Днепровское казачество

© Сергей Бунтовский, 2016

ISBN 978-5-4483-5133-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Днепровские казаки

Запорожские казаки. О них ходили легенды. Они воевали под знаменами польских королей и русских царей, татарские матери пугали их именем детей, а рабы на невольничьих рынках Османской империи с надеждой ждали их появления. Они внушали ужас и уважение, презрение и зависть. Они едва не посадили на московский трон королевича Владислава, а потом вернули в состав России древнюю Малороссию. Храбрость сделала их хозяевами обширного и богатого края, но амбиции и алчность казачьих вождей превратили эту землю в выжженную пустыню.

И хотя само казачество исчезло с берегов Днепра, но ситуация на Украине сегодня очень напоминает ту, что была во времена Руины семнадцатого века. Так что стоит внимательно присмотреться, а не происходит ли на наших глазах возвращение к реалиям времен существования Сечи.

Ранняя история казачества

Большинство наших современников черпает сведения о казаках исключительно из художественных произведений: исторических романов, дум, кинофильмов. Соответственно, и представления о казаках у нас весьма поверхностные, во многом даже лубочные. Вносит путаницу и тот факт, что казачество в своем развитии прошло длинный и сложный путь. Поэтому герои книг Шолохова и Краснова, списанные с реальных казаков прошлого века, имеют столько же общего с казаками шестнадцатого века, сколько современные киевляне с дружинниками Святослава.

Происхождение и ранняя история казачества практически неизвестны. Существуют теории, выводящие казаков от средневековых бродников или черных клобуков, однако подтверждений этому нет.

Степи юга современных России и Украины, которые в средние века носили имя Дикого поля, никогда не были пустынными. Тысячи лет подряд тут кипел водоворот различных кочевых народов, большая часть которых приходила из глубин Азии. Некоторые народы гибли или изгонялись, некоторые покорялись новым завоевателям, которых в свою очередь подчиняли следующие пришельцы. Относительный период покоя был лишь во время Золотой Орды, но после начала «великой замятни» и распада Улуса Джучи степь снова погрузилась в хаос. В многолетней войне татарских ханов гибли целые роды, рвались родственные и социальные связи, появлялись лишившиеся всего люди, которые могли выжить лишь грабежом или наемничеством. Огромные степные пространства от Днепра до Волги стали фактически ничейной землей. Уцелевшие воины проигравших ханов объединялись в ватаги, которые пытались уцелеть в жестоком мире, где война и взаимный грабеж стали нормой жизни. Они или нанимались на службу к сильным владыкам (как к литовско-русским магнатам, так и к татарским ханам), или пытались выжить самостоятельно, устраивая свои жилища на незанятой никем земле.

На мой взгляд, именно среди этих маргиналов следует искать начало явления, которое мы сегодня знаем как казачество. В пользу ордынской версии происхождения казаков говорит огромное количество татарских терминов у казаков, их абсолютно азиатская одежда и легендарные чубы-оселедцы. Слова «кош», «атаман», «курень», «бешмет», «чекмень», «бунчук» пришли в наш язык из тюркского. Степь дала казакам нравы, обычаи, воинские приемы и даже внешний вид.

Кстати, до сих пор нет понимания, что означает само слово «казак» и какого оно происхождения. Есть версии, что в переводе с тюркского «казак» означает «вольный человек», «свободный воин», «бандит». Возможно, это слово произошло от названия древнего черкесского народа касогов (касаги). В пользу этого говорит и второе название казаков – черкасы. Хотя, если касоги и были родоночальниками казачества, то очень скоро казачество стало совершенно интернациональным объединением. В казачьи артели принимали людей любых национальностей, лишь бы они были готовы вести этот образ жизни. Украинский филолог Анатолий Железный выводит слово казаки из тюркского словосочетания «честный муж». По мнению писателя Льва Вершинина, название «казак» возникло «в недрах татарского военного ведомства как определение наемных отрядов, состоящих из всякого рода добровольцев, нанимавшихся на временную службу (в отличие от „огланов“, профессиональных воинов, и „сарбазов“, подданных хана, подлежавших призыву)».

