Оно просто уходит безвозвратно, оставляя шлейф воспоминаний, которые хочется помнить, а некоторые – забыть на веки вечные. И все же хорошо, что у нас есть память, которая дает нам возможность обернуться назад и вспомнить все.

Елисей, будучи прикованным к кровати и коляске в результате тяжелейшей травмы позвоночника при нырянии, пытался вернуться назад, анализируя свою жизнь до этого рокового дня, когда электричество закончилось и наступила непроглядная тьма на долгие годы.

Часть I. До

Мать снова в слезах, избитая отцом, лицо опухло от побоев, глаза затекли. Такая картина практически ежедневно вставала перед Елисеем и его двумя младшими братьями, Юлием и Виталием.

Отец закрывал сыновей в спальне, а мать их, свою жену, начинал методично избивать, приговаривая в пьяном угаре:

– Это тебе от татаро-монгол, чтобы помнила трехсотлетнее иго. Вот так бьют татары!

Елисей и братья громко плакали и кричали, стучали в закрытую дверь, но все тщетно. Отец по-прежнему продолжал избивать их мать, а она кричала – звала на помощь, которой никогда не было.

Улица в их селе в глубинке Центральной России в народе именовалась «война и мир», ибо практически в каждом доме слышались скандалы, отборный мат да избиение местными главами семейств своих жен. Особенно с наступлением темноты крик и вопль женщин да их детей в летнее время превращали самое сладкое время года в кромешный ад, а в зимнюю стужу вой вьюги да танец пурги отдыхали по сравнению с истошным ревом жен и детей, когда отцы семейств продолжали в пьяном угаре глумиться над своими спутницами жизни.

На Руси была и есть такая поговорка: если бьет – значит, любит. Вот так местные мужики в большинстве своем выказывали свою «любовь» к женам. Да и по всей России было принято отрываться на женах рукоприкладством – дескать, знай, баба, кто в доме хозяин. Вот они и знали, что без тумаков нет счастливой жизни. «Раз бьет – значит, помнит обо мне», хотя в душе эти несчастные женщины хотели бы иной жизни, но она могла бы им только сниться.

Если отца рано не было дома, то Виталина и дети знали, что ночь будет бессонная. Если успевала до приезда мужа, то уходила с детьми к соседям в хлев, чтобы переждать гнев тирана-мужа, пока тот протрезвеет.

Елисей хорошо помнил соседских коров, овец да свиней. Наверное, мог по их рылам и мордам всех узнать сегодня. А вот птицу он что-то не вспомнил, обычно кур и гусей практически все держали, у некоторых были еще утки.

Как правило, приходилось бежать в хлев к крестной Елисея, тете Ане, которая сама подвергалась побоям от своего мужа – друга мужа Виталины. Они, когда распивали спиртные напитки, смело делились своими «подвигами» – кто и как накануне избивал свою жену и как они сегодня пойдут и продолжат свое утверждение в роли глав семейств.

Хлев был спасительным плотом для Виталины и детей, обычно в зимнее время года, а вот в более теплое это были кусты да бурьян где-то недалеко от дома.

Елисей помнил много эпизодов набегов своего отца с кулаками на мать, но один по сей день стоит перед глазами:

«У отца было одноствольное ружье. Так вот, он как-то зимой пришел домой вечером настолько пьяный, что на ногах еле стоял. Начал кричать и требовать еду, при этом оскорбляя мать последними словами. Мать послушно накрыла на стол, но ему, как всегда, все не понравилось. Конечно, все полетело в потолок и в бедную матушку.

Мы принялись кричать и плакать, а он начал избивать ее, все швырять на пол, затем достал ружье. Он еле стоял на ногах, непонятно каким образом вставил патрон и выстрелил прямо в зале дома. Попал в сервант – зеркало, стекло, какая-то посуда вдребезги.

