Восхождение к власти: противостояние

Предисловие

Эта книга часть литературной вселенной «Мир серой ночи».

Случилось то, что никто не мог предположить – в стране произошёл государственный переворот, но его истинная сущность намного дальше от смены системы, скорее это торжество старой зависти и алчности, нашедшие воплощение в новом правителе. В Рейхе теперь иная власть, которая мнит себя более праведной, и стремиться избавится от всякого свидетеля не совсем честного переворота.

После «революции» в имперском обществе не произошло никаких изменений, только сильнее стали закручиваться гайки государственного механизма, стремящегося взять под контроль всё, до чего можно дотянуться. Отступникам, грешникам и диссидентам нет места в мире, который после глобальных преобразований остался таким же. Культ Государства всё так же без устали карает всех изменников – богатых и нищих, виновных и невинных. Правительство упивается контролем над населением, диктуя ему десятки лет праведный порядок жизни. Всюду начинаются религиозные и идеологические чистки, а костры Святой Инквизиции разгораются с новой силой, ласковым прикосновением жаркого пламени выжигая ересь, только помимо преступников на кострище суждено взойти и тем, кто остался верен прежнему правителю. Больше всего новую власть, выкованную по старым лекалам, волнуют те, кто может составить реальную угрозу «непрочному» правлению, из-за тех знаний, которые они несут.

Для Данте, «господина ледяное сердце», для человека, который пережил катарсис, это станет новым испытанием на верность стране. Вместе с ним несколько человек знают истинную сущность переворота и не собираются оставлять свершённое просто так. Всех собак спустили на тех, кто ещё недавно был верен своему отечеству, а теперь вынужден прятаться, как тараканы, чтобы не быть убиенными. Магистр Данте, ради спасения родины, вынужден встать на сторону мятежников. Тот, кто спасал Рейх от великого мятежа Фемистокла, идёт против верховной власти Империи, но во имя стабильности и обычных людей. Холодный расчёт и ледяное сердце он противопоставит горячему безумию и фанатизму. Теперь надежда на спасение жизней миллионов и всей страны находятся в руках горстки людей, объявленных преступниками и ренегатами.

«И тот, кто ищет, тот всегда найдёт».

– Евангелие от Луки 10:11.

«Люди, обуреваемые страхами и неуверенностью, сами себя покрывают мраком, который ложится на душу и не даёт увидеть свет истины, несущий надежду».

– Сарагон Мальтийский философ-пророк времён Великой Европейской Ночи.

«Пусть мысли ваши будут ясными и цели осознанными, тогда вы всегда сможете найти, то, что действительно ищите, то, в чём истинно нуждаетесь».

– Ламес Иллирийский.

«Всё находиться во власти обстоятельств. Когда вокруг спокойно, то и дух человека будет умиротворён, но если мир в огне и вокруг пылает кризис, то человеческие души уходят во власть эмоциональных бурь. Однако парадокс в том, что все упадки, декадентство и кризисы рождаются душевными бурями самых важных и влиятельных людей. И вот от этого человечество не придумало систему сдержек и противовесов».

– Сарагон Мальтийский.

Пролог

Милан. День.

Идёт пробирающий до костей ледяной прохладой дождь, утопивший город в саване холода и влаги. По коже любого могли пробежать уколы нагнетающего хлада, забивающиеся под одежду, которая слабо спасает от природного укола морозом. Печально, словно рыдая, завывает лютый ветер, что поднимает мелкий мусор в полёт и закручивает его в вихре воздушных потоков. Серая плачущая небесная твердь только и взывает к отчаянию, которое ползёт по городу душевной хандрой.

Среди стройных однотипных и бесцветных домов, что собрались в новом районе, пространство заполнили бесконечные патрули, состоящие из полицейских или уличных комиссаров. Их единственной задачей стала поимка или арест любого, кто прилюдно усомнится или оскорбит установившееся правление Архиканцлера. «Никто не посмеет плюнуть на освящённую Богом и народом новую власть, что понесёт свет праведности и истины» – как выразился новый глава государства, когда издавал указ о поимке всех «политически нестабильных и угрожающих стабильности Автократорства Рейх».

Никто не смел встать у полиции, комиссаров или слуг Церкви на пути или чем-то перечить, если поступит от них какое-либо требование, ибо они, длань нового правителя без жалости, без страха или сожаления истребляют любого, кто посмеет им перечить.

