Андрей Боголюбский, или Смерть русского Цезаря. Трагедия в пяти действиях

Иллюстратор Станислав Викторович Хромов

© Станислав Викторович Хромов, 2022

© Станислав Викторович Хромов, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-4490-7022-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Станислав Хромов

Андрей Боголюбский
или
Смерть русского Цезаря

Трагедия в 5 действиях с эпилогом

Трагедия С. Хромова в пяти действиях «Андрей Боголюбский или Смерть русского Цезаря» повествуют о перипетиях русского раздора, начала смуты и гибели Владимирского царства.

Содержание

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Действие четвертое

Действие пятое

Эпилог

Действующие лица

Андрей Юрьевич Боголюбский, великий князь суздальский и ростовский, сын Юрия Долгорукого

Улита Кучковна, первая жена его, дочь боярина Стефана Ивановича Кучки, легендарного владельца Москвы, убитого Юрием Долгоруким

Великая княгиня, вторая жена его, родом из камских булгар

Юрий Андреевич, младший сын Андрея Боголюбского от первого брака

Всеволод Юрьевич, брат Андрея Юрьевича Боголюбского

Борис Жирославович, старший воевода

Кузьма Киянин, дворецкий замка Боголюбова, сподвижник Андрея Боголюбского

Прокопий, любимый слуга Андрея Боголюбского, спальник

Анбал Ясин, ключник замка Боголюбова, крещеный яс

Ефрем Мойзич, слуга, крещеный иудей

Петр Кучкович, боярин, зять Стефана Кучки

Яким Кучкович, боярин, доверенное лицо Андрея Боголюбского

Шварн, переяславский боярин, богатырь

Михн, мечник

Феодор, епископ суздальский

Феодул, игумен храма святой Богородицы Владимирской, духовник Андрея Боголюбского

Микула, сподвижник Андрея Боголюбского, протопоп, глава капитула Успенского Собора

Ор, бродячий певец

Послы подчиненных княжеств

Послы половецкие

Послы черных клобуков

Народ владимирский, посадские, дружинники, слуги, бояре, купцы, строители, стража, черноризцы, лавочники, иноземцы

Действие первое

Парадная зала замка Боголюбова.

Андрей сидит в богато убранном тронном зале.

Голова его гордо поднята.

Входит Улита.

Улита:

 
Мой господин,
прости,
что нарушаю
Твой отдых краткий…
В княжеских заботах
Проходят дни короткие,
а ночи
Я все одна…
Зачем привез ты ныне
Меня сюда – чтоб долгими часами
Сидела я в светлице одинокой,
Чтоб слезы проливала над подушкой —
Не вдовая,
не мужняя жена?
На что мне эта роскошь Византии,
Диковинные царские палаты,
Сады и парки,
добрыми руками
взращенные для горя и тоски.
Мне душно в Боголюбове!
Я вижу,
Ты позабыл несчастную Улиту.
Не посещаешь долгими ночами
И тайно уезжаешь во Владимир
К своей…
Ну, к этой…
Дикой полонянке.
 

Андрей (отходя от своих мыслей) :

 
Улита, свет, что сделалось с тобою,
Ты никогда мне раньше не пеняла
На жизнь свою, и в прежние лета
Всегда была опорой и поддержкой,
И нежной лаской сердце согревала,
Я помню, помню!
 

Улита:

 
Помнишь?
 

Андрей:

 
Помню, лада!
Ты боль мою руками разводила,
И солнышку подобно на рассвете,
Рассеивала хмарь и непогоду
В душе моей, и тучи грозовые
Могла одним лишь словом разогнать,
И никогда ни в чем не обвиняла,
Любила ты и в радости и в горе,
И до сих пор молитвами твоими
Я жив еще и Господом храним!
 

Улита:

 
Спасибо, князь, на слове задушевном,
Но что теперь?
Какая злая сила
Нас разлучить сумела так жестоко,
Что за печать проклятия на нас
Лежит от самой свадьбы?
Не смогла я
Сорвать ее, расплавить жаром сердца
И ниточку судьбы моей превратной,
Разорванную нашими отцами, связать навек…
 

Андрей:

 
Пустое говоришь!
Я за отца пред Богом не ответчик…
И если бы воскрес он перед нами
Вот в этот миг – о, многое сказал бы
Ему я нынче!
Как бы подивился
Он силе нашей, славе и величью,
И мощи всей Руси объединенной,
Согласию, которого он тщетно
Искал в земле, да так и не нашел.
 

Улита:

 
Да так ли это?
Нет в Руси покоя,
Нет мира никакого меж князьями,
И каждый смотрит, как бы у соседа
От вотчины краюху отхватить.
А смерды, пограничные особо,
Костят и тех, и этих без разбору —
Сегодня любят, завтра ненавидят
Владетелей, а черны клобуки
В окраинах наглеют год от года,
И нет от них защиты ниоткуда,
А князь великий слишком далеко.
Подумай лучше наперво о сыне.
Оставь свои опасные затеи,
Оставь мечты, не сбывшиеся в жизни —
Что будет с нами, с Юрием – когда ты
Уйдешь?
 

