Светлый лик, темный след

© Гармаш-Роффе Т. В., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

День первый

«…Меня нашли в квартире соседки, всю в крови, рядом с ее мертвым телом. По словам полицейских, убила ее я. Причем в состоянии алкогольного опьянения. Но я ничего не помню. Последнее, что сохранилось в моей памяти, – это вечер в ресторане. Я была там с мужем, мы пили шампанское. От него мне стало плохо… Сознание затуманилось, и я не представляю, что случилось потом. Мне нечего сказать в свою защиту. Знаю только одно: я не могла убить. Ни в каком состоянии я не способна поднять руку на живое существо, будь то зверь или человек. Тем не менее, все улики против меня. Я уверена, произошло какое-то ужасное недоразумение. Только мне никто не верит, и полиция не собирается искать дальше. Теперь мне грозит огромный срок…

На этом остановлюсь. Не хочу отнимать у Вас время на чтение подробностей. Расскажу, если Вы сочтете возможным взяться за мое дело. Оно выглядит безнадежным, понимаю. И все же прошу Вас, Алексей Андреевич, – нет, умоляю!!! – хотя бы попробуйте помочь мне. По отзывам, нет такой загадки, которую Вы бы не разгадали. Вы моя последняя надежда.

Ася Каверина»

Алексей Кисанов оторвался от чтения, сложил письмо и посмотрел на человека, сидящего по ту сторону письменного стола. Молодой мужчина в дорогом элегантном костюме – светло-серая шелковистая ткань, жилет в тон, белая рубашка и темно-серый галстук (в таком облачении уместнее ходить на светский прием, чем к частному сыщику), – ответил ничего не выражающим взглядом. Если не считать за «выражение» нескрываемое самодовольство.

– Что думаете вы? – обратился к нему детектив.

– Ничего, – пожал тот плечами. – Органы дознания предполагают ее виновность, раз вынесли обвинительное заключение. Окончательное решение примет суд. Я же ее адвокат. Мне без разницы. Мой долг ее защищать, и не важно, убийца она или нет.

Судя по пафосу, с которым была произнесена эта банальность, молодой человек ощущал себя героем сериала про юристов. Наверное, подобные дешевые заявления производят впечатление на юных девиц, которым еще невдомек, что пафос и самолюбование есть признак умственной недостаточности. Впрочем, в юности Алексей и сам о таких вещах не подозревал. Исходя из демократической идеи, что внешность не главное, часто делал ошибки в оценке людей. Пока однажды не осознал абсолютную ложность оной идеи и не понял: суть человека обязательно отражается в его физических чертах, а особенно в том неуловимом, что исходит от выражения глаз, лица, от жестов и даже осанки. А уж в интонации речи и подавно. И теперь он ясно видел: парень сделал карьеру адвоката исключительно ради социального статуса и доходов. Хлыщ, одним словом.

– Суд уже назначен? На какую дату?

– Пока не назначен. У нас есть легальные сроки для ознакомления с обвинением, но я постараюсь потянуть время – в разумных пределах, конечно.

– Потяните. Это даст мне пространство для маневра… Кто вас нанял? Ася?

– Ее отец, Каверин Серафим Петрович.

– Вас ему кто-то рекомендовал или он просто обратился в контору?

– Я в рекомендациях не нуждаюсь. Я с блеском выиграл несколько дел для его строительной компании.

Ща треснет, подумал Алексей Кисанов, глядя на надутую физиономию адвоката.

– Так что передать моей подзащитной? Вы беретесь за дело?

– Пока не могу дать ответ. Мне нужно узнать подробности.

