Сумерки берлинских идолов

© Влад Ревзин, 2020

ISBN 978-5-4498-2462-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сумерки берлинских идолов

«Министру обороны Курту фон Шлейхеру, 1 сентября 1932 года.

Наш восточный источник сообщает:

В узком кругу высшего руководства Советского Союза активно дебатируется тема выбора поддержки стороны оппозиционных сил внутри Веймарской республики. Лидер Всесоюзной Коммунистической партии большевиков Иосиф Сталин убежден, что коалиционное правительство социал-демократов Германии скоро падет, и власть перейдет в руки одной из сторон оппозиции. До XVII конференции ВКП (б),проходившей с 30 января по 4 февраля в Москве, в советском руководстве преобладали силы, поддерживающие немецкую коммунистическую боевую организацию во главе с Э. Тельманом, и примыкающую к ней Рурскую красную армию.

В ходе конференции проходили консультации при закрытых дверях, где было высказано иное мнение: растущая мощь и мобильность вермахта, помноженная на национальное единство и реваншизм в массовом сознании немецкого народа, превращали встающую с колен Германию, в достойного противника Британской Империи.

Выбор поддержки той или иной стороны оппозиции вызвал ожесточенные споры среди участников дискуссии. Партийные функционеры, особенно те, кто участвовал в Октябрьском перевороте, продолжают настаивать на поддержке германских коммунистов. Большая часть высших чинов Красной Армии и разведки склоняются к поддержке НСДАП. Судя по косвенным внешним признакам, Сталин еще не решил, идти ли на временное ослабление роли Коммунистической партии Германии или продолжать прежний курс».

Фрегаттен- капитан Конрад Патциг, начальник отдела военной разведки и контрразведки (Абвер).

«Фрегаттен-капитан! Ваше сообщение кажется мне неполным. Ни в коем случае не умаляя компетентность Вашего отдела, я предпочитаю получить более широкие данные о вашем информаторе в Москве, и из каких источников агент черпает столь конфиденциальную информацию. Можно ли всеобъемлюще доверять этому человеку в подобных обстоятельствах?»

Министр обороны Курт фон Шлейхер, 3 сентября 1932 года.

«Герр Генерал! Наш источник в Москве, кодовое имя Балкенкройц, является чиновником Секретного отдела ЦК, возглавляемого Поскребышевым А. Н. Сотрудничает с Абвером с 1921 года, член ВКП (б), заслуженный член партии. Через его посредство получен большой объем скопированных ценных партийных и государственных документов, принятых органами власти СССР разные периоды деятельности. До сегодняшнего дня Балкенкройц не давал ни единого повода усомниться в своей искренности…»

Фрегаттен- капитан Конрад Патциг, начальник отдела военной разведки и контрразведки (Абвер), 3 сентября 1932 года.

Вниманию и. о. министра обороны Веймарской республики Фердинанду фон Бредову:

«Генерал! Московский источник, кодовое имя Балкенройц, основываясь на ряде косвенных признаков, предполагает, что в Берлине несколько лет действует советский разведчик, в обязанности которого, кроме тактического шпионажа, а именно получения военных и промышленных данных Рейха, и в частности исследований в нашей химической области, входят и стратегические задачи. Одна из них, полученная в начале текущего года, – подрывная деятельность с целью ухудшения кризисной ситуации в политической сфере, на уровне кризиса экономического. Возможно использование замкнутых групп анархо-синдикалистского толка, красных кружков и отдельных членов СА»

Фрегаттен – капитан Конрад Патциг, начальник отдела военной разведки и контрразведки (Абвер), 4 декабря 1932 года.

«О реорганизации отдела Имперского отдела обороны «Отпор» (Аbwehr)

в аппарате, которого создается пять основных подразделений:

1.Количество сотрудников со 150 увеличивается вдвое, и к концу месяца должно достичь 310…

14. Актуальные дела необходимо распределить между вновь образованными подразделениями в соответствии с целями и задачами, поставленными перед начальниками отделов.

31/ с. Текущая документация с грифом « Совершенно секретно» по противодействию вражеского агента Попеншпиллар, как и дальнейшая разработка операции передаются в ведение отдела «АV». Передача любой информации по данному делу любой организации или сотруднику вне отдела «АV» строго запрещена».