Среди вихрей ветра и сдавливающих пространство домов бродят бесконечные своры чиновников из различных управлений нового Все-министерства, которое теперь обязано держать под тотальным контролем всё общество, вплоть до самого маленького его фрагмента. Никто не может уйти от министерского взора или контроля, ибо оно пытается управлять на улицах всем: от поведения людей на дороге, до того, как человек совершит покупку и выразит благодарность тому, что благодаря Архиканцлеру он может что-то приобрести. И всё это делается для того, чтобы поддержать стабильность и привнести любовь к правителю, что «был благословлён Господом на собственное правление», как в самодовольстве новый властелин юга Европы считает.

Улицы и проспекты, дома и магазины стали не единственным местом контроля нового органа управления, ибо власть тоталитарная стремится контролировать всё, до чего дотянется её «око». Слуги Автократорства оказались везде: от слежки за канализационными стоками до управления жизнью города и всех его мелочей.

Служба Внутренней Разведки, под видом доброжелательных граждан, рыскала повсюду, в поисках тех, «кто, под овечьей шкурой, ведёт сокрытую жизнь сопротивленца новому священному правлению». Никто не сможет уйти от взора этих агентов, проводя последние минуты жизни в мыслях, что суровое и безжалостное правосудие Рейха их никогда не настигнет.

Помимо чиновников, стражей порядка и агентов оказалось ещё множество людей, провозглашавших себя сторонниками «нового посланника Божьего». Этими гражданами оказались, прежде всего, слуги Христианской Конгрегации Праведной Веры. Тысячи священников проводили службы у монументов-часовен, посвящённых Архиканцлеру, стараясь в своих таинствах вымолить у Бога благословение на его правление, а ещё десятки тысяч клириков и миллионы граждан готовили крестный ход, дабы восславить «нового отца, который принесёт праведность и спасёт грешные души».

Однако на этом волна фанатизма не кончалась. По улицам в серых, без знаков различия, рясах ходят люди, похожие на монахов и ведущие страстную проповедь о том, что необходимо неукоснительно почитать собственную страну и государство. Каждого «монаха» окружает по трое солдат, вооружённых старыми автоматами или даже архаичными винтовками. И те, кто выразят непочтение «монаху» тут же подвергались расстрелу, естественно после заполнения соответствующего протокола. Без всякого сомнения, это члены Великой Конгрегации Веры в Государство, которые так же ревностно и с фанатизмом насаждает повсюду веру в Архиканцлера и Государство, как в священные институты, единственно способные к дарованию истин.

Что ж, это всё тот Рейх, что и несколькими днями ранее, в своём новом обличии и никак не изменившийся с поры той самой «Революции», о которой мало кто знает и практически никто из нескольких сотен миллионов граждан не узнает.

Посреди всего «марша праведности» выделяется один человек, что подобно тени пробирается сквозь толпы священников, чиновников, уличных комиссаров и полицейских, что монолитными толпами исполняют столь старую цель нового правления. Этот человек облачился во всё чёрное. Кофта с широким капюшоном цвета ночи покрывает хорошие джинсовые штаны, под которыми на ногах прекрасно уместились остроконечные туфли.

Незнакомец аккуратно, как старый лис, проходит среди бетонных холодных стен и фанатично пламенных людских масс, оставаясь незамеченным, словно ночной призрак, который никому не виден. Ни слуги церкви, ни Конгрегации, никто почему-то даже не подходит к странному гражданину. Судя по всему, их устраивает мрачная одежда, наполненная отсутствием веселья и «праздной любви к яркости», как говорили священники. Слившись невзрачностью и серостью, безличием и мрачностью можно сойти со своего в стране абсолютного тоталитаризма.

Человек, облачённый в чёрное, увидев впереди усиленный и смешанный патруль, свернул с главной улицы и быстро скрылся в подворотне, не желая понапрасну испытывать судьбу. Гражданин, сориентировавшись на местности, понял, что совсем немного осталось до места назначения. Оставалось буквально пара кварталов, но все они кишели новым священническим слоем в иерархии – «гражданские министранты». Это люди из обычных граждан, что поступили на службу Церкви. Их единственной задачей оказалась банальная слежка за всеми, выявление признаков ереси, скрытого религиозного неповиновения и подача сообщения о подозрительных признаках возможного неповиновения.

