Полихромы. Серебряная Тьма

Глава 1. Сказка о царе Салтане

Где-то у соседей сверху громыхала музыка, жесткая подушка нового дивана впивалась в спину, Машка надсадно сопела на своем втором этаже… У сестры была личная комната в комнате: стол, над ним кровать, лестница из ящиков, ведущая наверх. У Карины никогда не было такой кровати. Только старый диван, а теперь новый, на котором почему-то так неудобно лежать.

Жужжал комар. С ума сойти, комар в сентябре, на четырнадцатом этаже. Откуда он взялся? Сегодня все сговорились, чтобы не давать ей спать. И соседи, и комар, и Машка, и физика…

Карина уставилась в потолок, стараясь думать, о чем угодно – о комарах, об осени, о диване и сестре… но в голову лезла только физика. Точнее, завтрашний урок. Дина сто процентов вызовет ее. Без вариантов. Надо было выучить этот идиотский параграф. А она не выучила. Может, сейчас? Еще не поздно… Нет, поздно. Очень поздно. Для физики особенно.

От таких мыслей спать расхотелось совсем. Карина встала, осторожно вытащила из шкафа теплую кофту. Машкины дурацкие меховые тапки в виде когтистых лап дракона валялись у ее стола. Они были на два размера больше, чем надо, так что Карине почти подошли. Пятки свисали, но это не считалось. Она влезла в тапки, поправила красное плюшевое одеяло, которое сползло с Машкиной кровати на стол, и вышла из комнаты.

В гостиной было темно и тихо, дверь на балкон была открыта. Карина перешагнула через порожек, который мог заскрипеть в неожиданный момент, и вышла на балкон.

Теплота сентябрьской ночи окутала ее как одеяло. Карина села на корточки и медленно поползла мимо освещенного кухонного окна на другую сторону балкона, где стояло старое плетеное кресло, заваленное подушками. Ее любимое.

Родители не спали. Они сидели на кухне, и через открытую форточку Карина слышала их голоса. Если они ее засекут… Нет, ругать не будут. Мама никогда не ругалась – профессия не позволяла, а папа успешно брал с нее пример. Но про физику напомнят точно.

Карина пролезла под окном, чуть не задела ногой коробку, полную душистых яблок с дачи, и наконец забралась с ногами в кресло.

Ей немедленно стало лучше. Кресло было ее личным убежищем. Там можно было забыть о том, что беспокоило, забыть о противном, скучном, о том, что причиняло боль. Кресло было ее личным замком мечты, где пахло прелыми осенними листьями и спелыми яблоками, где старые подушки были мягче перины. Здесь ей принадлежал весь мир.

Внизу гудел город, горели фонари на эстакаде, редко-редко проезжал товарняк, оглушая прохожих протяжным низким гудком, а она могла отключить мозг и любоваться звездным небом, которое пряталось где-то за темными плотными облаками.

Под звездами, пусть и спрятанными за сизой пеленой, хорошо мечталось о любви.

У любви были изумрудные глаза и волосы цвета молочного шоколада, он был Лев по гороскопу и со второго класса занимался айкидо. Его звали Матвей, он был самым популярным парнем класса и никогда не здоровался с Кариной. Мечтам это ничуть не мешало. В мечтах Матвей улыбался, ловил взгляд, подходил, заговаривал… О чем говорил Матвей, Карина не знала; у нее плыла голова от сладкого восторга, и это мешало представить конкретно его слова. Но это было несомненно прекрасно. Как раз то, что нужно. Никаких глупостей, тупых шуток, грубых замечаний. Одни только чувства. Он был в нее влюблен, и она была счастлива, а остальное – детали, ненужные для мечты.

– Ох, Андрей, умеешь ты устраивать сюрпризы. Что теперь будем делать?

Голос мамы прозвучал громко, резко. Непривычно. Карина очнулась. О чем они разговаривают? Почему до сих пор не спят, ведь обоим завтра на работу?

