История одного Рода

Как дорог мне в родном народе

Тот молодеческий резон,

Что звал всегда его к свободе,

К мечте, живущей испокон.

А. Т. Твардовский

© Виктор Георгиевич Гришаев, 2023

ISBN 978-5-0051-4294-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Каяла

Поле, словно ковер, усеянное нежно-белыми ромашками и красными тюльпанами, вдруг как в сказке явилось взору Дарины и Любомира. На миг замерев от дивной красоты, они, беззаботно рассмеявшись, пустились вприпрыжку к изрезанному оврагами берегу. Река Каяла, стремительно извиваясь между крутоярами, поросшими шатровидными ивами с цветущими пушистыми желто-зелеными цветками, встретила их свежим легким дуновением. Майский ветер, внезапно пришедший с Черного моря на лесостепную равнину, быстро пробежавшись по глади реки и слегка сморщив ее, нежно коснулся юных лиц и вмиг затих.

– Какая же здесь тишь да благодать, – полушепотом обронила девушка, точно боясь спугнуть эту умиротворяющую тишину. И, откинув легким движением руки светло-русую косу, подняла кроткий взгляд на юношу, будто бы ища поддержки в его глазах.

– Даринка! – только и смог выдохнуть Любомир, смущенно смотря в большие, как неба синь, глаза своей невесты. И внезапно сорвавшись с места, пылко бросил: – Да люба ты мне, ох, как люба!

И, лихо скатившись кубарем с обрыва, крикнул:

– Прыгай!

– А ты словишь? – звонко рассмеявшись, отозвалась юная краса. И решительно подойдя к краю откоса, ласточкой полетела вниз в широко расставленные руки юноши. А он, поймав и нежно прижав ее к себе, как самую драгоценную ношу, рванул вместе с ней по кромке берега в сторону плеса. И только зайдя глубоко в воду, бережно, точно русалочку, отпустил навстречу веселой ряби. Нырок – и вот он уже, размашисто взмахивая руками, плывет к противоположному пологому берегу.

– Не отставай! – громко кричит он.

Выйдя на сушу и проскочив песчаную косу, они со смехом падают в шелковистую изумрудно-зеленую траву. Запах луговых цветов, опьяняя ароматом, в сей миг погружает их в счастливые мечты. И лишь жужжание пчел, треск кузнечиков и порхание разноцветных бабочек над цветами да пение полевых жаворонков сладостно отвлекают молодых людей от светлых дум.

– Даринка, а ты знаешь, о чем хочу поведать я тебе? – И, одарив ее улыбкой, с нежностью посмотрел на нее.

– О чем? – как-то сразу напрягшись, выдохнула она.

– Но ты должна дать мне обещание, что об этом никто не должен прознать, даже самые близкие.

– Конечно, сокол мой ясный, – догадываясь, о чем может пойти речь, озорно улыбнулась прелестница, – будь уверен, чтобы ты ни сказал, об этом не узнает ни одна душа.

И юноша, еще раз внимательно посмотрев ей в глаза, вкрадчиво поведал:

– На днях мои родители пошлют в ваш дом сватов. Никто же не догадывается о наших отношениях. Теперь-то понимаешь, почему это должно остаться нашей тайной. А родичи мои пущай думают, что это они выбрали мне невесту.

– А ежели откажут? – приклонив голову к его плечу, грустно улыбнулась девица.

– Не бывать этому. Ты же работящая да к тому же еще и красавица.

– Суженый мой, какой же ты умный и смелый! – с благодарным блеском в глазах горячо воскликнула она.

– Вон ужо и сумерки спускаются на землю, – как бы пропуская ее слова, тихо подхватывает Любомир, прислушиваясь к звукам и внимательно всматриваясь вдаль.

– Смотри, смотри, как красиво солнышко-то садится, и прямо в речку, – восторженно шепчет Дарина, хлопая широко распахнутыми глазами, – а водная гладь-то какая спокойная, да и тишина уж чересчур таинственная, я бы даже сказала, подозрительная. Тебе, Любомирушка, так не кажется?

