Театр сопротивления. 6 пьес

© Виталий Амутных, 2021

ISBN 978-5-0055-8879-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВИТАЛИЙ АМУТНЫХ

Театр сопротивления
шесть пьес

ОГЛАВЛЕНИЕ

Театр сопротивления…

ВСЮ ЖИЗНЬ А ТРАВЕСТИ —

НЕ С КЕМ АРЕМЯ ПРОВЕСТИ……5

ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЙ СПРАВОЧНИК АКВАРУМИСТА…

СУХИЕ СУЧЬЯ…

НАД ОВРАГОМ…

БЕЛАЯ ОРХИДЕЯ ДЕКАДАНСА……

Писать искренне нелегко при любом режиме, разумеется, если ты не скрепил своей дрожащей подписью некий договор с этим самым режимом – договор самый настоящий, на бумажном листке формата А-4 отпечатанный, или конвенцию, так сказать, умозрительную, но обеим сторонам изначально представляющуюся вполне недвусмысленной. И люди «умные» всегда успевают сориентироваться вовремя, тем самым обеспечивая себя возможностью оставаться наплаву. Вот пример: как справедливо замечал Василий Витальевич Шульгин, отымите-де у Ленина миллионы Шиффа, «и он потонул бы в волнах хаоса, как всякий другой». Если же кто-то из лениных, или приказных крючков, или кто из литераторов не сумеют или не пожелают воспользоваться мощью локомотива, где-то, может, слегка покривив душонкой, то рассчитывать им на заинтересованность общественного мнения не приходится. Ибо широкая аудитория, следуя естественному шудрянскому инстинкту, всегда выбирает победителя – то есть, на ее взгляд, правого

А правым, как демонстрирует история, при всяком новом ни то, чтобы повороте, но, скорее… встряхивании общества, становится недавний неправый. И вот – диво дивное – прямо на глазах все перевертывается: тот, кто давеча обличал насилие – сам насилует, кто критиковал цензуру – сам цензурирует, кто призывал к свободе – строит новые каменные мешки, заполнив уже прежде имевшиеся.

Но я не позволил бы себе беззастенчивости указать кому-либо правильный, на мой взгляд, единственно верный ответ на основополагающие вопросы – «кто виноват?» и «что делать?» Пусть каждый самостоятельно, доверившись собственному взору, посмотрит кому же сегодня, какому такому племени, чьему сознанию принадлежит власть, какому такому режиму. Разумеется, ваш проницательный взор не станет принимать за правителей местных управителей, надзирателей, комичных креатур, поставленных по провинциям, по сырьевым колониям собирать подати да отправлять собранную дань в центры перераспределения средств. Нет, речь о реальной власти, подтвержденной не пустыми цифрами в неких абстрактных денежных счетах, которые какому-нибудь там колониальному «президенту» даже перевести в золото не позволят, а выдают из них лишь ничтожную толику на всякие глупые игрушки. Нет, речь о всамделишных хозяевах финансовых и сырьевых потоков, тех, кто подлинно владеет сегодня промышленностью, природными богатствами, средствами пропаганды наконец. И если чьи-либо наблюдения достоверно (непременно – достоверно) покажут, что при нынешнем режиме хозяевами банков, владельцами заводов, газет, пароходов, учебных заведений и театров, оказывается, являются, допустим… монголы, я буду предельно благодарен такому человеку за проявленные наблюдательность и аналитическое осмысление предмета.

Не то, чтобы нынешний режим был отличен неведомой миру свирепостью. Что тут вообще может случиться нового? Но авангард этого теперь процветшего сообщества осмысленно отринул себя от попираемого большинства. Прямо скажем, тоже не новаторство. Однако признаемся, такой выпад не может внушить «чувства глубокого удовлетворения». Хотя есть в нем и своя положительная сторона. А состоит она в том, что данное вполне типическое системное свинство предоставляет как бы карт-бланш для противодействия ему людей доброй воли. Всеобъемлющее свинство – отпор всеми известными способами. Что ж, как замечал один еврейский драматург, для того, чтобы победить дракона, необходимо иметь своего собственного. Здесь, безусловно, кто-нибудь из пацифистски настроенных личностей вправе был бы заговорить о порочном круге. Только круг этот ничуть не более порочен, чем весь здешний миропорядок со всеми его причинно-следственными связями, всеми извечными космическими закономерностями. Вот так, смелым Бог владеет, пьяным черт качает!