Немного покачавшись, он приказал матери и нам всем (а мне тогда было около пяти с половиной лет, Юлию – четыре, а Виталию – три, где-то примерно в этом диапазоне) выйти на улицу практически в чем мать родила. Мать в женской ночной рубашке, а мы все – в классике советского времени – в белых маечках и черных трусиках.

Я помню, как мы стояли на снегу – было темно, завывала вьюга, только свет из окон коридора освещал эту зловещую картину, а родной отец с ружьем, направленным на нас – его жену, нашу мать, и его же детей… Память словно отрезало, совсем не помню, чем все закончилось.

И подобных эпизодов было множество, так что из детства мало что можно было вспомнить хорошего, кроме заботы матери да трехколесного велосипеда, который сломала соседская девочка Тая, старше на семь лет, усевшись на него.

Часто приходилось ждать и слушать в вечернее время на пороге дома (причем уши держать на стреме), как машина главы семейства приближается к дому. Значит, пора текать – хорошего не жди».

Елисей спрашивал у матери, как она познакомилась с отцом.

– Как познакомилась? На Дальнем Востоке, в Хабаровске. Я туда попала по распределению из Курского пищевого техникума. Работала технологом, а по совместительству директором вагона-ресторана на поезде Хабаровск – Москва. А он проходил срочную военную службу в рядах армии СССР. Вот так и познакомились, там и поженились – Инна в Хабаровске родилась.

Инна – старшая сестра Елисея, Юлия и Виталия. Ее по приезду в Орловскую область дедушка с бабушкой – родители Виталины – забрали в двухлетнем (или еще двух не было) возрасте и воспитывали до шестнадцати лет, ибо видели, как тяжело приходится их дочери с непутевым мужем, теперь их зятем.

Елисей продолжал спрашивать:

– Он всегда был такой? Зачем ты тогда вышла за него замуж?

Мать отвечала:

– Как поженились, так он словно с ума сошел. Начал бить меня, голодала, а ведь у меня Инна уже была на руках. Он после службы в армии устроился работать в милицию водителем. Пристрастился к алкоголю, денег совсем не давал. Я решила вернуться и быть поближе к родителям, хотя бы с голоду не дадут умереть. Да думала: может, переехав с Дальнего Востока, он изменится. Да не тут-то было, стало еще хуже – он стал бить до посинения, пить еще сильнее да гулять от меня с женщинами без конца. Вы уже тут родились.

Мать говорила о Елисее и его братьях.

Елисей с детства думал и мечтал, что когда вырастет, убьет отца. Часто вспоминал 10 июля 1981 года, когда отец наехал на мать на своей грузовой машине. Мать осталась жива, но был открытый перелом бедра – она долго лежала на вытяжке в больнице. Мать простила, отец получил условный срок. Даже после этого он не изменился. Несколько раз приезжал из соседней деревни, где находился родительский дом. Младший почти двухметровый брат Виталины Савелий одним ударом бил в лицо мужу Виталины, тот какое-то время лежал в крови под столом, а дядя Елисея забирал сестру с детьми и вещами в родительский дом. Через некоторое время отец Елисея просил прощения у Виталины, и она с детьми возвращалась домой, но буквально через короткое время все повторялось.

В марте 1982 года стало невыносимо до изнеможения. Мать набралась мужества и выгнала отца из дома, они развелись.

Началась новая веха жизни Елисея, его мамы и братьев, где отцу уже места не было – он канул в Лету, хотя совсем в забвение не мог уйти никогда, память иногда давала о себе знать.

Мать Елисея работала поваром в сельской столовой местного колхоза, а вскоре стала заведующей столовой, так что с продуктами Елисей и братья не имели проблем. Хотя Виталину нельзя назвать ушлой и проворной, у нее в конце года всегда была в столовой недостача. Елисея еще со школы удивляло: как можно работать в столовой заведующей и иметь недостачу?