Андрей:

 
Однако, рано отпеваешь,
Я дел земных еще не завершил!
Намерил много, только не удержишь
 

Улита:

 
Руси в одних руках ты, хоть три жизни
Еще за этой следом проживи —
Второму Красну Солнышку не править,
Из мертвых не воскреснуть Ярославу.
Другие люди нынче на Руси —
Пока ты без оглядки к самовластью
Спешишь, обычай дедов попирая,
Во всех земли многострадальной,
Болотною гадюкой затаившись,
Измена будет ожидать тебя!
 

Андрей:

 
Пугаешь, что ли?
 

Улита:

 
Князь…
 

Андрей:

 
Молчи, Улита,
Что смыслишь ты в устройстве государском?
Измена там скрывается,
на юге —
Ты погляди теперь на стольный Киев,
Кем стала матерь русских городов!
Кругом князьки удельные, как тати
Друг друга грабят.
Попраны законы,
То берендеям кланяются низко,
То к польскому взывают королю —
По всем дорогам рыщут их дружины.
И разоряют собственную землю,
Которая от веку переходит
К другим князьям по роду старшинства.
И нет в земле хозяина меж ними,
Уж о боярах я не говорю!
 

Улита:

 
Мы об одном как будто, хоть и розно,
Но как же я?
Зачем все это мне?
 

Андрей:

 
Все это боль моя.
 

Улита:

 
Покаяться не поздно,
Бог милосерден, все мы в этом мире
Не без греха. Тебе молить прощенья
И без меня отыщется за что.
 

Андрей:

 
Не каюсь я в делах своих,
Улита —
На это есть смиренные монахи,
Они грехи отмолят,
им сподручней —
За то, что без родительского слова,
Без ведома отцовского с дружиной,
Да с верными холопами своими
Я Вышгород покинул,
не спросившись,
И в Киеве стола не домогался,
Положенного мне теперь по праву,
Которого отец мой не сыскал,
Хотя и слыл в народе Долгоруким…
 
 
А может быть, спешил сюда к тебе?
Уж много лет, как минуло то время,
И вот я здесь – великую державу
Я создал на языческих становьях —
Ростовскую и Суздальскую Русь.
Я населил моими городами
И селами, и несть числа народу
В бесчисленных владениях моих.
Подвластны нам Белозеро и Устюг,
Гороховец, Коломна,
Тверь и Нижний,
И Киев ныне голову склоняет,
И Новгород надменный бьет челом.
 

Улита:

 
Но нет у Мономаховичей ладу…
 

Андрей:

 
А коли нет пока еще, так будет —
На этом крест я людям целовал,
И волей избран божьей и народной!
И все князья клялись мне на кресте же.
 

Улита:

 
Ты слишком веришь в собственные силы.
 

Андрей:

 
Не в собственные, Уля, а в людей.
Меня Роман на Киеве не выдаст,
И Рюрик новгородский не изменит —
Недаром их пожаловал столами,
Теперь мне Ростиславичи верны.
 
 
А прочие утихнут постепенно,
Удел отцов навечно принимая,
И будут править дети их и внуки
Из рода в род.
 
 
А мы над всею Русью!
 

Улита:

 
Навечно?
 

Андрей:

 
Да!
 

Улита:

 
А лучшие бояре,
Посадниками севшие когда-то?
 

Андрей:

 
Бояре – слуги княжие, не боле,
И мне они,
Улита, не указ,
Когда казнить и миловать я волен,
То зря своих холопьев не обижу,
Да и они из отчины забудут
На службу бегать к молодым князьям.
Однако гнешь куда ты..
 

Улита:

 
Интересно,
Князья в благословенное то время
Уж по любви не будут, как бывало,
Жениться на боярских дочерях?
 

Андрей:

 
А, вот о чем!
Пойми меня, родная,
Чтоб уберечь великую державу,
Я должен укрепить ее границы.
 

Улита:

 
Такой ценой?
 

Андрей:

 
Любой ценой, Улита,
За это перед будущим в ответе,
Не упрекай.
Одну тебя любил я,
И видит Бог, вовек не разлюблю.
 

Улита:

 
Ты правду молвишь?
 

Андрей:

 
Правду, Уля, правду,
Жена дается первая от Бога,
Наш брак с тобой на небе освящен!
 

Улита:

 
Мы столько лет в согласии прожили…
 

Андрей:

 
Не думал я супругой звать другую,
Хотелось жизнь прожить по-христиански
С тобой вдвоем…
 

Улита:

 
Зачем же ты?…
 

Андрей:

 
Угроза! Ты все сама прекрасно понимаешь,
О счастии своем не помышляю,
Когда грозят поганые земле,
Что перед ней двоих влюбленных счастье,
Кто оценить сумеет и измерить
Печаль мою сердечную и муку,
И тяжесть государственного груза,
Что давит грудь плитою надмогильной —
И камень сей не свалится с души!
А этой свадьбой новою я нынче
С булгарами покончил дело разом
На прочный мир и вечную любовь
 

Улита:

 
Они и так разгромлены тобою
И русичи давно уж в их пределах
Живут себе и здравствуют безбедно.
А сколько ты булгарского полону
Тогда в своих уделах расселил.
Хитришь со мной.
 

Андрей:

 
Они еще полдела,
Враги Руси сильнее и опасней.
 