Юноша, вновь напрягая слух, вглядывается в вечернюю мглу. И в какой-то момент, приложив палец к губам, вжимается в землю.

– Поползли, – шепчет он. И они бесшумно отползают под крону ивы, которая своими густыми, опускающимися почти до земли ветвями скрывает их.

– Опять басурмане пришли, что-то уж часто повадились они к нам, как будто медом здесь намазано, – играя желваками, с болью выдавил Любомир.

– Сколько же их много! – шепчет Дарина, с тревогой глядя на многочисленные колонны половцев, движущихся под покровом темноты в сопровождении воя зверей и скрипа телег.

– Видно, битве быть. Не зря же весть о походе княжеского войска недавно разнеслась не только до черноморских степей, но и аж до Тмутаракани¹ и Корсуня².

– А нам-то что ж делать-то? – слышит он взволнованный голос девушки.

– Как можно скорее возвращаться домой. Надо оповестить сельчан о вновь надвигающихся половецких набегах.

Любомир, еще издалека увидев отца, резко ускорил шаг, спеша ему навстречу.

– Батюшка, здравствуй! – И, поклонившись в пояс, немедля продолжил: – Сегодня принес я тебе нерадостную весть.

Василий, пронзительным взглядом глянув на «блудного» сына, ворчливо пробурчал:

– Где это тебя сызнова носит? Дома работы невпроворот, а он знай себе шатается незнамо где.

– Не сердись отец, а лучше выслушай.

– Ну уж говори, коль начал. Что там опять стряслось?

И Василий, бросив вопросительный взгляд, ожидающе уставился на сына. Любомир, волнуясь, сбивчиво рассказал об увиденном на реке Каяла. Внимательно выслушав, отец, опустив голову, на какое-то время ушел в себя, обдумывая сказанное. А затем, по-молодецки вскочив, подошел к сыну и обнял его.

– Нужно как можно быстрее собрать людей со всех ближайших селений, – произнес он, не отпуская рук с плеч сына и глядя прямо ему в глаза. – Надо срочно решать, что делать и как дальше жить.

Уже с утра, прослышав звон билы³, стал собираться народ около холма в священной роще у живописного озера. Прибыли на копу⁴ и представители родов трех селений соседней общины. Пришли и старцы. Поднявшись на холм, обвел Василий мрачным взглядом притихших сходатаев, собравшихся на народное собрание. И, выдержав небольшую паузу, обратился он к своим соплеменникам, да так громогласно, да таким зычным голосом, что покатилась его проникновенная речь по дубраве, проникая и трогая душу каждого русича:

– Брати! Снова для нас наступает тяжелое время. Опять несметные тучи наших ворогов идут на нашу землю, чтобы грабить деревни и убивать нас. А сколько наших женщин и детей было угнано в полон за все времена их жестоких набегов?! Не счесть! И так едва ли не каждый год. Ну никак не дают наши вороги жить славянским племенам «каждо своим обычаем». Ужо и терпежа нет совсем, так боле жить!

– Что ж в таком разе делать-то, Василько?! – послышались крики со всех сторон.

– Чтобы спасти свое племя, я предлагаю идти на восток и там искать новые земли, искать счастье.

Долго, эмоционально и бурно обсуждал в тот день народ судьбу свою. В итоге, проявив свои самые лучшие качества: честность, прямоту, искренность и храбрость, славяне единогласно решили, что во имя сохранения рода всё молодое население прямо завтра ранним утром должно покинуть родные, но ставшие опасными для проживания на протяжении многих лет места.

А те люди, которые не были готовы к дальним переходам, решили укрыться в лесу.

– Вот выроем землянки в густом бору и так там схоронимся, что ни один поганый из этого хищного разбойничьего племени нас не словит, – хорохорились старцы, выпрямляя гордо спины и показывая всем своим видом непоколебимость русского духа.

– А если надо будет, и вилы возьмем, да так супостату поддадим жару, что долго будет помнить, как лазать в чужой огород, – высоко подняв голову, поддержал стариков Василий.

