Мистические истории неуверенных в себе однофамильцев

© Сиро Накатоми, 2015

© А. Беляк, перевод, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Танака Ёдзи или история про юношу, который не умел жить своей жизнью

Танака Ёдзи закончил Университет Хитоцубаси, рассчитывая устроиться на работу в престижную United Financial Japan финансовым аналитиком. Как и многие другие будущие выпускники финансовых ВУЗов, он пришел к головному офису компании, надев свой единственный костюм и сделав на голове такую прическу с помощью сильного геля, что на него обязательно должны были обратить внимание.

Был месяц апрель, утро стояло достаточно прохладное и, выходя, Ёдзи долго думал, надевать куртку или нет. Примерив ее перед зеркалом, он понял, что надо идти без нее, потому что из-под краев куртки торчали полы пиджака.

– Позорно… – сказал сам себе Ёдзи и в плохом настроении вышел, захлопнув дверь своей маленькой квартиры.

И только когда дверь захлопнулась автоматически, он понял, что забыл ключ.

– Дерьмо… – опять сам себе сказал Ёдзи и побежал пешком по лестнице к своему велосипеду.

Хорошо, что хоть ключ от велосипеда был в кармане. Отперев замок на заднем колесе, Ёдзи стал выкатывать велосипед на улицу, спиной открывая дверь. Здесь его ждало новое разочарование – на сиденье красовался чей-то плевок. Посмотрев по сторонам, Ёдзи вытащил из мусорного ведра выброшенный сборник комиксов и, вырвав страницу, вытер полузасохшую субстанцию белого цвета.

К станции он приехал вовремя. До отхода поезда оставалось целых три минуты.

Мест на диванах вагона, конечно же, уже не было – сарариманы¹ заняли все и активно читали Нихон кэйдзай². Облокотившись в углу на стену, Ёдзи стал писать имейл Ясуко: «Еду в Токио сарариманы все места заняли опять ключ забыл давай сегодня выпьем». Он хотел написать еще, что хочет ее сильно – в таком случае он писал «я тебя съем», и что они не встречались уже две недели. Он опустил телефон, задумавшись, с удовольствием вспоминая редкие ночи с Ясуко, поднял глаза и увидел девушку в костюме, которая, в углу напротив, тоже писала кому-то письмо. Она задумалась и опустила руку с телефоном и, подняв голову, встретилась с ним взглядом. Ёдзи даже дернулся от неожиданности, а девушка быстро отвела глаза, рассматривая рекламу.

На каждой станции Ёдзи проверял, есть ли ответ от подруги и украдкой разглядывал девушку в синем костюме. «Токио-Мицубиси банк. Там, по-моему, все в такой униформе», – думал он, невольно завидуя ей, потому что она уже работала, а ему только предстоит пройти все этапы трудоустройства, a может, и по несколько раз, если он вообще кому-то нужен. От нечего делать Ёдзи стал представлять жизнь девушки напротив, красочно визуализируя ее повседневный быт. И картины эти как будто сами возникали в его голове, а не он их придумывал. Вот она встала утром в пижаме, пошла чистить зубы, надев на ноги розовые пушистые тапочки. Расстегнув пижаму, осмотрела свою грудь, понюхала под мышками и, наклонившись к крану, сполоснула гладкие ложбинки и брызнула в них дезодорантом. Потом, подойдя к фото маленького мальчика придавленного магнитом на холодильнике, щелкнула того по носу и весело сказала: «Ничего! Ты старайся, ладно?», и пошла жарить тосты.

Поезд стал тормозить, а машинист начал бубнить в динамиках, что скоро будет станция Сибуя. Танака еще раз посмотрел на девушку – она упорно не поднимала головы. Он осмотрел ее, внимательно разглядывая привлекательные ноги, вздохнул, сунул свою Кёсэру³ в карман и вышел c потокoм сине-серых сарариманов.