Начальник разведотдела Абвер, Фрегаттен- капитан Конрад Патциг, 16 февраля 1933 года.

Памяти Эриха Курта Мюзама, позволявшего себе смеяться над Адольфом Гитлером тогда, когда «молчаливое большинство» салютовало ему.

Часть первая

Зима в этом году не задалась.

Вместо снега дождь. Черная, насыщенная водой земля чавкает под ногами, осенние лужи, мартовские запахи путают инстинкты.

Неровное мощеное покрытие улицы Ниблигештрассе тускло отсвечивает в неярком свете фонаря. Только что на улицы надвигались сумерки, но скоро они обратились в ночь. Тротуары покрыты моросью, капли воды неспешно скатываются к каменным бордюрам, обогащая тоненькие ручейки, что текут по узким ложбинкам.

На перекрестке вдоль трамвайных рельс мостовая разворочена. Несколько рабочих целый день били молотом по костылям, вгоняя их в берлинскую землю. Но бригада давно разошлась по своим домам, оставив неприбранную землю и неровно сложенные кубики мощеного камня.

Над фонарем, на уровне верхних этажей, клубится тьма. В трехэтажном доме горит лишь два окошка, время позднее. Мелкие буржуа и рабочий люд ложатся спать. Им не мешает еле слышный шум из пивной, что находится в цокольном этаже трехэтажного дома. На мостовой лежат желтые прямоугольники света из окон, доносятся, приглушенный звон стекла и гул человеческих голосов.

Жильцы привыкли к этим звукам.

Фрау Фляйзих с верхнего, мансардного этажа несколько раз за вечер выходила на небольшой балкончик: взять прищепку, глянуть на рабочих из трамвайного депо, пытаясь определить, когда же закончится адский ремонтный шум; просто глотнуть сырого свежего воздуха. И каждый раз видела внизу плотную мужскую фигуру, человека, прислонившуюся плечом к фонарному столбу. Человек читал газету, через время засунул ее в боковой карман и глазел по сторонам; курил, иногда прохаживался вдоль тротуара.

– Полиция, – сказала сама себе фрау Фляйзих и поджала губы.– Топтун. Ну, постой, авось отсыреешь…

Плотный человек, в черном пальто и шляпе, надвинутой поглубже, и поднятым воротником, – чтобы избежать холодных капель, падающих с неба, – давно прочел сырую Моргенпост. Выкурил последние полпачки «Джюно». Окурки полукругом лежали у ног, словно риски на компасе. Во рту сухо и противно.

Но уходить нельзя. В пивной «Золотая брага», сидит человек, который в удачном раскладе может принести частному детективу Отто Циммерману 5000 марок. Громадная сумма, – если учесть, что дела в последнее время не идут блестяще. Поиск велосипеда герра Мюллера с Вергессенштрассе не дал результатов, и, следовательно, гонорара; слежка за супругой кельнера из «Фалле», на что потрачена целая неделя, – 25 марок, плевок в лицо и пинок острым носком женской туфли чуть ниже правого колена.

У Отто имелось еще одно прибыльное дельце, но и оно давало все меньший доход, – а опасности, связанные с ним, были неизмеримо большими. Поэтому уже три часа Отто не спускал глаз с вывески с изображением усатого счастливца, сдувающего пену с кружки «Золотой браги».

«Золотая брага», – обычная рабочая пивная. Таких десятки на окраинах громадного города. Отличие состояло лишь в том, что два раза в неделю здесь собирались активисты красного кружка «Ротес Пролетариат». Пили пиво, спорили, перебивая друг друга. До хрипоты кричали пропагандисты…

Отто скривился. Он не любил коммунистов, – за крикливость, агрессивность и желание собираться в длинные демонстрации, завернувшись в километры кумача.

Тот человек, из-за которого Отто Циммерман мок под редким противным дождиком, считался самым разыскиваемым преступником Германского рейха, и личным врагом бургомистра. Если бы только слова маленькой проститутки, торгующей собой у Восточного вокзала, оказались правдой.

Злодея полиция и пресса называли Ральфом, но только для удобства, – настоящего имени пока не знал никто.