Всеконечно, нынешний режим имеет свою обслугу, своих поклонников. Но есть у него и, ох, как немало противников. А эти противники прекрасно знают, что нет ничего незыблемого в нашем мире. И уж нерушимых режимов-то точно не бывало. Придет конец и этому. Полетят клочки по заулочкам, как то уж случалось с его прототипами многажды. Опять – визготня о несправедливости, о коварстве, об ущемлении и жестокосердии… Вот тогда-то избыточно нежным, особенно чувствительным и патологически простодушным очень-но желательно было бы, коль скоро нет возможности положиться на верность собственной нервной системы, весьма полезно было бы тогда воспользоваться средством, рекомендованным Одиссеем против подлых голосов немилосердных сирен – покрепче заткнуть уши воском.

Однако, лень не кормит, а только пучит. Не разгрызешь ореха, так не съешь и ядра. И еще: в лес не съездим, так и на полатях замерзнем. Значит, опрометчиво терять время. Неразумно отодвигать день собственного освобождения.

Конечно, при каком угодно режиме не много найдется желающих писать что-либо против него. Историческая память подкидывает такие имена, как Александр Николаевич Радищев, Серран де Кресто, Даниель Дефо, Александр Александрович Бестужев… Но теперь нет надобности в Index Librorum Prohibitorum; теперь ежели и найдутся смельчаки литераторы, сознающие, что нет ничего опаснее для оккупационного режима, чем личная инициатива гуманистически настроенных умов, вряд ли найдутся охотники печатать их произведения. А и найдись герой среди издателей, с таким ли уж одушевлением воспримет его труд публика, добрых полтора столетия развращаемая гипнозом глупых принципов и химерических теорий. Какие такие потаенные намеки жизни, глубинные сути способен разглядеть человек, коль скоро его удалось убедить, будто основой, первоэлементом, его существования, символом веры являются комфорт и веселье? Ну а в случае вероятных в народе проблесков сознания – у режима всегда остается возможность ослабить общественный ум критикой. Благо, вся машина пропаганды, со всем штатом механиков, ремонтников, водителей и декораторов, всецело в его руках. Не удивительно, что у наблюдающего таковскую картину социальных настроений смельчака-литератора просто обязаны в безнадежном бессилии опуститься руки. Собственно на это и был сделан расчет кураторами системы, не так ли?

Однако… Однако, помните, замечал Джордж Оруэлл: «Во времена тотальной лжи, повторение элементарных истин становится революционным действием». Что ж говорить о стремлении служения им! И еще вспомним такие слова из книжки достаточно популярного компилятора: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю». Ведь режим этот не новость какая. Десятки и сотни раз являлся он в те страны и к тем народам, которые по каким-либо причинам упадали в духовную немочь. Ибо только тиранией жесточайшей хвори можно объяснить то, что принципы и мнения, еще недавно признававшиеся данным народом позорными или преступными, вдруг неким недобрым волшебством преобразовывались бы в явления естественные и даже – похвальные, становились новым законом. Всякий раз ревнители этого режима «работали» прежде всего с представителями низших каст. Обещали невозможное, развращали призраками неограниченной свободы и неутихающих наслаждений, в этом мире или потустороннем – не важно, делая ставку на алчность и ненасытность толпы, ее вечный поиск примитивных выгод. А цвет нации тем часом мало-помалу уничтожался… физически. Но чем всякий раз завершался этот шабаш? Тем же, чем завершится он и в этот раз. Вильгельм Марр, например, пишет так: «Только после того, как эта диктатура достигнет своей высшей точки, „неизвестный бог“, возможно, придет нам на помощь…» Конечно, вовсе не исключено, что «жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе»…

Время от времени они приходят в нашу жизнь, как фермент, как окислитель, разъедая и разрушая все состарившееся, отжившее, обессилевшее, разложившееся, извечно строя свои расчеты на слабостях избранных ими жертв – на жадности и страхе, тех пороках, которые с легкостью отдают человека в распоряжение покупателя его деятельности. Те же, кто не хотят растворяться в желудке всегда нового, но на самом деле такого старого порядка, всечасно имеют шанс побороться за свою собственную свободу. Возможно, данное мероприятие затребует немалую цену и множества хлопот. Но в любом случае это приемлемей, и точно – приличней, нежели безропотно покориться нависшим над нами пепсино-липазным устроителям нового старого земного блаженства.

