Сквозь призму времени

Всё однажды кончается, но…

Ночь пуста. Это норма. К чему ей казаться полной?

Небеса холодны, как и кровь, как вода в колодце.

В эту странную ночь Я хотел бы писать как Бродский,

О любви. Но на деле выходит сплошное порно.

Саша Бест

Чёрт бы побрал мою врождённую способность двигаться бесшумно.

Лучше бы я этого кино никогда не видел и не слышал. Хотя…

Что поделать, всё уже произошло: изменить видеоряд, остановить движение киноплёнки, закрыть глаза, отвернуться, уйти – не-воз-мож-но-о-о-о!!!

Чувственное изображение на картинке, чёрно-белый абрис безумной страсти на фоне стены, освещённой отражённым светом уличных фонарей, застыло где-то внутри меня: в мозгу, в глазах или где-то ещё вне телесной оболочки.

Объёмная голограмма впечаталась в сознание, словно отлитая в бронзе или высеченная в каменном монолите.

Это был миг… ослепительная вспышка между прошлым и будущим в звенящей темноте моей уютной комнаты… нашей с женой спальне, где мы прожили бесконечно долгие, благословенные и счастливые семь лет.

Честно говоря, я до сих пор не могу убедить себя, что это случилось на самом деле.

Дикая, нелепая случайность. Так хочется думать.

Все векторы судьбы странным образом сошлись в единственной точке, проекцию которой я только что с содроганием и леденящей тоской, сковывающей тело и разум, наблюдал на слабо мерцающем экране.

В электрической системе нашего офиса произошла какая-то странная авария, причину которой никак не могли обнаружить. Потом загорелся цокольный этаж. Понаехали пожарные, здание оцепили. Нас эвакуировали.

Начальство приняло решение отпустить всех по домам, поскольку на улице было темно, холодно и ветрено, а толпа на улице ограничивала аварийной команде свободу действий, а до завершения рабочего дня оставалось чуть больше двух часов.

Не скрою, я обрадовался. У жены как раз был плановый выходной. Мы так давно нигде не были вместе.

По дороге я совершенно случайно купил билеты на концерт Петра Налича, который анонсировали в ночном клубе по соседству с нашим домом.

Две девчушки уступили мне счастливый случай угодить жене: она так любит Петра и его замечательный музыкальный коллектив.

Сердце моё стучало в предвкушении триумфа до которого оставалось восемь пролётов лестницы (лифт почему-то не работал), входная дверь и малюсенький коридорчик.

Я тихо-тихо, как сапёр или разведчик, отворил замок, прошмыгнул в коридор, снял верхнюю одежду, стараясь не скрипеть ламинатом.

В квартире приятно вибрировал таинственный, мягкий полумрак, создающий для выполнения моей приятной миссии замечательный антураж и эмоционально насыщенную атмосферу.

Жена, по всей видимости, прилегла. Или мечтала о чём-то своём, девичьем. На то и выходной, чтобы насладиться тишиной и одиночеством. Сам давно мечтаю о целом дне, посвящённом беспрецедентной, абсолютной лени.

Тапочки я не стал одевать специально, мечтал разбудить любимую поцелуем или ласковым прикосновением.

Я различил в полной тишине едва слышимое шуршание, потом вздох или приглушённый стон.

Додумывать ничего не хотелось: до концерта оставалось не так много времени, если всерьёз рассуждать о том, чего стоит молодой женщине собраться на концерт экспромтом, без предупреждения.

Наслаждение моментом усилилось до размеров экстаза, когда я неожиданно почувствовал резкий, очень знакомый запах страстного поединка мужчины и женщины в постели.

Бред какой-то, странная материализация интимных фантазий.

Вечером, это приключение случится вечером, после концерта и… да, романтический ужин в кафе, а потом, на подъёме настроения в качестве благодарности.

Будет, конечно всё будет.

Понятно, что я тут же отмахнулся от глупой иллюзии, которой пытался увлечь меня изощрённый в интимных интригах мужской мозг, мечтающий скорее обнять любимую женщину.