– Да какие там подробности! Все тут, в досье. Они с мужем отмечали потрясающую дату: месяц как поженились, – ухмыльнулся адвокат. – Понятно, выпили. И не два бокала, как она в письме пишет, а целую бутыль шампанского уговорили на двоих: муж сказал, официант подтвердил. Но Ася вообще раньше не пила, то есть никакого алкоголя, никогда, вот ее и разобрало. Ей стало плохо, муж повез ее домой. По дороге машина сломалась, он остался ждать техпомощь, а Ася пошла домой, они уже недалеко были. В соседней квартире орал ребенок, он всегда орет и всех достал, – соседи дали дружные показания. И Ася не раз устраивала по этому поводу скандал его матери стучала в дверь и требовала ее впустить, чтобы показать, как правильно обращаться с малышом. Сама Ася – педиатр, ее раздражают родители, неспособные успокоить своих чад. А в тот вечер, под действием алкоголя, у нее совсем крышу снесло. Она вломилась к соседке и забила ее мешком с песком. Знаете, есть такие мешки для занятий йогой, там килограмм пять будет. А соседка как раз йогой и занималась, по словам экспертов. Ребенок орал, соседи слышали, а она в асане сидела, медитировала. Ну и все, Ася такого зрелища не вынесла, отправила ее в нирвану с помощью мешка. Потом она потеряла сознание, а жертва скончалась от кровоизлияния в мозг. Люди слышали крики, вызвали полицию, там и муж Асин подгреб. Ее нашли в чужой крови, окровавлены руки и мешок этот с песком, она им все лицо жертве расквасила. Тело увезла труповозка, Асю отправили в больницу приводить в чувство, ну и анализ взять на алкоголь. За ребенком приехала какая-то родственница. К утру Ася пришла в себя, и полиция забрала ее на допрос. А она заявила, что ничего не помнит. Держите, – адвокат протянул детективу красивую папку, – тут копии практически всех материалов уголовного дела, но они ничего не добавят к тому, что я вам рассказал. Не стоит и время терять, поверьте уж…

– Об этом мне судить, – сухо прервал его детектив. – Что случилось с их машиной?

– Не знаю. Мотор заглох. Муж вызвал техпомощь, в ожидании повозился с мотором сам и сумел его завести.

– Что показал анализ крови?

– Чуть больше ноль три промилле. Но с того момента, когда Ася с мужем пила шампанское, и до анализа прошло часа два. Содержание алкоголя уже снизилось.

– Все равно его было недостаточно, чтобы прийти в неконтролируемое состояние, да еще и память потерять.

– Ася никогда раньше не пила алкоголь, говорю же, да еще шампанское: от него пьянеют быстрее, потому что в нем содержится углекислый газ, вы же знаете? Я на этом собираюсь строить защиту, – и молодой адвокат гордо посмотрел на детектива. – Индивидуальная реакция, которую человек не мог предвидеть.

Алексей ничего не знал об индивидуальных реакциях на алкоголь, – слышал только, что у некоторых бывает аллергическая сыпь, не более того, – и заявление адвоката ему показалось сомнительным.

– Кроме алкоголя, анализы что-нибудь показали? Возможно, наркотические, психотропные вещества?

– Нет. Наркотики она не употребляла, это все подтвердили, – заверил адвокат. – Так что сказать моей подзащитной? Возьметесь за ее дело?

– У меня пока недостаточно информации.

– Я ведь вам все рассказал!

– Этого мало.

– Бросьте. Вам же готовы платить – так какая тогда разница? Поковыряетесь в деталях какое-то время и скажете: извините, дамочка, все улики против вас. А деньги-то в любом случае получите!

Кисанову ужасно захотелось дать хлыщу пинка под зад. Да вот незадача: нельзя. Ни закон не позволяет, ни этика: неправильно бить человека только за то, что он туп и эгоистичен. Иначе придется поколотить добрую половину человечества.

– Вы достаточно давно знакомы с ее отцом, как я понял. Каковы его отношения с дочерью?

– Очевидно, нормальные, раз он платит мне и готов платить вам. А вы почему интересуетесь?

– Собираюсь с ним встретиться. Поэтому хорошо бы представить заранее, что он за личность.

– С ним встретиться? Не с Асей?

– С ней потом.

– Странный у вас подход… Ну вам виднее. Серафим Петрович – работяга, строитель. Разбогател в девяностые, став начальником строительного управления, но его менталитет остался прежним: работяга. Да и внешность тоже. Лужкова, мэра московского, помните? Вот, в таком примерно духе.

– Телефон Серафима Петровича тут есть? – детектив указал на папку, которую принес ему адвокат.

