Мысли о главном. О жизни и смерти

© Миловатский В.С., 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

* * *

Памяти сына Степана

Взыскующим истину
Обращение к читателям

Всякая уважающая себя книга имеет, словно некий потаённый ларчик, свой особый код, и открывается своим особым ключиком. Вот мы и предлагаем читателю, ищущему истину, этот ключик.

Дорогой читатель! В этой книге, как в драгоценном ларчике, автором собраны самые дорогие ему идеи и открытия, обретённые им в течение многих лет жизни. Это разгадки и решения на самые животрепещущие вопросы биологии (ибо автор биолог), это концепция устроения планетарного человечества (ибо автор историк), это тайны времени и вечности (ибо автор философ), и наконец, о Тайне всех тайн (ибо автор верующий в Бога как в величайшую из всех тайн). Однако эту книгу вряд ли можно назвать богословской, философской или научной. Скорее всего, это исповедь о том сокровенном, таинственном и великом, без прояснения смысла чего автор не мыслит своего существования.

Пришло время – и он решил выйти к читателю с этой своей исповедью. Ведь есть среди вас такие, которым крайне нужны (знаю по себе) подобные осмысления. Да, на протяжении веков были и другие авторы (и много), решавшие вопросы подобного рода. Однако в том-то и дело, что каждому открывается то своё, на что настроен он и только он: кто о чём неустанно думает, тот это и находит.

Пусть знающий, но не осознавший ещё, увидит здесь близкое ему. И да поможет ему Бог.

9. VIII. 2019 г.

Чудо и тайна жизни
(из записок биолога)

Право на дом – самое главное право. Это право на домашнюю тайну, на тайну своей семьи, на тайну себя. Дом – не «крепость», а тайна, выстроенная тобой. А ещё важнейшая тайна – в слове. Это словесный код семьи: интимные словечки для своих, символы и образы, слова-ключи к родной душе. В каждом доме они свои: в них душа семьи и супружеская тайна. В этом и защита, и энергия, и сущность дома, семьи, человека.

Из записной книжки автора 18.08.2005

О, чудо жизни! О, горечь смерти!

Жизнь миллионами траекторий пробивает смертность – и длится, не уходит, и если умирает, то вновь возвращается. Она в нас и вне нас, в мириадах тварей вокруг, а осознаём ли мы это чудо из чудес? Океаном некоего «соляриса» она плещется вокруг нас – и мы никак не можем уловить мгновений ни её начала, ни её конца. Откуда, куда она идёт? Дорога она нам, но ещё дороже Всевышнему: Земля, солнечная система (солнце светит миллионы лет на благо живой материи) и ближний галактический космос – всё это ради неё. Люди назвали это антропным принципом, но в то же время это и вселенский принцип – быть ради жизни.

К сожалению, жизнь нам кажется чем-то обычным. И мы с трудом воспринимаем то, что она требует к себе такого же строгого отношения, как и смерть. Она требовательна, ответственна, а подчас и сурова: всякая небрежность и вроде бы незначительная ошибка ведут к трагическим последствиям…

Современная наука говорит о живом веществе, о биомолекулах, о генах, трубит о своих победах, но суть жизни по-прежнему ускользает от неё. Ведь в своей самонадеянности наука упрямо игнорирует незримые и неуловимые ноуменальные истоки жизни. Тайна жизни! Как она велика и как недоступна самоуверенным человекам, которым чужд девиз Альберта Швейцера о благоговении перед жизнью, чужд его постулат о том, что жизнь «хочет жить среди жизни, которая тоже хочет жить».

На этих страницах мы хотим хоть сколько-нибудь приблизиться к истокам жизни, к её духовному, ноуменальному началу и перебросить мостик между материальным и духовным, между сферами таинственными, запредельными и научными, эмпирическими. Свой же экскурс начнём с того, что ближе, – с человека.

Часть I. О духовности

Жизнь души и тела человека

Настоящая работа посвящена биологическим явлениям. Однако биологическое тесно связано в той или иной степени с духовным фактором. Поэтому начнём с реальных примеров взаимоотношения души и тела.