Ещё один скользящий бесшумный шаг по поверхности полированного ламината…

На фоне тусклого света стены в нашей супружеской спальне красиво извивались две изящные тени. Чудесное видение.

Я едва успел затормозить, когда грациозный силуэт с мягкими девичьими округлостями, нависающий сверху, чувственно выгнулся и застонал.

Кино оказалось озвученным, причём голос был явно знакомый, тот самый голос, которым…

Неужели?! Да нет, глупости.

Я засмотрелся на стремительно раскачивающийся ритм волшебного танца теней.

Хрупкая фигура сверху хлопала летящими крыльями, вибрировала, грациозно и плавно откидывалась назад, застывала на мгновение, падала вниз.

Силуэты приподнимались, сливались, закручивались, порхали, растворялись в темноте и снова возникали на фоне мерцающего экрана, повторяясь на нём искорёженными пространством и перспективой двойниками теней.

Лишь изредка танцоры приобретали объём, когда их вытаскивал из темноты свет автомобильных фар.

Сладострастные звуки эмоционально дополняли потрясающий экспрессией и динамикой соблазнительный видеоряд, который крутили и крутили бесконечно долго.

Светлым каскадом рассыпались по плечам виртуозно скачущей прелестницы поблескивающие искрами волосы, струящиеся по угловатым плечам.

Я был потрясён, шокирован, раздавлен непристойно бесстыдной красотой кинофильма, на демонстрацию которого действующие лица и исполнители наверняка не рассчитывали.

Героиня ролика затряслась вдруг в экстазе, прерывисто задышала, закричала как раненная птица и затихла, позволив второй фигуре взять на себя ведущую роль.

Тени на время неподвижно застыли, переместив акцент на чмокающие звуковые эффекты, на жаркий чувственный шёпот, усиленный концентрированным ароматом похоти.

Мурашки толпой понеслись по моей превратившейся в очаг воспаления коже. Ничего более захватывающего, более интимного и чувственного я не видел ни на одном экране.

Где-то в глубине себя я пытался осознать нелепость и мерзость увиденного, но сложить воедино, поверить в реальность реализации страстного эротического сюжета с женой в главной роли было выше моих сил.

Тем временем любовники поменялись местами.

Крепко скроенный торс переместился вверх, принялся, громко дыша и хлюпая, раскачиваться с ускоряющейся амплитудой. Крошечные ножки летали в такт мощным движениям.

Я стоял в оцепенении, не в силах сдвинуться с места.

Весьма правильно и эффектно в данных обстоятельствах было бы прервать захватывающее эротическое представление продолжительными аплодисментами, переходящими в неистовые овации, потом вызов на бис, включение яркой иллюминации…

Мне хотелось посмотреть в глаза пламенным виртуозам, лично поздравить с успехом премьеры, но на это не было, ни сил, ни желания.

Оставалось дождаться ещё одной кульминации, которая судя по звукам была предельно близка.

Боже, какая нелепость какой дурной вкус, какое абсурдное восприятие действительности, в которой на моих глазах я же был превращён в украшенное ветвистыми рогами ничтожество: глядя на эту фантастическую пошлость, на публичную измену, у меня неожиданно случилась эрекция небывалой силы.

Кажется… кажется я кончил… кончил одновременно с актёришками.

Некоторое время, пока любовник накручивал на пальцы золотистые локоны жены, пока шептал ей на ушко слова признательности, пока громко перецеловывал что-то там у неё внизу, пока видеоряд транслировал лишь вздымающийся пузырь простыни или одеяла, я пытался прийти в себя, пытался принять хоть какое-то взвешенное решение, которого, увы, не было.

Туман в голове усиливался. Ещё мгновение и скорее всего я упал бы в обморок.

Я ощутил на губах солёный вкус: непрошенные, напрасные по своей сути слёзы. Стоит ли сожалеть о том, что стало вечностью, тем более не своей, чужой вечностью?

Всего один шаг между прошлым и будущим отделял меня от любви, которая упорхнула в некстати открытую форточку, только что, только что.

Я видел в динамике, как любимая женщина улетала в параллельную Вселенную, как яростно взмахивала элегантными руками-крыльями, такими маленькими, такими родными и нежными.