– Главное, как ты собираешься сказать об этом девочкам?

– Обязательно им говорить? – раздался унылый папин голос.

По спине пробежал противный холодок. Карина привстала на кресле, заглянула в окно. О чем обязательно говорить?

Штора была немного сдвинута, и в образовавшуюся щель Карина хорошо видела всю кухню. Верхний свет был выключен, горела только подсветка на шкафах. Кухня выглядела очень торжественно: блики играли на темных деревянных поверхностях, как будто свечи горели. Карина любила включать подсветку. Можно было вообразить, что ты в старинном замке, где на каждом шагу встречаются привидения и, если не повезет, парочка-другая принцев.

Мама сидела лицом к окну, но далеко, почти у самой двери. Карина нечетко видела ее: небольшой нос с горбинкой, острый подбородок, короткие светлые волосы. Папа ходил взад-вперед; его зеленая футболка и спортивные брюки плохо сочетались с атмосферой старинного замка. Как и его взволнованный голос. И лицо.

Такого лица у папы Карина никогда не видела. «Опрокинутое» – она вычитала это слово в книжке и не могла себе представить, как это выглядит. Зато теперь представляла, и очень хорошо. Как будто человек только что получил мешком по голове и не знает, что его ударило.

– Это ничего не меняет для нас, – резко сказал папа. – Ни для тебя, ни для девочек.

– Я знаю. – Мама улыбнулась, но ее глаза оставались серьезными. – А для тебя?

Папа энергично рубанул рукой воздух.

– Для меня тоже ничего не меняет.

– Этого не может быть.

– Давай я сам буду решать?!

Папа взъерошил волосы. Он всегда делал так, когда волновался.

Карина уткнулась носом в оконное стекло, стараясь не упустить ни одного слова.

– Ты не сможешь делать вид, что ничего не произошло.

– Я и не собираюсь!

– И вот мы возвращаемся к нашим баранам. А что ты собираешься делать?

– Я не знаю, Ань… – Папа сел на стул спиной к окну, ссутулился. – Думаешь, я должен рассказать девочкам?

– Лучше ты, чем кто-нибудь другой.

– Ты права. А когда? Может, на выходных? Купим торт…

Мама покачала головой.

– Неа. Лучше всего прямо сейчас.

– Девочки спят. Я не хочу их будить. Им завтра в школу–

– Сейчас.

– Но почему, Анюта?

– Потому что именно сейчас Каринка таращится на нас с балкона.

Карина съежилась под окном, но, конечно, было уже поздно. Окно открылось над ее головой, и папин голос едко проговорил:

– Добро пожаловать, мадемуазель шпионка.

– Я не шпионила! Я нечаянно.

– Давай быстрее внутрь забирайся. Еще простудишься.

Карина неуклюже пролезла в окно. Одна когтистая тапка осталась на кресле, вторая полетела на кафельный пол кухни. Папа поднял ее.

– Мария тоже там с тобой?

– Нет. Она спит.

Карина плюхнулась на стул, придвинула к себе мамину кружку с чаем. Мама только молча улыбнулась.

Карина повернулась к папе.

– Что ты хотел мне сказать? В смысле нам с Машкой?

Он засмеялся, прищурил ореховые глаза.

– Никуда от вас не деться, мадемуазель Шелестова.

Он посмотрел на маму, посмотрел на Карину, сделал глубокий вдох и сказал:

– Дорогая дочь, мы с мамой считаем, ты должна это знать. У тебя есть брат.

– В смысле есть? Ты хочешь сказать, будет брат? – У Карины перехватило дыхание от восторга. – Это ж здорово!

Но папа покачал головой.

– Нет. Я хочу сказать, что есть брат. Уже.

Карина открыла рот. Закрыла рот. Теперь ее ударили мешком по голове. И она точно не понимала, что и откуда ей прилетело.

