природа щедро одарила его – он был высоким, плечистым и подтянутым… когда-то, в недалеком прошлом, которое теперь казалось ненастоящим. Сейчас его мышцы были иссушены болезнью и скрывались под сероватой, нездоровой кожей, усеянной крупными язвами. Волос у мужчины не было, губы на обезвоженном лице побелели, и лишь глаза показывали, что жизнь в нем не просто теплится – пылает. Эти глаза никак не вязались с образом смертника, доживающего свои последние дни.

Воздух рассек звуковой сигнал, предупреждавший, что на дорогу свернула машина. Эта дорога вела только к его одинокому дому, так что гадать, к кому стремятся неведомые гости, не приходилось. По его подсчетам, оставалось минут десять до того, как они постучат в дверь.

Мужчина горько усмехнулся и поднялся с кресла. Минуя веревки, он прошел на второй этаж, в спальню, такую же аскетичную, как весь дом. Здесь, напротив кровати, уже был разожжен небольшой камин.

Мужчина завел прикроватный будильник; сигнал должен был прозвучать через двенадцать часов. Хозяин дома по опыту знал, что эти двенадцать часов будут для него вечностью и девятью кругами ада. Но машина уже едет к дому, а значит, иного пути нет.

Он сел за простой деревянный стол, на котором были приготовлены зеркальные очки и бархатная салфетка, скрывавшая заранее разложенные предметы. Отогнув ткань, он увидел два маленьких шприца, наполненных мутной жидкостью – все как он оставил.

Он знал, какая боль его ждет, и не видел смысла оттягивать неизбежное. Его действия были рассчитаны по минутам. Если не закончить все очень быстро, может вообще не получиться. Даже он мог стерпеть ту агонию, что его ожидала, лишь до определенного предела.

Мужчина взял один из шприцев и наклонился над очками, служившими сейчас зеркалом. С твердостью, которой могло позавидовать абсолютное большинство людей, он поднес шприц к глазу – и ввел иглу внутрь роговицы, не слишком глубоко, всего на долю миллиметра. Обратного пути уже не было.

Жидкость из трубки вошла в глаз, пережигая ткани, заслоняя хрусталик мутной пеленой.

Ощущение было такое, словно в лицо плеснули кислотой, и хотелось остановиться, зажать глаз руками и просто выть от страха и боли.

Он не позволил себе такую слабость. Пока эффект не вступил в полную силу и он еще мог контролировать свои руки, мужчина подхватил второй шприц и повторил процедуру. Точность здесь важнее всего, если игла войдет слишком глубоко, зрение не вернется.

Теперь препарат уничтожал оба глаза. Зрение стремительно мутнело, мир погружался в темноту, и голова пульсировала болью. Чтобы хоть чем-то отвлечь себя, он подобрал оба шприца и бросил в огонь камина. Дымоход работал отлично, и запах жженого пластика в комнату не проник. Салфеткой мужчина промокнул слезы, ручьями струившиеся из пораженных глаз, а затем и ее бросил в огонь.

К моменту, когда догорела салфетка, он был абсолютно слеп.

Вот тогда и стало ясно, почему дом был таким странным и к чему здесь натянули эти веревки. Именно по ним мужчина теперь передвигался, они указывали ему направление. Узлы и лоскуты позволяли понять, где именно он находится, не блуждая по просторным залам. При такой хорошей организации их было бы достаточно, но боль, все еще сжигающая мужчину изнутри, мешала ему полностью контролировать свое тело. Она шатала его, била дрожью, бросала на стены. К счастью, острые углы были стесаны, и покалечиться он не мог.

Когда в дверь постучали, он полностью оправился. Надел зеркальные очки, с помощью которых делал укол, нашел в углу белую трость. Он все еще двигался медленно, но уже владел собой.

– Кто? – спросил он, останавливаясь у входной двери. Голос звучал слабо и хрипло, словно мужчина днями ни с кем не говорил.

– Откройте, полиция!

Он не мог быть уверен, полиция это или нет – теоретически. Но он все прекрасно знал, поэтому и распахнул перед ними дверь. Бледный зимний свет рванулся в помещение, которое было так давно от него скрыто. Солнечные лучи упали на мужчину, позволяя полицейским, собравшимся на крыльце, разглядеть его неестественную худобу, воспаленную кожу, мешковатый костюм, белую трость и очки.