Однажды за взрыв и поджог лютеранской церкви арестовали некоего Ральфа Грёнера, безработного. Почти сразу же стало ясно, что это случайный человек, и Грёнера вскоре освободили. Пресса подхватила имя Ральф, которым стали называть зловещую тень неизвестного пироманьяка.

Отто Циммерману, похоже, повезло.

Три недели назад ипподромный жучок по кличке Пфедезел за рюмкой шнапса сообщил, что уличная малышка обслуживала клиента- штурмовика, и тот похвалялся, что каждый берлинец боится его, как огня. Сам Пфедезел иногда проводил ночь с маленькой проституткой, и она жучку доверяла.

– Бум! – якобы смеялся тот – И этого дома больше нет.

Оказалось, что он очень хорошо знал эту малышку. Расспросив ее, Циммерман, как доберман, побежал по следу.

Отто всей душой желал, чтобы это был тот самый человек. Он отчаянно нуждался в деньгах.

Конечно, Отто Циммерман мог не мучить себя, а сидеть сейчас в пивной, пить пиво и держать подопечного перед глазами. Но опыт бывшего полицейского со стажем подсказывал, что его толстая морда достаточно заметна, и дальнейшая слежка усложнится. Другое дело на улице, – шляпа на глаза, воротник на уши, и шлеп-шлеп…

Каждые несколько минут двери пивной открывались и закрывались, впуская и выпуская посетителей. Изнутри доносились голоса и выползали клубы табачного дыма. Сыщик представил себе тепло и запах алкоголя и тихонько взвыл.

Отто проклинал тот день, когда его выкинули из участка. Сидел бы сейчас в Кляйнмоторвагене, – сухо, чисто, хоть спи. Домик на колесах…

Ныло плечо, и сыщику потребовалось сменить положение. Теперь Отто уперся в холодный жесткий столб левым плечом, но и это не помогло. Болели ноги, болели плечи,

Его клиент вышел только в четверть одиннадцатого, когда Отто Циммерман окончательно продрог.

Как мог молодой мужчина в коричневой рубашке и высоких сапогах безнаказанно пить пиво в гнезде красных рабочих?

Это стало понятно, после того, как он вытащил из бокового кармана кепи с орлом и водрузил на голову, чтобы защититься от дождя. Он запахнулся в старую кожаную куртку, застегнутую до горла, – так что распознать члена СА по рубашке, повязке на рукаве и нашивке с номером отряда было затруднительно.

Коричневорубашечник неспешно огляделся, на секунду задержал взгляд на фигуре под фонарем, и пошел, ускоряя шаг, к перекрестку Ниблигештрассе и Швайз, где мокла взрыхленная трамвайными рабочими земля. Циммерман выплюнул окурок, оторвался от фонаря и пересек неширокую улицу.

Когда он миновал вход в пивную, внутри раздался хлопок. Закричал человек, потом несколько присоединилось к первому. Голоса стали громче, с грохотом отворилась дверь, и оттуда вывалился лысый здоровяк в дождевике. Он путался в полах накидки, надрывно кашлял и стонал. Оказавшись на улице, лысый упал на колени, подполз к стене и, перевернувшись, сел на мокрый тротуар.

– Эй, вы в порядке? – спросил сыщик, наклоняясь.

От лысого отвратительно пахло, словно из выхлопной трубы грузовика.

– Взрыв, – прохрипел сидящий.– Газ…

С противоположной от перекрестка стороны, вверх по улице стучали каблуки. Отто повернул голову.

К пивной бежал шуцман.

– В чем дело?! – заорал он, подбегая.– Кто такие?

Отто отметил его ботинки, потом поднял глаза. Серые прозрачные глаза, маленький шрам над углом рта.

– Этот человек говорит, в пивной взрыв. Я слышал хлопок. Мне нужен человек, который первым вышел оттуда. Я частный детектив Отто Циммерман.

Он вытащил удостоверение и ткнул стражу порядка под нос.

– Там еще два десятка людей внутри, – подал голос лысый.

Полицейский помешкал.

– Ладно, у меня есть чем заняться! Имя я запомнил.

Он повернулся к сидящему человеку.

– Дышать можете?

Циммерман бежал к углу. Ральф! Нанес удар тогда, когда он, Отто, следил за ним!

