Помолись за меня. Две мини-повести

Благодарности:

Александр Маршал

© Тамара Злобина, 2018

ISBN 978-5-4493-5635-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. «Помолись за меня» – мини-повесть

Глава 1. Помолись за меня…

– Смотри, смотри, Шурка! – задрав голову в верх, восхищался Ромка. – Каравелла плывёт под парусами!

– Да ну тебя, фантазёр, – отмахнулась Саня. – И ни какая это не каравелла, а просто скопление кучевых облаков. Наверное, скоро дождь начнётся…

– Глупая ты, Шурка, – разочарованно выдал Ромка. – Такая же, как наша училка Галина Николаевна. Даже тон её копируешь… Глупая. И скучная.

– Чья бы корова мычала?! – начала сердиться девочка. -Умник тоже выискался?! Или это я вчера по географии пару схватила?

– Это я из принципа, – усмехнулся в ответ подросток. – Не желаю учителям в рот смотреть… Как некоторые.

– Ах, как некоторые?! – возмутилась Санька и, с подняв с дорожки сломанную ветку, кинулась к мальчишке с намерением отхлестать его за эти слова.

– Вот я тебя сейчас! – успела только выкрикнуть она, а лёгкий, спортивный мальчишка уже понёсся прочь по тропинке, через негустой лесок, поросший шиповником.

Девочка кинулась за ним следом, отставая совсем на чуть-чуть. Остановилась она лишь тогда, когда по лицу её больно хлестнула ветка, отлетевшая от мальчишки, как праща. От резкой боли у неё выступили слёзы и Саня схватилась за щёку. На ладони была кровь: острый сучок поранил щёку.

– Хорошо в глаз не попал! – подумала она, доставая из кармашка сарафанчика чистый носовой платок, который чуть ли не со скандалом ещё утром уложила бабушка.

Рома, заслышав, что за ним никто не гонится, остановился и обернулся через плечо. Поодаль стаяла Санька и прижимала к щеке платочек. Переведя дух, он иронически поинтересовался:

– Что, сдаёшься?… Эх, Шурка ты, Шурка!

– Не Шурка – Александра! – запротестовала девочка, вспомнив наставление бабушки не откликаться на мальчишечье имя.

– А я говорю: Шурка! – настаивал подросток.

– Дурак ты, – беззлобно ответила девочка и торопливо пошла на просвет леса.

Мальчишка постоял минуту, глядя ей во след, потом догнал девчонку и, перегородив дорогу, миролюбиво попросил:

– Покажи?

– Вот ещё? – ответила Саня. – Иди себе, куда шёл! И не приставай.

– Подумаешь?! – обижено возмутился Ромка. – Нужно мне приставать?! Цаца… Фу ты – ну ты, лапти гнуты!

– А у тебя – мозги гнуты! – засмеялась в ответ девчонка. – Если они вообще у тебя есть…

– Как дам сейчас! – взвился подросток. – Мало не покажется!

– Только попробуй? – приняла задиристую стойку Саня. – Или забыл, как в прошлый раз по носу получил?

– Ага, – шмыгнул носом Ромка, – знаешь, что у меня нос слабое место – вот и бьёшь?!

– Не нос у тебя слабое место, а мозги, – совсем по-взрослому усмехнулась девчонка и спокойно отправилась домой.

– Ну и чёрт с тобой! – всердцах выдал подросток и повернул в другую сторону.

Он шёл независимой походкой, держа руки в карманах и насвистывая незамысловатый мотивчик, делая вид, что ему совсем нет дела до этой вредной девчонки. Даже не оглянулся ни разу.

– Ну и ладно! – решила Саня. – Очень нужно?! Троечник несчастный…

Конечно, сейчас она слегка покривила душой: её одноклассник и заклятый сосед Ромка Литвинов троечником вовсе не был: твёрдый хорошист.

– Если бы у меня была мать завучем в школе – запротестовала девчонка, – то я отличницей была бы!… Жаль, что у меня только бабушка – Александра Даниловна… И больше никого нет.

И снова Саня слукавила: была у неё и мать – дочь бабушки Саши. Но её словно и не было.

Вновь припомнились Сане горькие слова бабушки:

– Ветрогонка твоя мать, Саня… Гоняется по просторам России, как геолог за золотыми россыпями. Никак себе места не найдёт: по году ни слуха – ни духа… Жива ли, нет ли – не известно.