Услышав свое имя, мужчина кивнул, улыбнулся, демонстрируя кровоточащие десны. И чем дольше полицейские смотрели на него, тем сложнее им было понять, как в нем вообще теплится жизнь, как он ходит сам!

– Чем я могу помочь вам, господа? – поинтересовался мужчина. – Я рад гостям, ко мне мало кто приезжает, и все же полиция… почему вы здесь?

– Мы… у нас… – следователь, возглавлявший группу, не знал, с чего начать.

Такое состояние было ему непривычно, а потому злило. Ведь сюда он ехал с полной уверенностью в своей правоте, в том, что раскроет громкое дело, легендарное даже! Но теперь он четко понимал, что ошибся. Ему хотелось просто развернуться и уехать, и все же он не мог: официальный механизм был запущен, и нужно довести процесс до конца, хотя бы для формальности.

– Скажите, прошу, – поторопил хозяин дома.

– У нас есть ордер на обыск! – выпалил наконец полицейский.

– На обыск?.. Но почему? И зачем вам ордер? Если вы хотите осмотреть мой дом – пожалуйста, я не против! Только к чему все это?

– Поступили сведения из уважаемого источника… У нас есть все основания полагать, что вы – серийный убийца, известный как Гробовщик…

Зависла неловкая пауза, которую разрушил сам хозяин дома – он засмеялся. Хрипло и совсем не весело.

– Вы серьезно?

– Есть ордер… Показания…

– Делайте, что считаете нужным, – прервал он. – А ордер оставьте себе, я его все равно не увижу. Поздравляю, вы поймали своего серийного убийцу!

Резким движением он снял очки, и даже видавшие виды полицейские подались назад.

Потому что с бледного лица на них смотрели – и не видели – глаза, залитые сплошной пеленой крови.

Глава 1. Четыре незнакомца

Лондон, туманный и промозглый, не спасал, даже укутанный в золото ранних рождественских украшений. До праздника оставался почти месяц, но уже чувствовалась радостная суета, которая только раз в году и бывает. Люди мелькали в магазинах чаще обычного, старались больше времени проводить с семьями и, в целом, выглядели счастливыми.

К этому и рвалась Лю Ланфен, когда приезжала сюда. Для нее дом всегда был связан с тем местом, где семья, страна не имела большого значения. Поэтому когда ей стало трудно, она приехала к дочери, надеялась, что это отвлечет ее.

А стало только хуже. У дочери-студентки хватало своих дел, выходные она предпочитала проводить со своим женихом, а Ланфен и не думала навязываться. Она не боялась одиночества, просто оно обычно приносило с собой тяжелые, серьезные мысли. Ланфен бродила по лондонским улицам, стараясь убежать от воспоминаний, а они возвращались к ней снова и снова.

Ее жизнь сложилась очень странно. Так, как сложиться не могла, не должна была. И теперь, когда Ланфен оборачивалась назад, ей даже не верилось, что все это было с ней.

Могла ли она предположить такое будущее в детстве? Точно нет. У девочек, рождавшихся более сорока лет назад в глухой китайской деревне, судьба складывалась предсказуемо. В ту пору Китай еще не обладал нынешним величием, да и в целом, в сельских областях всегда придерживались традиционных, старомодных даже взглядов.

Так что Ланфен получила минимальное образование, оставившее ее полуграмотной, и занялась работой по дому. Не сказать, чтобы ей это нравилось, но неудовлетворенность жизнью была смутной и, скорее, инстинктивной. Все рядом жили одинаково, других примеров она не видела, поэтому старательно глушила в себе разрастающуюся тоску. Такая доля ей досталась, что могло измениться? Она, обладавшая весьма скудными знаниями, не представляла, как уехать во внешний мир.

Однако мир сам приехал к ней. Ей было шестнадцать, когда возле ее деревни разбила лагерь группа ученых из России. Они бывали в деревне, закупались продуктами, и один, геолог, познакомился с Ланфен.

Он был старше, чужеземец, да еще и готовящийся к скорому отъезду. Ей оказалось все равно. Она впервые встретила человека, который относился к ней как к равной. Ланфен прекрасно понимала, что за роман с ним ее строго накажут – замуж «порченую» не возьмут, может, родители отрекутся. Но молодую девчонку это остановить не могло. Судьба дала ей единственный шанс попробовать другую жизнь на вкус, и Ланфен не собиралась отказываться.