Князь Жевахов в своих воспоминаниях рассказал удивительный случай, произошедший в 1845 году в сельском храме Симбирской губернии. Дело было так. Настоятелем храма был знаменитый священник Алексей Гневушев. Ни много ни мало – он воскресил 13-летнего мальчика. Жил в этом селе необыкновенный мальчик: тихий, незлобивый и лучезарный, как ангел. Его и прозвали ангелом. И всё село любило его, так как, где он ни появлялся, сразу же прекращалась ссора или драка. Однажды перепились мужики, целую неделю бузили и кончили повальной дракой.

«А мальчик взял да и умер… – рассказывает Жевахов. – Тут только протрезвились мужики, и поднялся такой вопль, что хмеля как не бывало… Рвали они себе волосы на голове, винили себя за смерть мальчика; бабы выли и причитывали, и всё село, окружив избу родителей мальчика, днём и ночью не расходилось, а всё каялось пред Богом, забыв и о работе, и о своём хозяйстве… А мальчик, точно живой, лежал в гробике, и сквозь закрытые глазки его светилась улыбка… И целую неделю не хоронили его, пока не показались уже признаки разложения, и на ручках появились зелёные пятна… Тогда понесли гробик в церковь… Началось отпевание… От слёз и рыданий не могли ни священник служить, ни певчие петь… Только к пяти часам можно было начать подходить к последнему целованию… Что творилось в церкви, передать невозможно… Все стояли с зажжёнными свечами, точно на Пасхальной заутрене…

Вдруг из алтаря раздался крик священника… он с величайшим дерзновением взывал к Богу громко на весь храм: “Боже мой, Боже мой! Ты видишь, что нет у меня сил дать отроку сему последнего целования… Внемли стенаниям и плачу раскаявшихся, внемли страданиям родительского сердца, внемли моему старческому воплю… Не отнимай от нас отрока сего, Тобою нам данного во исправление, для вразумления, для прославления Имени Твоего Святого… (и потом он восклицает – автор). Так, Господи, так, но воскреси же отрока сего, ибо Ты всё можешь, Ты наш Господь и Вседержитель… По смирению своему, а не по гордости дерзаю…”». И вдруг мальчик приподнялся и сел в гробу. После он прожил ещё шесть лет и умер в 19-летнем возрасте^[1].

Могут сказать, что это легенда: за давностью лет попробуй проверь, так ли оно было. Но вот уже вполне достоверное описание собственной смерти и воскресения москвича К. Икскуля. Он был в смерти 36 часов, т. е. в течение полутора суток. Тогда не было ещё аппаратов искусственного кровообращения, и это нельзя назвать клинической смертью – он был мёртв и ожил.

И совсем уж достоверный случай с Клавдией Устюжаниной. Он документирован. А кроме того, многократно рассказан ею самой священнику Валентину Бирюкову и многим другим. Она в смерти была три дня. Более того, умерев во время операции, она, вся разрезанная, всё это время находилась в морге. Ни о какой жизни не могло быть и речи. И она ожила.

Какая сила возвратила их к жизни? Ведь они были не в летаргическом сне, не в коме, это была настоящая смерть. И не только сердце остановилось, но и мозг умер (без кровообращения он способен сохранять жизнеспособность 10–20 минут, а затем в нём происходят необратимые изменения). А у мальчика были уже и пятна тления. Какая сила может восстановить работу сердца и мозга спустя 36 часов, 70 часов, семь дней???

Медицинская наука не знает таких способов, более того, не допускает такой возможности даже теоретически. В самом деле, как можно восстановить уже разложившийся мозг, да ещё так, чтобы он после этого нормально работал? И всё же это происходит, и этому есть свои объяснения. Непростые, во многом таинственные.

Всё дело в душе. Да, душа не может заменить тела, однако без её присутствия оно нежизнеспособно. Душа – как некий «эликсир» – является «гарантом» жизненности тела.

Есть, однако, и обратная сторона действия души на тело – она способна не только оживить, но и убить тело. Как часто бывает, что совершенно здоровое, а то ещё и молодое, тело обречено на смерть. Отчего бы это? При некоторых обстоятельствах душа самопроизвольно покидает тело – и тогда, как не старайтесь, врачи, оно не оживёт. Это случается во время операций. Но бывает и без какого-либо вмешательства, кроме одного. Но это одно – ох, как оно значительно! – перевешивает всё остальное. Это вмешательство ангела смерти. В предназначенный час он приходит и изымает душу из тела.