– Ба, ба! – тормошила Саня бабушку за фартук, – Не переживай ты так. Нам с тобой никого и не нужно… Ведь правда? Главное: я у тебя есть!

Бабушка гладила девочку по голове, приглаживая её пушистые волосы цвета спелой пшеницы:

– Да, внученька, главное – ты у меня есть.

– А ты – у меня! – ликовала в ответ Саня.

В начальных классах Сашенька всем любопытным объясняла, что мать у неё геолог. И что бродит она по земле – золото ищет, чтобы всем жилось лучше. Отдельные личности пытались вывести девчонку на чистую воду, но каждый из таких пытливых в результате улепётывал от неё с разбитым носом. И вскоре любопытствующих больше не осталось.

Сейчас она заканчивает шестой класс. Последний раз Саня видела свою мать год назад. Появилась та во время летних каникул: такая шумная смешливая, с целым чемоданом самых дорогих шоколадных конфет. Не-то Снегурочка, не-то Дед Мороз – хоть и не по времени.

– Лучше бы ты, Надежда, Сане платье новое для школы привезла, – беззлобно отреагировала тогда баба Саня.

– Я хотела, – не задумываясь ответила Надежда, – но побоялась размер не угадать: вон Санечка как вымахала. Почти девушка!

– Следующий раз заявишься, когда внучку замуж буду выдавать?

– Да ладно, мама, не ворчи! Не идёт тебе это…

Побыла Надежда с родными две недели и заскучала: её душа простора требовала, воли, движения. И заявила она:

– Пора мне, мама: засиделась я что-то на одном месте.

– Надежда, побудь хоть недельку ещё? – попросила мать. – Съездите с Сашенькой в область, обновки ей купите: выросла она из всего. Платье для школы новое нужно. Да и пальтецо зимнее не помешало бы…

– А вот завтра и отправимся! – решила Надежда. – заодно и билет себе куплю на поезд.

В ответ Александра Даниловна только вздохнула, понимая, что ничем не сможет удержать свою непутёвую дочь.

После окончания 8-го класса Роман исполнил свою детскую мечту и поступил в Ленинградское Нахимовское училище. Радости его не было предела.

– Понимаешь, Шурка, – с искрящимися радостью глазами говорил он, – я буду ходить по морям, океанам! Как всегда мечтал…

– На каравелле? – усмехнулась Саня, не понимая радости друга.

– А что? – не принимая Саниной иронии, отреагировал Роман, – Курсанты и на парусниках ходят, в кругосветку. Так что, вполне вероятно и под парусом похожу! По крайней мере буду очень стараться, чтобы попасть на это судно…

Сане очень хотелось спросить: – «А как же я?», но из гордости она не сделала это, а только сказала довольно холодно:

– Что же: поздравляю тебя. Рада, что хоть у кого-то мечты сбываются.

В тот день они чуть не рассорились навсегда: окончательно и бесповоротно. Ромка посмотрел на хмурое лицо девушки и сказал:

– Шурка, ты что сегодня не с той ноги встала, или не выспалась?

– Зато ты, как я вижу, с той встал! – запальчиво ответила девушка и убежала, не попрощавшись.

На следующий день собрались все однокласснике, кто ещё оставался в совхозе. Сначала пошли на вечерний сеанс, ведь теперь им это дозволялось: выпускники восьмилетней школы имели на это полное право. После кинофильма бродили по памятным местам. Вспоминали, шутили, смеялись.

Вот на этом дереве после седьмого класса мальчишки вырезали свои имена и имена тех девчонок, которые им нравились. Ромка залез высоко-высоко и там, чтобы никто не узнал его тайны вырезал два имени: своё и Санькино.

Побывали в совхозном саду, где частенько воровали яблоки. На этот раз дед Семёныч сам угощал их, припоминая сколько неприятностей «безобразники» доставили ему в своё время.

Потом провожали девчонок. Как взрослые. До самого дома. Прощались за ручку – желали успехов, счастливого пути. Из совхоза уезжали почти все: кто в райцентр в девятый класс, кто в город, в училища, Ромка в Нахимовское, Саня – в медучилище.

Так они с бабушкой решили, что Саня пойдёт по её стопам и станет медиком.