Если Тебя, уважаемый читатель, привлекло в названии данной книги слово «театр», если Ты пытаешься посредством сценического действия постигать мир, а, может быть, и предлагать ему плоды своих напряженных раздумий, – возможно, в этом сборнике пьес Ты найдешь что-нибудь для себя. Ведь искусство, прямо скажем, хоть и не самый результативный метод отстаивания своего духовного пространства, все же и оно в общем деле может сгодиться. Уж во всяком случае, все лучше таким способом защищать «элементарные истины», чем трескать водку, лежа на диване, не правда ли? Говорят, что – судьба! Слишком уж немногое от нас зависит… А многого и не надо. Не позволить отучить нас от размышлений, вызывающих отпор насильничанью. Не позволить и толкование наших суждений по их отработанному образчику. Не позволить подменить природный для нас принцип духовности арифметическими расчетами и бесконечным поиском плотских выгод. Вот, собственно, та скромная цель, ради которой и была написана эта книга. Я сделал что мог и теперь передаю ее как эстафетный предмет в Твои, Читатель, руки. Теперь уже все зависит от Тебя.

Виталий Амутных.

Смешить без разума – дар подлыя души.

Александр Петрович Сумароков

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ТЕТЯ КАТЯ – уборщица. Пожилая женщина, крупная и крепкая.

БОГДАН НЕТУДЫХАТКА – артист 2-й категории. Холерик с очень подвижной психикой.

КИРИЛЛ СТОЖАРОВ – залетный режиссер. Столичная штучка; в общении прост, но никогда не допускает амикошонства.

ТАБАКИ – артист высшей категории, премьер театра. Круглый красный нос, обширная плешь, длинные седоватые прядки по краю ее.

ВАЛЕНТИНА БУКЕТОВА – артистка 1-й категории. Женщина видная, обладает чувством юмора.

КРИСТИНА ДРЫГА – молодая артистка. Носит очень высокие каблуки, походку имеет странную.

НАТАН КЛЮВГАНТ – директор театра. Страдает диабетом, гипертонией, атеросклерозом, подагрой, микседемой, псориазом, гемофилией, тетанией, почечуем, а в данный момент на его лице заметны еще и симптомы острого гепатита; тем не мене весьма энергичен, а подчас и агрессивен.

ДЖАЛИЛЬ ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ – заслуженный деятель искусств Республики Татарстан. Спортивный веселый человек.

АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КАРАТЫГИН – ветеран сцены. Не чужд пафоса, моментально обращает на себя внимание крайне редко встречающимся превосходным произношением и отточенной дикцией.

ДИЗАЙНЕР – одет элегантно, подвижен, говорит очень быстро, просыпая в единицу времени в два или в три раза больше слов, чем любой человек.

ДАМА В БАЛЬНОМ ПЛАТЬЕ – владелица салона по прокату свадебных нарядов.

ГОСПОДИН В ЧЕРНОЙ ПАРЕ – владелец похоронного бюро.

РАБОТНИКИ ТЕАТРА

Сцена небольшого театра. Горит «служебный свет». Еще включена пара случайных софитов. Задник приподнят, за ним из сумрака выступает свалка фрагментов декорационных конструкций и откровенно театральной мебели.

Посреди сцены уборщица в синем линялом сатиновом халате швабрит подмостки. Чавкает тряпка, шлепает, брошенная на дощаной пол. Другие звуки сюда не долетают. Вероятно, время приближается к полудню, то есть для здешних обитателей это – утро.

Журчит струя воды, падающая в ведро из выжимаемой тряпки. Чав… Шмяк… Откуда-то из сердца тишины возникает звук шагов. За вечно временным складом декораций появляется бредущий силуэт. Раздается негромкий чих.

ТЕТЯ КАТЯ (ни на секунду не отрываясь от своего занятия, не оборачиваясь на звук). Будь здоров, будь здоров, Богдаша. Что это в такую рань принесло?..

БОГДАН (сначала откуда-то из темноты, затем, зло пиная подворачивающийся под ноги хлам, выбирается на свет, держа в руках стул). Та чё… Уже одиннадцатый час. (Смотрит, где бы пристроить стул). Да это… Натан Фридманович собирает. Перед генеральной хочет чего-то сказать. Здрасьте, теть Кать.