Подступило и заперло дыхание страстное желание закричать, затопать ногами, сорвать с негодяев обнажающие их преступную суть покровы, вызвериться, отхлестать по щекам, выбросить нагишом на лестничную площадку, чтобы неповадно было обманывать человека, который верил, верил, верил!

Верил, но ошибся.

У меня был выбор: устроить грандиозный скандал, став на мгновение победителем, или уйти незаметно, по-английски, отпустив ситуацию на волю, чтобы дать себе время обдумать каждую мелочь, каждый штрих предстоящего решения.

Мне было предельно больно, больно физически, словно что-то жизненно важное отчекрыжили от моей чувствительной плоти изуверским инквизиторским приспособлением, тщательно продуманным, чтобы причинять максимально возможные страдания.

За несколько мгновений, впрочем, я совсем не представлял порядок и размер реальной временной шкалы, потому, что она немыслимо растянулась, образовав нечто вроде подвижного вывернутого наизнанку тора, возвращая и возвращая события в точку кристаллизации событий, разрушивших до основания ощущение мира во мне и меня в этой агрессивной, склонной к разрушению иллюзии.

Перед глазами поплыли обрывки чьих-то фраз, чёрно-белые мерцающие кадры суетящихся теней, резкий свет. Потом начали проявляться уродливые испуганные лица, выглядывающие из помятых простыней.

Любовник бочком сполз с супружеского ложа, зажал некий сморщенный предмет, болтающийся между ног.

Эхом звучали странные фразы пытающейся обосновать случайность произошедшего спектакля жены. Тщедушный мужчинка прыгал на одной ноге, пытаясь вдеть ногу в непослушную штанину, распихивал по карманам трусы и носки, извинялся, давал нелепые обещания.

Жена хлопала ресницами и губами, словно пыталась поймать пузырьки воздуха, спрятала под подушку использованные не по назначению трусики, стыдливо закрывала ладонями торчащие вишнями соски, суетливо накручивала на торс простыню.

Глядя на это представление, спонтанно созрело решение: какого чёрта я должен страдать по такому позитивному в принципе поводу? Карты, пусть и случайно, вскрыты, секреты обнажены, выставлены на обозрение. Шулер утратил шанс показывать фокусы.

Меня тут же отпустило. В голове и теле появилась лёгкость.

Я рассмеялся, рассмеялся им в глаза, сказал, что чёрно-белое зрелище чувственного секса, особенно завершающий аккорд, было впечатляющим, что я даже предположить не мог, насколько у меня темпераментная, гибкая и чувственная спутница жизни – просто цирковая акробатка, гетера, танцующая фурия.

Посылаю бывшей жене воздушный поцелуй, разворачиваюсь и триумфально удаляюсь, оставляя парочку в полном замешательстве.

Жаль, что не догадался снять пикантную сцену на телефон: в голову не пришло.

Ну и ладно. Зато я под впечатлением.

Моя жизнь, мои правила. А они… пусть сами разбираются. Каждый остаётся при своём: им секс, мне свобода от обмана.

И всё же интересно – как давно любимая водила меня за нос?

Когда ты успела вырасти

Грешно тело, мысли смелые –

Не взглянуть тебе в глаза!

Мы во сне такое делали –

Стыдно даже рассказать…

Елена Заостровцева

В квартире у Лёшки Мухина на музыкальные посиделки собирался почти весь бывший класс, несмотря на то, что судьба разбросала одноклассников в разные стороны. Большинство ребят жили рядом, даже в школу пришли из одной группы детского сада.

Встречались часто, дружно отстаивали коллективные интересы, вместе проводили довольно много времени.

Лёшка и Маша Соболева – неразлучные друзья ещё с младшей детсадовской группы.

Друзья умели прощать, подстраиваться друг к другу, даже если текущая ситуация сильно не нравилась одному из них.

Маша и Лёша старались не вмешиваться в личные дела и отношения, которые, естественно, имели место быть. Жизнь сама по себе мобильна и чрезвычайно подвижна.