Вот это удача! Но не упустил ли он мерзавца?

Отто завернул за угол, на ходу доставая револьвер, и словно врезался в стену. Штурмовик явно поджидал его здесь, и теперь стоял, широко раздвинув ноги, загромождая узкий проход. Рядом, до пояса высотой, темнела груда каменных кубиков, аккуратно вынутых рабочими из мостовой.

Сыщик рвал из кармана оружие.

– Легавый, – процедил человек.

Отто быстро оглядел его полусогнутые руки. В правой ладони коричневорубашечник сжимал камень.

«Только что схватил» – пронеслось в голове частного детектива, как будто это было важно в подобную минуту.

Он успел немного сместить голову в сторону, иначе тяжелый камень, зажатый в кулаке, пробил бы ему череп. Но и того размашистого удара хватило, чтобы Отто упал на колени. Подбородок упал на грудь, он почувствовал тепло в ухе. Когда Отто Циммерман опустился на бок, сзади кто-то сказал:

– Достаточно, Фаергот. Он уже ничего не сможет сделать.

Отто перевалился с бока на спину и с трудом поднял веки.

Где-то там, наверху, он увидел подбородок, затянутый ремешком, козырек полицейской каски и блеск ремневой пряжки. А потом дождевые капли, падающие на лицо, завертелись, превратились в звездочки, падающие с темного неба.

И все исчезло.

Глава первая Уве Клюг

Воздух в этот ранний час был чист и холоден, как вода в горном ключе. Выхлопы машин и фабричные трубы еще не напоили воздух над Берлином тяжелыми испарениями. До восхода солнца оставалось не меньше полутора часов. На узкой Бюркнерштрассе не было ни единой души.

Не считая, конечно, полицейских.

Трое из них, в униформе, возились за невысокой оградой маленького садика, за которым виднелась лестница и стрельчатые окна маленького домика. Толстый вахмистр стоял у ограды, рассматривая копья металлической решетки.

На тротуаре, постукивая носком ботинка по асфальту, в кожаном плаще и мягкой шляпе, стоял детектив инспектор Уве Клюг. Он холодно озирал спину вахмистра, мысленно ругая того самыми последними словами. Этим остолопам из местного отделения только дубинками махать.

Он оглянулся на грохот за спиной. По улице мекленбуржец тащил угольную телегу. Возница зевал во весь рот, и кажется, даже не заметил возни за оградой. Счастливый человек.

Наконец, установили тент над телом. Клюг посмотрел в еще темное небо над крышами. Самое время, опять начало капать.

Детектив было открыл рот, чтобы в десятый раз напомнить, чтобы дуболомы не смели топтать землю вокруг трупа, уничтожая следы, как сзади опять послышался звук колес.

Клюг вздохнул. Шуршание шин могло означать лишь одно, – прибыло начальство.

Ему и не пришло в голову обернуться.

Двигатель заглох, открылась и мягко захлопнулась дверца, приблизились шаги, детектив услышал рядом с собой тяжелое дыхание. От человека пахло сигарой, мятой и кельнской водой.

Так они стояли несколько секунд, глядя на копошившихся полицейских. Вахмистр, подскочивший при звуке подъехавшего авто, теперь суетился с удвоенной энергией, бегал вокруг тента и махал руками.

Человек из автомобиля наклонил шею и взглянул в лицо Клюгу. Уже рассветало и серый свет, просочившийся сквозь тучи, смешался со светом уличных фонарей.

– Что тут у вас, инспектор?

– Доброе утро, штеллвертрендер полицайшеф. Убийство. Врач и эксперт еще не прибыли. Тяжелая ночь, у доктора много работы.

– Уже наслышан.

Клюгу и не нужно было поворачиваться. По запаху одеколона и мяты любой ассистент- детектив Берлина мог определить заместителя начальника столичной полиции, Йозефа Майера.

– Ты похож на конское дерьмо, Уве.

Клюг вздохнул. Эту ночь спать не пришлось. На что же он мог походить, – на утреннюю фиалку?

– Докладывай.

– Сначала происшествие в пивной на Ниблигештрассе. Негодяй распылил какую-то химическую дрянь, прямо в помещении. К чертовой колбе привязали маленькую шашку, в нужный момент подожгли бикфордов шнур, от хлопка колба лопнула, и битте, – 18 человек отправлены в госпиталь.