Гражданин в чёрном одеянии подошёл к одному из «серых исполинов», что стоит в ряд с собственными бетонными безликими собратьями и образовывает нераздельную и безликую стену домов, так и желающих проломить сознание любого человека, сделав его таким же тусклым. Загадочный человек достал пластиковую карточку и прикладывает её к специальному замку, что чёрной пластиной красовался на массивной тёмной двери. И в это же мгновение прозвучал истошный писк, после чего тяжёлая преграда медленно приоткрылась. Понадобилось немало сил, чтобы её открыть и настолько аккуратно закрыть, дабы не раздался жуткий гул.

– Принесла? – послышался вопрос, наполненный эмоциональным и интонационным холодом, от которого пробирала дрожь, ползущая стужей по душе.

– Вы же сказали, что будете ждать в квартире, – прозвучало уточнение, преисполненное нотками удивления.

– Нет времени. За каждой квартирой в этом доме пытаются следить министранты. Кто-то здесь был обличён в ереси, поэтому такое внимание.

От голоса мужчины исходил безэмоциональный хлад, спешивший наполнить разум любого морозом общения.

– Да.

– Тогда давай.

Человек снял капюшон и на тусклый холодный свет, исходящий только от старых диодных ламп в подъезде, показался прекрасный и изумительный лик. Короткие чёрные волосы девушки едва ли касаются плеч, слегка дотягиваясь до кофты. Лицо своими очертаниями напоминает овал, с выделяющимися гранями, которые можно было охарактеризовать только как «прекрасные»: весьма аккуратный худой нос, серые, словно посеребрённая сталь глаза и тонкие бледные губы.

Девушка опускает в карман худую ладонь, вынимает оттуда бумажный свёрток, сжатый в тонких пальцах, и передаёт его высокому мужчине, облачённому в только чёрные, как непроницаемая ночь, одеяния, от которых даже свет не отталкивался. Он спешно схватил свёрток и так же холодно пояснил суть следующего задания:

– Тебе необходимо найти бывшего Верховного Инквизитора Карамазова. Я знаю, что он прячется где-то в этом городе. – Последние слова чуть было не пропали в безумном кличе, что донёсся сверху: «Именем Христианской Конгрегации Праведной Веры, оставайтесь на месте».

– Будет исполнено, Магистр Данте, – скоротечно сказала девушка и скрылась прочь.

Часть первая. Надежда во мраке

Глава первая. Рассеянные братья

Спустя два дня. Милан.

Стоит мрачная и серая погода, которая предзнаменовала наступление тяжкой и холодной зимы, что скуёт ледяным поветрием весь север бывшей Италии. В это время люди запасаются тёплыми вещами, а новообразованные управления: «Коммунального обслуживания», «Подачи горячей воды» и «Надзора за температурой в помещениях», начнут тотальную и масштабную подготовку к холодному сезону. А раньше, до Великой Континентальной Ночи в этих краях, даже когда далеко на севере стоял лютый мороз, было весьма тепло. Но всё изменилось после ожесточённой войны между Рейхом и Либеральной Капиталистической Республикой, когда при полной своей ярости схлестнулись в жестокой бойне два абсолюта, да с таким остервенением, что чуть Альпы не были обращены в горную пыль. Однако погодные изменения на эту землю пришли ещё раньше, в ту эпоху, когда человеческая цивилизация канула в беспросветную тьму кризиса.

Таков сейчас Милан, ставший первым крупным городом у Альп и ставший верным стражем на случай вторжения вероломного соседа с севера. Величественный город со сломленным духом свободы, полностью подчинённый воле Архиканцлера, всецело скован его чёрной волей и видением идеального мира. «Никто не смеет перечить идейному курсу, ибо в нём свет истины» – так утверждалось в указе нового правителя, когда он спускал всех инквизиторов на тех, кто посмеет против него выступить, или нового курса, который, как полагает новоявленный глава государства – «спасёт государство от ереси похотей и развращения». Некогда великий и гордый славный город, с духом свободолюбия, снова спешит погрузиться в пучину нового средневекового мрака, что стал жестокой сутью новой реальности, со старым и неизменимым фундаментом – религия, правитель и государство и ничего вне этих трёх понятий. Средь бетонных джунглей проходят политические чистки, устраиваемые инквизиторами, чтобы доказать собственную лояльность новому правлению в обёртке старого режима.