Бывали случаи, когда ангел приходил, но душу не изымал – и тогда человек жил до следующего его прихода. Так было с удивительной старицей Сепфорой, прожившей более 90 лет. Ангел пришёл забирать её душу, а она уговорила дать ей отсрочку, чтобы закончить важные для неё и церкви дела. И ангел согласился, и пришёл второй раз через два месяца, уже окончательно.

Есть примеры, когда кто-то по любви и жертвенности умирал за другого. Широко известен случай Елены Мантуровой, умершей вместо брата.

О душе

Душа моя – она живёт, именно живёт, и интенсивно, какой-то своей загадочной и независимой жизнью. Независимой от моих мыслей, желаний, настроений, вообще от моего сознания. Обособленно, по каким-то своим законам она чувствует тревогу, тоску, боль (да, у неё своя боль и свой плач), трепещет, радуется, ликует, предвосхищает события и предупреждает о них, сообщается с другими душами, особенно с теми, которых любит. Правда, говорить «сообщается» не вполне точно: когда к ней приходит близкая ей душа, она впускает её в себя и на какое-то время сама как бы становится ею – и в тебе начинает жить и пульсировать эта другая, родная тебе душа. Как это происходит, никто не скажет, но это происходит: души как бы перетекают друг в друга, даже сливаются. Это великолепно чувствовали и знали отец Павел Флоренский, монахиня Елена Казимирчак-Полонская, св. Лука Войно-Ясенецкий (о них я знаю определённо, хотя, конечно, таких людей тысячи и миллионы). Мало того, души «читают» мысли и письма, когда близкие обращаются к ним…

И эта моя душа деятельна. Она требует действовать, жить, любить, сопереживать, требует добра, стремления, полёта, чего-то божественного, наконец бессмертия, хочет внимания и ласки, участия, и, паки и паки, соединения душ.

Наверное, нельзя сказать, что она и есть твой дух, твоё высшее Я, твоё самосознание-сердцевина. Но то, что она движима этой сердцевиной, тесно связана с ней, всё время «оглядывается» на неё, – это, наверное, так. Да, в одной связке эта троица: дух, душа и тело. И горние веяния и определения они, видимо, воспринимают каждый по-своему. Об этом хорошо сказал Тютчев:

 
О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия…
 

О душе и духовном средоточии

Итак, о духовном средоточии, или, по-другому, об активном начале всякого живого существа. Это понятие включает в себя как дух и душу, так и то, что душой не принято называть. Имею в виду активное начало, присущее растениям, грибам, бактериям и, вообще, всей живой природе. Понятие активного начала и духовного средоточия шире понятия души-духа…

Начнём с человека. Что же представляет собой это духовное средоточие у человека? Нелёгкий вопрос. Да, мы живём с ним и благодаря ему, это наше сокровенное живоносное начало, без которого не было бы ни нашего сознания, ни нашего тела, ни нас вообще. Оно внутри нас, весь строй и смысл нашей жизни в нём – и в то же время нет для нас ничего загадочнее. Оно невидимо, не регистрируется приборами, вообще неуловимо.

В основном мы и ощущаем своё тело и преимущественно ему приписываем всю нашу жизнедеятельность. За самочувствием тела подчас трудно уловить ещё что-то… Часто можно слышать, что духовно-душевного начала как такового и вовсе нет, а есть просто функционирование мозга и нервной системы. «Покажите, где находится ваша душа?!» – говорят скептики. И действительно, где она существует? В голове? В сердце? Или ещё где-то? Но едва она заболит, заплачет, затоскует – мы тотчас ощущаем, что это именно она, душа, и болит, и плачет незримыми слезами.

Да, она таинственна! (Ещё бы не таинственна!) Но как же важно понимать её, уметь слышать её и заботиться о ней. Как она связана с нашим телом? Каковы её «повадки»? Что она делает в посмертии? Вопросы, вопросы… Как отвечать на них? Отвлечённые рассуждения философов, психологов и богословов скажут ли истину?

Духовное средоточие – это не только душа, но ещё существеннее – и дух. Действуют они вместе, но они – не одно и то же.

Известно, что всякая личность неповторима. Откуда эта неповторимость? Это проявление конкретной души – ведь она сугубо личностна. В этом её особая суть: она не терпит стандарта, безликости, однообразия… Личностность – стержень души; стандартизация – её убийство.

