Муть на глубине

Удар в лицо был такой силы, что она от неожиданности упала на спину, хлёстко приложившись головой о пол. У неё сильно зазвенело в ушах. Она языком ощутила, что из разбитой губы потекло что-то солёное.

– Кровь, – отстранённо подумала она, – и, тронув разбитую губу, посмотрела на палец.

На нём и вправду была густая алая жидкость.

– Вот, гад! – мелькнула мысль, – Теперь на люди не покажешься.

И тут её захлестнула резкая вонь его пота и навалившаяся тяжесть мужского тела. Он рвал на ней одежду, и больно вдавливал в её промежность грубые пальцы. А когда она с омерзением осознала, что дальнейшее сопротивление бесполезно, голова у неё взорвалась от резкой боли внизу живота…

© Виктор Каев, 2020

ISBN 978-5-0051-6688-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Как всегда поутру, Никита медленно открыл глаза. Сквозь сон он услышал негромкое и ласковое квохтание курицы и многоголосый писк цыплячьего выводка, доносившийся со двора через распахнутое крохотное окошко «вышки»¹. Он ещё немного полежал, глядя в дощатый потолок, оклеенный пожелтевшими газетами. Никита помнил, как ещё в детстве, много раз перечитывая эти старые статьи из «Правды» и «Сельской жизни», глядя на нечёткие фотографии, размещённые в них, он пытался представить себе жизнь этих людей, с их тогдашними заботами и переживаниями. Иногда это ему удавалось, и он уносился в своей фантазии в глубину лет.

Потянувшись, он откинул одеяло и поёжился от свежего и головокружительно чистого воздуха, струившегося через открытое окошко, затянутое сеткой от комаров. Потом он сел и опустил босые ноги со скрипучей пружинной кровати на старые некрашеные доски пола. Посидев так ещё чуть-чуть, он посмотрел в окошко.

Из него открывалась великолепная картина. Утреннее солнце высветлило яркое синее небо, и отбросило длинную тень от дома, накрыв ею часть двора. За просторным лугом, уходящим вниз к прозрачной быстрой реке, оно тронуло бережно своими тёплыми лучами верхушки деревьев соснового бора, раскинувшегося за ней вдали. Над голубоватой лентой реки постепенно растворялись и исчезали зябкие клочья утреннего тумана. Никита нажал кнопку включения смартфона, ожил экран блокировки. На календаре было уже первое июля 2018 года, около пяти утра. Пора на пробежку.

Он встал с кровати и распрямил своё крепкое жилистое тело, почти упершись, при этом, головой в потолок. Слава богу, рост 187 сантиметров! Потом натянул плавательные шорты, майку-борцовку и старые кеды. Наклонив голову, он шагнул через низенькую, почти квадратную, дверь на засыпанный старым шлаком чердак, тихо захрустевший под его ногой. Чтобы мама не услышала внизу его шагов, он на цыпочках спустился по скрипучей деревянной лестнице в сени. По пути он отметился в, недавно пристроенном под лестницей, биотуалете. А затем сбежал по ступеням крыльца через мост², и распахнул дверь во двор.

Его сразу же обдало свежим воздухом.

Выйдя, он оглянулся на свой старый дом. Сложенный его прадедом из толстых сосновых брёвен ещё лет сто пятьдесят назад на деревенской улице над косогором, дом выглядел на удивление крепким. Только немного просел дальний угол подклета³. В палисаде высились три огромные кряжистые белоствольные берёзы, посаженные то ли дедом, то ли прадедом.

Рослый, похожий на овчарку, чёрный пёс по имени Дозор радостно завертелся, натянув цепь и пытаясь положить лапы ему на грудь. Никита ласково потрепал его за ухо, и Дозорка заскулил от испытанного счастья.

Тихонько прикрыв за собой калитку, он ещё раз бросил взгляд на окна дома, а потом побежал.

Мимо по улице медленно шло, побрякивая боталами⁴, деревенское стадо коров. Белоголовые, коричнево-пятнистые, красно-пёстрые, чёрные, они шли на пастбище, распространяя вокруг слабый запах коровьего навоза. Пастух, сопровождавший стадо, сонно сидел в седле гнедой лошадки.

Никита, обгоняя его, негромко окликнул:

– Егорыч, с добрым утром!