Ярые последователи Великой Конгрегации Веры в Государство, находясь под защитой духовно-просветительских войск, выискивают всякого, кто посмеет выразить сомнение в новом курсе. С таким же пламенным фанатизмом, даже не изменившим форму, принимая государство, как священный институт, сторонники Конгрегации стараются убедить всех граждан в собственной правильности и праведности слов, а тех, кого не удавалась научить – расстреливали на месте. И как бы в издёвку, дабы соблюсти законы Автократорства и быть чистыми перед Великим Трибуналом, после каждого акта «праведного мщения» составлялся протокол и вызывались уличные комиссары.

Везде и на каждом шагу любого гражданина может поджидать возмездье за то, что «он не должным образом выражал свою любовь и отношение к государству». Так, если человек посмотрит на один из плакатов и исказит лицо в некой гримасе, что не понравится «монахам» из Конгрегации, священникам или уличным комиссарам, то его могли арестовать за «оказание лицевого неуважения к стране». Ибо, как сказал Архиканцлер: «никто не смеет выражать неуважения в любой форме к праведности государства, ибо его воплощаю – я».

Но хуже всем приходилось тем, кто был принят на различную работу при правлении второго Канцлера. За ними устанавливался особый надзор, как за «идеологически нестабильными гражданами, по причине вербовки при неправедном правлении». А «неправедным правлением» новый глава государства осознанно называл время управления второго Канцлера, который по идейной сути решил отойти от принципов первого правителя Рейха.

Многие граждане Автократорства понимали, что их кошмар единственный способ спасения в этом мире и поэтому приняли новый старый режим с благоговейной верностью и спокойствием, осознавая, что он ничем не отличается от правления первого и второго Канцлера. Все с радостью и ликованием праздновали приход нового Архиканцлера, устроив огромный и пышный праздник, прокатившейся по уголкам всего государства: от огромной столицы до самых захолустных деревень и полузабытых посёлков. Но не все в старом городе со сломленной гордостью торжествовали победу нового правителя с приевшимся «идейным душком».

Тем временем, пока весь Рейх утопает в безумии новой власти, по улицам города пробирается человек, который собственным видом не вызывал подозрений. Серый, как вся миланская действительность, классический костюм, под которым виднеется белая рубаха, а на ногах чёрные туфли. У левой руки руку перекинулась деревянная тросточка, зажатая под подмышкой, а половина лица скрыта под бесцветной шляпой. Ничего примечательного или весьма подозрительного в этом человеке нет. Он с лёгкостью мог бы сойти за служащего какого-нибудь управления из Все-Министерства, а одежда в Автократорстве это один из главных показателей верности идеалам государства и матери-церкви. Человек только изредка крутит головой, чтобы увидеть, что творится вокруг и более точно выстроить маршрут, но кругом он видит, как льётся повсюду сладкая, тем и тошная, похвальба нового правления. Везде, где только можно было, на ветру колышутся транспаранты и плакаты с изображением нового правителя, а под ними подписи, восхваляющие его пришествие к власти. Мужчина подметил пару надписей и произнёс у себя их в голове: «К светлому будущему придём вместе», «Чем жестче правление, тем больше порядка», «Вместе проложим курс к счастью». От прокрученных в разуме нелепых изречений нового государя неприметному гражданину чуть не стало тошно, ибо он знал, что этого человека заботит только «власть ради власти» и уничтожение всех тех, кто мог бы подорвать моральный курс, установленный ещё первым Канцлером.

Внезапно взгляд человека, облачённого в серый костюм, приковала сцена, развернувшаяся на улице, ставшая актом показательной сути «нового курса». «Монахи» из Великой Конгрегации Веры в Государство, остановили гражданку. Шесть человек из духовно-просветительских войск, оградили девушку от «монахов» винтовками и спинами, за которыми и послышалась речь, полная недовольства:

– Дочерь наша, почему у тебя губы накрашены столь яркой помадой? Разве ты не знаешь моральный курс, установленный нашим, всеми любимом, Архиканцлером: «никто не должен привлекать к себе внимание, взывающее к животным инстинктам, ибо такова есть суть развращения».

Женщина стояла в полнейшем недоумении, в её глазах, мужчина в шляпе прочёл и смущение и страх одновременно, от происходящего она и даже не знала, как реагировать, но всё же нашла пару нужных слов:

– П-п-простите, но это не в вашей юрисдикции. Э-э-тим до-до-лжны интересоваться священники из Христианской Конгрегации Праведной Веры, но ни-никак не вы, – испугано заоправдывалась девушка.