– Самый настоящий брат. Старший. На четыре месяца, кажется. Или на пять–

– ПАП!

Карина вскочила так быстро, что опрокинула стул.

– Какой еще брат? Ты чего? Это шутка такая?

– Андрюша, – вздохнула мама. – Ты бы лучше рассказал все с самого начала.

– Да, конечно. – Папа поднял стул. – Садись, пожалуйста. Помнишь, неделю назад я ходил на встречу одноклассников?

Карина не помнила – кому надо о таком помнить, но кивнула.

– На встречу пришла одна девочка… В смысле женщина. Инга. Тимохина. Мы с ней давно не виделись–

– Семнадцать лет, – сказала мама.

– Что-то около того, – согласился папа. – В общем выяснилось, что у нее есть сын… Мой сын… Ты не думай ничего такого, Каринка, мы с мамой еще не были знакомы тогда. А с Ингой мы в свое время случайно встретились в ночном клубе… Я ее со школы не видел. Я ее тогда еле узнал… Она сама подошла, разговорились… Ты понимаешь…

Карина понимала и не понимала. Ночной клуб, случайная встреча, красивая (наверняка красивая!) одноклассница. Школьная любовь. Как Матвей для нее. Вроде все ясно. Но ведь это же папа! Не она, не Яська, не кто-нибудь другой из их класса, а папа, самый умный, самый красивый, самый родной, взрослый, надежный папа – как он мог влюбиться в кого-то, кроме мамы?

– Ну а дальше… – Он умоляюще посмотрел на маму. – Ань, я не могу с ребенком говорить на такие темы!

– Я не ребенок, – обиделась Карина. Сами как дети, честное слово. – А «Царя Салтана» даже Машка в школе проходила.

Папа нахмурился. Мама удивленно подняла брови.

– Причем тут «Царь Салтан»?

– А как там было? «Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь». Я поняла, пап. Вы встретились в ночном клубе, а потом у нее родился…

Карина запнулась. Царю Салтану было проще. Сын – это не брат. Это совсем другое дело. В случае с сыном ты хотя бы имеешь отношение к происходящему, а брата просто скидывают тебе на голову, как снег, и никакой капюшон тут не поможет.

– Родился ребенок, – твердо закончила Карина. – И ты ничего не знал?

Отец мотнул головой.

– Она сразу уехала за границу. Кажется. Я не особо интересовался. А я вскоре познакомился с твоей мамой, влюбился. Мы поженились. Там и ты родилась, потом Машка…

Это была долгая красивая история любви, длиной в семнадцать лет, и они вспоминали ее каждую годовщину свадьбы мамы и папы. Сейчас впервые эта история прозвучала грустно.

– А как ты узнал? – спросила Карина. – Эта Инга, она столько лет молчала, а потом на вечере встречи вывалила тебе все вот так?

– Мы просто разговоривали. Инге задали вопрос, она ответила.

– Кто задал вопрос?

– Какая разница, Карин? Петька Захарычев, кажется. А, может, Света Романова, они дружили в школе. Неважно–

– Тут все важно, папа! Ты ей прям так и поверил? А вдруг она врет? Надо делать тест ДНК!

– Зачем ей врать?

Карина всплеснула руками. Родители иногда были такими глупыми. А, может, и не иногда.

– Я не знаю, пап. Чтоб алименты с тебя срубить. Например.

– Алименты ей не нужны, – улыбнулся папа. – У нее свой бизнес, вполне процветающий. Она недавно купила коттедж в Жулебино, знаешь, там, у леса.

– Ого. – Карина открыла рот и закрыла его, так и не придумав, что ответить.

– Вот это точно неважно, – сказала мама. – И нас не касается.

– Конечно, – кивнул папа. – Я просто хотел сказать, что алименты здесь точно не причем.