– М-м-м… Не помню. У меня он в сотовом, секундочку… – адвокат заглянул в свой телефон и принялся диктовать.

– Спасибо. До свидания, – вежливо произнес детектив, записав номер.

Адвокат заметно удивился – похоже, ожидал больше расспросов со стороны сыщика – но ничего не сказал, лишь кивнул в ответ. Однако у входной двери он вдруг притормозил.

– Интересно, почему у вас нет офиса?

– А вы находитесь где?

– В старой квартире, в которой даже не потрудились сделать евроремонт. И хорошенькой секретарши у вас нет.

– А вам что за дело?

– Если вы недостаточно зарабатываете, вряд ли вы хороший сыщик.

– Секретарши у меня нет, это верно, зато у меня есть секретарь. И если вы сию минуту не покинете мой кабинет, он вам поможет. У него черный пояс по карате.

* * *

Алексей Кисанов сказал чистую правду: секретарь у него имелся. И не какой-нибудь хлыщ, а крутой парнишка, владевший тремя видами рукопашного боя, включая карате. Помимо данного ценного навыка, Игорь Крымов обладал рядом других достоинств, но, главное, за время работы у Алексея он уже и сам стал толковым детективом.

Да вот незадача: в данный момент Игорь пребывал в Канаде, куда уехала учиться по гранту его девушка Кристина. Он поехал с ней, чтобы помочь обустроиться на новом месте^[1].

После ухода адвоката Алексей отправился на кухню, приготовил себе кофе и вернулся в кабинет. Детектив действительно часто называл его офисом, поскольку там он принимал клиентов, там же работал над делами, с которыми к нему обращались. На самом деле кабинет этот находился в просторной трехкомнатной квартире на Смоленке, которую Алексей унаследовал от родителей, а те от своих родителей, «красной профессуры». Слово «унаследовал», конечно, не совсем точно: при советской власти жилье, не являясь собственностью проживавших в нем граждан, переходило не по наследству, а к тем, кто был в нем прописан. Разумеется, бабушка с дедушкой прописали там своего ребенка, а тот – сына Алешу. Последний приватизировал квартиру после перестройки.

Всю свою жизнь он прожил здесь, и лишь когда у них с Александрой родились двойняшки, они купили новое жилье в зеленой зоне Москвы, подальше от пыли и шума Садового кольца^[2]. Но со своим «родовым гнездом» Кисанов расставаться не захотел: с ним связаны дорогие сердцу воспоминания. Да и центр Москвы весьма удобен: клиент всегда может достаточно быстро добраться с любой окраины города. Кроме того, с тех пор как Алексей начал частную практику (еще холостяком), – он выделил одну из комнат ассистенту. Первым был Ванек, а сейчас там обитал сменивший его Игорь. Отнюдь не потому, что ему негде жить, – у него имелся весьма состоятельный папа, талантливый ученый, сумевший выгодно продать свои изобретения, и у папы – весьма просторное жилье в престижной новостройке в центре Москвы. Однако Игорю нравилось жить у детектива.

А детективу нравился его старый кабинет. Это было самое лучшее место для интеллектуальной работы. Там, казалось, даже стены научились размышлять, – все-таки три поколения работников умственного труда прожили в них. И никакой «офис» не нужен!

Хотя, надо признать, в одном Аркадий Васильевич – так звали адвоката – прав: ремонт хоть и делался года… хм, четыре, что ли, назад, но без претензий. Без всякого «евро», под которым вообще непонятно что подразумевается. Будто существует единая страна «Европа», и там у всех одинаковый вкус и стиль. Что никак не соответствовало реальности, поскольку вкус, условно говоря, обитателей Германии не таков, как у французов, а у итальянцев не таков, как у шведов. «Евроремонт» придумали, без сомнения, доморощенные пиарщики из среды тружеников ремонтного фронта, набившихся в денежную Москву со всех окраин бывшего Союза, чьи познания о «Европе» складывались в лучшем случае на отдыхе в Турции…

Алексей пристроил чашку с кофе возле компьютера на огромном письменном столе, еще бабушко-дедушкином. Своими размерами он напоминал палубу корабля, сходство нарушала лишь инкрустированная столешница. Алексей этим столом чрезвычайно дорожил и ни за какие коврижки не променял бы его на современный, будь он хоть в сто раз функциональнее.