«Монахи» опешили от такого ответа, явно понимая, что девушка права и дела с обязанностями одного департамента власти, не должны касаться юрисдикции другой ветви власти. Но, обиженные и наполненные досадой от такой юридической пощёчины они не собирались и перешли в новое идеологическое наступление, желая свершить кару:

– Ты права, но столь красные губы… этот цвет – древний символ коммунистов, и самой коммунистической веры. Конечно, будь у тебя другой оттенок, то мы бы и прошли мимо, но столь насыщенный и яркий, этот цвет может породить ностальгию к коммунизму. А пресечение антигосударственных посылов – наша юрисдикция.

После этих слов, тут же послышался звук передёргивающихся затворов на винтовках, и в самом воздухе стало витать напряжение от готовящегося акта «правосудия».

Сам ничем не подозрительный человек в сером костюме лишь смотритель, не смеющий влезть в эту драму, ибо как только он перейдёт черту дозволенного, станет желанной целью для всех структур Автократорства.

Внезапно вся фантасмагория фанатизма оборвалась от возгласов пяти полицейских, облачённых в серые шинели, высокие сапоги поверх тёмных утянутых штанин.

– Имением Автократорства – прекратить, – строго приказал один из полицейских.

Тут же к нему развернулись «монахи», лица которых покраснели от налившейся крови, в глазах вздулись сосуды, и послышался голос, преисполненный ревностной и фанатичной злобы:

– Страж порядка, ты смеешь нам перечить в деле свершения правосудия!?

– По закону, ты обязан передать эту девушку мне, а не свершать над ней самосуд. Нам надоело убирать за вами горы тел и искалеченных людей.

– Мы есть рука правосудия, – прозвучал протест сторонников Веры в Государство, держащих спокойные лица. – Мы должны карать грешников за их проступки!

– Нет, – поучительно начал полицейский, озлобившись, – это мы длань правосудия, ибо так хотя бы написано в законах. – И повернувшись к обескураженной женщине, уже утвердительно, с нотками ультиматума продолжил. – А теперь мы заберём эту гражданку для проведения допроса.

Конец спектакля настал так же неожиданно, как и его начало. Девушка, продолжая находиться в прострации, была заключена под стражу полиции и уведена от объятых «праведным» гневом культистов Государства.

Гражданин в сером, уделив чуточку внимания этому представлению, продолжил свой путь, желая как можно скорее быстрее уйти с улиц, где так сильно неутомимое и неусыпное «Око Императора», следящее за каждым человеком, что находится в его владении. Неприметный человек на всём ходу устремился в так называемые «новые районы» города, ставшие самой настоящей бетонной тайгой, но до них оставалось примерно пара сот метров, а на его пути оказалось несколько служащих Управления по Надзору за Гражданской Активностью. Этим людям было поручено подгонять граждан на улице, чтобы всё выглядело, будто народ занят и заинтересован в собственной жизни и участии в общественных процессах. Полный абсурд, но такова была воля нового управляющего государством, ибо он считал, что «необходимо людям радоваться тому, что они живут в таком прекрасном государстве и не предаваться унынию на улицах и впадать в апатию в публичных местах, ибо это есть акт морального разложения».

Неприметный гражданин, пока шёл по городу, всматривался в каждый аспект того мира, который его окружал. И помимо культистского и чиновничьего наплыва в городе очутилось ещё тысячи священников, которые прилюдно молились «во имя и славу нового правителя». Они могли наспех сооружать маленькие святилища или проводить целые мессы у монументов-храмов. И каждого представителя церкви окружают десятки министрантов, что служат и помогают во всём священникам в их нелёгком молебном труде. Все улицы города, кроме подворотен, превратились в один большой и бесконечный храм, в котором ждёт кара всех несогласных с новой верой, старого типа, и наистрожайшим образом соблюдается ультраконсервативная мораль, а всё это подаётся под маской «великого идеала».

Всё-таки гражданин дошёл до нужного места, спокойно преодолев препоны режима. За его спиной остались старые кварталы, собранные из прекрасных домиков и предстали высокие и монументальные строения, образующие бетонный лес, от которых, кроме ощущения безнадёжности бытия, исходил так же и жуткий могильный холод.

Человек в сером зашёл в пространство между этими домами и подошёл к тому месту, что располагалось рядом с главным входом. Близко с ним под дом уходит лестница, в конце которой тоже есть массивная и чугунная дверь, закрываемая лишь амбарным замком, которого нет на месте.

