Good Vibrations. Музыка, которая исцеляет

Перевел с немецкого Сергей Борич по изданию:

Prof. Stefan Kölsch. Good Vibrations: Die heilende Kraft der Musik. – Ullstein.

Издание охраняется законом об авторском праве. Нарушение ограничений, накладываемых им на воспроизведение всей этой книги или любой её части, включая оформление, преследуется в судебном порядке.

Перевод – Сергей Борич

Стилистический редактор – Виктория Лейковская

Обложка – Юрий Поддубский

© by Ullstein Buchverlage GmbH, Berlin. Published in 2019 by Ullstein Verlag

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2020

* * *

Посвящается моим друзьям, всем, кто хочет стать моими друзьями, моим детям и жене, которые на свои вопросы всегда с ангельским терпением выслушивают мои ответы размером с целую лекцию, хотя все это можно было бы изложить в одной фразе.

Предисловие

Что отличает человека от животных? Некоторые ученые отвечают: «Язык, математика, шахматы». Дуглас Адамс говорит: «Колесо, Нью-Йорк, войны». А я считаю – музыка.

Для музыки требуется простейшая ментальная функция, которая и отличает человека от животного: люди могут поддерживать ритм, находясь в группе. Они могут хлопать в такт быстро или медленно. Они могут даже вместе ускоряться или замедляться. То, что представляется нам простым и банальным, недоступно больше ни одному живому существу. Мы можем также вместе танцевать, петь или играть на музыкальных инструментах.

Совместное музицирование пробуждает положительные эмоции. Они высвобождают целительные силы, которые на протяжении всей эволюции давали человеку важное преимущество – более долгую жизнь. Помимо всего прочего музыка еще и способствует социальному единению людей и повышает их выносливость и упорство. Когда больше ста лет назад был раздавлен льдами корабль полярного исследователя Эрнеста Шеклтона «Эндьюранс», членам команды пришлось пешком пробиваться сквозь пронизывающие ледяные ветра Антарктиды. Они на веревках тащили за собой спасательные шлюпки, нагруженные самыми необходимыми для выживания вещами, в число которых входили продукты питания, посуда, одежда, палатки и… банджо! Позднее Шеклтон писал, что боль и лишения, постигшие его людей, были столь велики, что нередко кое-кто готов был сдаться и умереть. И в такие моменты именно музыка придавала им бодрости и мужества, призывала не сдаваться. В конечном итоге все 28 человек живыми добрались до спасительного острова Элефант – одного из Южных Шетландских островов. Шеклтон писал, что не все смогли бы достичь его, если бы не музыка – «живительное ментальное лекарство».

Когда мелодия, по словам Иоганна Себастьяна Баха, «трогает сердца», она не только делает нас смелее и упорнее, но и оказывает успокоительное и целебное влияние. Об этом и пойдет речь в книге: я объясню вам, каким образом музыка не просто способствует поддержанию хорошего самочувствия, но и запускает важные процессы исцеления. Вы узнаете, что при этом происходит в мозге и как музыка оказывает регенерирующее воздействие на него и на весь организм в целом. В случае недуга мелодия может творить чудеса: пациенты с болезнью Альцгеймера вспоминают, кто они такие; люди, лишившиеся речи после инсульта, начинают петь, а потом и говорить; парализованные снова начинают шевелиться; пациенты, находящиеся в коме, реагируют на музыку. Можно подумать, что речь идет о библейских историях, но в последние годы все эти случаи были изучены и доказаны в ходе революционных научных экспериментов.

Чтобы написать эту книгу, я изучил материалы сотен исследований и хочу теперь изложить их в форме, понятной для всех читателей. Некоторые из экспериментов я проводил сам в Институте когнитивной неврологии имени Макса Планка в Лейпциге, в Гарвардской медицинской школе в Бостоне, в Свободном университете Берлина и в Бергенском университете.

Основываясь на этих опытах, мы можем утверждать, что музыкальная натура проявляется у человека уже в раннем детском и даже младенческом возрасте, поэтому пользу целительного воздействия музыки могут ощутить на себе и стар и млад независимо от наличия музыкального образования. Я постараюсь показать вам, как можно использовать музыку, чтобы бороться с недугами, справляться с трудностями и вызовами повседневной жизни.