Тот встрепенулся, очнувшись в седле, а увидев Никиту, отозвался:

– Никита Захарыч! Привет!

Сначала он побежал по пыльной обочине вдоль забора, связанного из жердей, потом свернул направо по тропинке, спустился по дну песчаного овражка вниз через луг, к реке Вель.

Он дышал полной грудью, ровно и глубоко, только в ушах гулко отдавался топот собственных ног. В его жёстких тёмно-русых, по-армейски коротко остриженных волосах, в которых уже выделялись высокие залысины, выступили крупные капли пота. Широкие скулы, прямой нос, крепкая шея придавали ему вид серьёзного бойца.

От бега по росистой луговой траве, наполненной ароматами полевых цветов, у него основательно намокли кеды.

Минут через десять тропинка привела его к реке, он повернул налево, вверх по течению, и бежал теперь вдоль низкого берега, поросшего густыми кустами ивняка, дыша свежим речным воздухом.

В прогалинах между ивами появился противоположный берег, близко подступавшие к реке домики села Возгрецовское, во дворах которых кое-где уже начинали копошиться его обитатели.

Недалеко от воды возвышался остов церкви Илии Пророка из почерневшего бруса, без креста на куполе. Он со школьных лет помнил, что её возвели ещё в 1756 году. А чуть дальше было старое кладбище, колокольня и двухъярусный купол кирпичной Вознесенской церкви. Она была моложе, 1805 года постройки. Правда, последние девяносто лет службы в них уже не велись.

Добежав до приметной развесистой ивы, он повернул обратно и не сбавлял скорости, пока вновь не достиг поворота к дому.

Неподалёку от этого места над поверхностью воды протянулись «лавы»⁵ сколоченные из двух жердей, стоящие на широко расставленных опорах. По ним можно было перейти на другой берег реки, придерживаясь за поручень.

Здесь Никита остановился, сбросил с себя кеды, шорты и майку, отошёл в сторону от лав, шумно с множеством брызг бухнулся в быструю прозрачную воду, и спортивным кролем, красиво загребая руками, поплыл к другому берегу. На обратном пути он нырнул до самого дна, зацепил руками донный ил, и вокруг всплыло облачко зеленоватой мути, которая тут же унеслась вниз по течению.

Выйдя на берег, он обтёрся полотенцем, которое всегда брал с собой на пробежку, надел свои шорты и майку, и вновь побежал. Теперь уже вверх по косогору к дому.

Добежав, Никита в кабинке дворового душа почистил зубы и, глядя в маленькое зеркальце, подбрил уже немного отросшую тёмную бородку. Потом поднял над головой большое ведро с холодной водой и вылил его на себя. Отфыркавшись, он снова тщательно обтёрся, натянул заранее приготовленные шорты, и, сунув ноги в резиновые сланцы, пошлёпал в дом.

Пригнув голову, он шагнул в избу, и ощутил ласковое тепло от большого белого тела русской печи, возвышавшейся справа от входа и занимавшей почти четверть избы. Навстречу ему из своей спаленки вышла мать, улыбнулась, и негромко проговорила:

– Здравствуй, сынок. Что, пробежался уже?

Никита обнял её за плечи и, бережно чмокнув в лоб, ответил:

– Господи, мам! Как же у нас тут хорошо! Надышаться не могу!

– Давай-ка, завтракать! Я тебе шанежки⁶, как раньше, напекла. Поди, отвык уже?

Мать открыла заслонку печи, широкой деревянной лопатой достала и сдвинула на шесток⁷ маленькие круглые сковородочки, в которых поднялись пышные и ароматные горячие шаньги.

Запах свежей выпечки густо наполнил комнату.

Связкой гусиных перьев она смазала их лопнувшие горбики взбитым яйцом.

Потом она переложила их в большое плоское блюдо, перенесла его на стол, и поставила туда же большую крынку с парным⁸ молоком.

Никита спросил:

– Ты что, уже и за молоком сходила?

– Ну, да. Только что подоили.

Они расположились на широкой некрашеной пристенной лавке за большим семейным столом, и стали есть шаньги, запивая их ещё тёплым парным молоком.

Никита отлично помнил, как лет двадцать назад они сидели за этим столом все вместе: отец, мать, два старших брата – Виктор и Юрка, и он – Никита.