Улита:

 
Какие?
 

Андрей:

 
Половцы.
 

Улита:

 
Но ты в союзе с ними.
 

Андрей:

 
С волками разве может быть союз!
 

Улита:

 
Всегда они оказывали помощь,
Князь Юрию,
пока был жив Аепа,
Твой дед родной,
под княжеские стяги
Вставала биться ханская орда.
 

Андрей:

 
Степные волки!
 
 
Ведома их помощь —
Уж пол Руси по вежам растащили,
 
 
А при отце особо постарались,
Прикрывшись званьем матери моей.
 

Улита:

 
У вас ведь так ведется меж князьями…
 

Андрей:

 
А если бы не с нами,
шли бы с ними,
И с черными клобуками совместно,
Договорившись,
дикие народы
Сожгли бы и разграбили всю Русь.
 

Улита:

 
Да так ли это было?
 

Андрей:

 
Так, Улита.
В родне свои поганые со степью —
Того гляди, навалятся вместях.
И потому, чтоб северные веси
От хищника хоть мало оградить,
Женился я.
Сама ты видишь нынче,
Какие отношения меж нами —
Пускай себе княгиней во столице
Сидит она,
а мы ужо тем часом,
С булгарами сошедшись по родству,
Подымем их на половцев, а с ними
И берендеев, торков, печенегов, —
Коли с мечом затешется на север
Опять сюда отцовская родня…
 

Улита:

 
Ты ничего женитьбой не добился.
Уж не держи за девку ту простушку —
Не с этими заратиться, так с теми.
На всех и сам Господь не угодит.
 

Андрей:

 
А лучше бы и с теми, и с другими,
И между южной братией поладить,
Как было в года князя Ярослава —
В том наша Вера,
стало быть, и сила!
 

Улита:

 
Что ж, поезжай, ведь ты в столицу ехать
Собрался снова, знаю – недалеко
Стоит от Боголюбова Владимир.
Показывай ей силу, а меня
Ты отпустил бы к братьям на Москву.
Зачем привез?
Я боле не могу так —
Кругом вражда, насмешливые взоры,
Нахальство гридней и молва народа,
Немое отчуждение попов —
Все это свыше сил моих!
 

Андрей:

 
Родная!
Ты только покажи, кто бранным словом
Смутил тебя, а паче – оскорбил,
И я клянусь, что никогда ни разу
Ты этого не встретишь человека,
И ты вольна в поступках и желаньях,
Не пленницей держу тебя – княгиней!
Да что княгиней!
Ты моя царица!
 

Улита:

 
Жар-птица в клетке, хоть и в золотой!
 

Андрей:

 
Не так, Улита!
Можешь хоть сегодня
Сбираться в путь, любое из поместий
Я отпишу со всеми деревнями
С холопами, лесами, рыбной ловлей
И половину всей моей казны!
 

Улита:

 
Зачем мне это?
Братья не из нищих,
А много ли мне надо, одинокой?
 

Андрей:

 
Не одинока ты, и сын наш Юрий,
Одноименно названный в честь деда,
Уже орел!
И скоро будет править,
Как я, великим княжеством моим,
А кто сильнее матери-княгини,
В каких бы ни жила она пределах?
Покой ее по смерти обеспечен!
 

Улита (печально):

 
Какой покой!
 

Андрей:

 
Но знай, что ты нужна мне
Сегодня, здесь.
И в этом нет плохого,
Забыты распри прежние и счеты,
Твои же братья служат мне усердно,
И я их щедро жалую за это,
Люблю их и пекусь как о родных,
О всем гнезде почившего Стефана.
И внук его, мой сын любимый Юрий
Великим князем станет на Руси.
 

(Входит Юрий, с ним Кузьма Киянин и Прокопий)

Андрей:

 
Да вот и он!
 

(Строго)

 
Ну, легок на помине,
Сегодня чем порадуешь отца
И мать твою – опять застольем бражным
Ночь напролет с молодшею дружиной
Да с девками дворовыми?.. Эх, дети,
Спаси вас, Боже. Рати нет на вас!
И ты, Кузьма, содействуешь им тоже
С Анбалом вкупе – винные запасы
Неистощимы в княжьих погребах.
Пусть, стало, пьют, пока не околеют?
Что станутся за воины из них?
 

Кузьма:

 
Помилуй, князь.
Какое ж это пьянство,
Когда по чаре хлопцы осушили,
Да княжичу другую поднесли —
Не вижу в этом горя я большого,
Пусть веселятся, молоды покуда!
Не для того из Киева пришел я,
Не для того с тобою бился о бок
В кровавых сечах, и терпел лишенья,
Оберегал княгиню и малого,
Чтоб весь твой род под корень извести!
Не виноват, Прокопия хотя бы
Спроси, ведь ты к нему благоволишь.
 

Андрей (грозно):

 
Молчи, холоп!
Позвать сюда Анбала!
Сейчас узнаем сколько многоводна
Река течет из винных погребов…
А мнится мне, пошире будет Клязьмы
 

(Прокопий уходит за Анбалом)

Улита (Андрею):

 
Не гневайся!
И разве ты, бывало,
Не пировал с дружиною своею,
И словно равный брат им и хозяин
Не сиживал за дружеским столом?
Войдет в лета, объявятся заботы,
Жена друзей и братину заменит,
А ты под старость нянчить будешь внуков
И все пойдет законным чередом.
 

