Записка на фантике

– Целую ручки. Которыми ты пишешь…

– Я пишу не ручками… Исключительно перьями…

– Перья… Крылья… Самое хрупкое у ангелов… и у демонов…

А я однажды уже сделал тебе больно…

– Когда ушёл?…

– Нет. Когда вернулся. После того, как ушёл…

Дом выходит окнами в Трассу. Ночными часами мы смотрим друг на друга. Трасса врёт, что ей нет до меня дела. Врёт, что безразлична к обозлённым на все машинам, пользующим её тело, беспомощное грязной наготой раскинутых по сторонам кюветов. Врёт обречённой недвижностью вороньих фонарей, что, как висельники с выклеванными глазными яблоками, скрипуче покачиваются на промозглом ветру. Мы смотрим друг на друга, пока меня вдруг не начинает неотвратимо тянуть продавить лицом секущую прохладу окна и ступить толстой подошвой моего армейского ботинка на её шероховатое тёплое полотно. Кукольный взмах руками ‑ и только габаритные огни исчезающего в собственном вое многотонника. И глухие удары о моё тело колёс летящих по своим делам следом. Они мчатся здесь уже много-много дней. Или лет? Неужели они не знают, что у этой дороги нет начал и концов, есть только круг? Мёртвая петля на шее города-иллюзии. И вечный, непрекращающийся шум, от которого не укрыться, и ночные, вырывающие мясистые клочья тумана из темноты, гортанные вопли клаксонов…