Дети Виталины отличались от многих своей чистотой и опрятностью, по сей день Елисей и младший, Виталий, очень педантичны и чересчур чистоплотны. Они никогда чуть с каким-то пятнышком небольшим или помятое не наденут, а машины свои Виталий чуть ли не зубной щеткой мыл. Все пассажиры его авто должны были тщательно отряхнуть ноги, прежде чем сесть в салон, а также он заранее предупреждал, чтобы не стучали дверью.

Юлий был точно такой же. Его не стало в двадцатисемилетнем возрасте. Он нелепо погиб – просто замерз. Ушел 4 января в лютый мороз, и нашли его только 24 февраля – после того как подтаял снег. Полевые мыши сделали свое дело – жуть.

Эта трагедия оставила отпечаток на всей семье Елисея. Кто-то остался без отца (Артемка, единственный сын Юлия: после срочной воинской службы Юлий сразу женился, в браке появился Артемка, который является по сей день большим благословением для всех), кто-то – без сына, кто-то – без брата (Инна, Елисей и Виталий), кто-то – без мужа (Тамара, мама Артемки, хотя брак Юлия и Тамары уже трещал по швам), кто-то – без друга.

Новая глава началась в семье Ахатовых, уже без мужа и отца, хотя вряд ли Вадима можно было назвать мужем и отцом – скорее извергом для Виталины и биологическим отцом для Инны, Елисея, Юлия и Виталия, потому что любящим мужем и заботливым отцом даже с натяжкой его нельзя было назвать.

Тут снова Елисей вспомнил эпизод из детства:

«Отец постоянно ездил по командировкам на грузовой автомашине с экспедитором и всегда имел в машине вкусняшки – это шоколадные конфеты, апельсины и все такое, но не детям он их привозил, а своим любовницам.

Однажды он приехал из командировки и забыл закрыть машину, так что пассажирская дверь была открыта настежь. Скорее всего, отец приехал подшофе. Мы боялись отца как огня. И тем не менее хотелось поиграть, порулить на машине, но к машине – все знали – нельзя подходить, иначе убьет. Это было где-то в самом конце семидесятых прошлого века. Скорее всего, это был 79-й год. Мы даже конфет, шоколадных тем более, никогда не видели. Я помню только леденцы в сахаре да «петушка» сладкого на палочке за пять копеек, больше ничего вспомнить не могу. А здесь – открытая дверь машины. Посмотрели – отца нет. На расстоянии заглянули в открытую дверь, а там в открытом бардачке и на сиденье кругом разбросаны конфеты и апельсины… У нас текли слюни, но взять не могли – боялись, ведь убьет. А сам так и не дал, все любовницам увез. Ночью пьяный приезжал – нас закрывал в спальне, а маму начинал ни за что ни про что жестоко избивать. Мы громко плакали и кричали, но все было тщетно – никто нас не слышал».

Елисей учился хорошо. В школу пришел – уже знал таблицу умножения. Виталина находила время для сыновей и занималась по мере сил.

Ему нравилось учиться – он старался, а вот младшим братьям Елисея, Юлию и Виталию, учеба давалась с трудом.

У Виталины дети всегда были чистенькие и опрятные, ибо сама была чистоплотная – любила чистоту и порядок.

Елисей закончил школу с одинаковым количеством четверок и пятерок.

Учился он весьма неплохо, а вот с поведением немного не дружил, хотя чего-то криминального, из ряда вон для всех мальчишек, он не делал. Разве что по сей день, наверное, в этой школе никто его не переплюнул по разбитию стекол. То снежком зимой залепит в стекло, то пеналом в кого-нибудь, а в итоге – в стекло шкафа или оконную раму, то мячом или еще чем. А однажды снежком залепил в лоб директору, аккурат между глаз по центру, так что очки у него в одну сторону, а шляпа – в другую. Играли в школе на переменке в снежки, а директор вышел на порог – и тут Елисей промахивается. Да так, что очень «удачно» получилось – прямо директору в лоб.