Сворачивая к нужному выходу, Ёдзи чуть не столкнулся с буддистским монахом, который, держа в согнутых руках чашу для подаяний, тихо произносил мантры. Извинившись спешным поклоном, Ёдзи, все-таки, сориентировался в паутине коридоров и по пути подумал, что жизнь монаха проста и незатейлива. Заодно он, по своему обыкновению, тут же увидел картинку из его жизни, видя, как монах начинает утро еще затемно. Ополоснув рот водой и обновив курительные палочки, он начал читать молитвы. Идя по гулкому коридору из желтой плитки, густо завешанному рекламными постерами, Танака уже видел, как монах заканчивает утреннюю службу поклонами. Вдруг он повернулся лицом к Ёдзи и, сощурив глаза, улыбнулся:

– Ёдзи, живи своей жизнью!

Ёдзи вздрогнул, мотнул головой. Тихо выругался:

– Дерьмо какое-то! Точно сегодня откажут.

Он увидел хамбайки⁴ с напитками и подошел, чтобы купить что-нибудь для бодрости. Бросив 120 йен (хорошо, что были с собой, а то аппарат не принимал тысячные купюры) он стал долго водить пальцем по кнопкам, выбирая между кофе и витаминным напитком. Пока думал Ёдзи, раздумал аппарат. Он отключил кнопки и со звоном выдал обратно мелочь. Ругаясь, Ёдзи залез в окошко возврата, но там было всего сто йен.

– Скотина! – зашипел он и слегка пнул аппарат ногой. Делать нечего, пришлось идти без напитка.

«Это все монах меня сбил, – думал Ёдзи. – Ладно, про монахов больше не буду думать».

У здания Ю-Эф-Джей уже стояла толпа выпускников, в основном мужского пола. Кадровые работники компании в лице улыбчивой бабушки в темно-малиновом костюме с бэджем на корпоративной ленточке и ее помощницы, державшей в руках списки, приветливо растолковывали прибывшим, что надо делать, куда идти и во сколько тест закончится.

Через два с небольшим часа Танака ехал обратно. Ему удалось сесть и сейчас, держа в руке телефон, он собрался писать Ясуко сообщение, хотя от нее так и не было ответа. Он очень устал, потому что тест был сложным. Пока все рассаживались по местам, он услышал, как двое парней жизнерадостно обсуждали, где они уже прошли тесты и куда еще пойдут. Танака чувствовал себя полным неудачником. Он был уверен, что тест он не прошел, что на собеседования в другие компании он уже не успел и, что ему опять придется развозить пиццу «Домино».

Подойдя к двери своей квартиры, за которую он ежемесячно платил сорок пять тысяч йен, Ёдзи стал искать ключ. Не найдя его, он недоуменно подергал за ручку и только потом вспомнил, что утром забыл ключ из-за дурацкой спешки и замка, который защелкивается автоматически. Давно уже все ему говорили, что замок надо поменять, а он отвечал, что ему нравится просто захлопывать дверь, не возясь с ключами. Вздохнув, и тихо ругаясь, Танака пошел к управляющему дома за дубликатом. «Опять будет учить жизни», – эта мысль казалась невыносимой после такого неудачного дня.

Прошло ровно три дня, и Танака снова ехал в Токио, чтобы посмотреть результаты теста. Можно было бы подождать еще два дня и пришло бы официальное письмо. Но ему ждать не хотелось. Ехал он в то же время, и были те же сарариманы, которые заняли в вагоне все места, и читали деловые газеты. Настроение было плохим, потому что он был уверен, что его не возьмут в Ю-Эф-Джей. Он только надеялся, что опять увидит в вагоне девушку, как он думал, из банка Токио-Мицубиси. С Хиросэ из «Домино» Танака уже переговорил. Тот рассмеялся и сказал, что он так же когда-то надеялся стать «белым воротничком», поэтому для Танаки место развозчика всегда есть. Хиросэ даже предложил ему полный рабочий день вместо Кавагучи, который когда-то учился в Васэде, потом бросил и даже пытался начать свой бизнес – что-то связанное с типографией. На самом деле, предложение было заманчивым, но за три года работы развозчиком Ёдзи уже не мог смотреть на эту пиццу. Один только запах, который стоял в кафе, заставлял его морщиться. И вот опять, вспомнив этот запах, в котором доминировал расплавленный сыр и жареный лук, он поморщился. Потом посмотрел на угол, где в прошлый раз стояла «девушка из банка», и увидел ее в своем воображении едущей на велосипеде к станции. Она была в плохом настроении, потому что опаздывала и, держа руль двумя руками, сдувала со лба выбившуюся прядь.