Даже если остаток дней ей пришлось бы провести в воспоминаниях.

Она была уверена, что не сможет серьезно заинтересовать солидного, образованного мужчину – и ошиблась. Покидая Китай, он увез ее с собой. Это было трудно, у нее предсказуемо не оказалось документов, и все же он настоял на своем. Потому что любил.

Он привез Ланфен в Россию и не только позвал замуж, но и способствовал тому, чтобы она получила достойное образование, нашла свой путь в жизни. Она обожала мужа, ей казалось, что это одно из тех древних божеств, о которых говорили ее родители, сошло на землю, чтобы изменить для нее все, настолько невероятным стал ее переезд.

Ланфен легко адаптировалась в неизвестной стране, стала уважаемым психологом, родила мужу трех детей, но сохранила при этом безупречную фигуру и моложавую внешность – а в тридцать семь лет сделалась вдовой. Дело было не в разнице в возрасте: она знала, что однажды мужа заберет время, готовилась к этому, но случилось иначе. Его забрал упавший самолет.

Она осталась совсем одна. Выросшие дети разъехались по разным странам, а главное, исчезло «божество». Это снова было шокирующей переменой, но уже к худшему. На сей раз мир не расцвел вокруг нее, он просто рухнул.

Первые месяцы после смерти мужа Ланфен вообще ничего не чувствовала, все прошло как в тумане. Она всерьез подумывала о смерти, но, конечно, вовремя спохватилась. Она не хотела наносить такую рану своим детям и считала это осквернением памяти мужа. Она осталась жить ради него.

Вот только это была безрадостная жизнь, совсем не такая, как в прошлом. Ланфен погрузилась в работу: писала научные труды, посещала конференции, преподавала. Со стороны создавалось впечатление, что она полностью оправилась, и многие верили в это. Она не спешила их разочаровывать, просто жила по инерции, привыкая к чудовищной пустоте, которая теперь зияла внутри.

О том, чтобы найти нового мужчину, она даже не думала. Поклонников хватало: вдова была молода и красива, мало кто верил, что у нее трое детей. Но все эти мужчины казались Ланфен такими безликими после ее мужа, такими пустыми, что она при всем желании не заставила бы себя сблизиться с ними.

Она смирилась со своей новой жизнью, приняла ее, думала, что скрыла боль надежно.

Оказалось – не ото всех. Ее дети могли ничего не замечать, зато заметил кое-кто другой.

Алексей Тронов был другом ее мужа и коллегой Ланфен. Он, надо признать, добился в психологии большего, чем она. Его имя было известно и в научных кругах, и среди обывателей, благодаря многочисленным книгам, которые он написал. Ланфен ожидала, что он просто попытается поддержать ее, как и другие, а он внезапно предложил ей работу.

Жена Тронова скончалась несколько лет назад при странных обстоятельствах. Официальной версией стало самоубийство, но муж не верил, что она на такое способна. Тронов нанимал частных детективов, задействовал влиятельные знакомства, использовал разные методики, но ничего не добился. Никто не мог опровергнуть первоначальный вывод следователей.

Тогда Тронов и решил, что существующие методы расследования безнадежно устарели. И полицейские, и частные детективы работают, в сущности, по одним и тем же схемам. Этого обычно достаточно для рядовых преступлений, но не для таких необычных ситуаций, как смерть его жены.

Психолог задался целью определить, что нужно для идеального детектива и может ли быть талант к этому делу. Он потратил четыре года на разработку специального теста, призванного выявить первичные детективные способности, запустил его в интернет. По первым результатам он отобрал семь участников для практического эксперимента.

Им предстояло самостоятельно вести расследование настоящего уголовного дела. Тому, кто сумеет предоставить Тронову ответы, сулило солидное денежное вознаграждение. Для эксперимента был взят «глухарь» из полицейских архивов, казавшийся совсем не опасным.

Однако участники справились даже лучше, чем ожидал Тронов. Они раскрыли серьезное преступление, скрывавшееся за относительно безобидным фасадом. Психолог понял, что должен продолжать.