Андрей:

 
Не молод уж!
Со мною не ровняй ты,
Когда бы ум был нынешний, да прежде,
Не ниже бы царьградского престола
Сидел бы василевсом на Руси!
 

Улита:

 
Зачем?
 

Андрей:

 
Затем, чтоб Русь цвела и крепла,
И преклонялись дикие народы
И варвары степные, и латины
Перед моей великою державой!
А нынче что?
Как будто бы в покое
Живем теперь и славе, и в довольстве
А все еще волнуются пределы,
Возьми хотя булгар и черемису,
И нет житья покойного повсюду —
На юге от набегов половецких,
И сами Мономаховичи тоже
Грызутся, как собаки в подворотне,
Ольговичам на радость и потеху!
Кому же я оставлю дело жизни,
Всей жизни, Уля, злой и многотрудной,
Забывшим веру бражникам развратным?
 

(Входят Прокопий и Анбал)

Андрей:

 
Ага, явился!
Что же скажешь, ключник,
В свое ты оправдание сегодня?
 

Анбал:

 
Виновен, князь!
Безвинно, а виновен,
Не доглядел.
Весь день кручусь в заботах,
Сморило малость ночью,
я не слышал
У младших гридней шуму никакого,
А девок и в глаза я не видал!
 

Прокопий (желая перевести разговор):

 
Мой господин!
 

Андрей:

 
Тебе чего, Прокопий?
Ты этой ночью был,
кажись, при мне.
 

Прокопий:

 
Я не о том.
Когда сейчас с Анбалом
Мы вместе поднимались на крыльцо,
Какой-то жид,
оборванный и грязный,
К нам подошел и в ноги повалился.
И говорит,
что хочет видеть князя,
Служить ему,
великому владыке,
Зело усердно, преданно и верно,
По вотчинам далеким,
дескать, слава
Идет о князе добрая давно,
Что много удивлен и обнадежен
Богатством и величием соборным,
Ходил он в Богородичную церковь,
Другие храмы видел и строенья,
И хочет он всей верою и правдой
Великой послужить твоей державе,
И веру христианскую принять!
 

Андрей:

 
Ну, старый лис?
От логова уводишь?
На этот раз, запомни, не удастся
Тебе покрыть друзей своих.
 

Прокопий:

 
Да разве..
 

Андрей:

 
Гнать от крыльца жидовина!
А впрочем,
Пускай войдет,
мне преданные слуги
Нужны всечасно.
Кличь его Козьма!
Пусть слышит он и пусть запоминает,
Что мы закон блюдем по-христиански,
Что нету места блудням вавилонским
В моем дворце,
не жалуем и пьянства,
От коего все зло в миру творится!
 

(Кузьма выходит и через минуту возвращается с гостем. Тот падает в ноги собравшимся. Анбал в это время прячется за спину Прокопия, поближе к Улите)

 
Встань, странник, слышишь?
Занят я покуда,
С тобой ужо потом мы перемолвим.
Как величать?
 

Ефрем:

 
Ефрем, сын Моисеев,
А в Киеве отец зовется Мойзой —
Известный там в округе человек.
 

Андрей:

 
Вот и земляк,
Козьма, тебе в подмогу.
Знавал его?
 

Кузьма:

 
Да что-то не упомню.
 

Андрей:

 
На этот раз грехи твои прощаю,
А то ведь скажут будто лют с рабами
Великий князь.
 

Кузьма:

 
Сослать вели, кормилец!
Мой грех!
 

Андрей (не обращая, внимания указывает на Ефрема):

 
Да поднимите же его!
 

(Кузьма и Прокопий поднимают Ефрема и отводят в сторону)

 
А ясин где?
 

(Медленно поворачивает голову и замечает Анбала)

 
Чего там схоронился?
Умей ответ держать,
как подобает.
И впредь передо мною не юли.
 

Анбал:

 
Прости, раба!
 

Андрей:

 
Ответь сперва, не ты ли
Выводишь баб на игрища ночные
И погреба хмельные отпираешь
В любое время, в вечеру и в утро,
По первому желанию и знаку —
Мои, холоп лукавый, погреба?!
И не с твоей руки ли, перепившись,
Они снопами валятся под лавки? —
Я знаю все! – И с рожами хмельными
Утрами хмуро бродят по двору,
Когда их князь случается в отъезде?
 

Анбал:

 
Вели казнить!
 

Андрей:

 
Казнить тебя не буду
На этот раз. Но как же ты решился
Скрывать содом от князя своего?
 

Анбал:

 
Я не посмел бы скрыть…
 

Андрей:

 
А это верно!
Ты сам зачинщик первый среди них!
И посему мое такое слово:
Дружину всю отправить к воеводе,
К Борису Жираславичу немедля,
Пусть их гоняет до седьмого пота.
А девок и бабенок непотребных
Велю я разогнать по деревням
На самую тяжелую работу,
А то продать,
хотя бы вот клобукам.
Набрать хороших,
к блуду неповадных.
А с ключником особо мы поступим…
 

Анбал (валится в ноги):

 
Помилуй, княже,
больше никогда
Не повторится этакое дело,
Ведь я, убогий,
преданней собаки
Служу тебе,
готов в огонь и в воду,
На смерть идти, на дыбу,
ты же знаешь,
Что не предам вовек я господина!
 