Выйдя из поезда и проходя длинными желтыми коридорами станции, Танака опасливо озирался, чтобы опять случайно не налететь на монаха. Его нигде не было. «Ну и хорошо», – подумал Ёдзи и увидел хамбайки, который обидел его в прошлый раз. Замедлив шаг, он, поравнявшись с аппаратом, стиснул кулак левой руки и стукнул его в упругое светящееся стекло. «Понял?», – злорадно спросил Ёдзи, и, поворачиваясь на ходу лицом к хамбайки, послал ему победную улыбку. Сделав пару шагов спиной, он быстро повернулся, чтобы продолжить движение к выходу, но в этот момент задел рукой стоящего на углу мужчину в черном. «Дерьмо!», – подумал Ёдзи, потому что полукруглая соломенная шляпа и чаша в руках, говорили о том, что это был буддистский монах. Громко сказав «Извините!», Танака выскочил из перехода и в несколько прыжков преодолел лестницу. Так он и шел до здания Ю-Эф-Джей, ругаясь на себя и на монаха: «Дерьмо! Дерьмо!…».

Списки висели на первом этаже. Возле них дежурила улыбчивая бабушка в темно-малиновом костюме и помогала каждому выпускнику искать в списках из трехсот человек свою фамилию. Танака сразу нашел себя без помощи. Напротив имени стояли три иероглифа «Фугокаку»⁵. Ёдзи постоял, вытянув губы, посопел немного, посмотрел списки еще раз. «Может, однофамилец?», – подумал он и стал еще искать Ёдзи Танаку. Было еще две Танаки – обе девушки и обе прошли. На душе стало как-то совсем противно. Ёдзи отошел от стенда, повторяя про себя одно и то же слово: «Дерьмо! Дерьмо!». Бабушка с радостной улыбкой поклонилась ему, посоветовав больше стараться. Ёдзи тоже ответил поклоном, думая, что все вокруг тоже достойны слова «дерьмо», развернулся и ушел.

В поезде мест было предостаточно, но ему сидеть не хотелось. Мысль о том, что он неудачник ему надоела. Он встал опять в углу и начал мысленно представлять «девушку из банка». Сейчас она сидела на работе, аккуратно заполняла какие-то ведомости, периодически поглядывая на монитор компьютера. Ноги ее были скрещены под стулом, один тапочек был скинут, а бедра неосознанно дергались под столом, касаясь коленками. Юбка задралась и от этого она была очень соблазнительна. Ёдзи подумал о сексе и понял, что он уже не будет надеяться, что придет Ясуко, а возьмет в прокате у дома пару дисков с порно и проведёт весь вечер у телевизора.

Через неделю от Ю-Эф-Джей пришло письмо, в котором были принесены извинения за ошибку при оценке теста. Из письма следовало, что Танака принят на работу и должен пройти стажировочный курс в течение трех месяцев, чтобы приступить к работе в корпорации. Новость была хорошая, поэтому, тут же в воображении возникла радужная картинка: Ёдзи в новом костюме и белой рубашке, в одной руке портфель, в другой – бумажный стаканчик с крышкой из кофейни Экцельсиор, что рядом с Ю-Эф-Джи. Он идет, улыбается, со всеми здоровается, кланяется начальству. Поднимает голову и приветливо смотрит на утреннее солнце, которое уже вовсю отражается в зеркальных стёклах деловых зданий.

Свой сотый день на работе в Ю-Эф-Джей Танака отметил головной болью и скверным настроением. На улице шел дождь, а отделение финансовой корпорации, где сейчас, пройдя стажировку, работал Ёдзи, находилось далеко от станции. Он весь вымок и был злой. Поэтому, зайдя в офис и, услышав унылые приветствия коллег, ничего не ответил, а только скинув, как попало ботинки, прошлепал в тапках к своему столу. Его работа заключалась в проверке сводных таблиц. От напряженной работы перед монитором компьютера постоянно слезились глаза. К тому же, Ёсида напротив все время курил.