Будучи профессором биологической и медицинской психологии, я приведу вам множество фактов из области науки о мозге. Но поскольку я учился вдобавок и социологии и имею музыкальное образование, то затрону и некоторые темы, касающиеся нашего общества и, разумеется, музыки. Книга написана таким образом, что ее не обязательно читать последовательно. При желании вы можете перескочить через какой-то раздел.

Вот уже несколько лет я снова время от времени даю концерты и иногда сопровождаю их лекциями о благотворной силе музыки. К сожалению, мне не удается ответить на все поставленные вопросы. Но меня всегда трогают отклики, полученные от людей. Один врач поведал мне, что без музыки он не смог бы в свое время сдать экзамены. Житель бывшей ГДР сообщил, что выжить в той системе ему помогала только музыка. Пациентка с болезнью Паркинсона рассказала, как мелодии помогали ей бороться с недугом.

Многие люди хотят понять, насколько их впечатления научны и какие выводы из них можно сделать. С помощью этой книги я хочу передать вам свой энтузиазм по поводу этой увлекательной области исследований и поделиться тем, что удалось узнать науке. Как использовать музыку, чтобы оставаться здоровыми или справляться с болезнями? Какое исцеляющее и восстановительное действие оказывает музыка? Что при этом происходит в мозге и в остальном теле? Этими вопросами мы и займемся.

Музыка может быть полезным и очень эффективным дополнением, а иногда даже и действенной альтернативой традиционной медицине. Исцеляющее действие музыки, которого зачастую можно добиться самыми простыми средствами, все еще остается во многом невостребованным. В своей книге я с позиций различных научных дисциплин освещаю важнейшие моменты, которые необходимо знать каждому, кто заботится о своем здоровье, и наглядно объясняю, как можно с помощью музыки укрепить свои силы самоисцеления.

Введение
Как музыка влияет на здоровье

Михаэль, молодой, но уже вполне взрослый человек, давно лечился у неврологов по поводу эпилептических приступов, случавшихся с ним несколько раз в месяц. Вдобавок ко всему Михаэль уже много лет страдал мутизмом: хотя он умел разговаривать и понимать окружающих, все же несколько лет не произносил ни слова. Врачи и психотерапевт принимали самые разные меры, но им не удавалось ни контролировать эпилептические приступы медикаментозно, ни каким-то образом повлиять на немоту. Традиционная медицина уже почти исчерпала свои возможности, но тут лечащему неврологу пришла, к счастью, мысль порекомендовать Михаэлю музыкальную терапию, поскольку он любил слушать музыку и в детстве часто пел с дедушкой. Так он попал к Карстену Беккеру – музыкальному терапевту и превосходному гитаристу, с которым я дружил еще с тех пор, как мы вместе учились.

На первый ознакомительный сеанс Михаэль явился в шлеме. Он был полностью замкнут и сидел, обхватив себя руками за ноги и не идя ни на визуальный, ни на словесный контакт. Карстен предложил ему на выбор несколько музыкальных инструментов в надежде на то, что Михаэлю захочется попробовать поиграть. Однако тот не реагировал и не проявлял активности. Карстен подошел к музыкальной кушетке (нечто вроде деревянного лежака с натянутыми струнами) и начал дергать за струны. Через несколько минут Михаэль встал и принялся ходить по комнате. Карстен попытался играть в такт шагам Михаэля. Он то убыстрял, то замедлял игру в зависимости от ритма его ходьбы. Эта «импровизация», похоже, доставляла Михаэлю удовольствие. Было очевидно, что музыка побуждает его продолжать свою «прогулку», меняя темп.

Добившись такого успеха на первом сеансе, Карстен продолжил на следующей встрече ту же тактику. Они «играли» вместе – Карстен на музыкальной кушетке, а Михаэль задавал такт шагами. Таким образом музыка помогла наладить между ними контакт и коммуникацию, пусть даже и без слов (Михаэль ничего не говорил уже несколько лет). Когда сеанс подошел к концу, Михаэль подошел к двери, повернулся и вдруг спросил: «А потанцевать?» Карстен был в таком восторге, что тут же схватил гитару и сыграл оживленный джайв, под который они вместе с Михаэлем весело станцевали, прищелкивая пальцами.