(Улита берет руку Андрея и смотрит на него)

Андрей:

 
Вот именно.
Тем видеть тяжелее
Тебя сейчас!
Когда ко мне притек ты,
Не обласкал ли я тебя,
возвысив
Над слугами своими, и тогда же
С ключами вверил я тебе казну?!
Прочь с глаз моих!
 

Юрий:

 
Отец!
 

Андрей:

 
Идите вместе.
До Покрова Анбала на конюшню —
Пусть стойла чистит!
Может быть оценит
Тогда расположение мое,
 

(обращаясь к Юрию)

 
Ну и с тобой намедни разберусь я!
 

(Оба выходят, склонив головы)

Андрей (вдогонку) :

 
Ключи оставь!
 

Анбал:

 
Кому?
 

Андрей (оглядываясь):

 
Да вон, Ефрему,
Уж лучше жид, чем пьяница и бабник!
 

Прокопий (подходит к Андрею) :

 
Как можно, князь, чужому иноверцу
Довериться от первого знакомства,
Глаголет, что отец его известен,
Кузмище многих в Киеве знавал,
А этого как будто не припомнит,
Смотри…
 

Андрей (вскакивая) :

 
Сказал, и будет посему!
К тому же иудейские законы
Оставит он, и в том порукой слово, —
Я принимаю всякого на службу,
Кто поклянется мне не изменить.
 

Прокопий:

 
Да он же наг!
 

Андрей:

 
И что с того?
Запомни
Среди людей он может быть последним,
А первый перед Господом предстать!
Мы разве римских кесарей не выше
В своей любви и в вере православной?!
 

(указывает на Анбала)

 
И этот вон таким же, ты припомни,
Пришел сюда, и мы не знали, кто он —
А служит мне исправно, и доселе
Мы темных дел за ним не замечали.
 

Ефрем:

 
Воистину, велик ты, государь!
 

Андрей:

 
Мы окрестим жидовина по чину,
Дадим приют, и службу, и довольство,
Не занимать – и женку подберем,
Коли захочет.
 

Ефрем (опять падает на колени) :

 
Равных нет на свете!
 

Андрей:

 
Тем паче, узы в недрах иудейских
Семейные надежны и крепки,
Хоть и болтают всякое в народе,
Мужи их аккуратны и прилежны
И к золоту рачительны от века.
 

Ефрем (принимая на коленях ключи) :

 
Великий из великих самовластец,
Клянусь тебе сейчас, как перед Богом,
Отцом своим и предками своими
Землей и небом, совестью и честью,
Что верен я останусь до могилы,
С тобой, куда прикажешь мне, владыка,
Пойду хоть в ад, хоть к черту на рога,
И не было еще раба такого,
Кто стал бы в жизни Мойзича надежней!
На смерть пойду, ты только пожелай!
И веру православную принявши,
Готов я в том поклясться на кресте!
 

Андрей:

 
Добро, добро!
До ада нам далеко,
И в рай пока земля не отпускает.
 

Анбал:

 
Мы все с тобою, князь и господин,
Куда идешь, туда и мы же следом.
 

Андрей:

 
Ну, хорошо.
За преданность и веру
Тебе прощаю такожде, но помни —
В последний раз, хотя еще и в первый,
Пока поможешь Мойзичу и дело
Обскажешь толком, после поглядим.
Ступайте все, хочу один остаться…
 

(Все выходят, Андрей останавливает Улиту, берет ее за руку.)

Улита:

 
Мой сокол, ты устал, сосни недолго,
Пошлю к обеду мамку за тобой
 

Андрей:

 
Теперь не время, страшно мне, Улита.
 

Улита:

 
Но отчего?
Как будто нет причины
Тревожиться.
 

Андрей:

 
Да вроде бы и нету,
Крепко мое владенье на Руси,
Казна полна и преданны холопы,
И в воле нашей младшие князья,
А нет покоя!
Словно жду чего-то,
Известия дурного или хуже —
Измены, или…
 
 
Сам не разберу.
Дружина с сыном младшая пирует,
Моя надежда, в будущем опора
Державы нашей, – днями донесли,
Что странные говоривают речи
Какие-то за чашами хмельными,
И будто бы Анбала между ними
Все чаще видят…
 
 
Сон мне был тревожный,
Что твой отец поднялся из могилы,
И до поры скрывается меж нами
В обличье чуждом бродит по земле
И подбивает верных на измену…
И этот сон как будто отразился
Сегодня явью…
 

Улита:

 
Нет, не может быть.
 

Андрей:

 
Я врать не стану,
знаю – и Кучкович,
Свояк мой с ними любит повидаться,
Неладно что-то,
там же и Якимка,
Хотя седьмой воды на киселе
Родней он вам приходится.
 

Улита:

 
Не верю.
Тебе во всем Кучковичи опорой,
А речи эти – мало ли болтают,
К тому же неизвестно и о чем.
Поди, в угаре девок не поделят.
 