– Будешь и меня лечить, Саня. Здоровье у твоей старой бабки что-то пошатнулось. Кому лечить, как не тебе?

У самой Санькиной калитки Роман сказал, слегка волнуясь:

– Ты это… Не приходи утром меня провожать…

Саня одарила друга недоумевающим взглядом. А он продолжил, улыбаясь своей фирменной улыбкой:

– А то разревёшься ещё там… Стыда не оберёшься.

Глаза девушки стали круглыми, а щёки начали покрываться алой краской, и она уже была готова дать дёру, но Ромка поймал её за руку и неожиданно, слегка смущаясь, назвал взрослым именем:

– Александра! Смотри сдуру без меня замуж не выскочи.

Санька дёрнула худеньким плечиком:

– Вот ещё?! Я вообще замуж не выйду!

– За меня выйдешь! – улыбнулся Ромка, неожиданно чмокнул Саню в щёку, и быстрым шагом пошёл к своему дому.

Девушка глупо хихикнула и вприпрыжку помчалась домой.

Утром она всё же пришла на остановку автобуса, но наблюдала за происходящим со стороны. Она видела, как Ромка искал её взглядом и радостно улыбалась из своего потаённого уголка. Видела, как погасла его улыбка и решила беззлобно:

– Так тебе и надо! Не нужно было вчера говорить, чтобы я не приходила провожать!

Но, когда автобус тронулся, она не выдержала и выбежала ему во след. Ромка увидал Саню и радостно замахал рукой. Она бежала рядом и жестами показывала, чтобы он писал ей письма. Но автобус прибавил скорость и девушка отстала. Она ещё долго стояла у края дороги, даже когда автобус скрылся из глаз, и пыль, поднятая им, улеглась.

А ещё через день с той же самой остановки Саню провожала бабушка.

– Ну, вот, – говорила она, скрывая слёзы, – и полетели наши птенчики из гнезда во взрослую жизнь… Как -то сложится всё у вас?

Александра молча гладила бабушкины натруженные руки с распухшими суставами, её душили слёзы.

– Будь умницей, девочка моя… Ты всё же не в свою маму пошла.

– Я в тебя, бабушка, – ответила Саня.

Бабушка поцеловала Александру в щёку и перекрестила на дорожку. А Саня тихо попросила:

– Помолись за меня, бабушка…

Глава 2. Смерть бабушки

День был тихий, безветренный, туманный. Туман словно просачивался из самой земли и поднимался ввысь, меняясь, редея и растворяясь в пространстве. Внезапно из тумана размытыми очертаниями начала возникать бледная картинка. Лёгкими мазками талантливого художника проявилась группа людей, двигающихся тёмной, молчаливой процессией, словно переходя из какого-то странного сна или замысловатой фантазии в реальность. Молчаливая процессия ступила на извилистую, поросшую травой-муравой, дорожку, ведущую куда-то вдаль, пропадающую в этой дали, и медленно двинулась дальше.

Была в этой процессии какая-то безысходность, мистическая тоска и ирреальность. Словно картинка вне времени и вне сезона: ни прошлое, ни настоящее, ни весна, ни лето, не осень и не зима. Это странное ощущение ещё более усиливал туман, будто ластиком стирая тёмные фигуры, отделяя их от земли насыщенно-чёрной полосой. Процессия двигающаяся меж небом и землёй – тихо, скорбно, слегка театрально…

Хоронили Александру Даниловну. Народа собралось немало: почти вся совхозная больница, где она проработала без малого двадцать лет; подруги, соседи и просто добрые люди, знающие и уважающие её. Сашеньку поддерживали с двух сторон крепкие руки соседа Митрича и заведующего хирургического отделения – Михаила Михайловича, где Александра Даниловна до последнего работала санитаркой. Если бы не эти руки, Саня давно упала где-нибудь по дороге, и подниматься не захотела. Она была, словно во сне, или в состоянии слабого помешательства: ничего не слышала, никого не видела, ничего не ощущала.