Сегодня у тебя одни интересы, а завтра просыпаешься совсем другим. Сложно представить себя однажды сформированным и застывшим, словно карандашный набросок, нарисованный не особенно твёрдой рукой.

Развитие их немного странных отношений происходило, причём довольно стремительно.

В этом устоявшемся тандеме Машенька была двигателем, правда излишне форсированным, с моментальным износом, Лёша – корпусом и защитным кожухом.

Девушка фонтанировала идеями и эмоциями, которые во многом зависели от её сиюминутного настроения.

Внешне Маша была похожа на хрупкий стебелёк, увлечённый сражением со стихией, который раскачивается из стороны в сторону, прогибаясь иногда под немыслимым углом, чтобы не сломаться, но никогда не сдаётся.

Ей всё было интересно. Зачастую любопытство и неравнодушие, сострадание и симпатии  решали судьбу следующего её шага, а там, куда кривая выведет. Остановить это броуновское движение было практически невозможно.

Никому, кроме Лёши.

Он умел посмотреть ей ласково в глаза, погладить по головке, прижать к себе и предъявить если не аргумент, то довод, позволяющий вспомнить, что существуют тормоза и почему ими нужно воспользоваться именно сейчас.

Машка всегда пыталась возражать, громко возмущалась, но слегка остыв, приходила к выводу, что в этом что-то есть. Во всяком случае, повод задуматься.

Тогда её мысли моментально набирали обороты, разлетались на сотни маленьких чертенят, начинающих жить каждая по себе и увлекали в новые авантюры, в которых головокружительные подъёмы и спуски гарантировали массу приключений.

Не всегда безобидных.

Это было увлекательно и интересно, а больше ей ничего, до поры, не было нужно.

Чаще всего спонтанные маршруты приводили Машу к разочарованиям и эмоциональным ломкам. Такой уж характер. Ничего не поделаешь.

Молодость – пора обучения на собственных ошибках.

Родителей Маша любила, но не очень с ними ладила, потому что имела обыкновение выносить собственные суждения, основанные на принципах юношеского максимализма.

Лёша, по натуре человек довольно замкнутый, интроверт, сосредоточенный на внутренних переживаниях, что, однако, не мешало ему быть душой кампании, не умел дружить сразу со многими.

Поддерживать приятельские отношения – да, но без взаимных обязательств. Маши это не касалось. Она была его единственным настоящим другом.

Лёша замечательно играл на гитаре, был весьма чувствителен к интонациям и звукам, любил петь баллады и лирические произведения, которые знал и помнил во множестве.

Именно поэтому у него дома, так получилось, что в свои девятнадцать лет он жил в собственной однокомнатной квартире, чуть ли не каждый вечер собирались многочисленные друзья.

В выходной день он садился на приступок балкона с внутренней стороны комнаты, все прочие, стояли и сидели вокруг, где могли найти место, и пел, подолгу с чувством терзая гитарные струны.

Девчонки плакали, то и дело просили сыграть что-либо наиболее чувствительное, выдавливающее слезу.

Девятнадцать лет – возраст любви и сентиментальных страстей, которые дарят, увы, не только радости. Грустить, когда вся жизнь впереди, но именно ты за ней не поспеваешь, кажется естественным и нормальным.

Тома Соколова уже замуж выскочить успела, а Леночка Головина так ни разу и не влюбилась по-настоящему. А жизнь-то проходит стороной, как сверкающий бал… только ты на него не попал.

Ах, как хочется все деликатесы мира отведать здесь и прямо сейчас.

"У беды глаза зелёные, не простят, не пощадят. С головой иду склонённою, виноватый прячу взгляд. В поле ласковое выйду я и заплачу над собой. Кто же боль такую выдумал, и за что мне эта боль…" – поёт Лёша, закрыв в эмоциональной впечатлительности глаза.

Слушатели подстраивают собственные чувства под этот мелодичный вокальный аккорд, переживают вместе с исполнителем, или с автором, вместо героя баллады.

Голос у солиста проникновенный, преисполнен сострадания и грусти. Девочки вытирают платочками слёзы, прижимаются друг к другу.