ТЕТЯ КАТЯ. Так это ж когда. В двенадцать! А сейчас еще-то…

БОГДАН. Ну… Подожду. (Усаживается на стул. Достает из карманов какую-то мелочь, начинает ее пересчитывать). Все равно… Денег – вон… Так бы хоть можно было… Не знаю… Да если бы деньги, так можно было бы хоть и на море смотнуться. Покататься вдоль вечнозеленого берега на белом кораблике с поэтическим именем «Белая акация»…или «Актиния»…

ТЕТЯ КАТЯ. Передавали, что раньше мегаяхтой называли яхту, ежели пятьдесят метров была. А теперь не то, теперь, если хочешь мегаяхту купить, то должна быть семьдесят метров. А лучше – так и сто.

БОГДАН. Теть Кать, вы меня пугаете.

ТЕТЯ КАТЯ. Больно ты пугливый. Вот и фамилия у тебя такая – Нетудыхатка. Жениться тебе надо, вот что.

Мелочь высыпается из руки Богдана и с отчаянным

звоном, умноженным пустотой пространства, скачет

по полу сцены.

БОГДАН. Теть Кать, что я вам плохого сделал?!

ТЕТЯ КАТЯ. А что ты сделал? Ничего не сделал.

БОГДАН. Так за что вы мне такого желаете? Я уже имел удовольствие. Было очень интересно. Больше не хочется.

ТЕТЯ КАТЯ. Ой, а мне-то нравилось, как вы вместе в спектаклях представлялись. Я всегда смотрела. Ой, хорошо представлялись! Хотя Анжелка твоя, конечно, девушкой была злобчивой…

БОГДАН. Злобчивой… Само зло! Олицетворенное.

ТЕТЯ КАТЯ. А может, и того… не распробовал.

БОГДАН. Да нет, теть Кать, очень даже распробовал. (Собирает с пола мелочь). Вот уже который год, домой приходишь, да как вспомнишь, что и там ее нет, и тут ее нет, так… так просто чувствуешь, что счастьем дышишь.

ТЕТЯ КАТЯ. Чтобы вы всегда были уверены в свежести дыхания везде и всюду, – ополаскиватель «Колгейт-плакс». Двенадцать часов защиты от бактерий и свежее дыхание надолго. Рекомендация стоматологов.

Богдан с изумлением смотрит на свою визави. А та

ничтоже сумняшеся продолжает работу. Чавкает,

шлепает мокрая трепка. Издали доносится

мявканье голодной кошки… Тетя Катя

выпрямляется, кричит куда-то вверх.

ТЕТЯ КАТЯ. Аю, Петрович, здеся ты?!

Тихим невнятным ворчанием отвечает ей темнота,

– и становится понятно, что помимо этих двоих

сумеречное пространство приючает еще какие-то

существования.

ТЕТЯ КАТЯ, Петрович, ты того, сюда фонарь включи! А тот выключи! Выключи тот! Правильно, я ж и говорю тоже, что экономика… Экономия… Туда выключи! А сюда включи. Да, а то ж не вижу ничего.

Слова уборщицы сопровождаются почти

мистическим миганием фонарей, пока один из них,

наконец, не высвечивает интересующую Тетю Катю

часть сцены.

ТЕТЯ КАТЯ. Во-от, это теперь хорошо!

Журчит вода… Чмокает тряпка… Мяучит кошка.

Вдруг откуда-то из глубины сцены доносится

велегласный грохот, а вослед за ним пролетает

несколько ругательств.

ТЕТЯ КАТЯ. Что за лось у нас в лесу?!

В ответ опять грохот, правда, не столь

значительный, и вновь -пара табуированных слов, но

уже высказанных не столь экспансивно.

ТЕТЯ КАТЯ. Сразу видать, не наш. Здешних троп не знает.

Появляется Кирилл. Он идет, смахивая с себя

какую-то труху, поругиваясь тишком, теперь уже

как-то умиротворенно.

БОГДАН (все еще с мелочью в руках). О! Кирилл! Наше почтение светочу режиссерской мысли. Хорошо тебе…

КИРИЛЛ. Добрый день. Отчего бы это мне было так хорошо?

БОГДАН. Ты птица вольная. К одному театру не привязан. Ставишь, где хочешь…

КИРИЛЛ. Или, где удается…

БОГДАН. Да хоть бы и так. А я вот сижу, – копейки считаю. И так считаю, и так перекладываю, а их почему-то больше не становится. Вот.