Вот только делать это самостоятельно и дальше он не мог. Ему просто не хватало денег и связей, чтобы организовать нечто столь серьезное, а отказываться от идеи он не хотел. Ему пришлось пойти на компромисс: он привлек к проекту инвесторов, и второй этап проходил уже в формате реалити-шоу. Семь участников оказались заперты в только-только построенном отеле, а присматривал за ними личный ассистент Тронова, Степан.

Они снова не подвели, раскрыли дело. Но в этот раз обстоятельства накалились еще больше, пострадали люди, были погибшие и раненые. Степан подвергся нападению преступника и, хотя работать на Тронова не перестал, наотрез отказался снова связываться с проектом.

Тогда Ланфен и получила приглашение занять должность куратора. Во-первых, третий этап предстояло провести в Китае, а она отлично владела местным языком. Во-вторых, Тронов верил, что это нужно ей. Смена окружения, нечто принципиально новое, встряска – чтобы наконец преодолеть горе и снова почувствовать себя живой.

Ланфен не знала, прав он или нет, но решила рискнуть. Что ей было терять? Она и сама понимала, что не может остаток дней брести по миру как зомби – без эмоций и устремлений.

Поэтому она взяла на себя ответственность и согласилась.

Она никогда не жалела об этом. Нельзя сказать, что проект сразу воскресил ее. И все же это действительно была новая, неизведанная территория, которая отвлекала ее гораздо лучше, чем привычная работа.

А потом она познакомилась с ним, и мост в прошлое был сожжен навсегда.

Сначала она не обратила внимания на Макса Самирова, невзрачного угрюмого фермера. Да и он держался в стороне от нее и других участников. Но стоило им остаться наедине, и через нее словно электричество прошло. Такого прежде не бывало, она и с мужем когда-то сближалась осторожно, долго шла к такой вспышке, а тут – сразу!

Он не был похож на ее покойного супруга ни в чем. Тот был спокойным, величественным потоком, этот – дикой горной рекой, сметавшей все на своем пути. В нем чувствовалась непонятная ей первобытная энергия, которую нельзя было игнорировать… да и сопротивляться ей оказалось очень сложно. Этой энергии было достаточно, чтобы пробиться сквозь стену одиночества, которой окружила себя Ланфен.

Он был первым после мужа мужчиной, которому она позволила дотронуться до себя – и до тела, и до души. Даже не зная его толком! Однако тогда у нее не было сомнений. Если бы Ланфен была чуть мистичней, она бы назвала это духовной связью.

Но оказалось, что настоящий Максим Самиров мертв. Он был убит накануне проекта, а под его именем в Китай прибыл Гробовщик. Этого серийного убийцу не могли поймать много лет.

По его делу не было даже подозреваемых, никто не знал, сколько у него жертв, настолько профессионально он действовал. Он не собирал трофеев и не использовал один метод убийства, и этим отличался от большинства маньяков. Но своя логика у него все же была: в качестве «добычи» он выбирал только тех, кого считал равными по силе. Остальных он не то что жалел, мог убить, если они попадались под руку, однако специально за ними не охотился. Он считал это ниже своего достоинства. Он был хищником – и выбирал в противники только хищников.

Вот и Макс Самиров, личностью которого он воспользовался, на проверку оказался жестоким убийцей. Но Гробовщика это, конечно, не извиняло. Ланфен была в шоке, не знала, что и думать. По идее, она должна была презирать его – а не получалось! Он еще и подлил масла в огонь, когда спас ей жизнь в Китае.

Она всегда уважала закон и теперь не знала, как быть. Прикрывать его было бы кощунством, она хотела помочь следствию. Но она все еще любила, и мысль о том, что из-за нее он может остаток жизни провести в тюрьме, приводила ее в ужас.

Гробовщик с уважением относился к ее позиции. Он всегда являлся к ней без предупреждения и либо лишал возможности позвонить в полицию, либо позволял ей это, но исчезал раньше, чем за ним успевали приехать. Он спокойно воспринимал то, что Ланфен рассказывала следователям об их встречах. Он лишь видел, что она не прогоняет его, тянется к нему, и ради этого готов был рисковать.

С одной стороны, Ланфен не хотела терять его, потому что впервые после смерти мужа эмоции переполняли ее душу, а пустота исчезла. С другой, понимание законов и правил не давало ей покоя. Он же серийный убийца, и меняться он не собирался ни для кого!

