Отцы. Письма на заметку

© Shaun Usher, 2021

© Дмитрий Шепелев, перевод на русский язык, 2021

© Livebook Publishing, оформление, 2021

Письмо – это бомба замедленного действия, послание в бутылке, заклинание, крик о помощи, повествование, выражение беспокойства, щедрая пригоршня любви, способ установить связь через слова. Это своеобразное искусство – такое простое и восхитительно общедоступное – продолжает служить мощным средством общения и, невзирая ни на какие технические революции, письмо продолжает жить и, подобно литературе, будет жить вечно.

Предисловие

Одним холодным утром 2019 года наш младший сын шерудил во рту зубной щеткой и, взглянув на меня в зеркало, заявил с лаконичностью и категоричностью, довольно забавной для человека с молочными зубами:

– Папа… твои книжки дурацкие.

И вот, памятуя об этих словах поддержки, я частично посвящаю «Письма на заметку: Отцы» обоим моим возлюбленным чадам, без которых эта книга увидела бы свет заметно раньше, когда Шон Ашер был еще не тем человеком, какой он сейчас – он отличался от меня сегодняшнего более крепкими нервами и неумением видеть опасность в любом новом месте, отсутствием галлюцинаций из-за хронического недосыпа вследствие шести лет ночных вторжений в родительскую постель, а также досадным неумением ценить в полной мере ту степень свободы, что когда-то была мне доступна, и, самое главное, незнанием того чувства, когда твое сердце вдруг становится больше и добрее оттого, что держишь на руках своего синюшного первенца, отмечая, как сдвигаются твои приоритеты, освобождая место – впереди и по центру – для отцовства.

Другой человек, которому я посвящаю настоящий сборник писем, это мой папа, чудесный человек, наполнявший теплом с оттенком придурковатости не только детство мое и моих родных, но и жизнь наших дорогих друзей. Человек, часто казавшийся нам старшим братом. Человек, работавший допоздна на благо семьи, но не терявший связи с нами. Человек, чье величайшее напутствие своим детям – он то и дело повторял его, но, к моему неизбывному сожалению, ни разу не доверил бумаге – звучало так: «Не разговаривайте с незнакомцами, пока не узнаете их, и не берите телефон, пока не зазвонит». Поистине, мудрые слова. Скажу без преувеличения, что в отношении родителей я сорвал джекпот, и мой папа всегда будет примером для меня. Я могу лишь надеяться, что мои дети, когда придет их черед стать родителями, испытают хотя бы слабый отблеск этого чувства.

В апреле 2010 года мы с женой робко вышли из родильного отделения с нашим первенцем. Полгода спустя, охваченные смятением иного рода, мы с нашим полугодовалым малышом оказались в другой больнице, чтобы навестить бледную тень моего отца, пережившего инсульт, последствия которого до сих пор напоминают о себе. Никогда мне не было так тяжело, как в те тревожные часы, дни, недели и месяцы, когда отец восстанавливался, и только теперь, почти десятилетие спустя, я начинаю сознавать, как сильно переживал о том, что могу потерять его и мой сын так и не узнает, какой у меня замечательный папа. К счастью, сейчас, в 2019 году, он все еще с нами, и его «хорошая» рука обычно либо месит тесто, либо взлетает к горлу, когда он хохочет, как ненормальный, – это говорит нам, что не стоит опасаться за его здоровье в обозримом будущем, и доказывает, что удар не лишил его жизнелюбия.

Сборник «Письма на заметку: Отцы» – это более тридцати писем, раскрывающих взаимоотношения между отцом и ребенком во всей их сложности и разнообразии. Письма с бесценными отцовскими напутствиями от Теда Хьюза и Махатмы Ганди перемежаются недовольными письмами детей к своим отцам, есть среди таких писем и сыновняя жалоба из Египта начала нашей эры, ничуть не утратившая своей актуальности. Еще в одном письме бывший раб сообщает своей бывшей владелице, что намерен прийти с подмогой за своими дочерями. В этих письмах нашлось место юмору и грусти, надежде и страху, гордости и досаде. Такая эмоциональная палитра в полной мере передает опыт отцовства.

Шон Ашер

2020

Письма приводятся с максимально бережным сохранением авторской пунктуации, а местами и орфографии.

Так-то вот
01

В 1897 году в египетском городе Оксиринхе было найдено примечательное письмо, написанное на папирусе множество веков назад, однако ничуть не утратившее актуальности. Автором письма был подросток по имени Теон, обращавшийся со всем присущим его возрасту максимализмом к своему отцу, Теону-старшему. Думается, он бы неслабо удивился, узнав, что письма подобного рода никогда не выйдут из моды. Данное послание находится теперь в коллекции Бодлианской библиотеки в Оксфорде.

Теон – Теону

Ок. 250 г. н. э.

Теон своему отцу, Теону, с приветствием.

Хорошо же ты обошелся со мной, не взяв с собой в город. Если не возьмешь в Александрию, я не буду писать тебе, не буду с тобой говорить и желать здоровья. Если уедешь в Александрию, не подам тебе руки и «здравствуй» не скажу. Если не возьмешь меня, так и знай. Мать сказала Архелаю, что от такого обращения я стану изгоем. Признателен за большие подарки (и одежду?), что ты прислал 12-го, когда отплыл. Прошу прислать мне лиру. Если не пришлешь, не буду ни есть, ни пить. Так-то вот. Молюсь о твоем здоровье.

17 Туби.

Доставить Теону от Теона, его сына.