ТЕТЯ КАТЯ. Просыпайся первым с «Нескафе-классик» и успей сделать свое утро действительно приятным. Покупай акционную банку «Нескафе-классик» и получи пятьдесят тысяч…

КИРИЛЛ. Феноменально! Вы уже приобрели эту банку… с деньгами?

Но Тетя Катя, похоже, выдает подобные тексты

непроизвольно, поэтому теперь она ощущает даже

некоторое смущение и вот молчит, нескладно

изображая отстраненность.

Возникает и вдруг обрывается какая-то немудрящая

мажорная мелодия – одна из тех, под которые

обыкновенно в учреждениях для общественного

воспитания детей дошкольного возраста

демонстрируют хореографические и вокальные

таланты его обитатели. Это звукорежиссер,

готовясь к репетиции, опробует фонограммы. В

дальнейшем музыка так же будет возникать – время

от времени, в нелогичных, казалось бы, сочетаниях

разновидных обрывков, прослоенных вдобавок

всякими техническими шумами. Среди музыкальных

фрагментов и фраз будут встречаться и

всевозможные звуковые эффекты, как то – стук,

треск, кряканье, птичий щебет, звук льющейся воды,

шум ветра и проч., с весьма неестественной,

«театральной» передачей.

КИРИЛЛ. Ты слышал, бедный, но гордый артист? Доносили до меня слухи и прежде – деньги лежат в банке. Но я предполагал, что у этого слова другое значение. Ан нет, деньги все-таки лежат в жестяной кофейной банке!

БОГДАН. Да чтоб они пропадом провалились!

КИРИЛЛ. Кто? Что? Деньги?

БОГДАН. Да все! Все эти банки вместе с их ростовщиками. Вместе с их обслугой. Все эти мерзкие рожи – первоэлемент и фундамент нынешнего режима. (Чихает). О! Значит, правда!

КИРИЛЛ. Да что ты так?.. Взвился! Положим, рожи ростовщиков большей частью и впрямь не чаруют обаянием… Но, что уж так?..

БОГДАН. Да вот так! Они ж оттягали у людей все их жизненное пространство. Они пропитали продуктами своей жизнедеятельности каждую его пядь, каждый кубический сантиметр воздуха. Их миазмы спеленали нашу волю, пропитали наши сердца, души, навязали иной, чужой, чуждый способ существования… (В сердцах запускает пригоршню мелочи в зрительный зал). Ведь у них же все навыворот тому, что считается приличным у нормальных людей! Ведь то, что они именуют умом, у людей является мерзостью. Ой, это такой умный человек, вы себе не представляете! Он дал кредит одной семье, а те, как ни жилились, как ни пыжились, вернуть долг с назначенными им процентами таки не смогли. И он забрал их квартиру (кстати, в очень престижном районе города), забрал их бизнес, забрал их подержанную машину и даже велосипед. Он все это быстро реализовал, и тут же под хороший таки процент, одолжил кредитом еще троих. Это ж какой умный человек! Это же золотая голова! Теперь вот два года, как у него свой банк. Теперь он ест черную икру, как раньше ел ржавую селедку. Впрочем, ржавую селедку он не ел никогда, но это так – ради красивой фигуры в речи. Какой умный человек! Умный?! Это ум?! А в моем народе это называется паскудством.

ТЕТЯ КАТЯ. О, дает!

БОГДАН, И, пока общество еще не было отравлено их миазмами, их токсинами, таких вот «умных» здешний Закон…

КИРИЛЛ (который все это время с возрастающим вниманием слушал сию пламенную тираду). В вашем театре…

БОГДАН. И в нашем театре. И не в нашем театре. И вообще не в театре. Всюду! Всюду распространяется зловонный яд этого режима. Такой тоталитаризм Советскому Союзу даже не снился! Рыночное общество! Это ж надо было измыслить такое! Конечно, всякому человеку приходится на рынке бывать. Но, чтобы рынок поставить в центр общественных интересов! Кухонное общество – тоже было бы неплохо. Каждый человек, известно, посещает еще туалет. И не раз на день. Так почему бы ни декларировать туалетное общество? Или это вопрос времени?