Отодвинув клавиатуру в сторону, Кисанов раскрыл папку адвоката и принялся перебирать страницы уголовного дела. Что ж, придется признать, что краткое резюме Аркадия Васильевича было точным. И это огорчало. Поскольку никакой зацепки оно не содержало.

Итак, Ася искренне убеждена в своей невиновности. Но из этого еще не следует, что она невиновна. Она не способна поднять руку на живое существо, как пишет в письме, сомнений нет. Но никто не может поручиться за себя в измененном состоянии сознания. А вдруг в нем человеку видятся не живые существа, а, к примеру, механические крысы? Шутка, конечно… Насчет крыс. На самом деле могут привидеться и крокодилы. Или еще какие твари. А человек давай отбиваться от них чем попало… Мешком для йоги, к примеру.

Вот только откуда бы взяться измененному состоянию сознания? Шампанское не вызывает галлюцинаций.

Да, конечно, Ася к алкоголю не привыкла… Но, скорее всего, что-то иное сработало. Все единодушно подтвердили, что наркотиками Ася не увлекалась. Однако, как знать, вдруг она принимала антидепрессанты? В сочетании с алкоголем они способны дать непредсказуемый результат. Вспомнить только дело Аиды, где заурядный феназепам, запитый водкой, отправил среди ночи ее сестру Манон на поиски опасных приключений^[3]…

Вот только кровь Аси проверили исключительно на наличие алкоголя, следов психотропных препаратов никто не искал. Теперь же искать бесполезно: если в венах Аси что и было, то давно испарилось.

Тем не менее, странным казалось не только ее поведение, но и провал в памяти… Впрочем, психологии известны случаи, когда у человека, совершившего очень дурной поступок, происходит провал в памяти как подсознательная защита от страшной информации. Причем без всяких психотропных веществ.

Как бы то ни было, для начала детективу необходимо составить мнение о виновности Аси. Да, фактов мало, и все очень зыбко – и все же следует расспросить ее близких, нарыть как можно больше информации. Тут есть некоторые телефоны, – Алексей Кисанов снова открыл папку, оставленную ему адвокатом. Надо встретиться с ее отцом и младшей сестрой Полиной… Пожалуй, лучше даже начать с сестры. Расспросить о детстве: вдруг Ася с малых лет неврастеничка. Ну и дальше по всем этапам взросления. Ей двадцать шесть, так что этапов не шибко много, долго говорить не придется. Главное, узнать о лекарствах, о врачах: не наблюдалась ли у психиатра или иного специалиста из смежной области…

Алексей выписал телефон Полины Кавериной, набрал номер. Ему ответил приятный девический голос. Полина согласилась встретиться с ним без промедления, через полчаса в центре, в кафе на Пушкинской площади.

Затем детектив дозвонился до отца Аси, Серафима Петровича, до ее мужа Андрея Изюмова и до нее самой: ее выпустили до суда под залог, и она находилась у себя дома. Условился о встречах со всеми.

Перед уходом Алексей нашел в интернете, на сайте товаров для занятий йогой, брезентовый мешок с песком – точно такой же, как орудие преступления на фотографии в деле Кавериной, – позвонил и договорился, что заедет за ним на склад сайта ближе к вечеру.

Сестра

– Наркотики? Бог с вами, никогда! Откуда у вас такие подозрения?! – звенящим от возмущения голосом воскликнула Полина в ответ на вопрос детектива.

Младшая сестра Аси оказалась привлекательной маленькой шатенкой с живыми глазами, прелестным ротиком сердечком и ладненькой фигуркой с пышными формами. Карие глаза Полины, устремленные на сыщика, полыхали темным огнем. От негодования девушка даже расплескала свой чай.

Они сидели в очень уютном кафе, которое выбрала для встречи Полина. Алексей заказал, как водится, эспрессо, а девушка – зеленый чай и какую-то плюшку.