– А ты что, Василько, тож надумал остаться? Ты же еще не старый. В походе-то вполне можешь сгодиться. Кто, как не ты, сможет подсказать молодым, как реки преодолеть, как идти по неизвестному пути, по нехоженым лесам, по долинам да по взгорьям.

– Я же староста и обязан быть со своим народом. Это ж мой долг. Да и здесь же кто-то должен остаться, чтобы помогать князю по защите нашей земли. – И он, тряхнув широкой окладистой бородой, опустил в задумчивости голову. Но буквально через мгновение, выпрямившись во весь свой богатырский рост, рассудительно продолжил, как бы задавая самому себе вопрос, – А кто поведет людей на новые земли? – Помолчав, добавил: – Вы же сами знаете, что среди нашего народа много добрых молодцев, готовых повести за собой соплеменников. Я думаю, они и сами разберутся и выберут себе хорошего вожака. А если нужно будет, пособим. Но в любом случае помочь бы им надо собраться в эту длинную и нелегкую дорогу. Так что времени у нас не ахти как много.

И когда солнце перевалило зенит и начало медленно опускаться по небосводу, к дубраве стали подтягиваться первые повозки.

– Любомирушка, родненький ты мой, видать, ужо и не увидимся больше, – упав на мощную грудь широкоплечего сына и заливаясь горькими слезами, причитала Ярослава. А рядом, отвернувшись и переминаясь с ноги на ногу, стоял Василий, стараясь украдкой смахнуть скупую мужскую слезу.

– Батюшка, матушка, полно вам так горевать, мы же еще живы и здоровы, а что расстаемся, знать, судьба наша такова. Лучше перед дорожкой благословите нас с Даринкой. – И он взмахом руки поманил девушку. И она, чисто лебедушка, почти не касаясь земли, поплыла ему навстречу, а за ней важно и чинно последовали ее родители, Микола и Мирослава.

– Вы уж извиняйте нас, соседи дорогие, что как-то не по-людски получается. Да и сам видишь, времечко такое смутное, не до церемоний сейчас. В далекий и неизведанный путь отправляем детей и внуков наших, поэтому и приходится в таких спешных условиях сватать вашу ненаглядную дочь, раскрасавицу Дарину, – поклонившись в пояс, молвил Василий.

– Да понятное дело, что не до обрядов сейчас, – прижав руку к сердцу и отмеряя ответный поклон, безрадостно ответил Микола.

Любомир и Дарина становятся на колени, и Василий трижды крестит их иконой. Молодые целуют ее, а затем священник благословляет невесту иконой Богородицы, а жениха – образом Христа.

– Дарина, живи в мире и согласии с Любомиром, а ты, Любомир, живи в мире и согласии со своей нареченной Дариной, – плавно напевает батюшка.

Ранним утром, как только забрезжил рассвет, но солнце еще не показалось из-за горизонта, двинулись жители Дона в дальнюю дорогу в поисках лучшей доли. А чтобы как можно больше взять с собой лошадей – голубых бахмутов, которых они веками разводили и взращивали в Причерноморье, – мужчины, юноши и подростки ехали верхами. Имущество в тюках везли на телегах, где и разместились женщины с детьми. В середине колонны плелась скотина. Сначала шли по причерноморским степям.

А в это же самое время князь Игорь со своей дружиной и полками двигался в сторону Тмутаракани и Крыма. На одном из привалов, уединившись в шатре, князья, подвинувшись друг к другу, полушепотом обсуждали план освобождения южных приморских земель от половцев.

– Брат мой, двигайся-ка ты со своими полками к излучине Дона. Там еще неподалеку есть река Каяла, которая в том месте образовала дугу, напоминающую коромысло, а внутри которого возвышается холм, защищенный водами этой самой реки. По сведениям моих разведчиков, там-то и находится ставка половецких ханов. Половцы считают ее своим духовным центром и часто проводят там свои сборища и торжества. И там же хранится их основная казна. Топерва⁵ ты понимаешь, к чему я клоню, – хитровато прищурившись и как-то тихо и очень таинственно проговорил князь Игорь, обращаясь к князю Всеволоду. – Если мы захватим их столицу с их ними же богатствами, тогда нам удастся установить контроль над торговыми путями и на Дону, да и по всему Причерноморью.