На обед он ходить не успевал и ел рамен⁶ прямо за столом. От лапши все галстуки были заляпаны каплями бульона. К вечеру Танака впадал в состояние, которое он называл биокомпьютер, – он все понимал, но ничего не делал, потому что был без сил. Исключением была пятница. Все сотрудники шли в караоке, включая шефа Кавасаки, и напивались пивом. Ёсида с Кавасаки пили виски и на правах старших пели только по одной песне. Как обычно, Тосико Мурада становилась пьяной от одного бокала лимонного хай-тю⁷ и потом активно приставала к мужчинам. Ёдзи тоже был в числе ее жертв, а потому сразу старался сесть от нее подальше.

Дни становились точь-в-точь похожими друг на друга. Вечера были еще хуже, потому что их для Ёдзи не было. Он долго ехал домой, возле станции покупал в магазине то, что оставалось. Включал телевизор, засыпал перед ним, просыпался ночью, падал на футон⁸, который он уже давно не убирал в шкаф, а в 5.30, уже с противным писком будильника, вставал, чтобы ехать на работу. «Неудачник» – это слово, преследовало его, с ним он просыпался, с ним он входил в вагон, где, как обычно, не было свободных мест, с ним он ляпал очередное пятно на галстук. Он даже перестал погружаться в свои фантазии, потому что на них уходило много сил. Но сегодня, идя на работу, он опять налетел на буддистского монаха. Выйдя из вагона, Ёдзи стал разматывать наушники. Провод скрутился неимоверным образом и, чтобы его распутать, пришлось вытянуть руки во всю длину. Именно в этот момент его левая рука коснулась чьего-то плеча. Ёдзи машинально извинился, и краем глаза увидел большую соломенную шляпу и черное одеяние. «Вот дерьмо! Опять монах…», – Ёдзи прибавил шагу и вскоре был уже на улице.

В офисе, как обычно, уже никого не приветствуя, Танака прошел, шаркая, к своему месту. Мурада, ласково улыбаясь, сообщила ему, что Кавасаки тэнтё⁹ ждет его. Танака встал и обреченно прошел в сильно прокуренный кабинет начальника. Кавасаки курил и смотрел какие-то бумаги. Глянув на Танаку, показал рукой, с зажатой между указательным и средним пальцами сигаретой, на стул напротив. Потом, отложив бумаги, откинулся на спинку кресла и недовольно посмотрел на Ёдзи:

– Танака, ты закончил Хитоцубаси?

Ёдзи кивнул.

– Хорошо учился?

Ёдзи замешкался с ответом:

– Ну… кое-какие предметы мне давались легко…

Кавасаки шутить был не намерен. Он затушил сигарету. Подтолкнул к Танаке бумаги и сказал:

– Ты пропускаешь ошибки. Завтра я еду на Сибую, чтобы встретиться с директором Ниси и партнером Хасэгавой. Они не довольны тем, как работает наше отделение. А я вижу, что проблема только в тебе.

Танака, после этих слов думал, что кровь, внезапно прилившая к голове, вызовет инсульт и он просто умрет здесь в кабинете. Он не надеялся, что кто-то будет по нему плакать, просто хотелось, чтобы все мучения прекратились в один миг. Но ничего не произошло, кровь отлила, а Кавасаки продолжал что-то говорить. Танака смотрел на него и думал, что, наверное, Кавасаки никогда не был неудачником и ему просто в жизни везет. Ему всего сорок лет, а он возглавляет главное отделение в районе Нэрима, жена у него красавица… Когда тэнтё не было в кабинете, девушки часто ходили смотреть его фотографии, где он справляет свадьбу на Гавайях. Действительно красивая женщина в желтом свадебном платье везде ласково смотрела на Кавасаки.

«Вот был бы я Кавасаки!» – подумал Танака и закрыл глаза, представив себя сидящим за столом тэнтё. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой – себя: жалкого, ссутулившегося, с красными глазами. Танака подпрыгнул на месте и посмотрел на свои руки. Это были не его руки – пальцы на правой руке слегка пожелтели от табака, а на левой руке платиновое кольцо. Увидев кольцо, Танака посмотрел на фото жены на столе. Очень красивая женщина лукаво строила глазки. «Не может быть! Я – Кавасаки?!». Танака-Кавасаки похлопал себя по щекам. Он ощущал щеки, по которым бил, как свои. Он посмотрел на себя, сидящего на стуле перед его столом, он – бывший Танака смотрел на него.