– Неужели опять Ральф?

– Думаю, он.

Шеф крякнул.

– Убитые?

– Слава Богу, нет. Пока возились внутри, шуцман нашел раненого, – в двух шагах от пивной, за углом. Чуть не проломили череп, валялся у кучи мощенки без сознания. Оказалось, знакомый.

– Кто такой?

Детектив инспектор искоса глянул на начальство. Тяжелый профиль Маерса с торчащим изо рта потухшим окурком сигары казался в утреннем сером свете, слепленным из мокрого песка.

Он немного помедлил, потом ответил:

– Отто Циммерман.

– Погоди… Шмутциге?!

– Он самый.

– Хёрдамте швайн, – выругался Йозеф Маерс.– Ему-то что здесь делать?

– Шмутциге со стульчака не слезет, если не посулить деньжат.

Заместитель начальника полиции шумно всосал верхнюю губу под нижнюю, потом громко чмокнул.

– Ну, а этот?

– Пожилая фрау из дома напротив, -у нее не очень-то со слухом, -слышала звук, похожий на выстрел. После двадцати трех. Конечно, не придала этому значения. Иногда на улице проезжают машины, а после событий в прошлом месяце, когда отряд Тельмана схлестнулся с наци, – обе стороны метали друг в друга взрывпакеты, местные жители после наступления темноты к окнам не подходят.

– Ладно, черт с ней. Дальше!

– Труп облачен в форму рядового СА, сверху кожаная куртка, скорее всего для маскировки, -здесь штурмовику в облачении ходить одному опасно. Ранение в левую часть груди, – похоже, с близкого расстояния. Смею предположить, что застрелили его на улице, а тело перекинули за ограду, – она достаточно низкая. Иначе кто-нибудь наткнулся на него гораздо раньше.

– Только убитого штурмовика в красном квартале нам и не хватало. Если местные узнают об этом, начнутся разговоры, наци захотят возмездия. Новых столкновений не избежать. Скажи вахмистру, пусть накроет его, – хоть своей шинелью.

– Тент его закрыл. Нельзя трогать тело…

– Ты меня поучи полицейской работе, умник.

Помолчали.

– Ладно, Уве, не бери в голову.

Майер прокашлялся и зло сплюнул окурок под ноги.

– И что ты думаешь? Пивная, сволочь Шмутциге, и этот связаны?

– Похоже на то. В любом случае, как только Циммерман прийдет в себя, придется его допросить.

– Вот и прижми его посильнее. Надо, – дай еще раз по башке.

Заместитель начальника полиции повернулся, готовясь двинутся к машине, но задержался и указательным пальцем зацепил рукав детектива.

– Это все, – Ньюкольн. И еще два квартала на север. Красное гнездо. Один слушок об убитом штурмовике, и начнется ад. Увози-ка эту дохлятину в морг. Любую телегу… Там пусть лекарь режет его вдоль и поперек, и в кишках копается.

– Сразу, как только врач и эксперт осмотрят тело и место преступления, – твердо сказал Клюг, глядя на носки своих ботинок.

– Твое упрямство не принесет тебе добра, – с угрозой сказал начальник.– Тебе всегда и все надо по правилам?

– А что, можно по- другому?

– Иногда только так и можно.

Майер несколько секунд в упор глядел в лицо детективу, но тот так же упрямо смотрел вниз.

Заместитель начальника полиции смолчал, и зашагал прочь.

Он влез в теплое, темное нутро Мерседеса и откинулся на сиденье.

За рулем сидел водитель. Бритый затылок, каменное лицо. Форменная тужурка без знаков различия.

– Что он говорит? – раздался с заднего сиденья скрипучий голос.

– Убит рядовой СА, предположительно застрелен с близкой дистанции.

– Есть связь с взрывами?

– Он предполагает эту связь. Более того, он предполагает, что в пивной действовал Ральф. Надо сказать, что у старшего детектива Клюга отличный нюх и большой опыт.

– Но никаких перспектив, – проскрипел голос.

– Почему вы так думаете, советник?

Майер слегка повернул голову, чтобы лучше слышать.