На какую-то долю минуты Игорь замолчал, прислушиваясь к шороху за шатром.

– Они же не ожидают нас у реки Каяла. Думают, что мы стремимся к морю. Вот этим мы и воспользуемся с сыном Владимиром, и своими дружинами отвлечем их к морю. Хан Кончак считает, что там хотим мы им дать основной бой. И пускай так думает, – теперь уже коварно ухмыльнувшись, предположил полководец. – Вот тут-то ты и ударишь по их ослабленным силам нашими основными полками. – И он, развалившись на подушках, удовлетворенно расхохотался. Всеволод, опустив голову, молчал. И вдруг, резко подвинувшись к Игорю, тихо спросил: – Ты не слышишь? – и, весь напрягшись, прошептал, – Опять шорох снаружи.

И они, разом подпрыгнув, выскочили наружу. Обойдя шатер и убедившись, что стража на месте, с облегчением вздохнув, вернулись внутрь.

– Всё-то тебе лазутчики мерещатся, – миролюбиво проворчал Игорь, потрепывая брата по плечу.

– Всё равно как-то неспокойно на душе, – стрельнув беспокойным взглядом, удрученно проронил князь Всеволод.

С первыми солнечными лучами князь Игорь был уже на ногах, а еще через полчаса две дружины под предводительством отца и сына с шумом выступили в поход, надеясь перехитрить ханов Кончака и Гзака.

Первого мая 1185 года при подходе к Матвееву кургану лошади вдруг заржали, будто почуяв что-то неладное. Подняв вверх голову, бросил Игорь с неподдельной тревогой к подскакавшему сыну Владимиру:

– Видно, солнечному затмению быть.

Казалось бы, ничего не предвещало изменений на небесах. В ярко-синем небе так же продолжало светить солнце. Но вот на правой стороне светила вдруг появляется темная полоса. Она медленно ширится, и ярко-желтый диск обретает форму серпа. Лучезарный свет понемногу ослабевает, и становится не по-весеннему зябко. И луна постепенно затмевает солнце. Наступает ночь, на небе появляются яркие звезды. От наступившего мрака звери и птицы мгновенно замолкают, а черный небесный круг наполняет людей страхом.

– Это какой-то знак свыше, не к добру это затемнение, – волнуясь, не унимались воеводы, – неужто он дает знать, что нужно вовремя одуматься, остановиться и повернуть назад.

Приподнявшись на стременах, Игорь молча смотрит в темноту, и вдруг в этой мрачной тишине громогласно раздается его рассудительный и уверенный глас:

– Братья мои и дружина! Тайны божии неисповедимы, и никто не может знать его определения. Что хочет, то творит, добро или зло. Если захочет, он накажет и без знамения. И кто ведает, для нас это знамение или для кого еще, ведь видно затмение во всех землях и народах. (Ипатьевская летопись)

И как будто в подтверждение сказанному, вновь вспыхивают яркие солнечные лучи, и природа оживает. Все успокаивается и кони, пригарцовывая, продолжают движение.

Одиннадцатого мая под покровом ночи полки, возглавляемые князем Всеволодом, незаметно и бесшумно, как им казалось, подошли к реке Каяла. Но лишь только рассвело, внезапно, как будто из-под земли, выросли несметные полчища половцев. Они медленно и зловеще надвигались, яко темные угрожающие тучи.

– Все-таки перехитрили нас половецкие ханы, – вцепившись в луку седла, вслух подтвердил свои опасения Всеволод, вспомнив подозрительные шорохи во время княжеских переговоров. – Как же я был тогда прав в тот пасмурный вечер, заподозрив ханских соглядатаев в подслушивании нашего тайного разговора.

– Что будем делать? – подъезжая, встревоженно вскричал князь Святослав Ольгович.

– Ничего не остается, как только атаковать супротивника, – глянув на племянника, спокойно ответил князь Всеволод. – Так что командуй своим воинам, князь.