Пять дней назад девушке исполнилось двадцать лет. Баба Саша была такая весёлая, хлопотливая. Саня радовалась, глядя на свою бабушку и была счастлива, что всё так хорошо складывается: уже год она работала в местной больнице операционной сестрой, бабушка всегда была рядом и поддерживала её и добрым советом и мудрым словом. И вот теперь… Все эти чужие люди, серые лица. Этот странный туман, что разделил вчера и сегодня полосой сплошной черноты и безысходности. Девушка словно не понимала куда ведут её сильные мужские руки. Зачем? Почему? Ей хотелось крикнуть, что было сил:

– Остановитесь! Я не хочу! Не хочу…

Но сил не было. Заплетающиеся ноги едва касались дорожки: её почти несли. Процессия, наконец, остановилась у свежевырытой могилы. Гроб, обитый чёрным и красным сатином поставили на две табуретки. Сухонькое лицо Александры Даниловны утопало в неярких полевых цветах, которых она так любила. При жизни.

Маленькая, худощавая старушка в белом ситцевом платочке не-то запела, не-то запричитала молитву, и Александра начала тихо сползать вниз. Её успели подхватить всё те же сильные руки. Послышались слова:

– Дайте девочке попрощаться с Александрой Даниловной…

Саню подвели к гробу и сказали:

– Попрощайся, Сашенька, с бабушкой.

Александра наклонилась к лицу бабы Саши и потеряла сознание. Очнулась от резкого, неприятного запаха и подумала:

– Нашатырный спирт… Зачем?… Я не могу этого видеть… Не хочу.

Кинулась на уже заколоченный гроб:

– Бабушка, – шептали губы, – бабушка, не уходи… Не оставляй меня одну…

– Поплачь, Сашенька, поплачь, – просила её подруга бабушки – Нина, – легче станет.

Саня посмотрела на неё сухими глазами, но ответить ничего не могла: слов не было. Не было и слёз. На уме вертелись слова «бабушкиной молитвы»:

– Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Больше ничего не шло на ум, и она снова и снова повторяла начальные слова молитвы, которая не раз спасала Александру Даниловну в самые страшные дни войны:

– Царие моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Надежда приехала домой только через полтора месяца, но не застала никого: Александру Даниловну похоронили, а Саня к тому времени была уже в Чечне.

Не застав никого дома, она направилась к лучшей подруге матери и после её пояснений поинтересовалась с искренним недоумением, словно была удивлена до глубины души:

– Как умерла?! Почему меня не дождалась?

– А ты думала, что мать будет жить вечно?! – возмутилась Нина Ивановна. – Матери имеют такую тенденцию умирать не дождавшись своих дочерей, потому как те не спешат домой.

А уж, когда Надежда услышала, что Саня спустя сорок дней после смерти бабушки уехала в Чечню в качестве операционной сестры, возмущению её не было предела:

– Она что, с ума сошла?! Там же война идёт… Какой дурак надоумил её попереться туда?!

Нина Ивановна пожала плечами в ответ: выдавать Михаила Михайловича ей не хотелось. Всё это могло для него плохо закончится: она ещё не забыла воинственность Надежды и её способность наказывать «врагов».

Но всё-таки Надежда наведалась в больницу и имела трудный разговор с Кориным. Михаил Михайлович не стал оправдываться, а выслушав все обвинения женщины, строго сказал:

– А что вы хотели, Надежда Сергеевна, чтобы девочка зачахла совсем от горя? Ей была необходима смена обстановки – иначе можно было тронуться разумом.

– Но не такая же смена?! – возмутилась женщина. – Не в пекло же было толкать девочку? Куда смотрели вы, её наставник?!

– А куда смотрели вы?! – слегка повысил голос Корин. – Её мать? Почему девочка вынуждена была один на один нести свою беду?

Надежда опешила даже от строгого тона доктора:

– Но она же не в пустыне жила: вокруг люди, друзья, соседи, наконец, вы – сослуживцы?!

– Чужие люди? – вглядываясь в глаза странной женщины, поинтересовался Корин. – Вы считаете – этого достаточно?… Ни одной родной души рядом…

– Она уже взрослая девочка! – запротестовала Надежда. – И должна уметь принимать удар судьбы!

– Ну-да, ну-да, – ответил Михаил Михайлович, решив, что это женщина так ничего и не поняла. – Принимать удар она пока не научилась – потому и отправилась в Чечню, чтобы пройти урок, что называется: год – за три.

– Вы жестокий человек! – возмутилась Надежда.

– Да, это так! – ответил Корин, – моя профессия требует этого – я хирург. До мозга костей. А вы, Надежда Сергеевна кто?