– Кто я? – спросил Танака в теле Кавасаки.

Танака в теле Танаки испуганно уставился:

– Эээ? – только и смог он выдавить из себя.

– Я твой начальник? – самоуверенно спросил Кавасаки.

Танака кивнул. А Танака-Кавасаки ликовал, он уперся руками в стол и еще раз посмотрел на фотографии, расставленные на его столе. «У меня будет сегодня отличный вечер», – подумал Танака, предполагая, что встреча с красивой и доступной женщиной неизбежна. Он посмотрел на бывшего себя и показал рукой, что больше Танака ему не нужен. Тот встал и, еле передвигая ноги, пошел на свое место. Жалости к Танаке-неудачнику у него не было.

Квартира Кавасаки была большой, но не такой шикарной, как ожидал Танака. Он уже освоился в новом теле и старался не мешать тэнтё делать свои дела. Но, придя к нему домой, он понял, что теперь может сам управлять своей удачей.

– Мичико, ты где? – заорал он из прихожей. Сняв ботинки и топая в носках по деревянному полу, он порадовался приятному теплу, греющему паркет снизу. Это не шло ни в какое сравнение с затертым и заляпанным ковролином в его квартире.

– Ты где? – еще раз крикнув, Танака в теле Кавасаки вошел в комнату. Увидев Мичико, которая полулежала в кресле в легком халате, он машинально снял пиджак и развязал галстук. Возбуждение пришло моментально, потому что она была очень хороша, ее белые ноги лежали на пуфике, на пальцах был красивый яркий лак. Она смотрела телевизор и тихо хихикала. Танака подошел к ней и погладил ее по плечу.

– Ты что так разорался? – Вдруг грубо спросила она.

– Я… Я думал о тебе… И подумал, что…

Она удивленно смотрела на него, не понимая, к чему он клонит, а Танака продолжал гладить ее по плечу, вытягивая пальцы к груди.

– Во-первых, убери руку! Во-вторых, ты мне мешаешь смотреть шоу. А в-третьих, если ты опять будешь намекать на секс, то я просто перееду к Хасэгаве. – Сказала она и отвернулась.

– Как? Ты с Хасэгавой?

Она посмотрела на Танаку как на больного:

– Хасэгава, кстати, может передумать, и тогда ты опять будешь катё¹⁰ в бэк-офисе.

Мичико продолжала смотреть с презрением, а в ушах Танаки звенели ее слова, и от потрясения было ощущение, что кровь фонтаном била в мозг. Танака-Кавасаки поднял руки и посмотрел на них. Руки были чужие и ощущать их было неприятно. Сквозь эти желтоватые пальцы он смотрел на жену Кавасаки. Она была красива, но как можно жить с такой женщиной ради места управляющего? Медленно отвернувшись, Танака вышел из комнаты. Он подошел к бару и взял бутылку «Хибики»¹¹: «Напьюсь приличным виски. Хоть что-то неплохо».

Утром дико болела голова. А скрип кожаного дивана отзывался в мозгу уколами тупого ножа. Мичико, проходя мимо комнаты, как ни в чем не бывало сказала, что Хасэгава просил не опаздывать.

Встреча с Ниси и Хасэгавой началась с того, что Ниси рассказал, как вчера, играя в гольф, сын президента промахнулся и, вместо мяча, ударил по кочке. В итоге, погнул клюшку и получил вывих на правой руке. После этого все, кто был в их компании, запороли игру и дружно предложили поехать в онсэн¹².

Хасэгава слушал и искренне переживал, а Танака-Кавасаки смотрел на Хасэгаву с явной завистью. Манжет плотной белой рубашки выглядывал из под рукава пиджака. На нем был виден небольшой вензель и запонки белого золота с зелеными и синими камушками. Хасэгава очень следил за своей внешностью и всегда был с легким загаром, подтянутый и благоухающий.