И взметнулись вверх луки, и обрушился град стрел на супостатов, и, дрогнув, побежали они, увлекая за собой русские полки. И казалось бы, конец предрешен, и войско Кончака, потесненное к реке, вот-вот будет обречено на поражение… Но не тут-то было. Окрыленные успехом русичи так увлеклись, что и не заметили, как враги постепенно охватывают их своими превосходящими силами. И теперь уже русским, оказавшимся отрезанными от своих основных сил, приходится держать оборону. И в какой-то момент не выдержав, побежали они, пытаясь вырваться из окружения. Наблюдая всё это из укрытия, Всеволод принимает решение атаковать войско Кончака и тем самым открыть брешь для выхода воинов Святослава из окружения. Хитрый хан Гзак, понимая, что, если русичи покинут поле боя, левый фланг окажется до того оголенным, до того беззащитным, что русским, схоронившимся в засаде, не составит особого труда со свежими силами ринуться бой и, возможно, переломить ситуацию. И пока Всеволод принимает решение, чтобы пустить в бой оставшиеся силы, Гзак сбоку внезапно атакует его.

С пятницы по воскресенье продолжались ожесточенные битвы русского войска с бесчисленными половецкими полками. Особую храбрость проявил в этом бою князь Всеволод, вдохновляя своим примером ратников. И лишь повсюду был слышен звон мечей да свист пролетающих стрел.

А за несколько дней до этого кровопролитного сражения князь Игорь, еще ни о чем не ведая, в приподнятом настроении уверенно вел свои конные отряды к устью Дона, считая, что ему все-таки удалось отвлечь на себя внимание кипчаков. Улыбаясь, он уже грезил, как войдет победителем в важнейший торговый город половцев. Но, не доходя Матвеева кургана, княжеские дружины столкнулись с превосходящими силами противника. Завязался бой.

– Да откуда вас столько взялось? – недоумевая, гневно взревел Игорь, врываясь в самую гущу битвы. Подбадривая дружинников, не забывал он поглядывать и на правый фланг, где самоотверженно бились сын Владимир и его воины. Самые ожесточенные схватки разгорелись под воинским знаменем. Развевающийся на ветру яркий стяг был огромного размера и, как символ воинского духа, воодушевлял русских воинов и злил врагов. Через некоторое время, не выдержав яростного сопротивления русской конницы, половцы отступили.

– Это они что-то задумали, – сверкнув глазами, отрывисто бросил Игорь сыну. И действительно, неожиданно степняки расступились, а на переднюю линию выкатились невиданные ранее фигуры драконов, из пасти которых начали вырываться струи огня, сопровождаемые устрашающим грохотом, неся ужас в ряды русичей. А боевые драконы, не переставая, всё продолжали и продолжали извергать адское пламя. Не выдержав яростного огневого дыхания, несущего тяжкие ожоги и мучительную смерть, люди и лошади, шарахаясь, стали разбегаться в разные стороны. Этим смятением и воспользовались половцы. Окружив дружину, они без особого сопротивления пленили почти всех русских воинов, за исключением тех, кому каким-то чудом удалось скрыться. И пали стяги. И взяты были в плен князь Игорь и его сын Владимир.

– Ну что, добился своего, друг мой?! – злобно оскалившись, проворчал хан Кончак. Опустив голову, молчал Игорь.

– А ты подними, подними свою буйную головушку да посмотри, что ты натворил.

– Куда это ты меня везешь? – с трудом вопрошал Игорь, превозмогая боль в раненой руке.

– Как куда? – недоуменно спросил Кончак. – Ты что, сам не догадываешься? Ты же так стремился сюда, так мечтал захватить нашу столицу с ее несметными богатствами. – И он, кинув на князя плутоватый взгляд своих раскосых глаз, раскатисто рассмеялся.

Неприятное на слух карканье воронов внезапно вывело Игоря из забытья, заставив приподнять голову. От неожиданного жуткого зрелища он встрепенулся. Расширив от ужаса глаза, он с отчаянием смотрел на представшую перед ним страшную картину. Черные птицы тучами вились над полем брани, усеянном тысячами окровавленных воинов-русичей.