В последующие недели и месяцы дело постепенно пошло на лад – то быстрее, то «со скрипом». Музыка помогала создать доверительную обстановку. Карстен говорил, комментировал действия Михаэля и пытался на каждом сеансе вовлечь его в происходящее. Михаэль все чаще отвечал «да» и «нет». Спустя некоторое время он впервые решился поиграть вместе с Карстеном на музыкальной кушетке. Оба дергали за струны – то очень нежно, то изо всех сил. При этом возникали весьма эмоциональные музыкальные моменты, которые Михаэль потом неоднократно прослушивал в записи. Они все чаще играли вместе на сеансах, а затем Михаэль рисовал то, что навеяла музыка – сначала одной краской, а впоследствии и разными. Кроме того, Карстен обнаружил, что почти ничего не говоривший Михаэль умеет петь и делает это с удовольствием. Они начали петь песни типа «Кукушка и осел»^[1], которые Михаэль знал с детства. Михаэль теперь говорил все больше и больше. Сначала запинаясь и короткими фразами, но с каждым разом все лучше, так что теперь его могли понять окружающие.

Сейчас Михаэль говорит нормальными предложениями, общаясь со знакомыми и незнакомыми людьми. Эпилептические приступы почти прекратились, и он уже не носит шлем. Теперь он даже учится играть (на гитаре, как и Карстен) и совершенно ожил психически. Он строит планы на дальнейшую жизнь и хочет получить профессию.

Конечно, Михаэль, помимо музыкальной терапии, проводил занятия со специалистом по речи, принимал лекарства от эпилепсии, и эта комбинация, вероятно, оказалась для него идеальной, но решающий прорыв совершила все-таки музыка. Она что-то высвободила в нем и привела в движение. Действенность музыки в данном случае была настолько очевидной, что лечащий врач ничуть не сомневался, что именно музыкальная терапия была необходимой и не подлежащей замене формой лечения. К счастью, медицинская страховка также согласилась покрыть эти расходы, хотя больные в Германии пока не могут рассчитывать на это, поскольку врачи не имеют права назначать музыкальную терапию по собственному усмотрению.

Пришло время для соответствующего изменения законодательства, т. к. в исследованиях терапевтического воздействия музыки происходит настоящий прорыв. До 2000 года на эту тему было опубликовано лишь несколько сотен работ, а после – уже тысячи. Во многих излагаются положительные результаты, хотя исцеляющий эффект музыки зачастую трудно доказуем. Исследования в области медицины и фармакологии проводятся, как правило, с использованием минимально возможного терапевтического протокола. К примеру, новый медикамент в форме таблетки принимается пациентами в определенных количествах, а контрольная группа принимает вместо него плацебо. И все. Это позволяет точно проконтролировать терапевтические параметры. Зафиксировать таким же образом степень влияния музыки или музыкальной терапии намного сложнее. Была ли главным фактором действительно музыка? А может быть, групповой опыт, личное отношение к врачу, какие-то другие отвлекающие моменты – или все сразу? Какую часть успеха можно отнести на счет действия эффекта плацебо? Каким образом можно, несмотря на строго определенный протокол клинических исследований, добиться индивидуального подхода к каждому пациенту с помощью таких методов, как пение, игра, разговор, ритм?

Зачастую исследования в области музыкальной терапии проводятся без контроля с помощью плацебо, т. к. с этической точки зрения было бы проблематично на протяжении нескольких месяцев подвергать пациентов лечению исключительно таким образом. Кроме того, случаев для изучения не так уж много. История болезни Михаэля настолько редка, что практически невозможно организовать на ее основе контролируемый клинический эксперимент с участием нескольких десятков пациентов, часть из которых подвергалась бы музыкальной терапии, а другая составляла бы контрольную группу плацебо. Для оценки действенности музыкальной терапии нам приходится прибегать к здравому смыслу и умению делать разумные выводы. Правда, в этой книге я привожу главным образом результаты, которые соответствуют самым строгим нормам эмпирических исследований. При этом я не собираюсь рассказывать, что музыка или музыкальная терапия могут помочь при любом мыслимом заболевании или расстройстве, а просто приведу примеры целительного, хотя зачастую и не объяснимого с медицинской точки зрения эффекта музыки на некоторые важнейшие заболевания. Многое из этих примеров может быть перенесено и на другие проблемы со здоровьем.