Андрей:

 
Нет, нет, Улита,
чувствую иное.
Опасность чую с этой стороны,
И от того сегодня строг я с ними.
Скорей бы Жирославича услышать.
 

Улита:

 
Так все же едешь?
 

Андрей:

 
Еду,
дорогая.
Не часто пусть,
но все же видеть князя
Должна столица.
 

Улита:

 
Только ли?
 

Андрей:

 
Улита,
Тебя люблю,
тебя одну навеки
Одну тебя в душе боготворю.
 

Улита (насмешливо) :

 
Боготворишь,
а спать бежишь с другою?
Как будто я церковная икона,
Или сестра тебе я во Христе!
Останься!
 

Андрей:

 
Позже, Уля.
 

Улита:

 
Нет,
Сегодня.
Я так хочу.
Сегодня и сейчас.
 

(Входит Михн)

Михн:

 
Под седлами уж кони застоялись,
Дружина ждет.
Загружены подводы…
 

(взглянув на Улиту):

 
Отдумал, князь?
 

Андрей:

 
Ступай, я скоро выйду.
 

Улита:

 
Останься!
 

Андрей:

 
Нет, не думай ничего.
Я во Владимир езжу не за этим,
Не задержусь…
 

(входят Борис Жирославич и Всеволод. Андрей в недоумении оглядывается)

Андрей:

 
А вы почто сюда?!
 

Всеволод:

 
Мужайся, брат…
 

Андрей:

 
Да что там?
Киев снова?
Опять Мстислав?
 

Всеволод:

 
Гонец заутра прибыл
С известьем верным
– брат наш Глеб, однако
Не сам почил назад тому два года,
А только нынче вызнали – отравлен
Врагами был…
 

(Андрей обводит всех глазами. Воцаряется тишина)

Андрей:

 
Известно, кто?
 

Борис Жирославич:

 
Известно.
 

Андрей:

 
Я чувствовал…
так вот оно, свершилось!
Мне в руку сон, Улита…
 

Улита:

 
Что же будет?..
 

Андрей (грозно) :

 
Рассказывай.
 

Всеволод :

 
Да я скажу немного —
Подручный Глеба, Гришка, сын боярский,
Совместно со товарищи своими
Подбили Ростиславичей на это
И согласились подлого изгоя
Владимира Мстиславича принять.
 

Андрей:

 
Да, слава Богу, царствовал недолго,
Не допустил Всевышний.
 

Всеволод:

 
Но, однако,
Владимиру ведь Киев полагался
В то время по закону старшинства.
 

Андрей:

 
Оставь дележ.
Коль мы начнем тягаться
Со всею Русью правом родовым,
А не своим величием державным,.
Начнется бунт, и брат пойдет на брата,
Как это было принято доселе,
Как и сегодня в западных пределах —
Ни правды нет, ни совести в князьях.
 

Борис Жирославич:

 
То верно, погубили братолюбца.
А ты же, князь, не ведая об этом,
Великий стол пожаловал Роману
Смоленскому, хоть вовсе не по чину
Сидеть ему на Киевском столе.
 

Андрей:

 
Я верю Ростиславичам…
Они же
Мне целовали крест и называли
Отцом меня.
Старейшим нарекли,
И не в пример племянникам и братьям
Со мной досель держались заедино.
 

Борис Жирославич:

 
Но, князь, твои все сродники в изгнанье,
А Луцк мутят волынские князья,
И Киев Ростиславич не уступит…
Да рядом и племянники его!
 

Андрей:

 
Ты что речешь?
Забыл, кто я?
 

Борис Жирославич:

 
Помилуй!
Великий царь и князь всея Руси.
 

Андрей:

 
Ну то-то же.
 

Борис Жирославич:

 
Да слишком далеко ты
Сидишь от Луцка.
Ляхи будут ближе,
А и король угорский недалеко.
 

Андрей:

 
Ну, ты заладил будто панихиду.
Пойдет ко мне волынская земля —
Не я ли Луцк разменивал на Киев,
Не ты ль со мною Киев брал на щит!
Пускай они грызутся меж собою,
Коль у Андрея руки не доходят.
Ужо, вот разберемся на востоке,
Я драчунов к порядку приведу.
К тому же брат мой Всеволод за нами,
И Михаил моей послушен воле…
 

Борис Жирославич:

 
Приказывай.
Поступим мы по чести.
 

Андрей:

 
Злодеев подлых, брата погубивших,
Мне выдать головою и в железах
В мою и в их законную столицу,
На княжий суд как ворогов и татей,
Роману разобраться в этом деле —
Кто киевлян на Юрьевичей травит,
Кто к бунту подстрекает и на смуту.
И всех виновных ставить на правеж.
А если в том и княжеские козни,
То выдать братьев также головою,
И их бояр, замешанных в злодействе.
 

Борис Жирославич:

 
А как не испугаются они?
 

Андрей:

 
А ежели ослушаются воли
Моей, то пусть столы свои оставят,
И вместе убираются в Смоленск.
Роману вон из Киева,
Мстиславу —
Из Белгорода выехать велю,
От Вышеграда пусть Давыд уходит…
 
 
И делятся в Смоленске как хотят!
Ты, Всеволод, отправишься с дружиной
И сядешь сам на Киевском престоле.
Да прихвати и брата Михаила,
Поддержкой верной будет он тебе.
 