Все знали, что у него несколько любовниц, но никто не думал, что одна из них – жена Кавасаки. Пока Танака был занят своими мыслями, Ниси с Хасэгавой перешли к делу. Они смотрели какие-то бумаги, а потом, повернувшись к Кавасаки, попросили его отчитаться. Отчет у Кавасаки получился коротким, а потом подвел итог Хасэгава, высказав мысль, что лучше всего для отделения в Нэрима это сократить несколько человек. Во время разговора раздался звонок, и Хасэгава достал из кармана брюк телефон. Возникла пауза, и Танака, который не сводил завистливого взгляда со своего босса, подумал: «Вот был бы я Хасэгавой» и, закрыв глаза, представил себя в шикарном итальянском костюме и в рубашке с монограммой. Он открыл глаза, в правой руке был телефон, который он уже подносил к уху, а в левой – держал увесистую ручку в серебряном корпусе. Танака увидел перед собой Кавасаки с бледным лицом и с серыми мешками под глазами. Он сказал в трубку: «Хай»¹³, и услышал голос Мичико, которая стала жаловаться на Кавасаки. Еще она сказала, что очень хочет его, Хасэгаву, сегодня увидеть. Танака-Хасэгава, ничего не отвечая, сложил телефон и положил его в карман. Ему неприятно было слышать ее, и это была его маленькая месть. Потом он посмотрел на Кавасаки и строго сказал: «Кавасаки-кун, ты знаешь, что надо делать. Займись этим». Повернувшись к Ниси, который глядел на него удивленно, он сделал легкий кивок и, сказав что-то вроде «я сегодня устал», вышел из кабинета.

Хасэгава сел в своем кабинете, положив ноги на стол. Миловидная секретарь принесла зеленый чай, а Хасэгава включил телевизор. Шла прямая трансляция бейсбола. Играли «Гиганты» с «Драконами» на токийском стадионе. Хасэгава всегда смотрел бейсбол и даже в детстве мечтал стать питчером¹⁴. У него неплохо получался бросок с левой руки, но отец настоял на учебе. Страсть к бейсболу осталась, она даже проявилась в том, что Хасэгава лично спонсирует трех игроков Гигантов. Один из них – Мацута, даже напоминал ему себя самого в юношестве. Тоже левша, тоже сын банкира, который не поддержал увлечение сына. Но Мацута пошел по своему пути, и сейчас его прочили в ведущие питчеры команды. Ко всему прочему, ему предложили хороший рекламный контракт.

Танака-Хасэгава встал. Проходя мимо своего секретаря, он сказал: «Иду в гараж, поеду в „Токио-доум“¹⁵. Предупреди их».

Стадион встретил его гулом веселых криков и барабанной дробью болельщиков. Вдохнув полной грудью воздух, в котором смешался адреналин, табак и запах дешевой еды, Хасэгава почувствовал себя дома. Он прошел к ВИП-трибуне прямо над нишей команды «Гигантов». Служительница стадиона бежала за ним, протягивая бэдж. Его всюду пускали и кланялись. Он сел рядом с ветераном бейсбола, бывшим баттером¹⁶ команды Токи Масакадзу. Токи поклонился ему, рассказал какой сейчас расклад и снова стал внимательно смотреть за игрой. В защите были как раз «Гиганты», и Мацута был на позиции питчера. Он долго договаривался с кэтчером¹⁷, как бросать мяч. «Драконы» были явно в нетерпении – был уже седьмой иннинг¹⁸, и они проигрывали два очка. Мацута замахнулся, в этот момент со второй базы сорвался игрок «Драконов» и побежал на третью базу. Кэтчер вскочил и стал показывать пальцем. Мацута среагировал мгновенно, развернувшись к третьему «дому», он перебросил мяч своему игроку на базе, и тот побежал навстречу игроку «Драконов», коснувшись его ловушкой с мячом. Стадион взорвался ликованием. На световом табло появилось изображение Мацуты, вокруг которого переливались разноцветные волны.

Токи радостно захлопал в ладоши, а Хасэгава с завистью посмотрел на Мацуту. Такая реакция и такая скорость броска! Мацуту ждет большое будущее, тем более у него очень привлекательная внешность. От этого Хасэгаве стало невыносимо тоскливо. Его не радовали красивые женщины, которые висели на нем и постоянно что-то просили; ему также не нравилось играть в гольф с акционерами – это было скучно и неинтересно. Его место было здесь, среди этого шума, среди горящих глаз. Ему хотелось бегать на разминке, качать мышцы и отрабатывать ситуации защиты-нападения. Но спортивный мир видел в нем только спонсора, он не нужен был тут даже со своими советами. Даже туповатый Токи и тот был в ранге советника старшего тренера.