Душа соединена с телом и любит его, но может существовать и вне его. Отдадим долг проницательности Аристотеля, который ещё 2300 лет назад удивительно чётко трактовал учение о душе. Итак, по Аристотелю: «Так вот, то, благодаря чему мы прежде всего живём, ощущаем и размышляем, – это душа, так что она есть некий смысл и форма, а не материя или субстрат…Так как одушевлённое существо состоит из материи и формы (т. е. души – автор), то не тело есть энтелехия (т. е. сущность – автор) души, а душа есть энтелехия некоторого тела»^[2]. «Итак сказано, что такое душа вообще. А именно: она есть сущность как форма (logos), а это – суть бытия такого-то тела…»^[3] (Надо только заметить, что Аристотель под понятием души, скорее всего, объединял дух и душу.)

Столь же проницательно Аристотель пишет о «растительной душе» как о той низшей душе, которая присуща животным и растениям: «Ведь растительная душа присуща и другим, а не только растениям, она первая и самая общая способность души, благодаря ей жизнь присуща всем живым существам. Её дело воспроизведение и питание»^[4].

Не могу не заметить, что почти слово в слово это же пишет в своём трактате «Дух, душа и тело» святитель Лука Войно-Ясенецкий. Эту растительную низшую душу я предпочитаю называть активным началом, которое дано всем живым существам от человека до бактерий. Об этом будет речь ещё в другом месте.

Уникальные свидетельства

Теперь обратимся к недавно опубликованным и чрезвычайно ценным свидетельствам о душе и духе Н.А. Мотовилова, друга батюшки Серафима Саровского. Уже после смерти Серафима Саровского с ним произошло следующее. Однажды, когда Мотовилов в январе 1835 года был в Киевской Лавре, ему по молитвам замечательного подвижника Антония Воронежского было явление некоего незримого посланника Божьего, который зримо и «осязательно» показал ему, что надо понимать под словами дух, душа и тело и как они связаны.

«Вот смотри, как это устроено в тебе самом, – сказал он. – И я собственными внутренними очами увидал во мне самом, что внутри меня воссиял свет необыкновенный, и мне стала видна, как на ладони, вся моя внутренность. Каким это образом сталось со мною, что я стал видеть это, – не могу пояснить, но истинно видел. И вот что увидал я, и осязательно почувствовал в это время, и услышал от того же невидимого…»^[5].

Ему и было показано, что душа имеет форму человека, в котором она существует: «Вот смотри же теперь и душу человеческую, она точное подобие видимого человека и имеет все его члены, а потому и Церковь Святая неуподобительно и не аллегорически, но истинно и правомерно её представляет в виде маленького человека – такова она и есть на самом деле»^[6].

Почти дословно об этом же свидетельствуют Макарий Великий (Египетский), св. Игнатий Брянчанинов, К. Икскуль…

Так, Макарий Египетский на вопрос ««Имеет ли душа образ или вид?» отвечает: «Имеет вид и образ, уподобляющийся ангелу, как и ангелы имеют вид и образ. И как внешний человек имеет вид, так и внутренний имеет вид, подобный ангелу, а не внешнему человеку»^[7].

Упомянув Макария Египетского, св. Игнатий Брянчанинов по-своему излагает эту тему души: «Грубое человеческое тело служит одеждой для тонкого тела – души. На глаза, уши, ноги, принадлежащие душе, надеты подобные члены тела. Когда душа разлучается с телом посредством смерти, она совлекается его, как бы одежды»^[8]. И далее, ссылаясь на некоего избранника Божьего (вероятнее всего, Брянчанинов описывает собственный духовный опыт), он пишет: «По личному свидетельству такого избранника Божьего, внезапно узревшего душу свою, при обильнейшем благодатном действии молитвы, изшедшей из тела и стоящей на воздухе, она – эфирное, весьма тонкое, летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица, – словом, полное сходство с ним. Не только силы ума и сердца были при душе, но при ней были и все органы чувств: зрения, слуха, осязания, при ней была вся жизнь, а тело оставалось на стуле, как мёртвое, как скинутая одежда…»^[9]

К. Икскуль, оказавшись в состоянии временной смерти, видел свою душу совершенно, так сказать, «осязательно». И свидетельствует, что она вполне дееспособна, т. е. передвигается, помнит себя, мыслит, переживает, но, будучи вне тела, не может воздействовать на материальные тела, так как «соткана» из другой совершенно материи. И меж двумя этими материями существует как бы некая прослойка, некий непроницаемый «экран», душа как бы экранирована им.