КИРИЛЛ. В вашем театре я собираюсь ставить спектакль…

БОГДАН (он так возбужден, что просто не в состоянии выбирать, обмозговывать слова; они хлещут из него, как лавина воды из прорванной плотины). В нашем театре невозможно ничего поставить. В нашем театре ты будешь ставить то, что тебе назначит ставить Фридмановичь – диреХтер наш. Ну, и пара-тройка его пособников.

КИРИЛЛ. Ты ошибаешься. Уже существует договоренность о том, что я сам выберу пьесу. Да и в постановочный процесс, мне пообещали, никто вмешиваться не станет. Но проблема для меня в другом состоит. Мне нужен актер на главную роль…

Богдан, повинуясь актерскому инстинкту, невольно,

подобно пойнтеру, «делает стойку»…

КИРИЛЛ. … способный высказываться свободно, независимо. Человек, который может, не оглядываясь на общественное мнение, говорить правду.

Богдан вдруг как-то обмякает.

КИРИЛЛ. Ты понимаешь, времена имитации на театре прошли. Уже никто не поверит никаким переодеваниям, наклеенным ресницам и заученным текстам. От всяких развлекушек вменяемых людей давно тошнит, как от переедания пирожных. Нужен актер, который мог бы не просто зазубрить драматургом написанные слова, но… превратить слово в действие.

БОГДАН. Мейерхольд говаривал, что «слова – это только причудливые узоры на канве поведения».

КИРИЛЛ, Довольно остроумно подмечено. Но это обычные слова. Однако ведь иногда слово становится действием. И даже поступком! Короче, нужен актер, который мог бы говорить правду.

Шлепает мокрая тряпка.

ТЕТЯ КАТЯ. Правда у каждого своя.

КИРИЛЛ. Да-а? Это выгода у каждого своя. А правда… Правда – она одна, что бы там ни измышляли Богданом только что помянутые ростовщики и прочие торговки, которые и на этой ниве норовят подзаработать!

БОГДАН (несмело). Все, что я говорил, – правда…

КИРИЛЛ. Пожалуй. Но так вот – втихаря за плотно прикрытыми дверями – кто ж не любит иной раз правду резануть? Нет. Нужен артист, нужен человек, который бы ничего не боялся, мог изъяснять свою душу открыто и страстно.

БОГДАН. Ну, почему бы не попробовать меня?.. Если не подойду…

КИРИЛЛ. А что ты играл последнее время?

БОГДАН. Ну-у… Это… Да я не играл особо… Ежа играл. Грибов разных… Ерунда, конечно. Гарри Поттера два года назад играл.

КИРИЛЛ. Понятно, травестийная такая программа. Но вечером-то в вашем театре взрослый репертуар дают.

БОГДАН. Дают.

КИРИЛЛ. Ясно. А давай так. Заключим условие, вроде как пари: сегодня целый день говоришь правду. С кем бы ни пересекся, какая бы в разговоре ни возникла тема, – говоришь только то, что действительно по этому поводу думаешь, самую, что ни на есть, подноготную; раскрываешь себя полностью. А? Идет?

БОГДАН. И-и…

КИРИЛЛ. И, если ни разу не отступишься, душой не покривишь, – поручаю тебе главную роль в первом составе. Или нет, чтобы уж и мой заклад был весомым, – быть твоей роли в единственном составе. Что скажешь??

БОГДАН. О-о… И-и… А-а… Давай. Фух, я аж вспотел.

ТЕТЯ КАТЯ. Даже наилучшие духи бессильны против запаха пота. Антипреспирант «Рексона». Коллекция эксклюзивных ароматов!

КИРИЛЛ. Ты даже не хочешь узнать, какая будет роль? Что за пьеса?

БОГДАН. Я? А-а… Нет.

КИРИЛЛ. Почему?

БОГДАН. Ты когда-нибудь играл ежей?

КИРИЛЛ. М-м… Нет. Смелого Зайца играл. Когда-то. А что?

БОГДАН. Ну, вот. Если бы ты столько, сколько я зверушками да младенцами представлялся… Жизнь-то проходит. Хочется хоть что-то сделать в ней. А как же ты будешь проверять, то ли я говорю, что думаю?

КИРИЛЛ. Да ведь с института друг друга знаем. Ка Эс Станиславский: «Сознательное и верное рождает правду, а правда вызывает веру, а если природа поверит тому, что происходит в человеке, она сама примется за дело».