Сентиментальный возраст. Кто в девятнадцать лет не грезил о романтических чувствах?

У кого-то хватает своих авантюрных увлечений, закручивающих сценарии любовных интриг хлеще, чем в Санта Барбаре.

– Спой ещё. Ну, пожалуйста!

Лёшка никогда не отказывает – исполнителя формирует публика, без неё он ничто..

Сегодня Маша не пришла. У неё очередная головокружительная любовь.

Вот уже месяца полтора девочка сходит с ума от нахлынувших лавиной чувств.

Лёшка переживает: как бы глупостей не наделала!

Но ведь он не отец, всего лишь друг. Значит, его дело – сторона.

Сегодня песни не такие как обычно. В них красной строкой прослеживается неразделённая любовь, страдания по упущенным возможностям, сожаления по не случившемуся и утерянному. Таких песен в его репертуаре много.

Прежде их было меньше.

Неожиданно в квартиру ворвалась Маша: растерянная, но решительная.

– Мне нужно с тобой поговорить, это срочно.

– Присаживайся, Машико. Я же не один, погоди. Куда так спешишь? Допою, тогда…

Гости засобирались. Время позднее, вид у Машки довольно растёрзанный. Никто ведь толком не знает, что у них за отношения. Вроде как с Ромкой девушка гуляет, а каждый день, после свидания к Лёшику спешит.

Кто их разберёт, нынешних. С подругами своими переживаниями девочка не делилась, а с ним могла.

Маша влетела на кухню, поставила чайник. Для отвода глаз. Ужас как хотелось заплакать.

Глаза медленно наливались влагой, порывистые жесты свидетельствовали о возбуждённом состоянии.

Ребята прощались поцелуями (с некоторых пор подобные действия стали модными), пытались шутить, а Маша прятала от всех покрасневшие глаза.

– Скорее бы все ушли, – негодовала девочка.

В воздухе повисло облако напряжения, точнее сгусток неконтролируемой энергии, готовой вот-вот разрядиться.

Никому не хочется очутиться в эпицентре скандала. Желание и дальше купаться в океане романтических эмоций, навеянных голосом и звуками, было, но даже любопытство отступает перед сигналом бедствия, посылаемым подругой.

Не успели гости разойтись, как Маша расплакалась, дав волю переживаниям.

Лёша, нервно перебирая струны, молчал: Машкино состояние можно было понять без слов.

Не в его правилах лезть с расспросами. Кому есть, что сказать, откроется сам.

– Я в душ, ладно? Не хочу, чтобы ты меня такую страшную видел. Дай халат.

– Машико, дружище, ты же знаешь, в этом доме нет подобных нарядов. Манерность мне несвойственна. В шкафу лежат рубашки. С твоим мини ростом они будут выглядеть пеньюарами. Выбирай любую, мойся, сколько душенька пожелает. Мой дом – твой дом. Что для тебя спеть?

– Беду.

– Сегодня девчонки заказывали её три раза. Неужели так забавно чувствовать боль, слёзы? Давай лучше спою не менее грустную балладу, но с позитивным вектором. Хорошая вещь. Думаю, ты ещё не слышала. “Я скучаю по тебе, как апостол по святым мукам. Я скучаю по тебе, вот какая штука. Казалось бы, ну что скучать, считается полезным, недельку друг от друга отдохнуть. И я всё пробую начать жить логикой железной, но в логику любовь никак не запихнуть…”

– Лёшик, – слезливо прошептала Маша, – ты пой, пожалуйста, не обращай внимания на моё настроение. Я тебе всё-всё-всё расскажу, даже то, в чём себе боюсь признаться. Вот, успокоюсь немного, приду в себя. Не представляешь, как мне паршиво. Можно я дверь в ванную закрывать не буду, чтобы слышать твой голос, он меня успокаивает. Ты единственный меня понимаешь.