В то же время движимая любовью, она способна соединяться, даже сливаться с душой любимого человека. Перед любовью не выдерживают никакие препоны и разделяющие «экраны». Поистине, любовь всесильна! Только надо понимать, что любовь эта не самоуслаждающаяся, не эгоистическая любовь к другому такому же неповторимому существу, как и ты сам, а жертвенный выход из тебя самого ради другого человека. И любовь эта тоже неповторима! Её и любовью как-то не хочется называть, ибо это какое-то чудесное, особенное со-существование с другой душой, вхождение в неё, слияние с нею. Это что-то, что трудно объяснить, да и необъяснимо, ибо тайна! Это то, что исходит из самых глубин души, из её духовного, божественного начала.

Как свидетельствует Н.А. Мотовилов, душа имеет память, разум и волю^[10]; она «есть центр или средоточие человека»^[11]. И ещё, по его свидетельству: «Душа есть посредняя (посредник – автор) между духом и плотию и есть, собственно, то, что называется “внутренний человек” или “я самостное человека”…»^[12].

И вот ещё ценное замечание того же вестника о воле человеческой души; о том, что она не так уж и пагубна, как принято считать, «однако же и спасения нам никакого, ни временного, ни вечного не приносит, если не покорится совершенно единой, всеблагой и единой всеспасительной вечной Божьей воле – всеблагодатной, приносящей нам всё доброе, временное и вечное»^[13]. Чтобы спасти душу свою, человек должен «погубить самобытную и самостную волю или третью силу души своей, чтобы спасти две остальные части её – разум и память, или, что гораздо точнее, спасти всю её и с третьею её силою, или силою воли, Христа ради и Евангелия… покоряемой под всеспасительную, всесовершенную и всеблагую волю Божию…»^[14].

* * *

Есть существа, живущие, в зависимости от стадии развития, то в одной среде, то в другой, – жильцы двух стихий. К таковым относятся, например, амфибии, ряд насекомых (стрекозы, ручейники и т. д.). Греческий философ Плотин метко назвал душу амфибией: идея разных сред значима и для души. Душа, исторгнутая из тела, подобна рыбе, изъятой из воды, из своей, так сказать, первичной среды. В первый момент выхода она очень беспомощна. Изъятая из среды близких, родных людей, которых она любила, с которыми дружила, с которыми срослась и творила новую среду ещё там, на земле. Душе, как, впрочем, и всякому живому, нужна своя среда, иначе ей гибель. Выйдя из тела, она с необходимостью должна войти в какую-то другую среду, в коей могла бы поддерживать свою жизнь и существовать. Этой другой «средой» для неё является духовная среда Царствия Божия. (Ад – антисреда, как отравленная вода для рыбы.) Да, там (в Царствии Небесном) другая, особая материальность, пространственность и время другие, но там она обретает «среду» новую, живительную.

О духе человека

Дух человеческий не менее таинствен (а может быть, и более), чем душа. О взаимосвязи души и духа многие писали. Предпочитаю придерживаться сказанного Н.А. Мотовиловым. И не только потому, что это было возвещено ему небесным вестником, но ещё и потому, что оно отвечает моей глубокой интуиции, а ещё и потому, что оно необычно-порадоксально.

Итак, Мотовилов сказал, что душа является посредником между телом и духом, что дух не напрямую связан с телом, а через душу. В посмертии душа отделяется от тела, дух же и в посмертии не отделяется от души – они вместе исходят из тела. Ибо дух – основа души и её жизнедеятельности.

И вот что небесный собеседник сообщил о духе человека Мотовилову: «Дух человеческий живёт в мозгах и чистых соках человека, называемых умными (умственными – автор) соками, и в них его по преимуществу всегдашнее пребывание, хотя, как ты видел теперь, внутрь себя (внутри себя – автор), может занимать и всю внутренность человека. Душа же человеческая живёт в крови человеческой, равно как и душа животных живёт в их животной крови, – почему чрез Моисея Бог и запретил есть кровь животных»^[15].