– Социал-демократы у власти выше его не пустят. Хорошо известно о его симпатиях к правым. Если предположить невероятное, – что, не дай Бог, тельмановцы победят, – они его расстреляют, и правильно сделают. Только одно его выступление в качестве свидетеля в суде против лидера городской ячейки КПГ стоит смертного приговора. Если к власти придут националисты, – вашего Клюга просто выкинут с работы. Он неплохо попересажал папеновцев в начале двадцатых, и никто этого не забудет. Так что у вашего приятеля, – никаких шансов при любом раскладе.

Со стороны Халешез Тор появился небольшой автобусик криминальной лаборатории отдела убийств. Тарахтел он громко, пуская синие клубы дыма.

– А вот вам, дорогой штеллвертрендер полицайшеф, надо думать о своей карьере. И не с социал-демократами, и уж тем более не с красными. А с нами. Поехали!

Закончив возиться над телом, судебный врач Питер Хольман выпрямился во весь свой весьма небольшой рост, потер поясницу и махнул двум санитарам, уже с полчаса чесавшими бока у ограды. Они переложили труп на носилки, накрыли простыней, и понесли к автобусику.

– Наконец-то, – сказал Клюг.– Вы так долго копаетесь, доктор, что наверное уже знаете, кем был дедушка усопшего, и когда его мама вышла замуж.

– Не выйдет, – отозвался доктор.– Кроме того, что его убили из огнестрельного оружия. Револьвер или пистолет, калибр солидный. Весьма аккуратная рана, вокруг ожог и следы пороха. Расстояние во время выстрела от среза ствола, – не более сорока сантиметра. Ну, еще пара мелочей.

– Поделитесь, доктор, не тяните.

Хольман ухмыльнулся, глядя на детектива снизу вверх:

– Да вы и без меня все знаете. Двое стоят друг напротив друга. Один говорит другому: «Ты свинья!». Второй не торопясь достает пушечку, аккуратно прицеливается, – пуля, похоже, застряла в сердце, – и изящно нажимает курок. Пораженный пулей, бедняга хватается за куртку в этой области, кричит безумным голосом: «О, что же ты сделал, негодяй! И ты, Брут…»

– Бросьте, доктор. Я не спал всю ночь, и вряд ли придется подремать днем.

– Да, извините. Тем более, что ничего кричать безумно он бы и не смог, – свалился и умер. Убийца, подхватывает бездыханное тело, переваливает его через ограду. На теле есть следы вон тех железных копий, и рубашка на пузе порвана. Тело падает головой на землю, есть след на темени, и упокоевается до той минуты, когда некий беспокойный старший детектив начинает возню вокруг тихого садика.

– И…

– Завтра утром. Вы завтра утром, из моего рапорта узнаете официально зафиксированный тип оружия, примерное время смерти…

– Но может сейчас…

– Не раньше, чем пять часов назад. Точнее, увы, сказать не могу. Ауфвидерзейн!

– Грабеж, или убийца знал жертву? – задумчиво спросил Клюг.

Доктор поднял тирольскую шляпу.

– А это, многоуважаемый старший детектив, уже ваше дело. Расследуйте. Для меня это просто неопознанный труп. Küss, meine Schöne…

Прозрачный прохладный день начал отсчитывать утренние часы. В голых ветках деревьев пискнула птаха, жалуясь на неуют раннего утра. В начале улицы дворник в комбинезоне шлангом поливал мостовую, стремясь срезать грязь у бордюров, принесенную вчерашним дождем со снегом.

Уве Клюг отпустил эксперта, отпустил вахмистра с командой, и пошел в сторону Трептов.

На ходу он суммировал все, что стоило занести в первичный протокол. Кроме слов доктора, почти ничего. В карманах убитого, – полупустая пачка «Валдорф Астория», бумажные спички, и все.

Пока что Отто Циммерман по кличке Шмутциге знал больше старшего детектива.

Уве Клюг, продолжая шагать по просыпающимся улицам, поневоле начал перебирать обстоятельства биографии прежнего коллеги.

Бывшего полицейского Циммермана не зря называли продажным. Не то, чтобы в берлинской полиции работали ангелы. Совсем нет. Но только грязнуле Циммериану пришла в голову идея наполнить карманы посредством шантажа. Сотрудник отдела нравов редко сохраняет руки в чистоте.