– Расслабься, девочка. Поддайся очарованию мелодии. Жизнь прекрасна в любых проявлениях. Для того чтобы это понять в полной мере нужно просто не прятаться от неё. Так приятно, что хоть кому-то я нужен, необходим. “Я скучаю по тебе, как подранок по своей стае. Я скучаю по тебе, вот ведь как бывает. Я, девочка моя, скучаю по тебе…”

– Машико, скажи честно, ты когда-нибудь скучала по мне… как подранок по своей стае? Ладно, не бери в голову, это я так, шучу… сама знаешь, иногда меня заносит. Так и тянет сморозить глупость, особенно когда у тебя, у моей подруги, неприятности, или плохое настроение. Ты там не замылась, вся комната в тумане. Покажи дяде своё умытое личико, но только без следов сырости. Подай голос, скажи, что у тебя всё хорошо.

Маша вошла в комнату в обволакивающем облаке пара, совершенно нагая. На голове был свит тюрбан из полотенца.

Это было что-то новенькое в их отношениях.

Алексей хотел было отвернуться, но посмотреть было на что. Вполне естественно, что юноша округлил глаза, увидев то, о чём в приличном обществе по возможности даже не упоминают.

Руками девочка застенчиво прикрывала грудь и низ живота, желая, однако, чтобы Лёша увидел по возможности всё. Такая вот у Машки была авантюрная задумка, спонтанный выплеск эмоций с единственной целью – отомстить предавшему первую настоящую любовь Ромке.

На Машином лице слились в единое целое одновременно небывалая решимость и крайняя растерянность. Она сама не ожидала от себя такой смелости.

Решение было принято спонтанно, чтобы реализовать и утилизировать жгучую обиду, оскорбительное, если не сказать, грубое, унижение и изрядную долю брезгливости к предателю.

Подавив внезапное замешательство и недоумение по поводу нелепого поступка подруги, Алексей всё же опустил глаза, не прекращая, однако, играть на гитаре, – колись, какие у тебя проблемы, Машико? По-моему, ты забыла надеть рубашку. Бывает. Простительная девичья беспечность, неспособность сосредоточиться. Вернись, приведи себя в порядок.

– Даже не подумаю. Ничего я не забыла. С головой у меня тоже всё в порядке. Я так решила. Хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. Именно ты, а не какой-нибудь Ромка, который соблазнит и побежит обниматься с другой. Потому, что ему всё равно. А тебе – нет.

– Не дури, Мария, – так Алексей называл её, когда сильно сердился, – глупость – это то, что потом невозможно исправить. Если невмоготу – поспи и всё пройдёт. И не зли меня – выгоню!

– Глупости, говоришь! Конечно глупости. Пусть так, глупости тоже надо делать с удовольствием. Чего отвернулся-то… а я знаю почему, знаю! Я красивая. Ты не можешь меня не хотеть. Не мо-жешь. И не надо. Вот она я, смотри. Раве вот это тебе не нравится… а это. Дотронься, сделай хоть один раз в жизни для меня что-то хорошее, чтобы я запомнила на всю жизнь. Ты же можешь, Лёша, можешь… я знаю.

И разревелась.

– Оденься, кому сказал. Сама потом жалеть будешь. Это ведь даже не каприз, это детская забава, шалость. Извини, Машка, но друзьями грешно манипулировать, нельзя использовать искренность и доверие как одноразовые стаканчики.

Друзей, если так понятнее, не трахают!

Не хотел выражаться столь откровенно, но иначе тебя не привести в чувство.

Потерять в твоём лице друга я не хо-чу. Не пытайся меня соблазнять, я ведь обычный мужик… такой же, как все, с нормально развитой сексуальностью, с первобытными интимными потребностями, если хочешь, с развитой половой агрессивностью.

Если ты сейчас же не прекратишь дефилировать передо мной в этом эротическом костюме, основной инстинкт может разбудить вор мне зверя.

Чувствами, Мишико, не разбрасываются. Их нужно воспитывать, щадить… и экономить. Рассказывай уже, что случилось.

И давай наши отношения оставим в том виде, что были до того, как ты начала играть во взрослую женщину. Договорились?

– Мне скоро девятнадцать. Имею право распоряжаться своим телом, как захочу. Не устраиваю тебе как женщина! Впрочем, не слушай, я несу откровенную чушь. Ты всегда был настоящим другом. Не нужно меня жалеть. Там нет золотых самородков, не велика потеря – девственность. Вообще непонятно, какой идиот решил, что её нужно охранять.