– Э-э-э, так дело не пойдет, Полина, – детектив передал девушке салфетницу, стоявшую ближе к нему. – Я пытаюсь спасти вашу сестру от обвинения в убийстве, о чем вас сразу предупредил. Для этого я должен разобраться в случившемся. Я выразился ясно или нет? – Алексей немного повысил голос.

– Ясно… – смирилась Полина.

– И вы понимаете, что вопросы я задаю ради спасения вашей сестры, а не ради обвинения?

– Нет!

– То есть не понимаете? – удивился детектив.

– Вы не ищете доказательств невиновности Аси! Вы пытаетесь разузнать, не наркоманка ли она!

Алексей помолчал, попивая кофе. Он знал за собой этот недостаток: нередко он слишком сжато формулировал мысль, пропуская промежуточные, связующие звенья, отчего собеседник не улавливал нюансы.

– Ладно, – покладисто ответил он. – Давайте еще раз. Ася либо убила соседку, либо нет. Если не она – то это сделал кто-то другой, а ваша сестра неудачно оказалась на месте преступления. Но прежде чем начать поиски этого убийцы, я должен убедиться, что не Ася совершила преступление. Вы следите за мыслью?

Полина кивнула, и детектив продолжил:

– В нормальном состоянии Ася убить эту женщину не могла. У нее даже нет мотива. Неумелое обращение соседки с младенцем ведь не мотив для психически здорового человека. Значит, если считать, как полиция, что Ася все-таки забила свою соседку насмерть, придется предположить, что у вашей сестрицы крыша… В смысле, произошло затмение разума. Но оно не происходит без причины. Кроме того, факт, что Ася ничего не помнит о произошедшем, заставляет заподозрить влияние неких психотропных препаратов. Поэтому я спрашиваю еще раз: принимала ли Ася какие-либо средства, способные повлиять на ее психику?

– Она не была наркоманкой, я вам уже сказала! Она ведь врач! Педиатр!

Алексей посмотрел на девушку. Говорила она убежденно, что хоть и не на сто процентов (мало ли, вдруг она просто не все знала о сестре), но вызывало доверие.

– А я и не думаю, что ваша сестра баловалась наркотиками. Я спрашивал о психотропных веществах в широком смысле. Например, не принимала ли Ася антидепрессанты.

– Насколько я в курсе…

– Ваша фраза, – перебил ее Алексей, – однозначно свидетельствует о том, что наверняка вы не знаете. Поэтому зайдем с другой стороны. Припомните детство: не была ли Ася излишне впечатлительна?

Полина нахмурилась, и детектив понял, что попал в точку.

– Я собираюсь расспрашивать и других людей из окружения Аси. Так что лучше говорите правду, – мягко посоветовал детектив.

Девушка все никак не могла решиться и молчала, боясь навредить этой правдой сестре.

– Послушайте, Полина. Если даже мне не удастся доказать невиновность Аси, то любые факты, свидетельствующие о ее впечатлительности, помогут вашему адвокату. Он ведь собирается строить защиту на индивидуальной реакции на алкоголь, вы в курсе?

Девушка кивнула.

– Так рассказывайте!

– Да, Ася была очень чувствительной с детства… Не выносила жестокости по отношению к слабым, будь то животные или люди. Я тоже, конечно, не выносила, когда обижают слабых, но Ася реагировала так остро, будто с ней лично дурно обращались, ей лично причиняли боль. Как-то – ей лет девять, наверное, было – она дала хорошего пинка своей однокласснице, которая шла и нарочно наступала на божьих коровок: в то лето их развелось необычайно много, а однокласснице нравилось, как они хрустят под ее подошвами. Ася тогда кричала: ты не понимаешь, что они ЖИВЫЕ??? А ты – ты убийца!!! При том, что Аська была слабее, и та девочка ее ущипнула несколько раз так больно, что моя сестра пришла домой в синяках. Представляете?

Алексей кивнул. Он знал: есть люди, которые остро чувствуют чужую боль. Жаль, что их мало на планете.