После трех лет работы в подразделении Шмутциге взял под крыло более двух десятков уличных шлюх. Покровительствуя девочками, он обратил внимание и на клиентов. А среди них попадались весьма состоятельные господа. А среди состоятельных, – публично известные.

Все старо, как мир.

Клюг слышал все это в виде слухов и недоговоренностей. Он-то сам снял униформу уличного шупо около десяти лет назад, когда Отто Циммерман уже развернулся вовсю.

Они даже не были знакомы.

Отто был старше, работал в «нравственном» отделе, что не считалось достойной службой, и многие сторонились офицеров оттуда. Грязная работа. Уве Клюг начал ассистентом, потом поработал ногами в качестве младшего детектива, пока не стал старшим. Служба в «убийствах и насильственных» его устраивала, он гордился ею, и считал борьбу с тяжелой преступностью миссией.

Но не из-за своих темных схем Отто Циммермана вынесли из полиции на лопате.

Около трех лет назад он задержал молодого хлыща. Тип вовлек несколько молодых мальчишек в циркуляцию кокаина, в элитных ночных заведениях. Эти сопляки, утопая все больше, шли на все из-за горсти порошка. В результате там нашлось место всему, сверх непосредственно спекуляции наркотиками, – совращение малолетних, воровство, смерть несовершеннолетнего, – от чрезмерного употребления морфия.

Шмутциге бросил хлыща в камеру, и стал давить на него. Когда же задержанный плюнул ему в лицо, полицейский Циммерман потерял контроль, и забил хлыща до смерти. А назавтра оказалось, что говнюк, – сын депутата рейхстага, от социал-демократов, и папа на короткой ноге с одним из секретарей президента Гинденбурга.

Скандал случился громкий. Правящая партия всячески демонстрировала стремление к демократии и соблюдению прав человека. Правительству позарез требовалось показать человеческое лицо немецкой государственности странам большой тройки. А тут тупая полицейская громила забивает в застенке задержанного до смерти.

От тюрьмы Шмутциге спасло лишь то обстоятельство, что он был прав, задерживая отпрыска депутата. И растление малолетних, и наркотики, и все остальное имело место. Многие в полиции поддержали Циммермана, а часть шупо* (полицейский на сленге, коп) сами были не прочь придушить молодого негодяя.

В берлинской полиции, с одобрением отнеслись бы к «сильной руке» во власти, что дала бы приказ стражам порядка очистить улицы. В результате дело с большим трудом замяли, но детектив Отто Циммерман оказался на улице.

Мысли старшего детектива прервал топот многих подошв. Он поднял голову.

По проезжей части шел отряд наци. Развевался черный флаг с красным символом в круге, рослые парни с крутыми затылками молодцевато держали шаг. Черные рубашки, галстуки, блистающие сапоги, все аккуратно и по ранжиру. Немногочисленные прохожие останавливались и смотрели на СС. Большинство из них не могли сдержать улыбок, многие кричали «Да здравствует!», кое-кто вытянул руку в приветствии.

Клюг поймал себя на том, что одобрительно усмехается. Вот такие крепкие ребята и нужны, чтобы навести порядок, очистить страну от гнили либерализма и жидовской олигархии!

Он пересек Трептов, пересек Шпрее и в конце концов оказался на Штралау.

Маленькое серое здание больницы «Алмосен Готтес» на Крахтштрассе, окруженное голыми ореховыми деревьями, походило на картонную коробку с прахом, вокруг которой в горе вздымали костлявые руки все еще живые старики. Внутрь вела лестница с ветхими деревянными перилами, ступени вытерлись от тысяч шаркающих ног.

В маленьком вестибюле, где на полу в шахматном порядке лежали неровные голубые и кремовые плитки, в трещинах и изношенные по краям, Клюг показал свою бляху на ремешке толстой сестре милосердия, сидевшей за перегородкой? и спросил:

– Циммерман? Его привезли вчера позднее полуночи.

Сестра ласково взглянула снизу вверх из окошка в узорчатой стеклянной перегородке:

– Восьмая палата. Похоже, он пришел в себя.