(Жирославичу)

 
Немедля, как объявимся в столице,
Ты грамоту с печатью изготовишь,
И не теряя времени напрасно,
Гонца назад к Роману отошлешь.
Я все сказал.
 

Всеволод :

 
Так едем?
 

Андрей:

 
С Богом, едем!
С тобою скоро свидимся,
Улита.
Старшим Кузьма с Якимом остаются.
 

Улита (подходя к нему) :

 
Останься, сокол, чует мое сердце,
Не в добрую собрался ты дорогу.
Что делать там, ведь тут дела уладил…
 

Андрей (отстраняя ее от себя) :

 
Ох, кабы так, да дел моих до смерти
И пятерым вовек не переделать.
Теперь не знаю, сколько задержусь…
 

(Все выходят. Улита падает)

Улита:

 
Ну и езжай, проклятый.
Все напрасно…
Она ему дороже и желанней.
Зачем тогда не слушала я братьев?
Сгубил он жизнь и молодость мою…
 

(Входят Петр Кучков и Яким, не видят Улиту)

Яким:

 
Уехали!
 

Петр:

 
И скатертью дорога.
 

Яким:

 
Коль скоро во дворе не отсидеться,
Пока собой устроятся дела… Слыхал, Петро?
 

Петр:

 
Все знаю достоверно,
Вчера с Москвы мне весточку прислали,
Что, мол, гонец проехал во Владимир,
Остановился мало поразмяться,
Да выболтал немало в кабаке.
Теперь навряд ли с Киева оброку
Возьмет Андрей…
 

Яким:

 
А что народ?
 

Петр:

 
С Романом. А только слаб в усобицах Роман.
 

Яким:

 
Довольно Ростиславичи окрепли,
И без Романа сладят.
 

Петр:

 
Это верно. Давно уж помышляет отделиться
От супостата Киевская Русь.
 

Яким:

 
И думно мне, что скоро самовластцу
Конец придет,
Ольговичи поднимут
Его врагов на юге,
а за ними
Тогда восстанет Новгород и Псков.
 

Петр:

 
Друг друга Мономаховичи губят.
 

Яким:

 
Горды не в меру,
вот и не урядят.
 

Петр:

 
Волыни бы с Литвой объединиться,
Да Киеву с клобуками,
как прежде,
Да вместе всем с венгерским королем…
 
 
Не устоять тогда уже Андрею,
Хоть и силен.
 

Яким:

 
Да в половцах вся сила
Его,
а этих можно подкупить,
Они на брань не слишком-то охочи,
Лицом к лицу рубиться…
 

Петр:

 
Знаешь что,
Сметлив ты и проворен,
с полуслова
Меня поймешь.
На юге нам невместно
Служить,
своих хватает родовитых
Бояр и слуг у тамошних князей.
И здесь в холопах томно…
 

Яким:

 
Правду молвишь.
 

Петр:

 
Так вот, теперь представился нам случай
Свести с Руси жестокого тирана,
И уложить закон по старине.
И если вдруг нечаянно не стало б
Его совсем,
то взяли бы обратно
Свою Москву мы с прежнею землею
И правили бы сами Божьей волей,
Как некогда и главенствовал Стефан,
Отцом его погубленный безбожно.
 

Яким:

 
А Михаил со Всеволодом как же,
Да с Юрием,
ведь он уж входит в возраст —
Единственным наследником Андрея
Остался ныне.
 

Петр:

 
Эти не помеха.
Мы без подмоги скрутим их…
 

Яким:

 
А если…
 

Петр:

 
Они без Боголюбского ничто,
А надо —
Ростиславичи помогут.
Я с ключником давно договорился,
Чтоб княжича поил и всю дружину,
И девок непотребных подсылал бы.
 

Яким:

 
Я вижу,
в этом Ясин преуспел.
Не кмети,
а разбойная ватага,
Такую раскидать и нам не диво,
Коли с Москвы Кучковичи наедут.
 

Петр:

 
Погодь,
не рви галопом,
Боголюбский
Еще пока не выпустил поводья.
Он что-то заподозрил,
вишь, сегодня
В немилость впал наш ключник отчего-то,
Не оступиться б…
 
 
Или всем конец.
Да пришлого жидовина проверь-ка,
Откуда он и что себе за птица —
Как снег на нашу голову свалился.
 
 
Да не замай пока,
остерегись,
Нам выждать надо,
времени довольно,
А как оно заварится на юге,
Должны мы быть готовыми и тихо…
 

(Оглядывается назад, и видит Улиту)

 
Ты здесь, княгиня?
В этот час?
К обедне
Ты не пошла…
 

(Улита, не отрываясь, смотрит ему с лицо)

 
Ты слышала?!
 

(Она кивает головой)

 
Тем лучше!
 

Яким:

 
Пожди, Петро!
Чего уж здесь такого
Сказали мы крамольного особо?
Что Киев вновь противиться удумал,
Так ведь о том уж знает вся столица,
И ко всему должны мы быть готовы,
Ведь так,
Петро, тебя я верно понял?
Да о себе подумать должен каждый,
И о семье своей,
и об именье,
А как иначе,
держится на этом
Любое государство,
и о смердах
Печемся,
кто же их оборонит!
А то, что крут бывает,
и недаром
Великий князь – дак это и не тайна…
На то и князь он призванный от Бога,
Чего скрывать, сама прекрасно знаешь,
И на себе довольно испытала
И гнев его, и скорую расправу.
 