– Я – мать! – попыталась доказать свою правоту женщина, но Корин не дал ей сделать этого.

– Сомневаюсь! – словно отрезал он. – Это Александра Даниловна была для Сашеньки и матерью, и отцом, и бабушкой. А вы, как я вижу – совершенно посторонний, чужой ей человек.

И добавил, поднимаясь с места:

– Извините, мне нужно к больным.

Корин вышел из кабинета не прощаясь, а Надежда от возмущения ещё некоторое время открывала рот, не находя слов. Потом поднялась и вышла из кабинета врача, громко хлопнув дверью. Уехала из совхоза на другой же день, оставив дом и могилку матери на попечение Нины Ивановны. Она так и не рассказала никому о нелицеприятном разговоре с Кориным, да и тот не стал распространятся на эту тему: они прекрасно поняли друг друга, и расстались, если и не врагами, то уж точно не друзьями.

Саня к это время работала уже а полевом госпитале, располагающемся на окраине Грозного. Здание было полуразрушено – госпиталь располагался в подвале. Приспособлен наскоро, но операционная была оборудована всем самым необходимым. Рядом с операционной реанимационная палата, с лежащими в ней тяжелоранеными, которых нельзя было ещё транспортировать.

В Грозном шли тяжёлые бои и раненые поступали непрерывно. Работы было так много, что времени думать о чём-то постороннем кроме череды операций, следующих одна за другой, не было. И Александра выкинула из головы всё, что произошло с ней полмесяца назад.

Уже через неделю работы Александра ощущала себя в госпитале, как рыба в воде. Общая боль и беда сближает гораздо быстрее и прочнее, чем общая радость. А уж боли тут хватало с избытком. Раненых привозили прямо из боя. Иногда девушке казалось, что весь Грозный – это сплошное поле боя.

– Как когда-то в сорок третьем в Сталинграде, – думала Александра, невольно вспоминая рассказы бабушки Сани. – С одним исключением: медсестра на поле боя сейчас не сможет сделать и шагу. Главврач даже ночью не разрешает выходить на поверхность, опасаясь снайпера, который засел где-то неподалёку.

Одна хирургическая бригада сменяла другую. Спали по очереди в небольшом помещении с несколькими металлическими кроватями, письменным столом посередине, служившим и кабинетом, и столовой, шкафами вдоль стен, где хранились необходимые лекарства, перевязочные материалы, инструменты.

В операционную Саню пока ещё не допускали: хватало работы в послеоперационных палатах. Их всего две: маленькая на десять коек, где размещались самые тяжёлые, которых нельзя было вывозить из-за сложности ранения и нестабильности состояния, и большая – на двадцать коек, расположенных в два яруса. Здесь раненые долго не задерживались: раз в три дня прилетал вертолёт и забирал троих-четверых, для переправки на «большую землю».

У Сани была заветная мечта: встать к операционному столу, ведь один из двух хирургов был сам главврач: Вениамин Михайлович Воротников, который считался одним из лучших полевых хирургов. Поэтому она без устали повторяла и повторяла всё то, что должна знать операционная сестра. Закрыв глаза, Саня вспоминала все хирургические инструменты, представляя их мысленным взором..

Застав как-то девушку возле шкафа с инструментами, Вера Васильевна, ассистент Воротникова, поинтересовалась:

– Инструмент, девонька, учишь?

Саня в ответ кивнула головой.

– Учи-учи! – продолжила Вера Васильевна. – Чтобы от зубов отскакивало… Сама проверять буду.

После её ухода, Наташка, что работала в паре с Саней, съязвила:

– Проверять – на это мы горазды, а вот место уступить, как смене своей, не дождёшься. Я уже два года при выздоравливающих, а воз – и ныне там. Правда мне Вера даже не обещала проэкзаменовать… Она, что глаз на тебя положила?

Александра с удивлением посмотрела на подругу:

– О чём это ты?

– А ты не знаешь? – хихикнула Наташка. – Верочка наша обожает молоденьких девочек… Вроде тебя…

– Не смеши, Наташка – весёлого мало.

– Не скажи-не скажи, – продолжала издеваться напарница, – я бы на твоём месте, непременно воспользовалась…

– Ну так воспользуйся – уступаю! – не поддавалась Саня.

– Увы, увы, она выбрала не меня.