Кроме того, я учитываю, что существуют некоторые научные публикации, в которых подобные случаи описываются без должного скепсиса (тот, кто проводит исследование лечебного метода, в действенности которого убежден, естественно, склонен интерпретировать полученные данные с определенным оптимизмом). Было бы просто написать книгу, в которой с энтузиазмом перечисляются все возможные положительные эффекты от музыки или музыкальной терапии. Но я хочу представить вам картину, на которой при всем энтузиазме представлено максимально непредвзятое научное обоснование. Поэтому я в процессе подготовки критически оценил тысячи страниц научных статей (взятых, в свою очередь, из тысяч работ, насчитывающих десятки тысяч страниц). В частности, я при любой возможности старался обращаться к обобщающим систематическим обзорам и метаанализам. В данных работах подытожены и проанализированы все исследования по определенной тематике, так что их результаты позволяют сделать конкретные выводы на основании всей массы материалов. Поэтому такие работы содержат более достоверную информацию, чем материалы какого-то одного исследования.

Научные результаты, о которых я рассказываю, получены из разных областей исследований, т. к. тема исцеляющего воздействия музыки изучается в рамках самых различных научных дисциплин – психологии, медицины, музыки, биологии, музыкальной терапии. Все эти дисциплины исследуют, каким образом музыка воспринимается и обрабатывается мозгом, как она вызывает эмоции и с их помощью влияет на весь организм, как сказывается на мыслях и иммунной системе и, разумеется, что именно в музыке способно оказывать терапевтический эффект при тех или иных заболеваниях.

Поскольку я получил не только музыкальное образование, но еще и обучался неврологии, психологии и социологии, я буду в отдельных случаях разъяснять различные детали, касающиеся эмоций или мозга, не привлекая для этого музыку. Эти разделы написаны специально для тех, кто хочет глубже разобраться в теме. Вы можете при желании читать только рубрику «Мои советы» к ним. Это в любом случае снабдит вас хотя бы минимальной полезной информацией, касающейся вашего здоровья.

Часть 1. Мир без музыки был бы миром без людей

Почему без музыки человек не знал бы эволюции

Музыка является неотъемлемой чертой, свойственной нашему биологическому виду. Я считаю, что она возникла одновременно с появлением homo sapiens, а может быть, даже и раньше. Самым древним из обнаруженных останков homo sapiens насчитывается 300 тысяч лет. Предполагается, что люди жили и значительно раньше^[2]. Была ли музыка у предшественников, существовавших еще до homo sapiens, мы не знаем. Но это не представляется невозможным. Примерно 1,5 миллиона лет назад первые представители рода homo начали готовить пищу на огне. Это позволило им за короткое время потреблять большее количество калорий. Так появилась предпосылка для чрезвычайно быстрого роста мозга – органа, где происходит весьма расточительный процесс обмена веществ и который у современного человека расходует около 20 % всей энергии^[3]. Развитие мозга привело к появлению некоторых новых способностей, имеющих прямое отношение к музыке, которых не было у предшествовавших видов: поддерживать общий ритм в группе и совместно издавать звуки определенной высоты.

Музыка, возникшая в ходе эволюции, начала со временем влиять на здоровье и социальные потребности человека. Взрывной характер получило развитие навыков коммуникации и сотрудничества, сформировались сложные социальные объединения, в рамках которых сосуществовали люди. Была ли музыка предпосылкой такого развития или его случайным следствием, неизвестно, однако я могу заявить (на основании ее благотворного воздействия на общество и здоровье), что без музыки человек не знал бы и эволюции.

Музыка – это частное проявление звуков вообще. Звуки могут быть как музыкальными, так и немузыкальными (например, хлопки). Если говорить точнее, то музыка состоит из последовательности звуков, в которых прослеживается ритм и которые относятся к какому-либо музыкальному ладу (если они имеют разную высоту). Существует несколько разных ладов и звукорядов. Помимо мажорных и минорных ладов есть особые церковные и джазовые, индийский звукоряд рага, индонезийские пелог и слендра, пентатонические и октатонические звукоряды и многие другие. Самый простой звукоряд – пентатонический. Он состоит всего из пяти тонов, и в его гамме отсутствуют полутона. Такую музыку могут без труда воспроизводить даже дети дошкольного возраста.