– Не её – тебя, дурочка, твою чистоту, нравственную непорочность, психику. У вадима Хавина есть такие строки “На кораблике бумажном наша юность вдаль умчалась. Что казалось нам неважным – самым важным оказалось. Всё так близко, всё так тонко, только это вспомнить мне бы, как смеялись нам вдогонку две звезды в высоком небе”. Сохрани свою звезду, Машенька, для себя сохрани, для настоящей любви.

– Сейчас заплачу. Не пытайся меня отговорить, просто сделай, что просят… и всё. Не хочу я, понимаешь, не могу доверить эту самую чистоту кому попало. Кругом одни предатели. Неужели тебе меня не жалко!

– Не надо обобщать. У тебя есть любимый, поделись с ним. Пойми, у каждого есть интимные зоны сугубо индивидуального пользования. Представь себе, что я попросил у тебя зубную щётку, почистил ей зубы, заодно навёл блеск на ботинки… и вернул тебе. Что ты с ней сделаешь? То-то и оно – выбросишь. А ты хочешь точно так же распорядиться своей непорочностью, которая даётся однажды. Не искушай: ни себя, ни меня.

– Я… для тебя, что-то вроде зубной щётки!

– Ты для меня самый близкий и дорогой человек. Не имею права, и не хочу, ломать твою судьбу из-за того, что очень хочется слопать сладенький десерт, несмотря на то, что не голоден, потому только, что тебе его пихают прямо под нос.

Плевать я хотел, что тебе без разницы, в данную секунду времени. Может у тебя мозги от обиды в кисель превратились. Откуда мне знать, что ты на самом деле задумала.

Ты что – с жизнью прощаешься, в жертву себя приносишь. Так я не шаман, не пастырь.

И потом…вы, женщины, так заботитесь о целомудренности физической, возводя этот символ на пьедестал, забывая о непорочности духовной. Разве плоть, лишённая гимена не способна хранить чистоту? Оденься сейчас же. Рассказывай, что стряслось. Если хочешь, конечно.

– Не просто хочу, жажду. У меня всё внутри бурлит и клокочет. Ромка оказался обыкновенным прохвостом. Кобелём, бабником. Он, видите ли, одолжение мне делает, что спит с другими девчонками, чтобы жениться на девственнице. Вот, оказывается, как!

– Не стоит делать поспешные выводы. Утро вечера мудренее. Остынешь, и помиритесь, будешь сожалеть о своих словах, тем более, необдуманных действиях. Разве не ты тарахтела о большой любви?

– Ромка уверял, что любит. Как я могла не поверить, как! Он был такой славный, такой заботливый. Мне ведь никто до него не признавался. Что я о той любви знала. Ключик повернул и завёл, как механическую игрушку. Знаешь – цыплёночек такой. Накручиваешь пружинку и отпускаешь, а он прыгает как подорванный. И бац – головой в стенку.

Потому, что ненастоящий – заводной.

Я сейчас себя таким цыплёнком чувствую. Хлоп и разбилась. Не насмерть конечно. Потому и хочу избавиться от сомнительной ценности, ради которой он меня так подло бережёт. Всё ты правильно сказал, Ромка – зубной щёткой своей, всем девчонкам хочет кое-чего прочистить.

А потом, когда вдоволь наиграется, у него что – новая женилка вырастет? Забавно, да!

– А если это сплетни, нелепые слухи?

– Как же, ага! Мы с ним гуляли, о будущем мечтали. Ромка мне про любовь… а там мороженое продавали. Он и предложил. Когда расплачивался, из кошелька квадратик выпал. Я же шустрая, ты знаешь, нагнулась и подняла, резинку. Презерватив. И в кошельке ещё несколько.

– Да сейчас у каждого мальчишки с собой эти штуки есть. Родители на всякий случай в карманы пихают.

– И у тебя есть, покажи?

– Мне-то зачем?