С тех пор случилось много бед! Отец, Захар Васильевич, механизатор в местном сельхозпредприятии – умер лет десять назад от рака лёгких. Сказалось постоянное курение, практически с детских лет. Старший брат, Виктор, служивший тогда в патрульно-постовой службе милиции в Архангельске, через пару лет после смерти отца погиб в перестрелке с бандитами. Средний, Юрка, снабженец на заводе металлоконструкций в Вельске, вечно мотался по командировкам, пристрастился к выпивке, и уже лет шесть, как не пережил инсульта.

Их осталось двое. Мама, Людмила Петровна Горбунова, всю жизнь проработала библиотекарем в малюсеньком деревенском клубе. Одиннадцать лет, как вышла на пенсию, которую ей насчитали в сумме чуть больше десяти тысяч рублей.

Она почти потеряла слух, и ей приходится пользоваться слуховым аппаратом. Собрала за свою жизнь целый букет заболеваний.

Но до сих пор ходит с тяжёлым плугом за лошадью, когда вспахивает приусадебный участок под посадку картофеля. Потом закладывает его на зиму в погреб, там же квасит в бочонке капусту, расставляет на полках банки с помидорами и огурцами, разводит десятка полтора кур. Кроме маленькой пенсии, это и есть её пропитание.

Если не считать пятнадцать тысяч, которые вот уже лет пять ежемесячно присылает ей в поддержку Никита.

Никита в их семье – хоть, младшенький, но успешный. Он с золотой медалью окончил школу в Вельске. Сумел поступить на бюджетное место в Санкт-Петербургском университете и получить, спустя четыре года, диплом бакалавра⁹ юриспруденции. Отслужил год в армии. В том же университете окончил магистратуру¹⁰.

Потом решил, как брат Витька, пойти в полицию. Теперь он служит старшим опером¹¹ в уголовном розыске в одном из районных управлений в Питере.

Дома Никита не был года три. И вот, наконец, приехал: соскучился!

Закончив завтрак, Никита откинулся спиной на бревенчатую стену и, посмотрев задумчиво на мать, спросил.

– Ма! Как ты думаешь, не поменять ли мне работу?

Людмила Петровна встревоженно подняла на него свои голубые, как и у сына, глаза, и с сомнением ответила:

– А что, вдруг? Случилось что-то?

– Да, как сказать? – проговорил он, – Служба сволочная, конечно! Но прикипел уже. Да и платят ничего так, регулярно. Вот только, понимаешь, начальство – достало уже совсем!

Мать осторожно спросила:

– А куда же ты перейдёшь? Место уже приглядел, поди?

– Не знаю, – смущённо ответил сын, – нет, ещё. Может, в адвокатуру пойти? Или в частный сыск?

Мать помолчала немного, с сомнением глядя сыну в глаза, и потом спросила:

– А как же Ира твоя? Она не будет против?

Никита пожал плечами и ответил неуверенно:

– Не знаю. Пока не спрашивал.

Людмила Петровна осторожно исподлобья взглянула на сына:

– Никит, а о ребёночке вы с Ирой ещё не думали? Тебе ведь тридцать пять уже!

Он вздохнул, и ответил:

– Да как-то не получается пока!

Она не отставала от него:

– Ну, ты ведь хочешь маленького?

– Ну, да, – ответил он, – хочу очень.

– Так что же? – снова напирала мать, – Ира не хочет?

Он не стал врать:

– Ну, почему? Говорит, что хочет. Вроде, не получается пока!

– Плохо, – ворчливо проговорила мать, – ведь ей тоже уже за тридцать!

И она тяжело вздохнула:

– Никитка, я ведь уже старая совсем. Осенью семьдесят один стукнет. А внуков всё нет и нет. Нешто, так и не понянькаюсь?

Никита придвинулся к ней ближе и обнял мать за плечи:

– Ма, а хочешь, мы к тебе переедем? Брошу я свою чёртову службу.

Людмила Петровна взволнованно всхлипнула, встряхнув руками:

– Ой! Да как же это? Что это ты удумал? Ира же с тобой, поди, не поедет?

– Ничего, я её уболтаю, – не сдавался сын, – а, знаешь, я прямо сегодня мотанусь в Вельск! Узнаю, как там насчёт вакансий в ОМВД, или, может, в адвокатуре!

Спустя пять минут, поговорив с мамой ещё немного, Никита, встав из-за стола, перемыл тарелки и кружки.