– Постарше, лет четырнадцати или пятнадцати, – продолжала Полина, – Ася схватила за руку взрослую женщину, которая лупила своего ребенка на улице, и принялась ей объяснять, что бить маленьких нехорошо. Ее не остановило то, что женщина выше и сильнее, – она могла и Асю ударить… – Полина глотнула зеленого чаю и откусила кусочек плюшки.

«Если не удастся спасти Асю от суда, то надо будет подключить к ее адвокату хорошего психолога, – подумал Алексей, – например, Веру^[4]. Она отлично опишет «индивидуальную реакцию» на основе этих рассказов…»

– А вот еще такой был случай, – тем временем начала рассказывать Полина. – Мы гуляли в лесопарке возле Канала имени Москвы, Асе было восемь лет, мне четыре… Стоял май, на редкость жаркий, и мама – тогда она еще была с нами – разрешила нам побегать по прибрежной полосе. Жгуче-жаркое солнце и жгуче-ледяная водица своим противоречивым сочетанием вызвали у нас восторг, мы просто задыхались от счастья… Но к вечеру Ася слегла. Сначала врач ставил диагноз «острое респираторное заболевание», прописал лекарства, но сестренке становилось все хуже и хуже. Она была бледненькая, есть и пить отказывалась, ее тошнило от всего, даже от глотка воды… Она почти ни на что не реагировала, глазки все время закрыты, будто спит… Родители приставали: «Что у тебя болит, Асенька?» Она отвечала: «Ничего…»

На третий день мы с мамой и папой повезли ее в Филатовскую больницу: мы все, хоть и не понимали причин, чувствовали, что Ася умирает. А там врач, выслушав историю о прогулке в лесу, сказал: «Вовремя вы ее привезли. Еще день, и вы бы ее потеряли. Девочка очень впечатлительная, как все рыженькие, к тому же левша, натура тонкая; у нее высокая возбудимость, и от избытка эмоций у ребенка начался ацидоз»… Я до сих пор не знаю толком, что это такое, – я в литературе хорошо разбираюсь, на филологическом учусь, а в болезнях нет. Но смысл в том, что у нее в организме возникло слишком много кислоты, и вылечили ее… Вы не поверите! Клизмой с содой, разведенной в теплой воде! Сода нейтрализовала кислоту, и Ася на глазах ожила, за несколько коротких минут, будто сказочная царевна из гроба встала! Появился румянец на щеках, глаза открылись, она стала улыбаться… А я тогда еще подумала, помнится: хорошо, что я не рыжая!

– После того случая она наблюдалась у какого-либо психиатра или психолога? Прописывали ли ей успокоительные средства?

– Тогда да, мама давала ей какие-то настойки. Но такие случаи больше не повторялись. Не помню, чтоб Асю лечили от повышенной возбудимости… Вы должны понять, Алексей Андреевич: да, слишком сильные эмоции, даже положительные, могут привести к негативным изменениям в организме. Но тогда речь шла о сбое в работе печени, а вовсе не о сдвигах в психике!

– Да-да, – откликнулся Алексей Андреевич, умиляясь нахальству малолетней девицы, полагающей, что она способна открыть на что-либо глаза человеку вдвое старше ее. – Я это понимаю, не беспокойтесь.

Он не стал объяснять Полине, что повышенная впечатлительность может привести, в случае негативных событий в жизни (как любовные разочарования, к примеру), к депрессии, а депрессия – к антидепрессантам. Полина запросто могла не знать о сердечных страданиях старшей сестры. В раннем детстве малыши практически неразлучны – уже хотя бы потому, что одного из них не оставишь дома без присмотра. Однако позже, с взрослением, детей разводит разное расписание в школе, различные кружки и секции, разные компании друзей. Каждый из них начинает жить достаточно независимой жизнью.

Алексей просто записал в своем смартфоне: «Спросить у отца и мужа по поводу антидепрессантов». Хотя интуиция ему уже подсказывала, что…

Впрочем, на интуицию полагаться нельзя. Пусть она изменяет редко, – но станешь ли ты полностью доверять женщине, которая изменила тебе всего лишь один раз?

– Вы с Асей были всегда близки? Делились секретами?