– Ну а сейчас что скажешь, князюшка? Отбил я у тебя охоту состязаться со мной?

Игорь, вновь понурив голову, молчал.

– А что, если я тебя, да твоего сына, да и брата твоего с миром отпущу в вашу вотчину? – И, оскалившись, хан впился пристальным взглядом в глаза русского князя. – Может быть, тогда ты откажешься воевать со мной?

– Нет, не бывать этому никогда! – ровно огнем, стрельнув глазами, вспыльчиво возразил Игорь. – Даже если ты меня отпустишь, я всё равно снова вернусь в эти места, и тогда, поверь мне, тебе уж точно несдобровать, как и в прошлые разы.

Вдалеке показался неказистый город на живописной возвышенности, окруженный, как крепость, с трех сторон водами быстрой реки Каялы. Сразу бросалось в глаза большое количество юрт, да изредка виднелись глиняные строения зажиточных кипчаков, около которых возвышались величественные каменные идолы. А вокруг, куда ни кинешь взгляд, распростиралась необъятная кипчакская степь.

С приходом хищного разбойничьего племени вновь для славян наступили тяжелые времена. Огнем и мечом прошлись по русским городам и селам поганые, это так русичи враждебно прозвали половцев.

Свободолюбивый народ причерноморских степей, доселе не знавший, что такое жить под гнетом, в одночасье оказался в рабстве. Если князь Игорь и его окружение и в плену жили довольно вольготно, то совсем иначе обстояло дело с русскими рабами-простолюдинами. Для них унижение и издевательство было постоянной нормой, да и продавались они за бесценок, в отличие от князей и воевод.

А тем временем укрывшиеся в бору Василий и его соплеменники с лютой ненавистью наблюдали, как на их земле повсеместно хозяйничают завоеватели.

– Василько, до кой поры мы будем терпеть их бесчинства? – подбоченясь, гневно прохрипел Микола. И разом в один голос зашумели все вокруг.

– А что, дело говорит Микола, – выкрикнул кто-то из толпы. Василий поднял руку, и шум, начавшийся так внезапно, так же мгновенно и стих. И десятки глаз устремили взоры на своего вожака.

– А мы и не собираемся отсиживаться здеся. – И он, поглаживая бороду, задумался.

– Ну давай, выкладывай, не томи, говори скорей, что там опять надумал, – раздался тот же нетерпеливый голос.

– А начнем действовать таким же образом, как и наши вороги поступают с нами: будем устраивать им засады, – тряхнув головой, решительно произнес староста.

– Правильно глаголешь, Василько. Давно пора устроить басурманам такую баню, чтобы навсегда забыли, как шастать по чужой земле. А то, вишь ты, взяли моду – издеваться над славянами, да еще и девок наших насильничать, – перебивая друг друга, гневно зашумели мужики.

– Вот и договорились. Тянуть с этим делом не будем. Сегодня же в ночь и отправим самых «молодых» в разведку, – с прищуром и с какой-то невероятной живинкой в глазах рассуждал вслух Василий, – надо же разузнать, где и когда, да и какими группами ходят степняки в дозоры, чтобы неожиданно встретить их нашими «гостинцами».

И, окинув быстрым взглядом сельчан, остановил свой взор сначала на Миловане, а затем, резко переметнув взгляд на Калинку, кивнул головой. Те, всё поняв без лишних слов, встали.

Стояли последние весенние деньки.

Разбившись на два отряда, крестьяне, скрытно подкравшись к кустам, залегли в засаде по обе стороны предполагаемого пути половцев. И как только всадники показались, увидевший их первым Василий, незаметно приподнявшись, махнул рукой. И сразу в ответ с противоположной стороны донеслась трель соловья.

– Глазастый Микола, – удовлетворенно улыбнувшись, полушепотом пробормотал Василько. И вновь воцарилась напряженная тишина, только иногда нарушаемая шелестом нежно-зеленых листьев да щебетом птиц.