А в половине восьмого засобирался на выезд. Людмила Петровна вышла его проводить.

В подклете, где стоял его бежевый «Tiguan», приобретённый недавно в кредит, обычно весь день стоял полумрак, и было очень тесно. Чтобы забраться в открытую дверь, и не порвать брюки, зацепившись за какой-нибудь гвоздь, ему приходилось буквально протискиваться вдоль машины. Наконец, он сел за руль, и, запустив мотор, аккуратно вырулил по косогору во двор.

Мать отодвинула воротные жерди и махнула сыну на прощание рукой, когда он выезжал на дорогу. Несколько минут она ещё смотрела вслед его автомобилю, а потом вставила назад жерди ворот, и, ссутулившись, словно совсем уже старуха, и опустилась на лавочку под окном.

Дозорка, гремя цепью, подошёл к ней, и положил свою большую чёрную голову ей на колени, вздыхая и сочувственно заглядывая в глаза.

Она уже в который раз задумалась о том, что Ира, хоть и живёт довольно давно с Никитой, но их отношения, почему-то, так и не оформлены официально. Теперь про такие семьи говорят – сожители.

Разве она поедет за Никитой к ним домой? Это из Питера-то!

А ведь он к ней крепко привязан! Вот сейчас, всего третий день, как приехал, а уже скучает по ней. По всему видать!

Нет. Это желание переехать – просто от того, что работает на износ, всё на нервах! Устал. Да и меня жалеет, сердце рвёт между мной и Ирой.

Людмила Петровна, поймав Дозорку за оба уха, хорошенько потрепала его и вздохнула:

– Эх, ты! Дозо-о-орище!

2

Въезжая в город по Тракторной, Никита проехал мимо небольшой стелы с цифрой 1137, означавшей год основания Вельска.

Потом добрался до улицы Дзержинского, проехал мимо здания ЦУМа, с остеклением в четыре этажа, и, в конце концов, свернул на небольшую Набережную улицу.

Он ещё с детства помнил, что там было здание районной полиции.

Припарковав свою машину на стоянке, Никита поднялся по ступеням, открыл массивную входную дверь и, предъявив своё полицейское удостоверение, обратился к старшему лейтенанту в окошке дежурной части:

– Здравствуйте! Я бы хотел переговорить с начальником ОМВД. По личному вопросу.

Дежурный внимательно рассмотрел его удостоверение и, оценивающе взглянув на Никиту, уточнил:

– По личному? Сейчас спрошу.

Он набрал внутренний номер телефона и доложил кому-то о поступившей просьбе. Выслушав ответ, он кивнул, и сообщил Никите:

– Проходите. Второй этаж, кабинет 24, через приёмную.

Он нажал кнопку, раздался металлический лязг, и замок решётчатой двери открылся.

Никита поблагодарил дежурного, и шагнул в открывшийся вестибюль. Позади него дверь снова лязгнула, закрывшись.

На лестнице и в коридорах отдела шла своя жизнь. Ему то и дело встречались озабоченные своими делами полицейские в форме и сотрудники в штатском.

Никита поднялся на второй этаж и быстро отыскал дверь с номерами 23 и 24. Пониже номера висела табличка: «приёмная». Он постучал и вошёл. За секретарским столом, уставленным оргтехникой, сидела симпатичная шатенка лет пятидесяти в штатском жакете и белой кофточке с кружевным воротничком. Слева он увидел дверь с цифрой 24, на которой была куда более солидная табличка: «подполковник Жохов Геннадий Петрович начальник ОМВД».

Неожиданно эта дверь резко распахнулась, оттуда выскочил невысокий, с брюшком, и с глазами навыкате майор, нервно протирающий обширную лысину носовым платком, и бормочущий на ходу «Вот, хрень какая!». И он сразу, не глядя по сторонам, выбежал в коридор.

Никита сочувственно проводил его глазами, и поинтересовался у секретарши:

– Я из Питера. Моя фамилия Горбунов. Мне можно войти?

Та, с интересом скользнув по нему глазами, ответила:

– Проходите. Он Вас ждёт.

Никита постучал в дверь и услышал густой поставленный баритон:

– Войдите.

Он решительно потянул ручку на себя и вошёл.