02
Я любил этого мальчика

1812 год стал самым мрачным в жизни Уильяма Вордсворта, английского поэта-романтика, создавшего множество нестареющих шедевров, включая «Я блуждал одиноким, как облако» и посмертно опубликованную автобиографическую поэму под названием «Прелюдия». В июне его трехлетняя дочь Кэтрин умерла из-за судорог; а 1 декабря скончался его шестилетний сын Томас, из-за кори и пневмонии. 2 декабря, похоронив сына рядом с дочерью, под деревом в Озерном краю, Уильям Вордсворт написал своему другу и поэту Роберту Саути.

Уильям Вордсворт – Роберту Саути

2 декабря 1812 г.

2 декабря, 1812 Среда, вечер

Дорогой мой друг,

симптомы кори возникли у моего сына Томаса в прошлый четверг; до вторника он держался самым благополучным образом, особенно был весел и доволен между десятью и одиннадцатью часами; без всякой видимой причины случилась внезапная перемена, воспаление перешло на легкие и никак не спадало, и к шести вечера милая Невинная душа его отлетела к Богу. Не думаю, чтобы он сильно страдал телом, но, боюсь, мог страдать душевно, так как много думал о смерти, к каковому предмету ум его что ни день обращала могила сестры.

Жена моя переносит потерю ребенка с поразительной стойкостью. О себе, дорогой Саути, я не смею сказать, в каком я состоянии ума; я любил этого мальчика величайшей любовью, на какую способна моя душа, и его забрали у меня – и все же в агонии моего духа по утрате такого сокровища я себя чувствую тысячекратно богаче, чем если бы никогда не владел им. Да утешит и избавит тебя Бог, и всех наших друзей, и всех нас от повторения таких испытаний – о Саути, пожалей меня! Если тебя не пугают жалобы, я бы попросил тебя приехать к нам! Вечная любовь от всех – ты передашь эту печальную новость своей Жене и миссис Кольридж, миссис Лавел, миссис Баркер и миссис Уилсон. Бедная женщина! Она была так добра к нему – да вознаградят ее Небеса.

Небеса благословят вас.

Твой искренний друг

У. Вордсворт

03
Я просидела с ним несколько ночей

Мать Мэри Шелли, британская писательница и одна из первых феминисток, Мэри Уолстонкрафт, родила ее в 1797 году и через одиннадцать дней умерла из-за инфекции, занесенной при родах. Таким образом, Мэри Шелли воспитывал ее овдовевший отец, Уильям Годвин, прославленный романист и политический философ эпохи Просвещения. Видя незаурядный ум дочери, он всячески поощрял ее к писательскому призванию, и не зря. В 1818 году был анонимно издан первый роман Мэри Шелли, «Франкенштейн», получивший широчайший резонанс и ставший классикой; тремя годами позже он был переиздан с указанием имени автора. В 1836 году восьмидесятилетний Уильям Годвин скончался. Две недели спустя Мэри Шелли рассказала о его смерти в нижеследующем письме Мэри Хейс, знакомой романистке и феминистке, с давних пор дружившей с обоими родителями Мэри Шелли.

Мэри Уолстонкрафт Шелли – Мэри Хейс

20 апреля 1836 г.

14 Норт Бэнк,

Риджентс-парк,

Лондон

Дорогая мадам.

Несколько месяцев прожила наподобие инвалида – крайняя вялость и тревога, навалившиеся на меня, пока я ходила за дражайшим моим отцом в последние моменты, слишком ослабили меня, чтобы заниматься каким-либо делом. По завещанию отца его бумаги пройдут через мои руки, & ваша совершенно разумная просьба будет уважена. Нет ничего более гнусного и жестокого, чем обнародовать письма, предназначавшиеся лишь для пары глаз. Я не имею представления, найдутся ли среди бумаг отца и ваши письма – если я найду что-либо, верну вам. – Но здоровье мое таково, что не могу обещать, когда смогу одолеть вялость и просмотреть бумаги.

Вы будете рады услышать, что тот, кого когда-то вы знали столь хорошо, умер почти без мучений – недуг его был герпетической лихорадкой, бороться с каковой ему не дал преклонный возраст – он был болен порядка 10 & прикован к постели 5 дней – я просидела с ним несколько ночей – & миссис Годвин была с ним, когда я отходила – поскольку он ужасно боялся остаться со слугами. Мысли его пребывали в смятении, но он не мучился – он понимал, что опасно болен, но не считал выздоровление невозможным. Последний его миг настал совершенно внезапно – мы с миссис Годвин были обе при нем. Он мирно дремал, и вдруг мы услышали легкий хрип и подошли к нему, сердце его перестало биться, & все было кончено. Это случилось чуть позже 7, числа 7 сего мес.

 

Дорогой мой отец указал в завещании, что желает покоиться как можно ближе к моей матери. Соответственно, гробница ее на кладбище при церкви Св. Панкратия была вскрыта – гроб ее на глубине двенадцати футов оказался нетронутым – саван по-прежнему покрывал его – & плита потускнела, но читалась. Похороны прошли скромно, пришли лишь несколько друзей – Могло бы быть гораздо больше, но церемония была частной, и мы ограничили число. Среди плакальщиков был мой сын, которому уже шестнадцать.

Я описала эти подробности, зная, что они не будут вам безразличны. – Я признательна вам за ваше доброе участие – ваше имя мне, разумеется, знакомо как имя одной из женщин, чьи таланты делают честь нашему полу – и как друга моих родителей – я имею честь, дорогая мадам, быть

искренне вашей

Мэри Шелли