– По первому басурману стреляю я, по второму – Милован. А ты, Калинка, вместе с остальными четко распределите оставшихся так, чтобы у каждого был лишь один поганый, и чтобы только одна стрела в одночас достигла определенной цели, – прервав молчание, тихо и четко отдал команду Василий. После чего, победно ухмыльнувшись, добавил: – А в тыл по замыкающимся степнякам вдарят ребятки Миколы.

И когда немногочисленный отряд половцев поравнялся с засадой, лучники, натянув луки, одновременно выстрелили. Стрелы, сверкнув, со свистом вонзались в тела ненавистных врагов. Вздыбившись, ржали кони. А стрелы, не переставая, уже со всех сторон всё продолжали и продолжали настигать противника. Падая на землю, всадники зачастую попадали под копыта взбесившихся лошадей. Окрыленные успехом, крестьяне с криками начали выскакивать из укрытий. Орудуя вилами и дубинами, они бросались на уцелевших половцев. Завязалась схватка, переходящая в рукопашную битву. Начавшееся сражение так же быстро закончилось, как и началось. Лишь одному всаднику удалось скрыться от возмездия разъяренных славян.

Первая победа воодушевила сельчан. В бою были добыты около двадцати лошадей и много оружия (луки, стрелы, сабли, копья), так необходимого для защиты родного крова. Радостные и возбужденные, возвращались они в свои временные лесные жилища.

Еще не один раз сельчанам удавалось совершать успешные вылазки против своих заклятых врагов. Но в какой-то момент коварный враг всё-таки выследил их.

В мрачную ночь, когда все безмятежно спали, иноверцы окружили таежное поселение и, перебив полусонных охранников-стариков, пустили огонь по сухой траве. Языки пламени, извиваясь и мгновенно достигнув землянок, пустились в пляс по соломенным крышам. И в этой леденящей душу тишине были лишь слышны треск огня, грохот падающей кровли да отчаянные вопли полуголых людей, выбегающих наружу. Огонь, не щадя никого, полностью поглощал детей, женщин и стариков.

– Ярослава! – безумно вскрикнул Василий. – В чащу, живей в чащу!

Растрепанная, в одной рубашке женщина, на миг повернувшись, буквально на какую-то долю секунды успевает поймать молящий взгляд мужа. И вот кажется, что за тем огромным дубом нежданное спасение, как вдруг откуда ни возьмись перед ней, будто из-под земли, вырос вражеский воин. Прищелкивая, он с вожделением смотрит на разгоряченную русскую женщину. Поспешно пятясь назад, она упирается спиной в ствол векового дерева. До боли вжавшись в жесткую кору дуба, с ужасом наблюдает, как, слащаво щерясь и вытянув вперед руки, кипчак, ломая своей тяжелой поступью сухие хрустящие ветки, медленно приближается к ней. И подойдя, рывком срывает с нее длинную холщовую рубашку. Она видит, как, возбужденно дыша, он, не отрываясь, рассматривает ее.

– Ах ты, негодник, охальник вонючий, чего вздумал-то! – угрожающе нахмурившись, прошипела она сквозь плотно сжатые губы. И резко отскочив в сторону, хватает толстую сучковатую ветвь и со всего размаху что есть силы вонзает расщепленным концом в горло насильника. Как-то неестественно замычав, кипчак медленно валится набок, но в последний момент, выхватив саблю, успевает полоснуть по животу женщины. Когда Василий подбежал, она была еще жива.

– Василько, как я рада, что ты жив, – корчась, прохрипела она, – я была счастлива с тобой.

И, сверкнув глазами, замерла. Взревев, как медведь, он выхватил из рук умирающего половца саблю и бросился назад к пожарищу. Врезавшись в толпу врагов, стал крошить налево и направо, словно лебеду, головы завоевателей, яростно выкрикивая:

– Это вам за Ярославу, это вам за Мирославу, это вам за Миколу! А это вам за!.. – только и успел выкрикнуть он. Да и не мог он уже ничего видеть, так как острое копье, пущенное в спину, пронзило его горячее сердце.