Чтобы отвлечься, она пошла на четвертый этап проекта, когда Тронов позвал ее. Думала, что это разделит их… а потом узнала, что он постоянно был рядом, как ангел-хранитель. Оберегал ее, не дал убийцам добраться до нее, даже предупредил о грядущей опасности, хотя то предупреждение она сразу не поняла. Ей стало только хуже.

Пятый этап проекта точно должен был прекратить их связь. С группой участников Ланфен отправилась на крошечный остров у берегов Италии, где вообще не было посторонних. Не оставалось ни шанса, что он явится туда, что найдет ее.

А он уже был там. Это была его охота в той же степени, что и их проект. Гробовщик первым вычислил, что Игнат Костор, один из двух ключевых инвесторов проекта, на самом деле играет чужими жизнями. Чтобы выследить его, Гробовщик жил на острове в гриме и под именем другого человека. А она даже не догадывалась, что это он, пока он снова не пришел ей на помощь!

Потрясение от всего, что случилось, было настолько сильно, что Ланфен позволила себе расслабиться и принять свои чувства. Они несколько дней провели в Италии, она даже не пыталась позвонить в полицию. Она просто наслаждалась жизнью, думала только о настоящем моменте, не загадывала наперед.

Раскаяние пришло, когда она вернулась домой. Ей так хотелось позволить себе эту любовь, но это было так неправильно… что дети скажут? Что она сама своей совести скажет? Да тут еще и Тронов после истории с Костором решил закрыть проект, и ей было больше нечем себя отвлекать. Ланфен решила, что ей нужен свежий старт, перезагрузка. Потому она и уехала в Лондон еще осенью, собираясь прожить там до весны.

Она была в Великобритании, когда узнала, что Тронов решил восстановить проект. Ему помог Александр Армейцев, второй важный инвестор, появилась замена Костору. Но на тот момент Ланфен еще была полна решимости отстраниться от расследований, потому и отказалась.

Она знала, что на ее место взяли юношу, который участвовал в пятом этапе проекта. Ей было все равно.

Время шло, а долгожданное просветление не наступало. Она все больше скучала по участию в проекте, по роли куратора – и по нему. А он, словно назло, даже не пытался связаться с ней, хотя мог бы! Она понятия не имела, где он, жив ли вообще… Ланфен осознавала, что именно такого отстранения она и хотела. Но на практике это оказалось гораздо сложнее, чем в ее размышлениях.

И вот в декабре, погруженном в елки и окутанном гирляндами, она не могла найти покоя, хотя держалась из последних сил. А потом была попытка скоротать время на российском новостном портале, случайно замеченный заголовок – и вселенная вокруг нее словно треснула, как тонкое стекло.

Позабыв обо всем на свете, Ланфен поспешно набрала номер Тронова. Она не собиралась искать ответы в интернете – там врут все без исключения. Ей нужен был достоверный источник!

Руки тряслись, сердце трепетало в груди, а гудки в трубке казались бесконечными. Ланфен не знала, что будет делать, если он не подойдет к телефону, выживет ли она вообще… к счастью, он все-таки ответил.

– Ланфен, рад слышать тебя! Я уже начал беспокоиться. Чем обязан?..

– Это правда, что Гробовщик пойман? – безо всякого вступления спросила она. У нее не было сил на формальную вежливость.

– Что?..

– Гробовщик! Правда, что его нашли, Алексей?

Именно об этом трубил интернет-заголовок – впрочем, с сомнительного ресурса. Но если он пойман, это конец! Он совершил достаточно преступлений, чтобы остаток дней гнить в тюрьме…

Тронов, судя по тону, понял ее состояние.

– Нет, это газетная «утка», не беспокойся.

Такого облегчения Ланфен не чувствовала уже давно. Как будто ее душа пылала – и вот пришла спасительная прохлада.

– Звучит как издевка, да? – горько усмехнулась она. – Я должна бы радоваться…

– Ты ничего не должна, – прервал Тронов. – Мы обсуждали это. Твое поведение я считаю правильным: ты не покрываешь его, не поощряешь, но при этом не лжешь себе. Я уважаю это.

– Да уж… было бы что уважать…

– Плохие поступки не всегда обозначают плохого человека, – рассудил психолог. – Даже в худшем из нас есть черты, которые можно любить, а зло всегда условно…

– Давай только без философии обойдемся, а? Ты мне лучше скажи, откуда возникла идея, что он пойман? Почему о ней в интернете пишут?