Директор был хорошим человеком, пусть земля ему будет пухом, умер несколько лет назад – ему было восемьдесят два…

Он был образованным преподавателем – физика, алгебра, геометрия были на нем. Справедливым учителем. Елисей по окончании школы по его предметам имел пятерки по алгебре и геометрии, а по физике – четыре.

Игнат Вениаминович после очередного инцидента с участием Елисея сказал ему:

– Ты у меня школу не закончишь из-за поведения.

Это он сказал после того, как Елисей духи «Красная Москва», которые взял у мамы зачем-то в школу, вылил на голову своей однокласснице Тоне Петуховой во время продленки. Когда он сзади подкрался к ней и начал на голову лить духи (естественная реакция, если тебе что-то льют на голову) – она подняла голову, и пузырек угодил точно в глаз. Крик был такой, что сирены экстренных служб просто отдыхают.

Школу Елисей, конечно, хорошо закончил. Встал вопрос: что дальше, куда учиться поступать, да и кем он хочет быть, как строить жизнь?

Виталина одна поднимала троих сыновей с окладом в 115 рублей, благо была заведующей столовой – мясо и другие продукты в доме водились. Еще огромное и неоценимое было подспорье для нее и ее детей, когда родители Виталины взяли старшую Инну на воспитание, иначе вообще Виталине туго пришлось бы, хотя куда еще труднее?!

Мать Елисея как могла занималась с детьми, особенно приходилось уделять по мере возможности время младшим, Юлию и Виталию, ибо ребята не хотели учиться, а вот Елисей, напротив, прямо-таки жаждал. Виталина с ним не занималась, только перед школой наставила на путь истинный – азбуку и таблицу умножения выучили, а весь школьный период жизни он самостоятельно умножал познания учебных программ и заданий – грыз гранит школьной обязательной программы. Где-то в старших классах он принес матери подписать дневник за неделю, а там ни одной пустой строчки без отметок за неделю по всем предметам – одни пятерки.

Виталина радовалась за старшего, ибо он самостоятельно преуспевал в учебе, только вот поведение хромало. Ей уже стыдно было слушать, как Елисей разбил очередное стекло или его снова выгнали из класса, потому что он не согласился с учителем и стал спорить с ним.

В каждом школьном классе есть классный руководитель, им был и остается в любой школе, гимназии, лицее один из преподавателей. Так вот, и у Елисея был классный руководитель, Валентин Петрович. Его уже давно нет в живых, но всегда помнишь его своеобразную манеру преподавания и общения с учениками. Он преподавал русский язык и литературу. Можно было за один урок получить, к примеру, пять пятерок или единиц, это были его любимые оценки – он прямо так и говорил:

– Кол тебе!

То бишь единица. И если кому-то что-то не нравилось, то он заполнял несколько пустых клеточек в журнале соответствующей оценкой, коей была единица. Все зависело от его настроения, и если у Валентина Петровича все было в порядке внутри, то можно было бы несколько отличных оценок смело получить за один урок. Еще он любил унижать тех, кто не преуспевал в учебе, всячески мог назвать и просто саркастически посмеяться над учеником. Все в классе молчали, но только не Елисей. Класс подобрался интересный: лучший друг Елисея Максим был сыном директора школы и завуча; у самого Елисея мама была, как уже упоминалась, заведующей столовой предприятия; у одной из его одноклассниц отец был главным инженером, а мама – главным экономистом; у другой отец был главным энергетиком, а мама – заведующей местной почтой; у соседки-одноклассницы папа был заведующим сепараторным отделением приличной фермы, которая приносила серьезный доход от молока; также у одного из одноклассников мама была заведующей свинофермы; у другого отец был главным экспедитором. Словно собрались дети элиты местного предприятия, как на подбор, но так просто сложилось и получилось – класс был дружный.