До учреждения в шестнадцатом веке реестрового казачества термином «казак» определялся особый образ жизни. «Ходить в казаки» означало удаляться за линию пограничной стражи, жить там, добывая пропитание охотой, рыбной ловлей и грабежом.

Со временем число казаков увеличилось, возникли целые регионы контролируемые казаками, среди которых стали доминировать славяне. На территории нашей родины казаки группировались по берегам рек Днепра, Дона и их притоков. Хотя было бы ошибкой считать казачество исключительно отечественным феноменом. При желании «казаков» можно отыскать на границах любых враждебных цивилизаций. Полный аналог казачества в те же времена существовал на пограничье Габсбургской и Оттоманской империй. Это была полоса ничейной земли от Адриатики до Трансильвании, населенная свободными воинами-граничарами, которые получали от австрийских властей определенные привилегии, а в обмен обязывались охранять границу христианских земель от нападения турок. Были свои казаки и в мусульманском мире. Изгнанные из Испании мусульмане-мориски основали собственную республику на берегах Марокко с центром в городке Сале. Как и у казаков, основным занятием морисков были налеты на соседей и пиратство, а власти республики избирались… Так что говорить о казаках исключительно как отечествененом эксклюзиве нельзя. Другое дело, что такого размаха в действиях и такой численности у всяких вольных братств как у нас нигде в мире не было.

Когда казаки стали представлять из себя определенную военную силу, ими заинтересовались соседи. Сначала казаков нанимали магнаты, а потом и государства.

Первым, кто собрал под свои знамена казаков¹ и создал из них полурегулярную армию, был черкасский наместник князь Богдан Федорович Глинский, по прозвищу Мамай². В 1492 году со своими казаками он начал личную войну с Крымским ханством и даже сумел захватить крепость Очаков, где казакам досталась богатая добыча. Разозленный хан Менгли—Гирей в ответ совершил поход против Великого княжества Литовского. Чтобы избежать в дальнейшем подобных инцидентов с крымцами, великий князь Литовский Александр Ягелончик перевел своего излишне инициативного вассала на должность наместника в Путивль, подальше от южной границы. Однако опыт князя Глинского показал прочим магнатам, что казаки из головной боли могут стать помощниками.

В Польше в 1524 году возникла идея нанять на королевскую пограничную службу определенную часть казаков. Из-за нехватки средств в казне от этой мысли пришлось отказаться, но сама идея использовать казаков для службы осталась. Дело превращения степных полубандитов в регулярную военную силу продолжил еще один князь, Дмитрий Вишневецкий по прозвищу Байда (к слову сказать, потомок великого Гедимина). Этот отпрыск многочисленного и богатого русско-литовского рода владел землями в Кременецком уезде. Из-за того, что его владения регулярно подвергались татарским набегам, князь решительно взялся за искоренение степной угрозы.

Поскольку собственных шляхтичей катастрофически не хватало для создания боеспособного войска, Байда принял решение нанять казаков. Они обходились дешевле, чем польские или русские профессионалы, но зато были отчаянными головорезами, которых жизнь в постоянной опасности закалила и приучила спокойно смотреть смерти в глаза.

В середине шестнадцатого века на собственные деньги князь построил небольшую крепость на днепровском острове Малая Хортица, которая стала опорной базой его отряда. Кстати, официально это была земля крымского хана, так что Вишневецкий начал военную карьеру с самозахвата земли. Пассивной обороной Байда не ограничивался, устраивая лихие набеги на крымские владения. Полученная добыча шла на найм новых бойцов и оружие. Так что вскоре князь стал настоящим полевым командиром, живущим за счет войны. Польский король, которому номинально подчинялся Вишневецкий, в дела Вишневецкого не вмешивался, но в случае крайней нужды Байда всегда мог отступить в королевские земли и стать недоступным для татарской мести. В конце концов, набеги Байды всерьез обозлили хана, и тот двинул армию. В 1557 году орда Девлет-Гирея осаждала замок Вишневецкого, но взять не смогла. На следующий год со второй попытки татары, которым на этот раз помогали турки и молдаване, все-таки захватили и разрушили крепость. Правда, сам князь с уцелевшими товарищами вырвался и уплыл по Днепру, чтобы продолжить свое лихое дело.