И вот что чрезвычайно важно: дух не является какой-то застывшей субстанцией, раз и навсегда данной в неизменном виде. Он мало того, что динамичен, он способен расти и развиваться, видоизменяясь на протяжении жизни. Не зря же святой Серафим Саровский учил как главной цели жизни стяжанию духа святого, накоплению его на протяжении жизни. «Ну вот, далее смотри же, – повествует невидимый небесный собеседник, – ты видел дух человеческий неразвитым, теперь гляди на него, как он бывает в развитом состоянии… И при этих словах огонь духа человеческого – или огневидное существо духа – одною струёю побежал по мозгу станового хребта и, вошед в темя, облил огнём своим, тихо-мирным-сладко-успокоительным, весь головной мозг мой, потом другая струя огненная, но росоносно-дышащая, пошла в правую руку и вышла в пальцы мои, и третья струя в левую руку и т. д. Во все члены мои и, распространившись во все стороны, заняла всю внутренность мою, и помянутая выше сладость, из сердца истекавшая, облекла его светлым одеянием»^[16]. И добавил: «Одеянием нетления». И ещё сказал, что дух, зародившись в виде «огненного языка», развивается через силу веры, через её возрастание^[17]. Всего же дух имеет «три силы: веру, надежду и любовь»^[18].

Вот она какова, «физиология» духа, если созерцать её в живом человеке духовными очами.

Дух человеческий – это «внутренний дом» в человеке, «где назначил Себе быть жилищу Сам Всетворец Бог наш. Ибо в человеке, как на разумном престоле, Он на духе человеческом, вот на этом самом, обитать изволит. В этом-то духе человеческом и есть то сердце человеческое (духовное – автор), про которое святой пророк Давид говорит: «Готово сердце моё, Боже, готово сердце моё»…»^[19].

* * *

В каждом человеке есть самосознание. Это не сознание того, какой я есть в этой жизни или что такое мой индивидум. Нет, это совсем другое: особенное и таинственное сознание твоего бытийствования, т. е. того, что ты – есть, что ты вообще имеешь участь быть. Это то глубинное Я, о котором задумывались Кант и Лермонтов, Достоевский и Толстой. О, это «предмет», совсем неудобный для рассуждений. Когда я погружаюсь в него – я ощущаю глубочайшую тайну своего Я и Бога и благоговею. И когда чувствуешь её, то только и можешь сказать, что она есть, что она глубока и неприступна и что всё твоё существо зиждется на ней независимо от того, сознаёшь ты её или нет.

К чему я здесь пишу об этом? Пишу к тому, что моя интуиция подсказывает, что самосознание, это глубинное Я человека, и есть дух человеческий, о котором повествует Мотовилов. Во всяком случае, они если не одно и то же, то очень близки и теснейшим образом связаны. И как же иначе, если самосознание – высшее и самое очевидное свидетельство твоего существования, высшее проявление целостности личности. «В сознании своего Я есть нечто основное, без чего ничего существовать не может»^[20], – записал 24 мая 1905 года в своём дневнике Л.Н. Толстой.

Итак, дух или глубинное самосознание пребывают в самом основании существа человека. Ему опосредует душа, его интимная союзница и соработница. За ними следует ведомое и животворимое ими тело. И союз этот тройственный настолько тесен, что трудно сказать, кто на кого «работает». Поистине, дух и душа животворят тело, но и сами нуждаются в нём, как в своём доме и воплотителе их велений.

Всякий раз, говоря о человеке, мы ставим на первое место душу и дух. И правильно делаем – они поистине царят в теле. Но вот незадача: тело при этом низводится до чего-то незначащего и беспомощного, до некоего инструмента, до служебной оболочки души, которой суждено через определённый срок быть сброшенной, словно это обветшавшая дерюжка, и без сожаления быть забытой. А вместе с тем забыть и жизнь земную с её живительными силами, с её тропинками, метелями и зорями. Тело ведь земной «продукт» – тем оно и существенно, что тысячами нитей связано с Землёй-планетой и планетно по сути своей. В сущности, оно является этаким необычным мостиком между душой и планетой.