Видя, как классный руководитель унижает одноклассников, которые не преуспевали в учебе, а таких было всего несколько человек, Елисей начинал смело говорить в лицо Валентину Петровичу, что тот неправ и так нельзя. За что тот всегда выгонял его из класса, но вначале Валентину Петровичу приходилось с костылем погоняться за ним вокруг школьных столов. Учитель был уже в возрасте и передвигался с помощью костыля. Конечно, Елисея он догнать не мог. Побегав немного от Валентина Петровича, борец за справедливость шел к матери в столовую жаловаться, что, дескать, его незаслуженно обидел классный руководитель, ибо он всего лишь заступился за одноклассника, коим, как правило, был сосед по парте, сын главного экспедитора предприятия Сенька Мишуткин, которому очень тяжело давалось грызть гранит школьной науки. Часто заступался за девчонок, которые также не преуспевали в учебе, их было всего две – это дочь главного энергетика предприятия Таня Запоздалая да его соседка, дочь дяди Васи и тети Люси Нина Гренкина.

Елисей перед мамой расстилался как мог, жалуясь, как его незаслуженно обижает Валентин Петрович и что он жертва и заслуживает вкусного обеда.

Мать Елисея готовила отдельно и особенно вкусно для председателя этого сельхозпредприятия две-три порции на случай, если тот приедет на обед не один, и одна из этих порций иногда доставалась Елисею, не только как сыну, но в первую очередь как «диссиденту», все время страдающему от произвола классного руководителя.

Этот номер у Елисея проходил всегда – он ел вкусный мамин обед и быстро сматывался из столовой, ибо буквально следом приходили на обед учителя (столовая предприятия также кормила учеников и преподавательский состав школы), вот тогда все и начиналось. Виталине приходилось краснеть за своего сына, когда Валентин Петрович в присутствии своих коллег начинал ругать Елисея по полной программе. Ну и конечно, учитель всегда был прав.

Не кривя душой, вина Елисея была только одна – не нужно дерзить учителю, даже если тот неправ. А в остальном, по сути, правда была на его стороне: нельзя унижать ученика, потому что тот не преуспевает в учебе.

Все как обычно, и каждый раз после очередного инцидента Виталина приходила с работы злая на сына, якобы он ее обманул и все такое. Крик стоял – это что-то, но Елисей всегда выкручивался, показывал дневник с положительными оценками по успеваемости, несмотря на запись классного руководителя внизу дневника красными чернилами о безобразном поведении. Елисей всегда говорил матери:

– Если мне не веришь, то пойди у Нины-одноклассницы спроси!

Ну а Нина говорила все как есть, так что гнев Виталины сходил на милость к сыну. Хотя первое время мать могла Елисею кулаком по спине зарядить так, что у него глаза из орбиты вылезали от боли, словно позвоночник в трусы ссыпался.

Виталина любила своих детей по-своему, так, как ее любили в семье – без нежности, ласки и каких-то добрых слов. Елисей, будучи еще совсем юным, заметил, что нежности и ласки по отношению к матери не было у бабушки как к дочери. Дедушку он не знал, ибо тот рано трагически погиб. Насколько ему было известно со слов матери и старшей сестры, которую дедушка с бабушкой взяли на воспитание менее чем с двухлетнего возраста, дед был добрым человеком, а погиб нелепо, оставив много вопросов. Сел за руль своего трактора, на котором работал в местном колхозе, и направил его с крутой кручины, так что выжить у него никаких шансов не было. Елисей приезжал к бабушке и видел этот крутой овраг с высоким склоном: действительно, выжить было невозможно. Но почему он это сделал, до сих остается загадкой. Вроде бабушка что-то подозревала, да и дед как-то вел себя перед трагедией странно, как бы предчувствовал смерть.