Тогда что причем? Реальное совпадение, случайный разговор? Или какой-то коварный план? Что увидела в папе эта неведомая миллионерша Инга, раз захотела признаться именно сейчас? Он красивый. Был красивый в школе, был красивым, когда женился на маме. Красивый даже сейчас, в спортивных штанах и зеленой футболке с мордой свинки на груди. Мама называла папу красивым, и мамины подруги тоже – Карина слышала не один раз. Эта Инга тоже может так думать. Может решить, что папа захочет уйти от дочерей к сыну–

– Я люблю вас, – сказал папа, обнимая Карину и маму, притягивая их к себе. – Тебя, Карину, Машку. Для нас ничего не меняется. Для меня ничего не меняется. Вы моя семья. Я встречусь с ним, если он этого захочет. Но я для него чужой человек. Вряд ли ему сейчас нужен отец…

– Тем более, что ты наш отец, а не его. – Карина положила голову папе на плечо.

– Конечно. Но если ты вдруг тоже захочешь встретиться с–

– Нет!

– Я еще не договорил–

– Нет. Я не буду с ним встречаться. Никогда.

– Хорошо, хорошо, – вздохнул папа. – На твоем месте я бы тоже–

– Давайте спать, – сказала мама. – Если я не ошибаюсь, Маша наверняка ждет-не дождется, когда Карина вернется.

– Можно я ей расскажу? Или лучше вы?

Папа посмотрел на маму.

– Я не против, если это будешь ты.

– Мам?

– Ты же все равно расскажешь, правда? – грустно улыбнулась мама.

– Тогда я пошла.

Карина по привычке направилась к балконному окну. Она как раз перелезала через подоконник, когда вопрос мамы пригвоздил ее к месту.

– Кстати, а физику ты сделала?

Когда Карина вернулась в комнату, ее встретила абсолютная тишина. Комары, соседи, даже диван – кажется, уснули все. Кроме Машки. Абсолютная тишина в районе ее кровати говорила только об одном: что Машка не спит.

– Я знаю, что ты не спишь, – пробормотала Карина, укладываясь на свой диван.

Растрепанная голова сестры тут же возникла над перилами кровати.

– Что там у вас?

Машка лопалась от любопытства, это было ясно. И раз уж родители дали ей разрешение…

– Сейчас расскажу, – пробормотала Карина. – Только в обморок не грохнись.

У брата, внезапно возникшего из пустоты, был один плюс. По сравнению с ним завтрашняя физика перестала казаться ужасным ужасом.

Глава 2. Булыжник с алмазным напылением

– Цвет – качественная субъективная характеристика электромагнитного излучения…

С физикой Карине повезло. Никакой домашки, никакого опроса и тем более самостоятельной. Урок самоуправления – что может быть лучше, когда ты не открывал учебник целую неделю? Дина обожала устраивать такие уроки. На ее место выходил кто-нибудь из учеников и вещал на любую тему по выбору. Карина тоже обожала такие уроки. К доске не вызывают, двоек не ставят, к совести не взывают, знания в голову не впихивают. Можно на сорок минут отключить мозг и расслабиться.

– … восприятие цвета определяется многими факторами. Например, такими, как спектральный состав, контраст с окружающими источниками света…

У доски стоял Лешка Жаров: волосы торчат как иглы дикобраза, уши торчат как у слоненка Дамбо, но хуже всего был его голос, громкий, монотонный, словно перфоратор он доставал тебя где угодно. Так что расслабиться не выходило. А, может, слишком много тревожных мыслей накопилось со вчерашнего дня. Брат… как там его? Она даже не спросила. Плевать. Он не Шелестов. Никогда им не будет. Никакого отношения к их семье не имеет. Поэтому его надо выкинуть из головы. Прямо сейчас.

Телефон в кармане завибрировал. Сообщение. Карина скосила глаза на Дину. Тоненькая, с горящими глазами и пышной, слегка растрепанной стрижкой, она была больше похожа на одноклассницу, чем на учительницу. Если, конечно, можно было представить себе одноклассницу, помешанную на физике. Дина стояла у окна, уставившись на своего любимого Жарова. И точно не видела, что происходит на их предпоследней парте.