Из-за большого стола на него в упор смотрел русоволосый с сильной проседью, по-армейски коротко стриженый, сероглазый, широкоплечий подполковник. Никита поздоровался, и привычно скользнул взглядом по столу. На нём было пусто и чисто, как и на столе Никиты в его служебном кабинете. «Родственная душа!», – подумалось ему. Несмотря на хрустальную пепельницу, стоящую на приставном столе, запаха табачного дыма он не почувствовал. Похоже, хозяин не курит.

Никита достал своё удостоверение и предъявил подполковнику.

Тот, как и дежурный старлей, внимательно его изучил. Затем снова твёрдо посмотрел Никите в лицо и указал на стул у приставного стола:

– Присаживайся, майор. Слушаю тебя.

Никита сел и коротко изложил ему суть своего вопроса:

– Я деревенский, «верхновский», из-под Вельска. Окончил Вельскую школу №91. Поступил в питерский университет, там получил диплом бакалавра юриспруденции. Отслужил год в армии. В том числе – девяносто суток в контртеррористической операции на Кавказе. Потом получил на юрфаке в том же Питере степень магистра. С тех пор уже семь лет служу в уголовном розыске УМВД по Адмиралтейскому району Санкт-Петербурга.

Никита вздохнул, и перешёл к сути своего вопроса.

Он проговорил:

– Моя мать живёт здесь под Вельском в старом деревенском доме. Она сейчас осталась совсем одна. В сентябре ей уже будет семьдесят один год. Она почти потеряла слух. У неё больные ноги. Короче, я хотел бы, если получится, перевестись к Вам в ближайшее время. Это как-то возможно порешать?

Подполковник, побарабанив пальцами по столу, задумчиво посмотрел на него, и поинтересовался:

– А что, собственная-то семья? Переезжать с кем думаешь?

– Ну-у, я живу с женщиной уже шесть лет. Правда, без регистрации. Детей пока нет.

– А что же не оформляете отношений?

– Ну, как-то всё не до того.

– А жильё в Питере есть?

– Есть. Служебная квартира. Но Ира – она питерская. Её родители там живут с детства. У них квартира большая. Мы, то – в служебной, то – у её родителей.

– Ну, понятно. Ты знаешь, майор, я бы тебя взял. Честно! Только вакансий у меня пока нет. Правда, одна, возможно, ожидается. Месяцев через шесть-восемь. Один из оперов грозится уходить. Может, тогда и сладим как-нибудь. Давай так! Вот тебе моя визитка. Позванивай через пять-шесть месяцев. Если срастётся, устроим перевод.

Никита взял у подполковника визитку, несколько расстроенно повертел её между пальцами, а потом протянул ему свою:

– Возьмите и мою. Если что, звоните. Я буду готов.

Подполковник взял визитку, положил на стол, и встал.

Ростом он был почти как Никита, сантиметров сто восемьдесят пять. Чёрный мундир на нём сидел как влитой. Сорочка идеально белая. Жена, похоже, имеется, и за мужем ухаживает хорошо. Они пожали друг другу руки, и Никита оценил могучий жим начальника ОМВД.

Уже на улице, сев в машину, Никита взгрустнул. Что-то пошло не так, как хотелось. Подумав, он взял себя в руки, и достал смартфон. Пожалуй, в связи с таким ответом Жохова, надо было, не торопясь, поискать в Интернете информацию о частных детективах в Вельске.

Однако эти поиски ни к чему не привели. Ни детективного агентства, ни просто частных детективов в городе не оказалось. Да и откуда им взяться? Жителей-то здесь всего чуть больше двадцати тысяч. Эта публика здесь, наверное, если и бывает, то наездами, по случаю.

Нашлось лишь четыре-пять охранных предприятий, включая филиал областного госучреждения росгвардии, который защищал объекты, ставя их на пульт охраны. А в них, как известно, сыскных услуг не предоставляют.

Так, что? Пробиваться в адвокаты? Он просмотрел несколько адвокатских адресов, созвонился с частным адвокатским бюро «Дербин и партнёры – 2». Задал несколько вопросов. Потом поговорил с дежурным в Вельской коллегии адвокатов Архангельской области.

Стало ясно, что всё это тоже будет очень долго, к тому же, на свой страх и риск. Конкуренция большая, и начать зарабатывать сразу будет трудно.

И что же тогда делать? Может, в юрисконсульты пойти на какое-нибудь предприятие? Там хоть постоянная зарплата есть.