Если мы слышим ритмические звуки в рамках какого-то звукоряда, то воспринимаем это как музыку. За некоторыми исключениями музыкальные традиции homo sapiens основаны именно на этих двух признаках: ритме и звукоряде. Они составляют ядро универсальной музыкальной грамматики, в которой есть только два основных «правила»: «Временной интервал между звуками должен быть структурирован таким образом, чтобы укладываться в определенный такт» и «Используемые звуки разной высоты должны быть элементами определенного звукоряда». Из этой на удивление простой универсальной грамматики выросло все бесконечное разнообразие музыкальных систем, стилей и композиций.

Разумеется, это не значит, что любая музыка должна иметь ритм и относиться к какому-то одному звукоряду. В игре на барабане можно обойтись и без гамм, а медитативная музыка зачастую не имеет ритма, как, впрочем, и отдельные опусы современных композиторов (например пьеса Atmosphères («Атмосферы») Д. Лигети, известная по фильму С. Кубрика «2001 год: Космическая одиссея»).

Непосредственный смысл и назначение ритма и звукоряда состоит в том, чтобы несколько людей могли совместно исполнять или воспринимать музыку. Синхронные движения лучше всего производить, когда они совершаются в определенном ритме. Когда мы хотим поднять тяжелый ящик «на счет три», то не имеет смысла сначала медленно произнести «раз», потом выждать паузу и быстро закончить «два, три». Счет ведется в определенном ритме: «раз – два – три!». Для того чтобы вместе хлопать в ладоши, танцевать, топать ногами или что-то скандировать, требуется ритм. А для того чтобы вместе петь, нужен общий звукоряд (с заранее согласованными интервалами – октавами, квинтами и терциями). Без ритма звуки будут издаваться хаотично и наперебой, а без звукоряда не будет гармонии.

Тот факт, что в процессе эволюции люди успешно овладели именно этими двумя способностями – совместно поддерживать ритм и исполнять мелодии – не может объясняться случайностью. На мой взгляд, музыка дала человеку важное эволюционное преимущество – возможность более продолжительной жизни. Этому способствует ряд моментов, которые и сегодня могут пойти на пользу каждому:

• Сотрудничество и социальная общность. Для совместного музицирования участникам группы требуется помогать и прислушиваться друг к другу. А раз уж люди вступили в сотрудничество по какому-то одному поводу, то они и дальше будут действовать заодно. Музыка содержит в себе элемент кооперации и побуждает к совместным действиям и таким образцам социального поведения, как умение делиться и помогать друг другу. Тем самым она повышает шанс достижения целей (например добывания пищи) и снижает вероятность споров, вражды или войн. Человек добился таких успехов в ходе эволюции в том числе и потому, что в группе он был сильнее. Когда люди координируют свои движения при совместном музицировании, то каждый из них становится частью некой общности, которая поет или хлопает в ладоши, как один человек. Тем самым «Я» превращается в «Мы», а эгоизм – в желание делать общее дело.

• Положительные эмоции и польза для здоровья. Музыка может вызывать положительные эмоции и помогает избавиться от отрицательных. Тем самым она способствует исцелению и укрепляет здоровье. Снятие напряжения и веселье помогают восстановлению, а постоянный эмоциональный стресс, напротив, имеет отрицательные последствия для здоровья. Музыка может уменьшать боль и помогает пережить нелегкие времена. Она не позволяет сдаться перед лицом трудностей и лишений и не вызывает желания умереть. Поэтому даже в самых сложных ситуациях музыка помогает спасти жизнь.

• Снижение вероятности конфликтов. Когда члены группы меньше дерутся между собой или с представителями других групп, то у них возникает меньше опасных или смертельных травм. В культурах охотников и собирателей во всем мире существуют обычаи в случае конфликтов устраивать дуэли с использованием не оружия, а песен^[4]. Такие песенные баттлы должны сглаживать спорные моменты, восстанавливать нормальные социальные отношения и предотвращать таким образом конфликты с применением насилия, акты мести или даже убийства. Подобные обычаи распространены во многих культурах, и складывается впечатление, что они соответствуют природе человека и существуют с момента появления homo sapiens.