– То делились, то ссорились… Ну как все сестры.

– А теперь?

– Лучше, чем раньше, – засмеялась Полина. – Мы ведь теперь обе взрослые и умные. Четыре года разницы больше не считаются.

– Что скажете о муже Аси?

– Классный парень. Мне бы такого!

– Вот как?

– Красавчик, хорошо воспитан, заботливый, щедрый… Мечта.

– Похоже, он влюбился в Асю с места в карьер, – забросил удочку Алексей, надеясь услышать подробности.

– Да уж… Остается только позавидовать. Белой завистью, конечно! Я сестренку люблю и желаю ей счастья, – торопливо исправилась Полина. – А у меня тоже, не поверите, случилась почти аналогичная история… Только без продолжения, – добавила она грустно. – Мой принц сбежал.

– Неужели? От такой девушки, как вы? – грубо польстил детектив, алчущий подробностей. Каждое новое лицо в этой истории могло дать зацепку, поскольку интуиция… хоть и изменница, да!.. уже нашептала, что вряд ли Ася виновна.

Полина пожала плечами.

– Мужчины сбегают не от девушек, – назидательно произнесла она. – Они сбегают в силу собственной несостоятельности! Просто я тогда подумала, что это судьба: Кирилл тоже из Канады, как Аськин Андрей… И тоже из наших эмигрантов. Хорошо говорит по-русски… Мы познакомились тут, в этом кафе на Пушкинской площади. Он был с сестрой, они вместе решили посетить историческую родину, так сказать… Она младше, говорит с небольшим акцентом, ужасно забавным. Мы разговорились, они пересели за мой столик. Потом гуляли по Москве, я показывала мои любимые места – Бронные улицы, Патриаршие пруды, дошли до Никитских… Прекрасно провели почти три часа и договорились встретиться на следующий день в том же кафе. Я хотела познакомить их с Асей и ее мужем, он ведь тоже из Канады. Мы пришли первыми, а когда явилась моя сестра со своим новоиспеченным супругом, то Кирилл стал на нее так пялиться, что мне немедленно захотелось уйти! Ася хорошенькая, да, но не красивей меня! К тому же он знал: она будет с мужем. Я не понимаю, что он в ней…

Алексею Кисанову стало скучно. И, поскольку Полина удрученно умолкла, не договорив фразу (понятную и без того), он воспользовался паузой, чтобы сменить тему.

– Полина, а ваша мама…

– Умерла. Давно. Мне было десять, Асе четырнадцать. Но сначала она ушла от папы. Он не отдал ей нас… Мама очень переживала, только у него уже тогда была определенная власть, связи, он сумел нас оставить при себе. С мамой мы виделись раз в две недели. А потом у нее обнаружили рак…

– И с момента развода вашим воспитанием…

– Занимался отец. Если это можно назвать воспитанием, конечно.

– Что, строг был?

– Строг? Нет, это не так называется. Самодур – вот как.

– Да ну?

– А как вы назовете человека, который загребает миллионы, а при этом его дочери не имеют денег даже на карманные расходы?! У папаши средневековые представления о жизни. Ни на дискотеки не пускал, ни на вечеринки, даже на модную одежку денег было не выпросить!

– Сочувствую…

– Он Аське даже денег на свадьбу не дал! Мы, видите ли, богатые наследницы, отчего в каждом парне наш отец предполагает охотника за деньгами – его деньгами! Хотя на самом деле это девушкам надо охотиться за такими, как Андрей! С Аськой он совершил чудо: она всегда была сдержанная и закрытая, будто бесплотная, сотканная словно из воздуха, а тут вдруг неожиданно превратилась в страстную женщину, сияющую от счастья. И даже отцу принялась перечить, отстаивать свою любовь и право на замужество, пусть и скоропалительное. Страсть сделала ее сильной, понимаете?