БОГДАН (подхватывает, продолжает). «Это значит: в условиях жизни роли и в полной аналоги с ней правильно, логично, последовательно, по-человечески мыслить, хотеть, стремиться, действовать, стоя на подмостках сцены – переживая роль…»

КИРИЛЛ. Помнишь? Так что в этом плане, уверен, никаких сложностей не приключится. О, смотри…

В противоположной части сцены появляется

Табаки, появляется столь внезапно, словно он

каким-то чародейским способом соткался из

воздуха, из серебристой пыли, мерцающей в луче

прожектора.

КИРИЛЛ (негромко). Смотри, этот, как его… Как-то вы его забавно здесь кличете…

БОГДАН. Табаки.

КИРИЛЛ. Во-во, шакал Табаки. Вот и первый оселок твоему правдословию.

ТАБАКИ (приближаясь). О чем на площадях толкуют, Лаоника?

Сбирается ли чернь на праздник сей великий?

Шучу. Приветствую вас, молодые люди! (Весело, как бы невзначай). Какого такого осла обсуждали?

Кирилл и Богдан невольно переглядываются.

БОГДАН. Осел? Речь шла об оселке. Вы недобросовестно подслушивали.

ТАБАКИ. Шучу. Шу-чу!

КИРИЛЛ. А какому такому великому событию посвящена ваша аллюзия?

ТАБАКИ. Да ведь Натан Фридманович, вроде как, всех собирает перед генеральной репетицией, чтобы сообщить что-то важное… Разве не знаете? Нет? Ну-у, я имею в виду, что-то такое приходилось слышать краем уха… А я только с пати возвращаюсь.

КИРИЛЛ. Пьянка с утра?!

БОГДАН. Это круто.

ТАБАКИ (рисуясь). Началось-то, конечно, вчера, да я вот только вырвался. Супруга Аркадия Семеновича, мэра нашего, бутик открыла. Ну, вы ж понимаете (подмигивает), трусики, там, с цепочками всякими баксов эдак за пятьсот. Лифченочки – за тысячу. Валентино-шмалентино, Версаче-шмерсаче… Аркадий Семеныч такую поляну накрыл! О-ой… Ну, позвонил мне, понятно, ты, говорит, в нашем городе артист первый, человек от искусства, культурный, приезжай, говорит, а то все эти олигархи – сухари сухарями. Ладно, согласился. И вот сижу: здесь – губернатор, тут – мэр. Депутаты, депутаты, депутаты… Все банкиры съехались…

Из-за кулис доносится голос Тети Кати: «С «Правекс-

банком» вы найдете ту надежность, которую ищете.

Ведь мы являемся частью «Интеза-Сан-Паоло» – одной

из основных международных банковских групп. Подумаем

о будущем вместе!»

ТАБАКИ (крутит головой). Что это?

БОГДАН. Уборщица наша. Тетя Катя.

ТАБАКИ. Надо же! И давно это она? Ну, да ладно. Пять вертолетов было. На парковку глянешь – «бэнтли», «бэнтли», «бэнтли», «порш», «бэнтли»… одна «мазератти» была така-а-ая… этого года. Чума! Икра – тазами. «Клико» – рекой. Группы на эстраде одна за другой самые-самые – «Стрелки», «Белки», «Подстилки», «Сливки», «Вафли»… Бабку эту из Италии привезли необъятную, которая пела хорошо когда-то…

БОГДАН. Монсерат Кабалье?

ТАБАКИ. Во-во. Голоса уже там никакого, еле ходит – под руки ведут, но круто! Потом пароходик прислали, тоже Аркадий Семеныч позаботился, – все уже пьянючие, по палубам скачут, песни орут. Дамы – первые наши леди, все в брильянтах с ног до головы, – юбки позадирали… Ох, веселуха поперла! А над нами три вертолета, ну, кто-то из гостей, – вот так вот над нами (показывает) – жжух, жжух – и давай из окон петарды бросать. Ну, мальчишки, ну, вот, точно пацаны! Потом на острове в гостинице вип-класса продолжали. И вот это утром только вырвался.

КИРИЛЛ. Жуть какая.

ТАБАКИ. Эт точно. Но неудобно же так вот взять да и уйти. Все же заметят. Обидятся.

БОГДАН Просто Босх какой-то. (Чихает). «Сад сладострастия»… (Опять чихает).