Конечно, человеческая речь (как и музыка) – это тоже структурированная система звуков. В нашей речи присутствует мелодия (иначе мы не отличали бы вопрос от ответа), ритм (который позволяет устанавливать последовательность реплик в диалоге) и интонация (помогающая определить настроение говорящего). Но говорить в каждый данный момент времени может только один человек, иначе никто ничего не поймет. Музыкой же могут заниматься одновременно несколько индивидуумов, и производимые при этом звуки красиво звучат и всем понятны. Таким образом, мелодия в этом смысле превосходит речь. Можно сказать, что музыка – это язык группы, а речь – язык индивидуума.

Эволюционное преимущество речи заключается в том, что каждый человек может сообщить, о чем он думает, каково его мнение по тому или иному поводу, чего он хочет, что чувствует и т. д. Таким образом, речь можно рассматривать как частный случай проявления музыки: она состоит из звуков, в ней есть ритм и мелодия, хотя и в меньшей степени, чем в музыке, ее звуки образуют слова, имеющие конкретное значение (лингвист Ули Райх как-то заметил, что речь – это музыка, искаженная семантикой).

Интересно, что значение слов имеет связь с их звучанием. Звучание слов отнюдь не случайно (хотя на уроках иностранного языка может сложиться и другое мнение…). Один и тот же предмет или понятие может выражаться в разных языках разными словами, например, слово «маленький» звучит по-немецки winzig, по-английски tiny, по-норвежски bitte liten, по-французски infime, по-итальянски piccolissimo. Но если прислушаться, можно заметить, что в их звучании есть одна общая черта – один или несколько звуков «и». В одном научном исследовании было проведено сравнение самых распространенных ста слов из 4-х тысяч языков (это примерно две трети из известных нам)^[5]. Во многих словах были обнаружены постоянно встречающиеся одни и те же звуки (или, наоборот, систематическое отсутствие каких-то из них): в частности, звук «и» в словах со значением «маленький», звук «р» в словах со значением «круглый», звук «н» в словах, обозначающих «нос». Поскольку такое сходство наблюдается даже в словах, относящихся к разным языковым группам, авторы исследования приходят к выводу, что оно возникло независимо и не может объясняться общим происхождением. Таким образом, звучание слов не так уж случайно, как мы думали долгое время. Из этого можно сделать вывод, что глубокие эволюционные корни музыки и речи тесно переплетены между собой.

Эта связь тем более очевидна, что и эмоциональная окраска голоса во всем мире кодируется одними и теми же акустическими параметрами. Откуда мы узнаём, что в голосе звучит радость, печаль, злость, удивление или страх? Патрик Юслин и Петри Лаукка проанализировали данные примерно сорока научных работ, в которых были попытки определить, каким человеческим эмоциями соответствуют те или иные акустические признаки голоса^[6]. По их просьбе актеры произносили слова или фразы так, чтобы их голоса выражали радость, грусть, злость, страх или нежность. В некоторых работах использовались записи эмоционально окрашенных выражений из реальной жизни, например крики пассажиров перед авиакатастрофой. Записи относились к разным языкам и культурам. Юслин и Лаукка сумели доказать, что каждая из исследованных эмоций выражалась определенными акустическими характеристиками и что мы способны распознать эмоции по голосу, даже не понимая языка. Для радостного голоса характерен более высокий темп речи, чем для грустного, бо́льшая громкость и вариабельность высоты тонов (в мелодии речи высокие тона быстрее и активнее сменяются низкими). Для грустного голоса характерны более темные тона. Пользуясь этими признаками, даже житель Папуа – Новой Гвинеи сможет определить по речи немца, какое у него настроение.