И он стал звонить по предприятиям и организациям. Набрал телефон Вельской лесоперевалочной компании, потом позвонил в Агропромснаб, в Вельскую КМТС, в Техноком, в другие предприятия, но вакансий юрисконсультов, к сожалению, там тоже нигде не было. Досадно!

Тогда, вздохнув, он решил, что разочаровываться ещё рано, надо просто подумать, и временно отложить поиски.

И он повёл машину через город, в сторону выезда на Тракторную. Выбирая дорогу, он увидел поворот в Школьный переулок и свернул туда. Ему, почему-то, пришло в голову заглянуть в свою школу, повидаться с учителями. Он там давно не был. Вспомнил, правда, что лето, каникулы. Учителя, скорее всего, в отпусках. Но, посомневавшись, решил всё-таки попробовать. Всё равно это было по пути домой.

Справа по маршруту движения он увидел знакомое трёхэтажное здание кремового цвета с белыми лепными розетками в простенках на фасаде. Говорили, кажется, что его построили ещё в 1955 году, но оно и до сих пор выглядело достойно со своими высокими двустворчатыми окнами и большим медальоном на фронтоне.

Никита оставил машину у ворот и, немного волнуясь, вошёл на школьную территорию.

Он не был здесь уже много лет. И у него возникло ощущение, словно здание и вся территория, в прошлом казавшиеся большими и просторными, основательно скукожились. Пройдя по центральной аллее, он сделал знакомые три шага по ступеням, и потянул ручку входной двери. Она поддалась, и Никита вошёл в вестибюль.

Ему навстречу из-за конторки встал помятый, видимо, придремавший, охранник, в мятой чёрной форменке, с надписью «охрана» на кармане, который спросил сипловатым голосом:

– Вы к кому?

– Скажите, – спросил Никита, – директор или кто-то из педагогов в школе есть?

– А Вы кто? – отозвался тот, – Документы есть какие-нибудь?

Никита достал полицейские корочки и, раскрыв их, показал охраннику.

– А-а! – с уважением вымолвил тот, – Директор здесь. Завуч тоже, и ещё учителя. Двое или трое. Проходите, товарищ майор. Вам показать, куда?

– Нет, спасибо. Я знаю.

Никита прошёл мимо поста, повернул налево и, пройдя метров пять, увидел открытую дверь директорской приёмной. Оттуда слышались два негромких голоса. Он узнал их сразу. Это разговаривали два завуча – Елена Сергеевна и Николай Васильевич.

Он постучал, и заглянул в приёмную. Да. Он не ошибся.

Николай Васильевич обернулся первым. Он выглядел сильно постаревшим. Несколько мгновений он смотрел через свои очки с сумасшедшей оптикой, не узнавая своего выпускника. Но потом выпучил глаза и охнул:

– Никита? Горбунов? Это ты? Ах, ты! Боже ж ты мой! Какими судьбами? Вот уж не ожидал!

Елена Сергеевна тоже обернулась и присоединилась к Николаю Васильевичу с шумными ахами и охами. Она тоже сильно изменилась, но узнать её было легко по её коронному выражению глаз, словно в них всё время светится улыбка.

Через несколько минут они, наобнимавшись, сидели вокруг стола секретаря, разговаривали и пили кофе.

Никита уже узнал, что Елена Сергеевна теперь стала директором, вместо Ирины Леонидовны, которая в прошлом году ушла на пенсию. А Николай Васильевич работал, как и раньше, завучем. Что вышли на пенсию трое учителей начальной школы, и учитель математики Нина Алексеевна. Что замены на математику пока не смогли найти. Что за все прошедшие годы в школу пришли всего два новых учителя: девушка-филолог и молодой парень – физкультурник. Но физкультурник уже «слинял».

Потом, и вовсе о грустном! Что два года назад умерла от рака школьный библиотекарь Татьяна Кирилловна. Что коллектив стареет. Что дети стали хуже. Работать стало тяжело. Особенно из-за новых требований федеральных государственных образовательных стандартов.

Кстати, девушка-филолог окончила эту же школу, только лет через пять-шесть после Никитиного выпуска.

Разговор журчал неспешно и непрерывно. Когда кофе был уже выпит по второй чашке, за спиной Никиты раздался приближающийся цокот лёгких женских каблучков.