Карина вытащила телефон. На экране горел значок Whatsapp.

Чат Хокинс, сообщение от Теневого Монстра.

Йо, подруга, чего киснешь.

Карина быстро набрала ответ.

Я не кисну, я зрею.

Для чего?

Чтоб лопнуть от скуки.

В ответ донеслось хихиканье. Карина вскинула голову на Дину, но та вроде ничего не услышала. К счастью, она была единственной в этом классе, кого Жаров полностью загипнотизировал.

– … ощущение цвета возникает в мозге при возбуждении и торможении цветочувствительных клеток – колбочек…

Теневой Монстр, она же Ярослава Филиппова, она же Яся, она же Яська, она же лучшая подруга Карины. Сидит с ней за одной партой все десять школьных лет, вместе с ней фанатеет от «Очень странных дел». Сейчас Карине достаточно было только слегка повернуть голову, чтобы увидеть сосредоточенный профиль Яси, ее бледную щеку, глаз, густо обведенный черным (второй тоже обведен, просто его не видно), одно серебряное колечко в ноздре, другое – в брови, четыре блестящих гвоздика в ухе, небрежную стрижку (короткий затылок, длинная рваная челка) с прядками черного и ярко-розового цвета.

Яся умела бросать вызов правилам и стоять на своем, чему Карина никак не могла научиться. Она носила кожаные штаны и футболки на два размера больше, наплевав на школьный устав, по которому ученикам полагался темный низ и светлый верх. Школьную форму игнорировали многие, но вот так, с искрой и огоньком, только Яся. Их прошлая классная боролась с ней три года, с пятого по восьмой классы. В восьмом она ушла на пенсию, а их взяла новенькая физичка Дина Александровна.

И борьба тут же прекратилась.

Больше никто не дергал Ясю, ничего от нее требовал, не вызывал родителей каждую неделю, не запрещал посещать школу. Они с Ясей думали, что это такой хитрый педагогический прием, и ждали удара. Так прошел месяц. Два. Полгода. Наконец до них дошло, что Дине попросту нет дела, что на учениках. Главное, чтоб ученики были на физике.

– … таким образом восприятие цвета, в первую очередь, определяется индивидуальностью человека…

С физикой у них не особо складывалось. У Яси дела шли еще не так страшно: свою твердую тройку она зарабатывала честно и даже иногда получала четверки. Карина все время балансировала между двойкой и тройкой, причем этот год начался настолько неудачно, что о балансе говорить пока не приходилось.

– … ахроматические цвета, такие как белый, серый, черный, и хроматические, а также спектральные и неспектральные. Меня, в первую очередь, интересуют спектральные.

Как нормального человека может интересовать такая муть? – вздохнула Карина про себя. Жаров всегда был со странностями, с первого класса.

– Спектральные цвета разделяют на три зоны: красную, объединяющую красный, оранжевый и оранжево-желтый; зеленую, которая включает желтый, желто-зеленый и зеленый; и сине-фиолетовую, это голубой, синий, фиолетовый…

Голос Жарова раздражал невыносимо. Вот уж кому совсем не надо беспокоиться из-за физики. Чешет по памяти, хоть бы раз запнулся. Как робот. А Дина сияет, как будто ей миллион баксов подарили. Конечно, любимые ученики для нее это все. Жаров, Надька Зимина, Старицын, Матвей…

На физике Матвей сидел за третьей партой соседнего ряда. Со своего места Карина видела спину Матвея и, если он поворачивался, его идеальный профиль. Этого было достаточно, чтобы пропускать мимо ушей любые объяснения Дины. У Ома, Бойля, Мариотта и прочей компании не было ни единого шанса.

Совсем как у Карины.