– Вот и я так подумала, зачем! И спросила. А он в глаза мне смотрит нагло и говорит, – это, мол, средство гигиены. Кругом болезни нехорошие, гепатит и прочие интимные опасности.

Это, конечно, я понимаю, но ему-то они зачем, эти самые средства защиты от интимных опасностей?

От кого защищаетесь, молодой человек, мы ведь ещё не настолько близки, чтобы опасаться обмана.

Поцелуи и прогулки при Луне – не в счёт.

Вот тогда он и начал преподносить мне доморощенную теорию, согласно которой жена должна быть девственницей.

– А муж, спрашиваю я?

Он и высказался, что целомудренность мужчины природой не предусмотрена. Мол, воздержание для них, для вас, то есть, может привести к необратимым последствиям для физического здоровья. Значит, он нагуляется до свадьбы, а я, невеста, должна себя блюсти, чтобы церемониал ритуальный выдержать.

Ну а как же девочки, с которыми он предполагает своё здоровье экономить, ведь они тоже чьи-то невесты когда-нибудь будут, или уже были?

Закавыка. А это, оказывается – их личное дело. Он не монах, чтобы нравственность блюсти.

– А если он теоретик, философ доморощенный. откуда тебе знать, что человек поступает так, как губами шлёпает?

– Признался. Ну, не совсем как бы сам. Начала я вспоминать, с кем он до меня хороводился, это ведь на моих глазах происходило. Прямо в лоб и спросила, спал ли он с Леночкой, с Викой, с Кариной Крупининой.

Это нужно было видеть, как он плевался, как орал, словно индюк надулся, мол, все бабы одним миром мазаны, что взамен признаний в любви готовы похотливые ножки перед кем угодно в стороны развести. Ни одна, якобы, перед его мужским обаянием не устояла, и я тоже. Ага! Так и сказал. Как думаешь, Лёшенька, теоретик он или всё же практик?

– Ну, и чего ты так расстроилась! У вас же, как ты говоришь,ничего не было. ни-чего! Это же замечательно. Можно сказать, счастливый случай.

А если бы ты не захотела мороженого, если бы он не достал грёбаный кошелёк, если бы его кобелизм открылся после свадьбы! Или… когда рёбеночка сделали?

У меня в холодильнике лежит бутылочка сухого вина. Называется “Свадебное”. Давай выпьем за глупость, которую ты по счастливой случайности не успела совершить, не представляешь, как я рад за тебя, Машка!

Жизнь вообще штука жестокая, циничная, целиком и полностью построена на голом эгоизме. Ты же сама теперь понимаешь, что это не любовь была, романтическая влюблённость, болезненная фантазия.

Так чувствительные девичьи ушки на сентиментальные фразы озабоченных кавалеров реагировать настроены.

– Как тогда, скажи, распознать – что есть что! Как выглядит и пахнет любовь, а дружба как, а предательство, эгоизм?

– Дружба, я так понимаю – это духовное родство. Оно тоже в какой-то мере эгоистично, но когда цели совпадают, когда люди способны добровольно соблюдать баланс интересов, отдавать больше, чем получают, каждый имеет в итоге больше, чем вносит в общую копилку.

К сожалению, вечной дружбы не бывает. Люди развиваются с разной скоростью. А любовь…  любовь – это полное родство, это духовное и физическое слияние.

И душой, и телом, и помыслами, и целями.

Любовь между мужчиной и женщиной без телесного единения немыслима.

– Лёшь, а ты сам кого-нибудь любил, так, чтобы крышу до основания сдувало, как у меня?

– Да любовь ли это была, Машутка, то гипноз был, морок.

Если всё, что ты рассказала, правда, выходит, что Ромка твой – опытный манипулятор. Теперь это называется пикапер, специалист в области быстрого секса без обязательств.

Знаешь, в любой профессии есть мастера, а есть ремесленники. Настоящий виртуоз к каждой профессиональной изюминке подходит с творческой изобретательностью, как мастер, но не ремесленник, доводит технологический процесс до совершенства, а бездарность норовит вершки собрать, которые без его усилий выросли. Для него неважно, что в грязи постоянно копается.