– Потому что это фирменная черта интернета – услышать звон и, не зная, где он, раструбить по всему миру.

– Какой звон был на этот раз? – уточнила она.

– Насколько мне известно, появились сведения из источника, который полиция не называет, что Гробовщик может скрываться под именем и документами инвалида детства.

Это он действительно мог. Он очень умело манипулировал бумагами, мог даже внешность копировать… А раз полиция отреагировала, значит, своему источнику доверяла.

– Но это был не он?

– Я уже сказал тебе, что нет, – напомнил Тронов. – Полиция приехала туда, обыскала дом, поговорила с хозяином. Туда даже выехал медик, чтобы осмотреть его. Всем известно, как ловко Гробовщик использует грим, нужно было убедиться, что он не притворяется калекой.

– И?

– Убедились. Все травмы на его теле были настоящими, включая слепоту. Никаких тебе линз, у бедняги действительно редкая врожденная аномалия глаз, он ничего не видит. В доме тоже не нашли ничего подозрительного. Перед ним извинились. К счастью, он не стал выдвигать обвинения, но пресса все равно что-то пронюхала. Реального скандала там не было, так что, думаю, вскоре все забудется.

Вот и пошли прахом ее «спокойные» месяцы в Лондоне. Как бы она ни убеждала себя, что это и есть правильная жизнь, одного упоминания о нем было достаточно, чтобы прервать ее летаргию. А ведь жизнь не бесконечна! Получается, она добровольно отнимает у себя время, чтобы добиться чего-то, о чем и сама имеет расплывчатое представление?

Закон – это правильно. Нужно следовать ему. Но ведь она и так следовала, когда звонила в полицию! Может, даже больше, чем тут, где жила с головой в песке. Она отвлекала дочь, не радовалась сама… всего лишь еще одно безликое привидение на улицах Лондона.

– Ланфен? – Тронов снова привлек ее внимание. – У тебя все хорошо?

– Я в порядке. Как твой проект?

– Готовимся к следующему этапу, – отозвался он. – Как и раньше, у меня два основных инвестора – Александр Армейцев и Арина. Обоим я доверяю. Послезавтра мы встречаемся, чтобы обсудить седьмой этап. Думаю, мы к нему морально готовы. Если найдем подходящее дело и подберем участников, организуем все еще до Нового года.

– Прибереги одно место для меня.

– Что?..

Решение было внезапным, спонтанным даже. Но когда Ланфен произнесла это вслух, она поняла, что более правильной мысли у нее за эти месяцы и не было.

– Я серьезно, Алексей, – твердо произнесла она. – Я хочу участвовать в седьмом этапе.

– Я думал, ты в Великобритании до весны…

– Уже нет. Я возвращаюсь домой.

⁂

Анатолию Мурашу было плевать, кто там что говорил про заключенную им сделку. Он знал, что скоро это место снова расцветет, превратившись в прибыльный бизнес. А там, в стороне, пусть бабки рассказывают свои страшилки! Он в них все равно не верил.

Что с деревенских взять? Они видят пугающее место и что-то вспоминают, а что-то придумывают. Так и рождаются россказни, которые делают недвижимость дешевле, что ему только на руку. Он точно знал, что не остановится. Уже через год это место будет стоить в три-четыре раза дороже, чем он отдал за него.

Заплатил он сущие копейки! Да, понадобилось задействовать все сбережения, зато не пришлось продавать квартиру и машину. Это хороший старт! Их можно использовать для получения кредита в банке, за счет которого он и сделает из этого места конфетку. Так что у него все было продумано.

Вот только жена его энтузиазм не разделяла. Она медленно прохаживалась по разгромленным комнатам, смотрела на горы старого хлама, и ее аккуратный носик оставался презрительно сморщен.

– И во что ты только ввязался! – не выдержала она.

– Хватит! – жестко прервал Анатолий. – Мы с тобой все обсуждали! Это наше будущее, отнесись к нему с уважением!

Чувствовалось, что от уважения Катя крайне далека, и все-таки она промолчала. Он не зря женился на женщине на десять лет младше себя: ему нужно было, чтобы в их семье хозяин был один, и все знали, кто это.