– … то есть можно сказать, что цвет – это ощущение, которое получает человек при попадании ему в глаз световых лучей…

Матвей был неразлучен с Ниной Даридзе. Она сидела с ним на всех уроках, она не отходила от него на переменах. Они никогда не обнимались и не целовались при всех, как, например, Никифоров и Жукова. Но это ничего не значило. Просто Нинка вечно воображала. Она была помешана на своих предках – не родителях, а настоящих. Была уверена, что она потомок каких-то там грузинских князей, и прожужжала всем уши своим происхождением. Настоящая грузинская княжна не целуется на подоконниках. Вот она и не целовалась с Матвеем. А он не замечал, какая она мерзкая, самовлюбленная дура.

Любовь все мозги вышибла, как говорила Яся.

– … носители разных культур по-разному воспринимают цвет объектов…

Да заткнись ты! Сколько можно бормотать эту ерунду. Неужели Жаров думает, что это может быть интересно кому-нибудь, кроме Дины? Хотя вряд ли. Жаров вообще никогда не думает об окружающих. Они для него просто уши, куда можно без остановки лить чушь.

– … способность цветораспознавания меняется в зависимости от возраста человека…

Телефон Карины опять задрожал. Яська. Хорошо. Что-нибудь прикольное ей сейчас не помешало бы. Целых десять минут до звонка, умереть – не встать.

Карина украдкой глянула на экран.

Теневой Монстр.

Здесь повсюду темнота. Блестящая, сверкающая темнота.

Как это может быть? Не знаю.

Она притягивает, она отталкивает. Она причиняет невыносимую боль, но только благодаря этой боли ты понимаешь, что существуешь.

У меня нет глаз, нет ушей, нет рук, ног – ничего нет.

Но боль есть.

Я растворяюсь в боли.

Я размытое пятно, пылинка, вспышка на сетчатке глаза.

Это еще что такое?

Ты че, книжку пишешь?

По парте легонько стукнула узкая ладонь с громадным железным кольцом. Дина.

– Убери, пожалуйста.

Физичка никогда не кричала и не требовала, она просила. Бунтовать против просьбы было сложно. И тупо. Карина отправила сообщение и спрятала руку с телефоном под парту.

– … понятие цвета неотделимо от понятия квалиа, потому что квалиа – это субъективный аспект восприятия цвета. Квалиа обозначает то, как вещи выглядят для нас. Это краеугольное понятие–

– Алеша, ты уверен, что сейчас стоит затрагивать философские вопросы? – мягко спросила Дина.

– Конечно. Это ключевой момент в понимании–

Но Карина так и не узнала, в понимании чего, потому что дверь с грохотом распахнулась. От неожиданности Карина уронила телефон. Все головы в классе повернулись, даже Жаров – вот счастье – заткнулся.

В кабинет, прихрамывая, вошла завуч Валентина Владимировна. По легенде ее сбили с ног бешеные пятиклассники, она упала и сломала ногу, которая неправильно срослась. Но мама, которая одно время работала с дочкой Валентины Владимировны, говорила, что это старая травма, а легенда придумана для того, чтобы быстрее приводить разбушевавшихся учеников в чувство.

– Извинитединалексаннаянаминуту. – Валентина Владимировна не говорила, а тараторила. – Драсьтедети.

«Дети» запоздало поднялись и сели обратно.

– Увасновенькийзнакомтесьильятимохин.

Из-за массивной спины Валентины вышел парень. Среднего роста, волосы темные, довольно длинные. Одет в джинсы и толстовку с капюшоном, на плече рюкзак. Очень красивый парень. Точеные черты лица, высокие скулы, насмешливый взгляд. С предпоследней парты Карина не могла разглядеть, какого они цвета, но ей это было не нужно. Она точно знала, какого. Орехового.

Парень был точной копией отца в молодости.

Илья Тимохин.