После падения своего замка, который многие историки считают праобразом Запорожской Сечи, Байда со своими казаками поступил на службу к царю Ивану Грозному. Тот оценил нового военспеца и пожаловал князю во владения город Белёв под Тулой и земли в Подмосковье. Как признанного специалиста по татарскому вопросу Байду посылают на юг – следить за Крымом, налаживать отношения с донскими казаками и устраивать пакости мусульманам. Отряд Вишневецкого, теперь насчитывающий до пяти тысяч человек и состоящий не только из казаков, но и из московских дворян и стрельцов, несколько раз вторгается в татарские земли, доходит до Перекопа и Азова.

В это время армии Грозного царя все увереннее действуют на южных рубежах страны, зачищая Приазовье от татар, и Дмитрий Вишневецкий находится в эпицентре этого «натиска на юг».

Однако в 1558 году начинается Ливонская война, из-за которой русское наступление на юг постепенно оказывается свернутым. Основные силы Московского царства перебрасываются на Северо-Запад. В итоге из армии Байды ушли царские отряды и он остался лишь с казаками. В апреле 1561 года князь Вишневецкий получил приказ выступать на западную границу для действий против Литовского княжества. Воевать против родни Байда не захотел и со своим отрядом оставил царскую службу, перейдя на сторону польского короля Сигизмунда II Августа.

Воевать с русскими князь не хотел, а долго сидеть без дела князь не мог, и вскоре Байда со своими наемниками ввязался в авантюру по захвату трона в Молдавском княжестве. Однако тут удача, прежде всегда любившая князя, изменила ему. Его отряд был разбит, а сам Вишневецкий попал в плен. Молдавские бояре передали пленника в Стамбул, где Байда и был казнен в 1564 году.

В современной Украине личность князя Дмитрия Вишневецкого стала легендарной, и многие считают его основателем Запорожской Сечи. Хотя на самом деле Запорожская Сечь возникла позже и к ней Байда не имел никакого отношения, кроме того, что несколько лет его замок стоял на соседнем острове.

***

После смерти Байды на некоторое время казаки оказались предоставленными сами себе, но при королевском дворе было понимание того, что с этой разросшейся вольницей что-то надо делать, ведь казаки нападали не только на татар, но и на польско-литовские окраины. В итоге в 1572 году было решено взять три сотни лучших казаков на службу, а их командиром назначить шляхтича Яна Бадовского. Имена этих казаков были внесены в специальный реестр, из-за чего их стали называть реестровыми, а их отряд получил название «Войско Запорожское». Понятное дело, что в число этих избранных вошли в основном зажиточные и лояльные короне люди. Помимо пограничной службы, разведки и отражения татарских налетов, они должны были следить за остальными казаками, удерживая их от агрессии против польских земель, а также подавлять крестьянские бунты. За это, помимо денежного довольствия, реестровые казаки получили права почти равные правам низшей категории польской шляхты (т.н. безгербовой шляхты). Попасть в реестр было мечтой любого казака, ведь это означало иметь гарантированный доход, а также право владеть земельным участком. Кроме того, реестровые казаки рисковали головой гораздо меньше своих бывших собратьев по ремеслу. В 1578 году реестр был увеличен до 600 человек. Казакам был передан в управление город Терехтемиров с Зарубским монастырем, расположенный близ города Переяслава, на правом берегу Днепра. Здесь были размещены казацкие арсенал и госпиталь³.