Феодул:

 
Не знаю, княже.
Как и сказать…
Так ведь и мы не менее страдаем,
Холопы недостойные, однако…
Хулы на господина не кладем…
 

Петр:

 
Замолчь, Яким!
 

Яким:

 
А что, не так?
 

Петр:

 
Да будет
Валять петрушку…
Слушай же, Улита,
Теперь ты знаешь все и запираться
Мне было бы грешно пред тобой,
Хотя мы не по крови, но роднимся,
И я всегда любил тебя.
 

Улита:

 
Неужто?
 

Петр:

 
Сестрой зову,
а может даже боле!..
Не обессудь!
Замыслили мы дело
Святое…
 

Улита (спокойно) :

 
Я люблю его!
 

Петр:

 
Напрасно.
Сестра, в своих надеждах обманулась
Жестоко ты.
Тебя давно он предал,
Он во Владимир ездит миловаться
С булгаркой молодою, и сегодня —
Сегодня в ночь…
 

Улита:

 
Не надо!
 

Петр:

 
Нет, послушай!
Он будет с ней, а ты опять в печали
Ворочайся на ложе одиноком.
Все дни и ночи он проводит с нею,
Любой холоп тебе об этом скажет…
 

Улита:

 
Посмейте только!
 

Петр:

 
…Каждому бродяге,
И каждой подлой бабе на базаре,
И люду, что на папертях толпится
Теперь железом глотку не зальешь.
Идет молва – честят тебя повсюду,
Что князя, дескать ты околдовала,
И оттого по всей Руси великой
Большие притеснения творятся,
Жестокости и пагуба земле…
 
 
Не верь ему, какой он царь, Улита,
Какой отец, взгляни!
 

Улита:

 
Какой бы ни был,
Меня он любит!
Вы же сговорились
И сына моего со всей дружиной
Сгубить, и князя мыслите свести.
Он свят как бог…
 

Петр:

 
Тебя он любит?
Он лютый зверь, он деспот,
Не верь,
сестра,
словам его коварным.
От забытья очнись, пока не поздно,
Неведеньем погубишь ты себя.
До сей поры на Киеве молитвы
Возносят по церквам загубленным Андреем,
По душам жен, детей и стариков…
 

Яким:

 
Он, аки лев,
с погаными ворвался
Туда.
И запылал великий Киев,
И горький дым на сотню верст в округе,
Разграбленные села заволок.
И Лавра занялась, а супостаты
Громили церкви, бегая повсюду,
Рубили всех от мала до велика,
И не было пощады никому.
 

Улита:

 
Болтают больше.
Он не из таковских,
Десятки храмов ныне и часовен
Стоит по всей владимирской земле!
 

Петр:

 
Все так,
сестра,
своим он притворился,
Конец свой близкий зря,
конец бесславный,
Спешит теперь замаливать грехи.
Но ты спроси хотя бы воеводу —
Он ездил с князем —
сколько христианских
Невинных душ загублено им было,
И сколько белых храмов сожжено.
 

Яким:

 
Поганый тать, надменный половчанин.
 

Петр:

 
Прозрей, сестра, такой любить не может,
И никого он в жизни не любил —
железной хваткой он за горло держит
Святую Русь.
И нынче называет себя царем…
 

Яким:

 
Он мнит себя владыкой
Не меньше цареградских василевсов,
Наместником Всевышнего,
и даже творцом
и покровителем земли.
А между тем волнуются уделы,
Хиреет смерд под непосильным тяглом,
И каждого ярыжные хватают,
Кто скажет слово против.
А князья,
Которых он за свору гончих держит,
Ни в грош не ставя прежние заслуги,
Тихи и раболепны перед ним.
 

Петр:

 
Не мой отец убит, а все же больно
Мне за тебя, Улита, и за братьев
Твоих, за всех Кучковичей, а пуще
За весь народ, за древние устои,
За землю, покореженную им.
И потому скажу тебе открыто,
Что в сговоре давно уже со всеми
Мы братьями твоими и роднею —
От изверга избавить наш народ.
 

Улита:

 
Но сын мой!
 

Петр:

 
Хм, прости меня, княгиня.
Двоих уж нет,
а Юрия не любит
Отец…
 

Улита:

 
А вы?
 

Яким:

 
Княгиня,
все пустое,
Мы Юрию худого не желаем,
И рады бы его поставить князем,
Когда б признал он вотчинное право,
И не тиранил преданных бояр.
А что гуляет —
дело молодое,
Покуда молод,
пусть себе резвится,
Худого мы ему не причиним.
 

Петр:

 
Решайся же!
Он прежде выгнал братьев,
Своих же кровных, с мачехою вкупе,
С племянниками в Гретчину,
а завтра —
Кого?
 

Яким:

 
И уж тогда,
Улита-свет-княгиня
Ты на судьбу-злодейку не ропщи!
 

(Улита стоит в нерешительности.

Из – за сцены шум,

игра на гуслях.