Гражданин, спустившись по лестнице, подошёл к двери и простучал тростью специальный код, схожий с шифрованием азбуки Морзе. В эту же секунду послышался вопрос из-за двери:

– Рассвет придёт.

– Сменяя закат, отбросит мрак, – ответил мужчина.

Дверь тут же открылась, и пространство наполнилось противным ржавым скрежетом, от которого режет слух.

Человек в сером костюме аккуратно ступил вовнутрь и ощутил на коже бег лёгкого холодка, тут прохладно и даже в чём-то сыро. Всё помещение освещали светодиодные лампы, которые покрывали всё пространство холодным и даже режущим глаз свечением.

Повсюду ходят те, кого бы назвали «экономически несамостоятельными» – нищие и бомжи, которых в Автократорстве практически не оставалось, ибо каждого подобного государство пыталось всячески пристроить или убрать подальше от большой общественности. Но в таких огромных городах, как Милан подобные люди продолжают присутствовать, становясь неприятным напоминанием для власти, что у проводимой политики есть свои изъяны.

В небольшом подвальном помещении они располагались буквально повсюду: на старых диванах, креслах у телевизоров, в кучах всякого хлама. В общем, заполняли собою пространство, но не каждый мог заметить, что у всякого «нищего» в этом подвале странно оттопыривают карманы, а на поясе висит по кобуре.

Гражданин в сером свершил краткий кивок, чем подал сигнал, тем, кто его окружает, что «всё хорошо» и подошёл к бетонной стене, и к одному ему известному месту приложил серую карточку, сделанную из симбиоза металла и пластика. В эту же секунду прозвучал глухой щелчок и кусок бетонной стены, посыпаясь крошками, отодвинулась в сторону, уйдя в остальную стену.

Ни один из «бомжей» и не помотал головой, продолжив заниматься собственным делом, а тем временем странный человек вошёл вовнутрь, прикрыв за собой эту тайную дверь.

Перед мужчиной предстал вполне приличный, и даже прибранный кабинет, устроенный для автономного житья. Помещение наполнялось светом от десятков различных маленьких лампочек, привинченных к потолку в виде люстры и к стенам в форме старинных фонарей, что заливают освещением всю комнату. Сам кабинет оказался довольно небольшой, скорее компактный. У стены, что стоит напротив входа, расположился книжный шкаф, забитый множеством книг и выполненный из тиса, украшенный золотым орнаментом. Перед шкафом своё место занял простой рабочий стол, сделанный в форме прямоугольника из тёмно-коричневого дуба, наполненный стопками бумаг, окаймлявших старенький ноутбук. А у стола, повернувшись высокой спинкой к входу, стоит кожаное кресло. Ну а по бокам у других стен были поставлены диван и вход в гальюн.

Всё помещение напоминает очертаниями и непередаваемым антуражем скорее убежище родовитого аристократа или матёрого староанглийского лорда, нежели простого бездомного. Но вошедшему хозяину внезапно стало не до отдыха или любования жилищем. Внезапно мужчина почувствовал каменную крошку под подошвой собственных туфель и приложился ладонью к ручке на трости, и тут же с металлическим звоном подалось сияющие на слабом свете лезвие тонкого клинка. Он посмотрел наверх и увидел, что решётка вентиляции выбита, а на месте где она упала россыпью лежит серый камень и пыль. Хозяин до конца вынул клинок из трости и стал аккуратно продвигаться к своему креслу, которое очень странно стоит – оно повёрнуто в не в том положении как обычно.

– Можете опустить свою зубочистку, – послышался приятный женский голос, издавший со стороны кресла, которое стало стремительно разворачиваться. – Я вам никакой угрозы не представляю.

В ответ мужчина лишь грубо и громко воззвал к пустоте, желая вытащить на свет незнакомку:

– Кто здесь?! Покажись!

Кресло до конца свершило поворот, и на глаза хозяина кабинета предстала прекрасная девушка, чья красота только подчёркивалась столь аристократическим фоном и игрой света. Прекрасные и выразительные глаза, цвета божьего серебра смотрят прямо на мужчину. Утончённые и во многом выдающиеся черты лица никак не умаляли общую концепцию лика, представленного вытянутым и худым овалом. А чёрные волосы, чуть касавшиеся плеч, были подобны дорогому и неимоверно прекрасному шёлку. И на фоне златого света, который заливал всё вокруг, эта девушка могла показаться ангелом, сошедшим с небес.