Вся прочая вольница, постепенно объединяющаяся в единую структуру, оказалась невостребована польским государством и рассматривалась как потенциальная угроза. А поскольку основным центром этих казаков были острова ниже днепровских порогов, то они себя также назвали Запорожским войском. Чтобы избежать путаницы, их чаще называли «Войском Запорожским Низовым». Административным центром и главной базой этого войска стало укрепление, получившее название Сечь. Периодически эту базу переносили с одного острова на другой, но она продолжала называться Запорожской Сечью и манила всех искателей удачи с окрестных земель. Постепенно среди низовых казаков возникло на две группы: сечевых и зимовых казаков. Первые – это костяк войска, постоянно жившие на Сечи и существовавшие за счет войны. Зимовые казаки жили в окрестностях Сечи, имели семьи и хозяйство, но на время войн и походов брались за оружие.

Численность казаков стремительно росла за счет прихода в низовья Днепра новых людей из Речи Посполитой, Валахии и Малороссии. Эти переселенцы существенно изменили состав казачества, растворив в себе казаков-неславян, и уже к шестнадцатому веку казачество представляло собой исключительно русскоязычное православное образование. Впрочем, по менталитету и роду занятий казаки существенно отличались и от русских, и от других оседлых народов.

У наших историков сложились два противоположных взаимоисключающих взгляда на казачество. Согласно первому, казачество – это аналог западноевропейских рыцарских орденов; согласно второму, казаки – выразители чаяний народных масс, носители демократических ценностей и народовластия. Однако оба эти взгляда оказываются несостоятельными, если внимательно изучить историю казаков. В отличие от рыцарских орденов европейского средневековья, днепровское казачество возникло не в гармонии с государственной властью. Наоборот, ряды казаков пополняли люди, для которых не было места в цивилизованном обществе. За днепровские пороги приходили не нашедшие себя в мирной жизни селяне, бежали, спасаясь от суда или долгов, шляхтичи и просто искатели легкой наживы и приключений. Ни малейшего намека на дисциплину, характерную для рыцарских орденов на Сечи, обнаружить не удается. Вместо этого все современники отмечали своевольство и необузданность казаков. Можно ли представить, чтобы магистра тамплиеров провозглашали и свергали по капризу массы, зачастую по пьяни, как это было с атаманами казачьих ватаг? Если и можно сравнить с чем либо Сечь, то, скорее, с пиратскими республиками Карибского моря или татарскими ордами, а не с рыцарями.

Легенда о казачьей демократии родилась в девятнадцатом веке благодаря усилиям русских поэтов и публицистов. Воспитанные на европейских демократических идеях своего времени, они хотели видеть в казаках простой народ, ушедший от панской и царской власти, борцов за свободу. «Прогрессивная» интеллигенция подхватила и раздула этот миф. Конечно, крестьяне бежали на Сечь, но не они заправляли там. Идеи освобождения крестьян из-под панской власти не находила отклика в сердцах запорожцев, зато возможность пограбить, прикрывшись крестьянами, никогда не упускалась. Затем же казаки легко предавали доверившихся им крестьян. Беглые крестьяне только пополняли ряды войска, но не из них формировалась старшина, не они были становым хребтом казачества. Живущие исключительно за счет разбоя, не ценящие ни своей, ни тем более, чужой жизни, склонные к дикому разгулу и насилию – такими предстают казаки перед историками. Не брезговали они и угоном своих «православных братьев» в плен с последующей продажей живого товара на невольничьих рынках.

Еще одним мифом является миссия защиты православной веры, приписываемая казакам. «Защитники православия» гетманы Выговский, Дорошенко и Юрий Хмельницкий без всяких угрызений совести признавали своим господином турецкого султана – главу ислама. Да и вообще, никогда казаки не отличались особой политической разборчивостью. Оставаясь верными своей степной природе добытчиков, они никогда не приносили реальных, практических выгод в жертву отвлеченным идеям.