Он обернулся и увидел заглядывающую в приёмную симпатичную сероглазую девушку с шапкой курчавых пепельно-русых волос.

Она, не входя в приёмную, спросила:

– Елена Сергеевна, я сделала всё, что Вы просили. Мне уже можно домой?

Голос был – почти контральто. Увидев Никиту, она смущённо улыбнулась. Директор защебетала ей в ответ:

– Вот Никита, познакомься. Это наша учительница русского языка и литературы Светлана Романовна. Она у нас уже три года, и очень неплохо работает. А вы, Светочка, познакомьтесь с нашим выпускником. Он раньше Вас окончил. Золотой медалист!

Никита встал и шагнул навстречу девушке, которая, по сравнению с ним, оказалась маленькой, чуть повыше его плеча.

Немного стушевавшись, она протянула ему правую руку и произнесла с улыбкой:

– Буторина Светлана. А я Вас помню.

Пожав её маленькую, но довольно крепкую руку, Никита ответил:

– Горбунов Никита. Простите, я Вас, кажется, тоже припоминаю. Но, вроде, не по школе?

Она смущённо улыбнулась:

– А я живу недалеко от Вашей мамы.

– Ага-а! Так мы из одной деревни, – обрадовался Никита, – а я-то, думаю, где я Вас раньше видел? Я, кстати, вполне мог бы подвезти Вас домой.

– Правда? Это было бы замечательно! – отозвалась Светлана.

И Никита, спустя какое-то время, распрощавшись с директором и завучем, направился со Светланой к выходу из школы, по-джентльменски пропустив её в дверях.

Через несколько минут они уже ехали в его кроссовере по улице Горького, потом – по Тракторной, к выезду из города.

Некоторое время они молчали. Потом Светлана задала дежурный вопрос:

– А Вы к маме в гости? Надолго?

Никита, немного подумав, ответил:

– Пока не знаю. Я, вообще-то, в отпуске. Но мама! Живёт совсем одна и ей трудновато приходится. Без слухового аппарата и телефонный звонок плохо слышит. Мне тут сегодня мысль пришла, не пора ли уже в свой дом возвращаться?

«Tiguan» Никиты, выехав за черту города, нырнул в пологий спуск, затем взлетел на подъём.

От мелькания солнечного света между рыжих стволов сосен вдоль дороги рябило в глазах.

Светлана задумчиво, словно сама себе, проговорила:

– Да. Людмиле Петровне досталось. И мужа, и двух сыновей потеряла. Только Вы и остались у неё. А Вы по-прежнему в Питере живёте?

– Светлан, а может, давайте на «ты»? Земляки, ведь! Да и лет мне не так много, всего тридцать пять. Как? Не против?

Она улыбнулась и ответила:

– Не против. Так…, ты, правда, по-прежнему в Питере живёшь?

– Живу, ответил он, – вот только служба полицейская такая, что я этого Питера и не вижу толком.

– Так ты всё ещё полицейский? Как брат?

В ответ он кивнул головой.

За окном машины промелькнуло несколько домов слева и справа от дороги. Потом снова начался сосновый лес. Ещё через несколько минут кроссовер проскочил перекрёсток федеральной дороги «Холмогоры».

А ещё через три-четыре минуты появились первые домики их родной деревни.

Никита, подъезжая к дому матери, спросил:

– Свет, тебя к дому подвезти?

– Не надо, – ответила она, – мне же недалеко. Я сама дойду.

Никита, замедлив машину, поинтересовался:

– А ты мою маму-то часто видишь?

– Конечно, – сказала она, – моя бабушка до сих пор с ней дружит, как и раньше. Она у нас часто бывает. И бабушка к ней тоже ходит.

У ворот своего дома Никита затормозил. Светлана вышла и аккуратно закрыла дверцу.

С лавочки во дворе поднялась Людмила Петровна и зорко всматривалась в лицо девушки, выскользнувшей из машины её сына. Потом она вышла за калитку. Никита тоже высунулся из машины и, не выключая двигатель, махнул ей рукой:

– Мамуль, привет!

– Привет! Это кто с тобой? Светка Буторина, что ли?

Светлана поздоровалась, и, словно оправдываясь, проговорила:

– Мы с Никитой в нашей школе встретились, и он предложил меня с работы подвезти.