Так что Елисей не знал дедушку, а вот бабулю знал хорошо – много раз ночевал в ее доме, иногда помогал ей: она просила его сбивать масло в банке. Довольно-таки утомительное занятие, Елисею это очень не нравилось – сидеть пару часов и более, непрестанно трясти эту банку с молоком, чтобы каким-то образом получилось масло. Такой вот своеобразный ручной сепаратор для приготовления масла. Также тяпал картошку, собирал смородину и сливу, приходилось и сено собирать, ибо у бабушки с дедушкой всегда было много домашней скотины. Даже когда дедушки не стало, бабуля продолжала много держать скотины и домашней птицы. Помогал бабушке младший ее сын, брат Виталины Савелий, которому, собственно, все и доставалось от бабушкиного хозяйства, да еще перепадало старшему сыну Леонтию, который после армии женился и жил в городе. Бабушка в доме верховодила, так что и дедушка ей подчинялся. Почему-то из своих четырех детей бабушка Елисея Марфа выделила младших сыновей, а вот старшую сестру мамы Елисея Людмилу, а также саму Виталину она как-то недолюбливала, и дочери это чувствовали. Потому они хотели вырваться из дома, чтобы наконец-то ощутить свободу, выйти замуж и жить в любви и счастье, которых им так не хватало от матери.

Тетя Елисея Людмила удачно вышла замуж – родила аж шесть детей, трех мальчиков и трех девочек. Но однажды случилось страшное у тети – пожар в доме, который унес жизнь ее мужа Игната, а также погибли две дочери. Ушли именно те дочери, которых отец очень любил, словно он сам их с собой забрал, чтобы ему не было скучно в вечности.

Елисей недавно узнал, что тетя Люда оказалась в психиатрической больнице, а своих двоюродных, детей тети, он и при жизни до травмы не видел, иногда на рынке городском Лику встречал, правда. А братьев ее, наверное, сейчас не узнал бы.

Вот так сестры и жили, выбравшись в далекой уже юности из отчего дома. Виталина часто жаловалась на свою мать, что та не любила ее и тетю Люду, а все братьям да братьям, особенно младшему практически все сливки помощи от нее доставались. Елисей видел, с какой болью в сердце говорила мама об этом, какая обида была в ее словах со слезами. Хотелось обнять и пожалеть, но ни он, ни его братья просто не имели навыка любить – в словах, объятиях, делах, ибо ни мать, ни отец не научили этому, потому что сами этого не видели в своих семьях. Понимание любви в семьях матери и отца Елисея было таким: обуты, одеты, накормлены, напоены. А то, что творил отец, страшно и вспоминать, о какой любви могла быть речь? Елисей после очередных бесчинств отца говорил в себе с такой злостью и ненавистью:

– Вырасту, убью его!

Но прошли годы. Елисей уже учился в техникуме (сейчас он имеет статус колледжа), когда встретил отца… Отец, еще будучи, если можно так назвать, в семье, имел много любовниц, а одной из них уделял особое внимание, с ней потом и жил до самой смерти. Они с Алевтиной Ильиничной часто переезжали с одного места на другое. Обустраивались на новом месте, думали – навсегда, жили несколько лет, потом срывались и куда-то ехали. Часто отец возвращался на малую родину, а потом поднимался и мчал куда-то, оправдывая свой кочевой образ жизни плохим начальством на работе, якобы не сработались, или вообще плохими людьми в той местности, а на самом деле проблема его кочевого образа жизни была одна – это предки, которые у него во все времена вели кочевой образ жизни.

Приезжал отец Елисея где-то раз в год погостить к матери своей сожительницы, ибо не заключали они законного брака. В этом мире принято называть такие отношения гражданским браком, но на самом деле нужно называть вещи своими именами, то бишь библейскими – это просто блуд, извращенная форма семьи. Прожили они вместе с 1982 по 2006 годы. Детей у них общих не было, а только единственная дочка Алевтины Ильиничны, которая с ними и не жила, в основном у бабушки.