– А о конфликте Аси с соседкой что вам известно? Похоже, ваша сестра не раз ругалась с ней…

– Ася считала ее самовлюбленной истеричкой с завышенными требованиями к окружающим. Отец ребенка ее бросил еще беременную – и Ольга будто вымещала на своем крошечном сыне злость. В самый первый раз, когда Ася постучалась к ней, Ольга ее впустила. Дите кричало, а она делала маникюр. Малыш был мокрый и голодный… Моя сострадательная сестрица тут же кинулась его переодевать и кормить, а потом усадила перед собой Ольгу и принялась ей втолковывать, как надо обращаться с ребенком. Ася ведь дипломированный педиатр, она имела право давать советы! Но Ольге ее советы по барабану. Малыш по-прежнему часто заходился от крика, только Ольга больше Асю в свою квартиру не впускала. Андрей пытался уговорить Асю не принимать так близко к сердцу чужие проблемы, отключаться от детского плача, будто его не слышишь. Он обещал, что как только сумеет продать свой бизнес в Монреале и найти что-то адекватное в Москве, то купит новую большую квартиру в хорошем районе. Потому что папаша наш раскошелился на две малогабаритные двушки, мне и сестре, на окраине Москвы в старых гнилых девятиэтажках, где даже через два этажа слышен каждый пук… Ася была так счастлива, так полна любовью своего Андрюши, так верила в их грядущую красивую жизнь… И вдруг это жуткое убийство! Теперь ей грозит суд, тюрьма… Не могла она забить Ольгу до смерти, Алексей Андреевич, поверьте, не могла!

Полина всхлипнула.

Да верил ей Алексей Андреевич, верил. Но полученная информация, увы, была не в пользу Аси. Ее природная сострадательность, легкая возбудимость, почти неконтролируемое стремление опекать страждущих – все эти черты могут в суде только усугубить впечатление, что Ася способна на убийство. Она рвалась спасти ребенка, защитить его от равнодушной матери – и под влиянием алкоголя, ничего не соображая, вполне могла убить ее.

В суде подумают, скорее всего, именно так. Потому что люди, как правило, судят поверхностно, не вникая в нюансы. А нюансы тут имелись. Например, такие: как бы ни негодовала Ася в юности, никому вреда она ни разу не причинила. Теперь же она взрослая женщина и намного лучше управляет своими эмоциями. По крайней мере, в нормальном состоянии.

Теперь о «нормальном состоянии». По свидетельству сестры, психотропных лекарств Ася не принимала; человеком была уравновешенным, со вполне здоровой нервной системой. Да, она имела большой зуб на нерадивую соседку – но большинство женщин сердобольны, им свойственно жалеть и помогать разным несчастным, а уж тем более если это младенец. Александра, жена Алексея, тоже не прошла бы равнодушно мимо. А в случае, если бы мать ребенка не взялась за ум, то Саша нашла бы, куда сообщить. Она журналистка, люди нередко ей пишут о своих проблемах, и Александра знает, в каких инстанциях их надо решать. Ася то ли не знала, то ли не до того ей было – она ведь влюбилась, готовилась к свадьбе, ссорилась с отцом: слишком много личных событий, чтобы вплотную заниматься чужими проблемами. Однако проходя мимо соседкиной квартиры, Ася не раз пробовала усовестить нерадивую мать…

Но убить? После лишнего бокала шампанского?

По показаниям официанта, они с мужем выпили бутылку на двоих. А по показаниям мужа, Ася выпила большую часть, примерно две трети – он вел себя разумно, так как был за рулем. Она захмелела, конечно, но муж не беспокоился, – ведь ей машиной не управлять. На обратном пути она спала, пока супруг ее не разбудил, когда мотор заглох. Вот это естественная реакция на алкоголь: заснуть. Еще естественнее было бы, если б Асю стошнило, но упоминаний об этом в деле нет.

Итак, Ася добралась до дома, пошатываясь (по свидетельству мужа). Услышала, что ребенок кричит. Каким-то образом попала в квартиру Ольги (которая давно перестала открывать ей дверь). Но откуда у нее оказались силы, чтобы забить соседку до смерти? Ася, скорее, сама бы рухнула под тяжестью мешка, едва только им замахнулась, – коль скоро была так пьяна! К тому же Ольга должна была сопротивляться, – значит, Асе понадобилось бы вдвое больше сил.