Скороговорка завуча наконец разложилась в голове на отдельные слова.

Тимохина Инга…

Илья…

Это он. Ее сын. Его сын. Брат. Ее брат.

Леденея от ужаса, Карина следила за тем, как Дина подошла к новенькому, что-то сказала, оглядела класс в поисках свободного места. Свободное место было одно. За Кариной, рядом с Жаровым, который сейчас стоял у доски.

Выбежать из класса? Нырнуть под парту? Спрятаться за учебником? В любом случае она будет выглядеть идиоткой. На нее смотрят все. То есть не на нее, а на новенького, ведь он идет к ее ряду, к ее парте. Знает – не знает? Знает – не знает? Сердце Карины бухало о ребра. Знает ли этот парень, что здесь учится его сестра? Знает ли он, как она выглядит, как ее зовут? Специально попросился в их класс, или это просто совпадение? Очередное «совпадение»?

Парень шел к парте, ни на кого не глядя. На его лице застыло презрительное выражение, из-за которого он был меньше похож на папу. Карине стало чуть легче. Похоже, он ничего не знает. Или ему наплевать. Или… Да неважно.

Карина сползла вниз по стулу, опустила голову. Тимохин прошел мимо, сел сзади.

– Продолжай, Алеша, у тебя шесть минут, – сказала Дина.

– Тогда я перейду к заключительной части, – пробубнил Жаров. – Подводя итог, хочу сказать простыми словами. У разных людей разные характеристики восприятия глаза. Поэтому глупо спорить о том, какого цвета тот или иной предмет. Для разных людей он будет разного цвета.

– Ну это ты гонишь, Жаров… – пробормотал Никифоров с первой парты.

– Нужны доказательства? Пожалуйста.

Жаров достал из-под стола большую спортивную сумку, набитую чем-то явно тяжелым. С трудом затащил ее на стол, открыл и выкатил оттуда камень.

Но что это был за камень… У Карины отвисла челюсть. Где он такое взял? Ограбил музей? Или виллу миллиардера?

– Я хочу, чтобы вы мне сказали, какого это цвета.

Одноклассники загоготали.

– А сам не видишь?

– Ослеп?

– Чего там говорить?

– Серого цвета!

– Это серый!

– Обычный камень, Жаров.

– Побольше не нашлось? Этот маловат.

– Обычный булыжник.

– Как ты его сюда допер?

– Серобуромалиновый в крапинку!

Вот тролли. Карина нахмурилась. Договорились что ли? Конечно, Жаров всех достал уже своим цветом. Но зачем же так? Тем более что эта штука… такая классная. Сияет как бриллиант, даже глазам больно. Но бриллиант таких размеров? Бред. Какое-то особое стекло… Или пластик, а внутри лампочка. Нет, пластик не может так выглядеть. И на лампочку не похоже. Где он все-таки его раздобыл?

Если им охота троллить Жарова, пускай. Карина собиралась молчать. Но лишь до тех пор, пока не заговорила Нинка.

– Жаров, ничего интереснее булыжника не нашел? – лениво проговорила Даридзе.

– Вы слепые? – громко сказала Карина. – Булыжник? Этот камень сверкает как алмаз!

Все заржали. Яся ткнула Карину локтем в бок и прошипела:

– Ау, просыпайся. Или ты это прикол такой? Там же булыжник.

– Разве что с алмазным напылением… – пробормотала Карина.

– Очень хорошо, – пробубнил Жаров все с той же невразумительной интонацией. – Как раз то, что я имел в виду под возможностью разного восприятия цветовых волн, обусловленных особенностями каждого конкретного человека. Кто-нибудь еще видит сияние алмаза?

Никто не отреагировал. Жаров мечтательно улыбнулся, глядя куда-то за Карину.

– Двое. Очень хорошо.

Карина с замиранием сердца повернулась. Тимохин сидел развалясь на стуле. Его правая рука была небрежно поднята.