Танака-Хасэгава уже знал, что делать. Он закрыл глаза и, сказав: «Вот был бы я Мацутой», представил себя посередине поля с кожаной ловушкой на правой руке и с упругим, тяжелым мячом – в левой. Танака открыл глаза и увидел красную землю у себя под ногами, а впереди, дальше, с битой в руках стоял огромного роста чернокожий Блэквуд, а за ним сидел кэтчер и настойчиво советовал бросать на второй уровень. Мысленно ликуя, Танака-Мацута покачал головой. Он хотел рисковать, хотел больше славы. Кэтчер опять показал вторую позицию, но Мацута настоял на первой. С Блэквудом так лучше не шутить, он может сразу выбить «хоумран»¹⁹, но Мацута был уверен в себе. Помотав шеей, он набрал воздуха полную грудь и, подняв ногу для «виндапа»²⁰ кинул мяч так, что он пулей врезался в ловушку кэтчера. Блэквуд дернулся, но даже не стал бить. У него осталась только одна попытка.

В раздевалке стоял веселый шум. Особняком переодевались иностранцы Лопес и Бригс, они говорили по-английски и в сегодняшней игре никак не отличились. Кэтчер Тода был недоволен и показывал тренеру выбитый палец. После того броска его пришлось сменить. А тренер Хосокава наоборот был доволен. Его глаза смотрели на Мацуту с восхищением. Он похлопал его по плечу:

– Молодец! Хорошо постарался. Если так пойдет, то в следующем сезоне будешь ведущим.

Танака-Мацута радостно кивал – это большая честь и большие деньги! Такая жизнь Танаке нравилась. Немного болело плечо, но поздравления, хлопки по спине и плечам, довольные улыбки тренеров – всего этого так ему не хватало. Вечером будет вечеринка, а завтра можно даже отдохнуть. Массажист уже разминал Мацуте плечо, а Лопес с Бригсом подошли поздравить его с прекрасной игрой. Лопес говорил по-японски, коверкая слова, а Бригс постоянно добавлял «Йеее».

Танаке такое внимание тоже было приятно. Он, в который раз, чувствовал к себе повышенный интерес. Никогда ещё он не слышал столько лестных слов в свой адрес. И уже определенно верил, что он и есть настоящий Мацута.

В шкафчике зазвонил телефон. Мацута достал его, предвкушая приятную встречу. Сладкий мужской голос стал говорить ему, как он был прекрасен, и что он хочет его. Танака в ужасе отстранился от разговора, а Мацута с мечтательным взглядом говорил, что он соскучился и после вечеринки сразу приедет. Ёдзи ожидал чего угодно – сотни доступных поклонниц, большие гонорары, проигрыш команды и возможные неудачи, но быть «голубым» он не согласен, ему слишком нравились женщины.

Выход наметился во время вечеринки, когда всегда спокойный, с добрыми глазами тренер Хосокава подошел поговорить о плече. Он, положив руку на левое плечо и слегка разминая дельтовидную мышцу Мацуте, посоветовал не пользоваться левой рукой пару дней. Мышцы должны полностью отдохнуть, говорил он.

Но Мацута его уже не слушал, он думал только о встрече с любовником и сдержанно кивал, надеясь поскорее уйти. Танака же был полностью под обаянием Хосокавы. Он казался очень добрым и сдержанным, его глаза выражали уверенность и спокойствие. Глядя на него, Танаку всего заполнила зависть. Он думал: «Вот, по-настоящему удачливый человек! Он спокоен, потому что уверен в себе». Танака-Мацута закрыл глаза и, представив себя Хосокавой, открыл их и первым делом посмотрел на руки. Это были слегка морщинистые, с пигментными пятнами, крепкие руки человека за пятьдесят. Танака поднял глаза и взглянул на Мацуту, который рассеянно кивал, а сам смотрел куда-то через окна зала на ночной город.