Столь прекрасный образ девушки ненамного смутил мужчину, но он тут же отбросил всю тень смущения и поднял вверх рапиру, занеся её остриём для атаки. И в этот раз, сделав голос ещё грубее и злее, но тише, мужчина задал вопрос, исказив лицо в незначительной неприязни:

– Кто ты? Кто тебя послал?

Прекрасная девушка слегка усмехнулась, её тонкие губы разомкнулись, неся ответ голосом, который напоминал сущность ласки, подобно тому, как хозяйка нахваливает или успокаивает своё дитя:

– Успокойтесь, прошу вас. Я Эмилия, называйте меня так. Меня послал Магистр Данте.

В ответ лишь короткое молчание, и буря мыслей в разуме, которая. Лицо мужчины спрятано под шляпой, и девушка не может различить эмоций в глазах, но ясно чувствует, что сейчас в нём идёт мысленная борьба.

– Откуда мне, знать, что ты послана бывшим Консулом, – медленно заговорил парень, – а не нашим безумным Архиканцлером? – прорычал мужчина, наполненный подозрениями. – Скажи, почему я должен тебе верить?

– Будь я послана Архиканцлером, то навряд ли говорила с вами, а вы бы едва ли сейчас живы были бы.

Хозяин кабинета опустил рапиру, но не спрятал её, держа для стремительного удара, однако решившись, довериться незнакомке. Мужчина подошёл к столу, потянулся к краю шляпы, зажав её пальцами и стянув, открыв измученное лицо. На свет подалась страшная картина минувших битв, отражённая на лике жестокими мазками кисти войны. Шрам «украсил» губу, второе ранение осталось «хорошей» царапиной у левого глаза, но его не задевший и последний – рассекающих правую щёку грубым взмахом чьего-то ножа. Суровые тёмно-синие глаза не наполнены злобой, наоборот, в них виднеются тлеющие огоньки былого душевного огня, разбавленные усталостью и бессилием. Мужчина поднял взгляд на Эмилию и девушка в них нашла страшную усталость, отчего ей стало не по себе.

– Ва-ваше лицо, – всмотрелась девушка в исхудавший вытянутый лик и её слова шёпотом покинули губы; перед собой она видит измученного человека, но не как главу могущественной организации и это её поражает, её мысль сотрясает удивление от того, что она желала увидеть другого человека, а не припёртого к стенке несчастного мужчину.

– Что? – вопросил мужчина, в душе испытав небольшую колкость, которая спешит разгореться в пожар самоедства и уныния; он знает, кем был, какой пост занимал, и кто он теперь. Такая глубокая потеря въелась в его душу ещё сильнее, и он застопорился на одном месте, обратив пустой взгляд в стену, мысленно борясь с наплывом укоров.

Мужчина, пересилив порыв душевной садни, снял пиджак, аккуратно его положил на диван и одним движением сдернул рубашку, которая как доспех, держала тело в тисках. Торс, слегка покрытый жиром, предстал изуродованным и перекопанным, разливаясь безобразными узорами из шрамов на теле, словно кто-то в упор выстрелил залпом стекла.

Бледные и иссохшие губы разомкнулись и полилась речь, насыщенная общей апатичностью и усталостью:

– Зачем пришла?

Голос девушки, от увиденного лица сделался менее игривым и стал более отдалённым и холодным:

– Я так понимаю, вы Верховный Инквизитор Карамазов.

– Бывший, – чуть ли не вскрикнул мужчина, и его безжизненное лицо слегка покраснело, а губы сжались. – После воцарения нового государя, жестокой битвы за нашу «Великую Цитадель» и установления «Инквизиторской Пентархии», я потерял все титулы и звания.

– «Пентархия»? – с недоумением вопросила девушка.

– Вас Данте совсем не информирует? Архиканцлер решил «почистить» ряды Инквизиции и весь руководящий эшелон решил устранить. Несколько дней шла битва за наш оплот, после чего мы были отброшены, а всей Инквизицией стало управлять пятеро Великих Инквизитороиев.

– Как же вы спаслись тогда?

– Это… слишком трудно, – подавленно ответил Карамазов, став рыскать в одном из шкафов в поисках одежды. – Всё это слишком трудно. Даже то, что я сейчас жив, заслуга очень хороших людей, не заслуживших… простите, – сдавленно вымолвил мужчина, опустив голову. – Слишком тяжко.