Глафира вместе с мамой и отцом Елисея переехали жить в Краснодарский край, она уже вышла замуж к тому времени, еще будучи в Орловской губернии. Родила четырех детей, и вроде как бы все хорошо, как вдруг скоропостижно умирает ее муж, а потом и отец Елисея. Она вышла еще раз замуж – родила пятого ребенка, вроде все у нее хорошо, а вот мама ее очень болеет. Это все, что знал Елисей об отце, его сожительнице Алевтине Ильиничне и ее дочери Глафире.

И когда Елисей встретил отца, будучи уже таким взрослым, чтобы воплотить в жизнь задуманное в детстве, он посмотрел на него, и как-то что-то внутри екнуло: это же отец, какой бы он там ни был, ведь родителей мы не выбираем.

Они общались, иногда отец приглашал как бы к своей теще, маме Алевтины Ильиничны, в гости. Правда, за все то время, что Елисей был знаком и имел общение с Алевтиной Ильиничной, он ни разу не слышал ничего плохого в свой адрес с ее стороны. Напротив, она всегда чистенько и аккуратно накроет стол, поставит, по русскому обычаю, бутылочку беленькой. Если не было горячительных напитков, то на стол всегда было что положить покушать.

Елисей разговаривал с матерью неоднократно, а также с отцом, на предмет того, чтобы жить вместе, но Виталина уже ничего не хотела слышать об этом. Она после развода с отцом, наверное, впервые ощутила какую-то свободу (хотя и на руках были трое сыновей), выйдя из нелюбви и гнета своей мамы и мужа. Она пыталась устроить свою личную жизнь, но как-то не получалось, мало кому в нагрузку нужны чужие дети, хотя чужих детей не бывает. Как-то на заработки из Белоруссии приехала бригада мужчин для строительства каких-то сельхозпостроек, и с одним из них Виталина познакомилась, его звали Павло. Дружили они, пока не были построены все объекты по договору, после чего им пора было уезжать. Но Павло зимой вернулся для серьезных намерений. Жил, разумеется, в доме Виталины с ее детьми. Дети, конечно же, играли и шалили, одним словом – шумели, мальчики ведь. Павло это раздражало, хотя детям он замечаний не делал, но Виталине высказывал, а она, в свою очередь, говорила детям, чтобы не шумели и вели себя потише. Но дети есть дети. Спустя несколько дней Павло сделал Виталине предложение: дескать, давай старшего оставим, а двух младших сдадим в детский дом. На что Виталина тут же ответила:

– Собирай вещи и уезжай!

Павло собрался и уехал. По сей день неизвестно, жив ли он и как сложилась его судьба. Виталина поднимала и растила детей одна.

Учеба, что в школе, что в техникуме, давалась Елисею легко. Если бы он прилагал максимум усилий, можно было бы и школу, и техникум с отличием закончить, а там сразу и институт можно было бы прихватить.

После четырехлетнего обучения он защитил диплом на четыре по пятибалльной системе.

Елисей сам по себе очень азартный человек, еще в школе со старшими ребятами пристрастился играть в разное на деньги. Вначале выбивали на школьных подоконниках орла или решку еще советскими монетами, также потихоньку он начал осваивать карточные игры. Но при этом Елисей никогда не забывал об учебе, как бы совмещал приятное с полезным. В старших классах он уже вечером в местной школьной котельной (а затем, будучи студентом – уже в сельской), когда приезжал из областного центра на выходные или каникулы, играл с местными мужиками в карты на деньги.

Елисей был самым молодым среди мужиков, которые играли на деньги. Там распивался алкоголь и сигаретный дым стоял стеной. Он где-то в уголочке сидел и хотел только одного – выиграть деньги. Мужики иногда жульничали и его обманывали. Елисей это видел, но не мог возразить, ибо мал еще был возрастом и можно было получить по полной. Правду говоря, они не очень уж наглели, поскольку все из одного села были и, разумеется, друг друга знали, но иногда бывало и такое, что жульничали немного.