ТАБАКИ (похоже, он уязвлен такой аттестацией и первое время не находит подходящих слов, но вскоре берет себя в руки). Что это ты расчихался? Смотри, а то ведь свиной грипп ходит. Раз-два – и нет человека.

БОГДАН. Да бросьте. Свиной грипп. Такая же разводка, как и все их прочие гнусные гешефты.

ТАБАКИ. То есть?..

БОГДАН. Нет, ну самой смешной у них, конечно, вышла «нетипичная пневмония». Какой-то мелкобюджетный проект. Как пришла – так и ушла. Решили, видать, не распыляться. Побаской о «птичьем гриппе» они еще как-то там пользуются.

ТАБАКИ (насмешливо). Так что, птичий грипп не существует?

БОГДАН. Глядишь, в каком-нибудь Таиланде заставят аборигенов всех кур перебить. Но потребление кур-то в Таиланде от этого не прекращается. А если своих кур перебили, значит, какую курятину есть будут? Правильно, ту, которую их компрадорское правительство обяжут покупать.

ТАБАКИ. Ф-ф-ф-ф…

БОГДАН. Но, что «нетипичная пневмония», что «птичий грипп», в сопоставлении с таким широкомасштабным и крупнобюджетным проектом, как СПИД!

Голос Тети Кати из-за кулис: «Презерватив – твоя

резиновая броня. Остановим СПИД, пока он не

остановил нас».

ТАБАКИ. Так что, и СПИДа нет?!

БОГДАН. Да есть, конечно. И был всегда. Как синдром сниженного иммунитета. Который бывает и наследственным, и приобретенным. А расшатывать свою иммунную систему очень хорошо с помощью наркотиков. Помогают различные так называемые стимуляторы сексуальной и умственной деятельности, лекарства, ведь они практически все токсичны, всякая химия в продуктах, стрессы, электромагнитное излучение, грязный воздух, грязная вода. Наверное, и грязные намерения. Так что все мы живем в хронической интоксикации. Как же СПИДу не быть? Но не вызывается он вирусом. Его невозможно подцепить. Однако при желании можно нажить.

КИРИЛЛ. Ну, так поясни: люди-то умирают.

БОГДАН. Неужели?! Это новость? Только умирают-то не от некоего вируса- фантома, а от вполне конкретных болезней – пневмонии, туберкулеза, саркомы, менингита. Так что, то, чем охмуряют толпу – это, так сказать, лженаучный терроризм.

ТАБАКИ (сардонически). Да только почему-то никто об этом не догадывается.

БОГДАН. Почему же никто? Этьен де Харве – заслуженный профессор патологии из Канады догадывается. Антал Макк из Венгрии тоже в курсе. Элени Пападопулос из Австралии. Профессор Калифорнийского университета Питер Дузберг толстенный томище посвятил разоблачению этого бизнеса на смерти. Семьсот страниц! «Выдуманный вирус СПИДа». К этой работе предисловие написал Кари Муллинз – Штатовский биохимик, между прочим, Нобелевский лауреат. Доктор Джон Лорицен, тоже из Штатов, опубликовал… Вам о чем-нибудь говорят эти имена?

ТАБАКИ. Я доверяю другим источникам.

БОГДАН. Терапевту поликлиники тете Симе? Так они ж, врачи эти, полуграмотные Они же информацию получают из тех же самых источников, что и все: СМИ, брошюры всякие. Никто ведь из них никаких исследований не проводит, большинство электронный микроскоп в глаза не видывали. Им пришлют пачку лакмусовых бумажек, велят – определяйте: покраснеет бумажка – есть СПИД, посинеет – нет СПИДа. А что они там определяют, разве им понять?! Но поддерживать они будут любую спущенную сверху программу, поскольку это единственный для них способ заработать на прожитие. Правда? Не пойдут же они трудиться на бахчу?

ТАБАКИ (начиная злиться). Глупости все это. Все знают… как правильно.

БОГДАН. Да почему вы с таким презрением относитесь к людям? Отчего отказываете им в способности думать и понимать. Вовсе не всех их прельщает удел покорных бездумных добровольных рабов, то бишь быдла.

ТАБАКИ (ценою видимых усилий берет себя в руки; принимается смеяться, возможно, несколько принужденно, но артистично). Ладно, уж. Есть СПИД или нет его… Значит умные люди были, если смогли придумать, как целый мир обобрать. Молодцы!

БОГДАН (Кириллу), О! Пожалуйста!