Тренер Хосокава уехал с вечеринки рано. Кроме привычных поздравлений и тоста ему пришлось развлекать инвесторов, которые платят большие деньги за иностранных легионеров. А потом, почувствовав легкое недомогание, он тихо ретировался. Годы брали свое. Быть профессиональным спортсменом не просто. У него много травм, растяжений. К тому же, в годы его молодости, медицина только начинала испытывать на спортсменах различные препараты. В итоге, у него были проблемы с почками. Танака даже не мог предположить, что этот человек, в теле которого он был, постоянно преодолевал болевые ощущения и пил лекарства, перечень которых мог ужаснуть любого. А в дни обострений надевал вместо трусов впитывающий подгузник.

Танака, испытывая огромное уважение к тренеру Хосокаве, как к легендарной личности в японском спорте, решил смириться с плохим здоровьем тренера и попробовать им все-таки побыть. Но эта ночь…, она навсегда запомнится ему как какой-то кошмар. Танака постоянно просыпался от боли и обреченно шел в туалет. Пожилая супруга, отсыпав положенные лекарства, с укоризной сказала, чтобы он ни в коем случае больше не пил пива.

– Да, да… я помню, – говорил Хосокава, морщась от боли. – Просто для этих ребят я – легенда, а не старая развалина. Если они узнают, к чему приводит профессиональный спорт – будут убегать толпами.

– Никуда они толпой не убегут, – успокоила его жена. – Ты же знаешь, что современные лекарства гораздо лучше, к тому же они зарабатывают хорошие деньги своими руками и ногами.

Хосокава наконец-то допил все и выключил свет на кухне.

– Убегут, Сатико, убегут. Молодежь сейчас очень нетерпеливая, – он вздохнул и медленно направился в спальню.

Танака даже почувствовал какой-то укол в свой адрес. Старики ведь часто сравнивают настоящие и прошлые времена и человеческие качества, свойственные той или иной эпохе, но такие разговоры были для него всего лишь старческим брюзжанием. Он действительно был уверен до этого самого момента, что меняется всё, что угодно, только не человек. Но теперь, наблюдая изнутри за силой воли Хосокавы, он задумался, естественно сравнивая себя с ним, и понял, что стойкость – это то качество, которое ему точно не присуще. И вряд ли он смог бы назвать кого-то из своих университетских товарищей, кто отличался бы особым терпением.

Через пару часов это случилось опять. Острая боль жгла в спине. Хотелось кричать, но рядом спала Сатико. Стараясь не сорваться на громкий вздох, Хосокава встал и, тихо-тихо переставляя ноги, стал выходить из спальни. Боль настигла его еще раз. От неожиданности он упал на колени и уперся руками в пол. Прямо к лицу, почти касаясь маленьким розовым носом переносицы, подошел кот. Он был рыжего цвета, глаза же сильно контрастировали с окрасом, потому что они были голубыми. Кот долго нюхал лицо Хосокавы, а потом сел и, изогнувшись, стал лизать себе ногу. Танака, пережидая боль, думал, что от злости шлепнет ладонью кота. Но наблюдая за ним, он даже отвлекся от своих неприятных ощущений и стал рассматривать животное уже со спокойным рассудком.

В коте была какая-то уверенность, знание жизни и игнорирование людских законов. Его грациозные движения завораживали. Танака где-то читал, что любое животное имеет более совершенные мышцы и структуру тканей, чем человек. Поэтому у них не болят зубы, например, или они умеют прыгать в несколько раз выше своего роста. Чувство зависти опять подкатывало к Ёдзи, но Хосокава мотнул головой, как будто хотел избавиться от наваждения. Но сопротивляться желанию узнать что-то новое он уже не мог. Глаза закрылись сами, а воображение помогло представить себя котом. «Вот, был бы я этим котом!» – подумал Танака и открыл глаза через пару секунд.

Рядом был шкаф, и Ёдзи показалось, что он вот-вот упадет на него. Он дернулся, отпрыгнул и чуть не налетел на что-то мягкое с сильным запахом. Отпрыгнув еще раз, Танака увидел Хосокаву. К кошачьим глазам надо было привыкать. Предметы вблизи казались гораздо больше и четче. Можно было рассматривать любую вещь подолгу, потому что это было интересно и забавно. Даже воздух казался не просто прозрачным, а насыщенным каким-то движением. У Ёдзи была ассоциация с нагревшимся асфальтом летом, когда горячий воздух колеблется, искажая предметы вокруг.