Не только Катя, многие не поняли его решение купить заброшенный комплекс построек, который когда-то был процветающим колхозом. Но Анатолий и не интересовался мнением большинства. С его стороны это был не каприз, а продуманное решение. До того, как заключить договор, он приезжал сюда, брал образцы почвы на анализ, осмотрел главный дом – тут все крепкое, земля плодородная, урожай будет хороший. А дряхлые сараи вполне можно снести, они были ему не особо нужны, и он даже не заходил внутрь. Дом, поля – вот основа, за которую он заплатил.

Катя все поймет, когда получит первый урожай, мыслить на опережение она не умеет. Это не страшно. Сейчас все равно не до того: за зиму им нужно было очистить и отреставрировать дом, чтобы весной окончательно поселиться здесь.

– Мне кажется или это плесень? – со страдальческим видом поинтересовалась Катя, указывая на стену.

– Это ободранная штукатурка, рыбонька. А даже если плесень, отчистим, руки есть! Для того и приехали сюда заранее, чтобы первым делом хлам вынести.

– Первым делом нужно забор поставить! Трехметровый, как ты обещал!

Он действительно обещал, но только чтобы она успокоилась и перестала закатывать истерики. Теперь, когда сделка была завершена, можно было и отступить.

– Поставим, но потом.

– Но…

– Когда деньги будут! – прервал Анатолий. – Не веди себя как старая бабка. Никакой опасности тут нет!

– Ты же знаешь, что есть.

Наличие «дурного соседства» не скрывал от них никто. Катю это пугало, Анатолия – нет. Он рассматривал соседей лишь как очередной повод для снижения цены участка, а в будущем – как потенциального клиента.

«Дурное соседство» заключено за собственным забором. Там побольше трех метров будет, и колючая проволока еще, так что никуда они не денутся. А здесь, на месте забытого всеми колхоза, будет процветающая ферма.

– А где Никита? – Катя оглянулась по сторонам. – Никита!

– Лучше бы за ребенком следила, а не болтала языком!

Никита был его радостью и гордостью, а еще – одной из причин, по которым Анатолий все силы собирался вложить в эту ферму. Он хотел оставить сыну достойный бизнес, сделать так, чтобы Никита гордился им. Пока же мальчику было всего восемь лет, и благородных устремлений отца он не понимал.

В отличие от своей матери, Никита не боялся ни полуразрушенного колхоза, ни мрачного леса на горизонте, ни «дурного соседства». Увидев участок, который теперь принадлежал им, он пришел в восторг. Ему было неинтересно оставаться в кирпичном доме, где когда-то заседала колхозная администрация, он тут же помчался исследовать новую территорию.

Анатолий не считал это поводом для беспокойства. Паренек смышленый, дальше, чем ему позволено, не убежит. Вот только Катя этого не понимала, она уже металась по дому и кудахтала:

– Пожалуйста, началось! Что если он в лес пошел? Он же утонет в болоте! А если туда?

Судя по зловещему тону, которым она выделила это «туда», она имела в виду тех самых соседей. Анатолий только головой покачал: у этой женщины всегда были проблемы с ориентацией в пространстве. Куда восьмилетнему пацаненку преодолеть такое расстояние…

Придумала тоже!

Разгоравшийся скандал был потушен появлением Никиты собственной персоной. Мальчик был жив, здоров и невредим, разве что на курточке виднелись следы пыли и сухой грязи. Зато глаза ребенка сияли восторгом.

– Мам, пап, я нашел гнездо пришельцев!

– Чего? – опешила Катя. – Каких еще пришельцев?

– Как в фильме, тех, страшных!

– Я же говорила тебе, не позволяй ему смотреть американские ужастики! – Катя укоризненно поглядела на мужа. – Смотри, чего он придумал!

Анатолий только отмахнулся от нее, он наклонился к сыну:

– Ты нашел гнездо пришельцев? Вот это круто! А где?

– Вон там, в деревянном домике! – Никита показал рукой в неопределенном направлении.

– В сарае, что ли?

– Ну да… Наверно, в сарае!

– Повезло тебе, малый! Покажешь мне?

– Да! Пошли, это… вообще!

Анатолий понятия не имел, какие пришельцы вдруг решили гнездиться в сарае заброшенного колхоза, да это его и не волновало. Он с удовольствием думал о том, что его сыну здесь нравится, а значит, он принял правильное решение.