Людмила Петровна ответила:

– Предложил? Это да. Он у меня хороший.

Светлана простилась, и, взмахнув на прощанье рукой, заспешила к своему дому.

Мать, пропустив во двор машину сына, вновь вставила жерди в отверстия столбов. Аккуратно загнав машину задним ходом в подклет, Никита вернулся на лавочку к матери и сел рядом.

Дозорка радостно вертелся у его колен, поскуливая, и позвякивая цепью.

Обняв мать, Никита коротко рассказал ей про свою поездку: и о том, как был у начальника ОМВД, и как рыскал по интернету в поисках частных детективных агентств.

Потом, как обзванивал адвокатские конторы и предприятия, и как зашёл, на удачу, в свою школу повидаться с учителями.

Мать спросила:

– А Светка-то там, что ли, работает?

– Ну, да. Учителем русского и литературы.

– Вот ведь! А я знала, что она учительница. Но не знала, что в твоей школе.

– В моей. Она её и заканчивала. Только гораздо позже.

– Она хорошая девочка. А вот мужик у неё, считай, что никакой. Он то живёт с ней, а то не живёт.

– Это как?

– Да они вроде тебя! Живут – не расписаны. Он ездит на вахты, в Якутию, кажется. Разнорабочим. Месяцами его нет. Деньги, конечно, привозит. Потом приезжает, гуляет тут.

– Пьёт?

– Ну, а как же? Елена, бабка Светкина, жалуется. Говорит: что в отъезде, что здесь – считай, что его и нет. Да и денег Светке перепадает мало. Больше прогуливает. Я, говорит, их заработал! Имею право!

Никита покачал головой, вспомнив смущённый взгляд девушки, и спросил:

– А он не наш?

– Нет, не наш. Он из Вельска. Его родители где-то на Октябрьской в двух комнатке живут, толи на четвёртом, толи на пятом этаже. Да там и второй сын с ними живёт. Школьник ещё. Вот он сюда и прибился. Елена говорит: сначала думали, что строиться будут на их участке. Да, что-то никак.

И перейдя на другую тему, она спросила:

– Так, ты говоришь, работы, значит, не нашёл?

Никита отрицательно мотнул головой и добавил:

– Ну-у! В райотдел меня бы, пожалуй, взяли. Но нужна вакансия. А если она и будет, то не раньше, чем через полгода. В адвокатуре можно пристроиться, но это всё будет за свой счёт. И ждать надо месяца два-три. А потом ещё очень долго нарабатывать свой авторитет в судах. Да и адвокатов здесь в Вельске по разным конторам немало, как оказалось.

Помолчав, он добавил:

– Я думаю, что можно попробовать получить лицензию частного детектива. На это уйдёт месяца полтора и всего 7500 на оплату госпошлины. Правда, сначала мне надо будет здесь зарегистрироваться по месту жительства.

Мать задумчиво посмотрела на сына, и сказала:

– Это же надо этих, клиентов? А они будут ли? Как-то всё не очень надёжно.

И она ворчливо, но ласково заметила:

– Ты бы, может, не торопился пока? Уехать из Питера, конечно, легко. А вот тут потом получить нормальную работу, ой, как непросто. Да и Ира твоя, думаю, будет против.

Никита сочувственно посмотрел на мать:

– Ма! Ты пойми, я не хочу больше оставлять тебя одну. И это не обсуждается! А Ирина, она рано или поздно согласится. Ну, а если нет, то… Поживём какое-то время отдельно. Пусть думает. А я не уступлю!

– Нет, ну как же так? – всплеснула она руками, – А ей работа здесь найдётся ли? И, получается, если она сюда переедет, её родители будут брошены?

Но он был неумолим:

– Послушай, они у неё ещё хоть куда! Матери – пятьдесят шесть, отцу – около шестидесяти. Они вполне здоровы! Оба работают. Он – заведует кафедрой, профессор в морском техническом университете. Она – врач в крутой частной клинике. Есть у нас там такая: «Эстетик Альянс». Во-первых, они оба совсем не бедствуют. А во-вторых, там ещё одна дочка есть. Старшая. И тоже живёт в Питере, и хорошо обеспечена. А работу Ирине мы здесь подберём. Она же айтишница! Сейчас на них большой спрос! Короче, у Ирки нет никаких причин отказываться от переезда. Главное, было бы желание!