Она указала рукой вглубь коридора и приветливо улыбнулась, словно пухлая мадонна в рамке. Румяная, с ямочками на щеках, она радовала глаза.

– Спасибо.

Отто Циммерман действительно находился в уме и, что важно, при памяти. Увидев Клюга, он подобрался, сел повыше, и тревожно блеснул глазами.

В маленькой палате, кроме кровати, узкого шкафа и ночного столика, ничего не было, да и не поместилось бы.

– Доброе утро, герр Циммерман, – поздоровался детектив скучно.– Как вы себя чувствуете?

Он сразу же решил показать, что считает Шмутциге обыкновенным, цивильным потерпевшим, и ему никого дела нет до его полицейской службы в прошлом.

– Доброе, – прохрипел Циммерман.

Клюг огляделся. На большом окне, нижнюю часть которого замазали мелом, болтались на сквозняке белые занавески.

У частного детектива вокруг глаз залегли черные круги, словно у актера из «Усталой смерти» Ланга. Повязка сидела на голове шлемом, в котором, к счастью, не забыли оставить отверстия для глаз и рта. Пахло карболкой, сортиром и тушеной капустой.

Старший детектив взял у стены стул с прямой спинкой и дерматиновым сиденьем, отнес его к койке.

– Можете говорить?

Отто после короткого колебания осторожно кивнул.

– Тогда, чтобы вас сильно не утомлять, самый важный вопрос. Что вы делали вчера у пивной «Золотая Брага»?

Циммерман закрыл глаза.

– Я имею право не отвечать. Гулял.

Клюг невозмутимо осмотрел на бинты. Потом вздохнул:

– В таком случае у меня есть право задержать вас по подозрению во взрыве и распылении нервнопаралитического газа в общественном месте. И тюремный лазарет имеется. Кормят там похуже, чем здесь, но думаю, что не намного.

Он начал вставать со стула, Шмутциге закашлялся, поднял руку и тихо взвыл.

– Ладно, это я так, не подумав, сказал.

Он сделал паузу, набрался сил и начал:

– Следил за человеком. У меня появилась информация, что он, – Ральф. Ну, тот самый, поджигатель.

– За вознаграждением нацелились?

– Мое право.

– Ваше право, сообщить властям, а не спугивать опасного преступника. Откуда информация?

– Но послушайте, детектив!

– Старший детектив. Я слушаю.

– Я живу слежкой! Почему я должен отказываться от денег!

– Потому что вы спугнули особо опасного для общества преступника. И теперь он предупрежден. Не хотите отвечать в судебном порядке, отвечайте мне!

Приоткрылась дверь и в палату заглянула полная медсестра. Она осуждающе покачала головой, прижала палец к губам и неслышно закрыла створку.

– Ладно, ладно. О Ральфе я узнал от маленькой проститутки с Восточного вокзала. Кличка Мими, настоящее имя Валери Войцеховски.

Он остановился, перевел дух.

– Как выглядит?

– Волосы рыжие, одевается в черное, стиль у нее такой, готический. На руке чернильная татуировка, -изображение буквы Z.

– Что значит, – маленькая? Несовершеннолетняя?

– Обижаете, – пробубнил Циммерман в шлем из бинтов.– Сроду дела не имел с малолетними. Сразу бы сообщил в местный участок. Мими уже к двадцати пяти. Невысокая ростом, не больше метра пятидесяти пяти.

– Дальше?

– Ее клиент, штурмовик, хвастался в заведении на Лангештрассе, что может взорвать или поджечь любое здание. Сейчас в городе многие напуганы, слухи ходят о вражеских агентах, поджигающих дома и заведения, – чтобы посеять панику. Ну, вы и сами знаете…

– Знаю, – сказал Клюг равнодушно.

– Ну вот. Она еще вспомнила, что коричневорубашечник болтал с кельнером из той пивной, напротив ее гнездышка на Лангештрассе. Я тут отправился его допроси… опросить, и за пять марок кельнер тут же вспомнил, что этот тип предлагал ему несколько бутылок хорошего рома, якобы полученного прямиком из Ямайки. И опять оговорился, – я мол, вечером буду в Ньюколне, в «Золотой Браге», а потом могу заехать за бутылками в Биесдорф.