Но это еще не все. Юслин и Петри проанализировали добрый десяток работ, в которых были исследованы акустические признаки эмоций, выражаемых музыкой. По просьбе ученых музыканты наигрывали мелодии, выражавшие радость, печаль, гнев, страх или нежность. Музыканты, представлявшие разные страны и культуры, использовали помимо классической музыки народную, индийские раги, джаз, рок, детские песни и вольные импровизации. Анализ показал, что эмоции выражаются в самых разных жанрах музыки преимущественно теми же акустическими средствами, что и в речи. В начале печальной темы Lacrimosa («Лакримоза») из Requiem («Реквием») Моцарта музыка тоже звучит медленно, тихо, и для мелодии характерны ниспадающие тона (так называемый плачущий мотив). А вот четвертая часть Eine kleine Nachtmusik («Маленькая ночная серенада») Моцарта, напротив, звучит радостно, потому что исполняется в относительно быстром темпе, мелодия отличается высокой вариабельностью (уже первые четыре ноты для первой скрипки охватывают целую октаву), восходящими тонами и широким диапазоном частот.

Эти акустические признаки можно выразить в цифровом виде, взяв за основу звуковые записи. Мы использовали это обстоятельство для эксперимента с эмоциями и, отобрав из имеющихся баз данных музыкальные темы, вызывавшие радость или страх, попытались проанализировать их с помощью компьютера^[7]. Музыка, вызывавшая чувство страха, была взята из телевизионных триллеров и фильмов ужасов. Компьютерный анализ показал: в ней присутствует много шумов, шипящих звуков и стуков, т. е. звуков, не имеющих определенной высоты, что вызывает чувство неуверенности. Для музыкальных звуков и аккордов был характерен диссонанс, и их зачастую трудно было отнести к какому-то определенному ладу. Это навевало тревогу (вспомните музыку Бернарда Херрманна к фильму А. Хичкока «Психо», особенно сцену в душе)^[8]. Когда я несколько лет назад впервые услышал концерт Беата Фуррера для рояля, меня поразило, насколько точно он соответствует всем акустическим «параметрам ужаса». Я в восторге несколько раз прослушал этот концерт, поскольку он живо напоминал мне захватывающие сцены преследований из старых американских детективов. Но когда я рассказал все это Фурреру, он ответил мне: «Интересно, но я хотел выразить вовсе не это!». Ну и ладно, я все равно остаюсь большим поклонником его концерта.

В полном соответствии с тезисом о том, что эмоциональная речь универсальна и распознается всеми, наша рабочая группа установила также, что выражение эмоций в западной музыке точно так же распознается повсюду в мире независимо от того, в какой культурной среде выросли слушатели. Для этого Томас Фриц предпринял экспедицию в отдаленную местность на севере Камеруна. Там он встретился с представителями народности мафа, которые до этого никогда не слышали западной музыки. Он проигрывал им короткие фортепианные пьесы, которые должны были навевать радость, печаль или страх. После каждой записи он показывал участникам фотографии трех лиц – радостного, печального и искаженного ужасом – и просил указать на то из них, которое лучше других соответствует музыке. Процент совпадений по всем трем эмоциям оказался значительно выше порога случайности, а это означает, что выражение радости, печали и страха в западной музыке действительно универсально и правильно воспринимается всеми – независимо от культурного опыта^[9]. Правда, представители мафа хуже распознавали чувства, чем западные слушатели, но необходимо учитывать, что для них было большой новостью, что музыка может выражать эмоции. Их музыка всегда несет в себе радость, и они не представляют себе, что она может звучать печально. Кроме того, наша музыка для них вообще звучит не так, как для нас (один мужчина сказал после эксперимента, что ему особенно понравились отрывки из песен Элвиса Пресли, потому что они напомнили ему кваканье лягушек…).

Результаты эксперимента доказывают, что если эмоции в музыке выражены примерно теми же средствами, что и в эмоциональной речи, то люди узнают их, даже если никогда прежде не слышали западных мелодий. Это объясняется тем, что распознавание эмоций в голосе в значительной степени обусловлено биологическими и генетическими факторами^[10]. Это значит, что имеется некое универсальное понимание того, как звучит музыка – позитивно (например, вызывает радость) или негативно (например, внушает страх). А вот как мы воспринимаем ее – это уже другой вопрос. Иногда музыка, звучащая в фильме ужасов, доставляет нам удовольствие, а вполне позитивный фолк действует на нервы поклоннику «тяжелого металла». Кроме того, в субъективном восприятии может радостно звучать даже музыка, не выражающая вообще никаких эмоций. К примеру, для народа мафа мелодия, которая нам сильно напоминает концерт автомобильных гудков, звучит весело.