И вот что важно, тело, даже мёртвое, имеет какое-то особое значение для живых. Достаточно вспомнить о мощах святых, о могилках, у которых общаются с умершими, о записочках, оставляемых на них, о видениях бывающих вблизи них. Наконец, всегда надо помнить о воскресших телах Иисуса Христа и Богородицы. Батюшка Александр Шаргунов об этом сказал так: «С кем поделиться сокровенной мудростью о том, что личность человека – не только душа, но и тело? Кто услышит и поймёт, что тело христианина чисто и свято и сродно Телу Христову, что оно омыто водою крещения, помазано святым миром, причастно животворящим Христовым Тайнам?»

Итак, тайна соединения души с телом – в чём она? Почему-то душа для своего возрастания нуждается в теле, именно в теле. Она созревает в нём, и только в нём. Тело – некий «инкубатор» души. И собеседник, и наперсник. Его можно уподобить очагу, в котором из крохотного духовного огонька разгорается могучее пламя души и духа.

Но это происходит только в том случае, когда тело в союзе с душой способствует её духовному росту, а не себя ублажает… В противном случае и душа угасает, и тело страдает.

Да, тело – вовсе не одёжка духа, а скорее особое продолжение его. Что это так, подтверждают многие факты и исследования, приведённые во второй (биологической) части нашей работы. Пока же сошлёмся на многомудрое высказывание великого сербского святого и богослова Иустина Поповича. В своей знаменитой «Догматике» он пишет: «На самом деле сама сущность тела как материи, как вещественного существа окружена не менее непроницаемой таинственностью, нежели сама сущность души как духовного существа. Как сущность души, так и сущность тела в последней своей тайне ускользают от человеческого разума и недоступны для познавательных сил человека. Корни их существа скрываются в мире неприступных тайн Божиих, которые живут превыше всех вершин человеческого сознания»^[21].

* * *

Здесь уместно будет сказать ещё об одном откровении Н.А. Мотовилова, о некоей «тварной тьме», присущей всему живому на Земле, которую в отношении человека часто называют «первородным грехом». Ссылаясь на незримого вестника, Мотовилов сообщает, что уже Златоуст разумел в человеческой плоти «эту тьму, и не греховную, как отцы её зовут (перебарщивая – автор), но творную (т. е. тварную – автор), как следует звать её, и сотворённую Богом в первый день творения нашего мира, Солнечною системою называемого…»^[22]. Эта материя света и материя тьмы находится во всех планетах и в человеке, который «сам по себе тоже малый мир и в котором ей (материи) допущено по Промыслу Божиему жить, как в планете, для исправления нужд его в теперешнем его временном падшем на Земле состоянии»^[23]. Эта тварная тьма «сущая во всех планетах и во всех животных и растениях, сотворённых Богом из ничего и существующих на сих планетах»^[24], включает в себя магнетизм, электричество, гальванизм, «нужные только, однако же, для процесса растительного и множительного, и быта временного твари на землях, называемых планетами в их несовершенном состоянии»^[25].

Таким образом, Мотовилову было открыто о человеке то, что он «сам по себе тоже малый мир», в котором материи, природе «допущено по Промыслу Божиему жить, как в планете»… Человек уподобляется планете! Павел Флоренский не мог читать этих записок Мотовилова, ибо они были обнаружены в начале III тысячелетия. Но его гениальная интуиция ведёт мысль в том же направлении, и ещё смелее и дальше. Он пишет: «…Человек и Природа взаимно подобны и внутренне едины. Человек – малый мир, микрокосм, mikrokosmos. Среда – большой мир, макрокосм, makrokosmos. Так говорится обычно. Но ничто не мешает нам сказать и наоборот, называя Человека макрокосмом, а Природу микрокосмом: если и он, и она бесконечны, то человек как часть природы может быть равно-мощен со своим целым (т. е. природой – автор), и то же должно сказать о природе как части человека… И природа, и человек бесконечны; и по бесконечности своей, как равно-мощные, могут быть взаимно частями друг друга, – скажу более, могут быть частями самих себя, причём части равно-мощны между собою и с целым. Человек – в мире; но человек так же сложен, как и мир. Мир – в человеке; но и мир так же сложен, как и человек…Воистину ум теряется, из-умевает разумения при созерцании бесконечной сложности человека, именно бесконечной… Неисчерпаемою пучиною расстилается пред познанием сложность человека… Человек есть бесконечность»^[26].