В начале января, ближе к середине, уже будучи студентом четвертого курса техникума, Елисей был дома на выходных. Пошел поиграть в карты в местную сельскую котельную, прихватив с собою среднего младшего брата Юлия. Как раз мужики годовую «тринадцатую зарплату» получили. Народу было очень много, практически все были навеселе, в основном пришли поиграть, но были и те, кто пришел выпить да поглазеть – время провести от заунылой сельской жизни, где с утра встают и до позднего вечера одна работа не разгибаясь.

В классической колоде было тридцать шесть карт, а играли всегда в секу, в которой максимальное количество игроков – двенадцать, ибо в этой игре раскидывается каждому играющему по три карты. Игроков может быть меньше, но максимальное количество может быть только двенадцать. Но в тот вечер игроки даже в очереди стояли – играли на выбывание. Кто-то проигрывал, и вместо него по очереди садился другой. На финиш вышли трое – местные кузнец и электрик, завсегдатаи этой игры, ну и Елисей. Напряжение нарастало, всем было интересно, чем же дело закончится. Некоторые молча стояли с опустошенным взглядом, перебирая в голове комбинацию за комбинацией – что сказать жене, куда делись деньги?!

Другие с предвкушением, открыв рот, смотрели в прямом смысле слова на кучу денег на столе – это был банк. Практически деньги всех проигравших. Котельная, пьяный перегар, дымовая завеса от сигарет, куча денег на большом столе, напряженные лица, что-то должно произойти, словно какой-то гангстерский экшен снимают. Но это было не кино, а обычный и в то же время необычный досуг местной мужской центровой братии, которые сели расслабиться после постоянного и изнурительного сельского труда. Хотя зимой, конечно, меньше работы, но домашний скот есть практически у всех, а он требует ежедневного ухода – у него нет выходных, причем несколько раз в день ему нужно уделять время.

Кузнец Виктор и электрик Леонид – закадычные друзья. Перед раздачей последнего кона они договорились поделить шкуру неубитого медведя, то бишь банковский куш. Напротив, Елисей никогда ни с кем ничего не делил, он всегда говорил, и все знали:

– Выигрывать или проигрывать я всегда буду один!

Но в этот раз он предложил мужикам:

– Давайте напополам?

То бишь не на троих, а напополам: одна половина – Елисею, а другая – им, ибо они согласились играть на руку, делить пополам.

Такой наглости они не ожидали от Елисея, хотя и понимали, что в скором будущем всем придется считаться с ним. Но пока он еще молод – пару недель назад только девятнадцать лет стукнуло – они, конечно, эмоционально отказались.

Кузнец Виктор сдал им всем по три карты. Елисей сдвинул колоду. Все пристально наблюдали за движением рук кузнеца. Кузнец и электрик подняли карты, и Виктор расплылся в улыбке:

– Лёнь, дели!

Он заикался от рождения, а может еще откуда, история умалчивает, но это было сказано громко и эмоционально. Электрик Лёня бросил свои карты в колоду, а кузнец Виктор открыл свои карты и бросил на стол, даже не стал продолжать играть – там было два туза, а это на троих огромная вероятность выигрыша. Елисей своих карт еще не поднимал. Он, глядя на карты Виктора, снова набрался смелости предложить им:

– Пока не видел карты, давайте напополам?

Они рассмеялись.

Елисей взял карты и медленно начал натягивать карту на карту: первый был валет пиковый. Вторая карта вылезла – это была так же пиковая масть, девятка, то бишь уже девятнадцать очков, но у Виктора было два туза, а это двадцать два очка. Не открывая последней карты, Елисей показал две карты с девятнадцатью очками, третью и последнюю карту никто не видел. Он снова предложил им делить, ибо у самого был мандраж: лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Они на мгновение насторожились, ибо мало ли что там третья карта покажет, но все же снова рассмеялись.

12 3 След.

Л.К.П. Автобиографический роман

Часть I. До

С этой книгой читают