***

Как и вокруг любого закрытого воинского братства, вокруг запорожцев возникло немало мифов, значительная часть которых повествует о различных сверхъестественных способностях некоторых казаков и атаманов. Согласно легендам, их не рубили сабли, не брали пули, они могли без последствий пройти сквозь огонь, обернуться волком или отвести глаза врагу. Самый известный из запорожских чародеев – кошевой атаман Сирко, хотя и кроме него были десятки, если не сотни, таких загадочных воинов.

Такие воины-колдуны получили прозвище характерников и навсегда поселились в украинском эпосе. Большая часть дум и легенд с упоминаниями о них была записана только в девятнадцатом веке, но уже во второй половине шестнадцатого столетия это явление было известно. Например, польский хронист Мартин Бельский в записи о битве между казаками и молдаванами под Яссами в 1577 упоминает о казаке, который «заговаривал пули». Так что с самого начала казацкой истории среди запорожцев были люди, которых считали наделенными магическими способностями. В различных исторических источниках зафиксировано использование запорожцами боевой магии, но все же это не была система. Единичные магические ритуалы совершались индивидуально теми, кто унаследовал определенные знания. Чаще эти ритуалы использовались для конкретных людей, в то время как воздействие на группы и отряды было зафиксировано всего несколько раз, и это воздействие не было вполне успешным. Языческие и колдовские ритуалы не были слишком распространены среди казаков. Скорее, это было исключение из правил, чем постоянная система подготовки к бою. В тех случаях, когда ритуалы были совершены заметного влияния на ход боевых действий они не оказывали и вряд ли приводили к значимым изменениям истории.

Сегодня практически невозможно установить, кто из исторических персонажей действительно практиковал какие-то магические ритуалы или имел сверхъестественные способности, а кому народная молва приписала такие умения. Тем более, что многие из «чудес» имели простые объяснения, о которых свидетели не догадывались, или впоследствии рассказчики забыли. Например, неуязвимость для пуль, о которой говорят многие легенды, имела простое объяснение – на излете мушкетная пуля теряла убойную силу, а потому могла и не пробить человеческую кожу. А умение переправляться через реки на собственном плаще объяснялась тем, что под брошенной на воду одеждой был камышовый плот, который под весом казака погружался в воду, и у постороннего зрителя создавалось впечатление, что человек плывет лишь на тонкой ткани.

Вообще же оседлые жители Малороссии весьма мало знали о настоящей жизни запорожцев, поэтому последние в народном сознании приобрели таинственный и мистический ореол. Благо сами казаки не спешили делиться своими тайнами с другими сословиями. Однако абсолютно уверенно можно говорить о том, что определенная «магическая» традиция у запорожцев существовала. Точно также, как существовали и различные заговоры, призванные помочь в бою.

Сегодня восстановить магические обряды запорожцев, скорее всего, уже не удастся, но это и хорошо, так как даже то немногое, что мы о них знаем, повергает в шок. Например, в первой половине восемнадцатого века властями была поймана банда разбойников и убийц под предводительством Павла Мацапуры. Казалось бы, обычный бандитизм, но на следствии выяснились жуткие подробности. Среди людей Мацапуры был запорожец по прозвищу Таран, который гадал об удаче «дела», вспоров живот беременной крестьянке или кидая в костер человеческое сердце… Завершались такие гадания тем, что бандиты жарили и поедали мясо своих жертв. Подробнее про Мацапуру и его кровавых дружков можно прочитать в книге Олеся Бузины «Воскрешение Малороссии». Мы же отметим тот факт, что именно запорожец проводил кровавые ритуалы. Хотя, разумеется, по поступкам одного казака нельзя судить обо всей Сечи.

Можно задать вопрос, как все это совмещается с православной верой казаков? Религиозность запорожцев и их преданность православию традиционно сильно переоценивается исследователями. Точнее было бы сказать. что на Сечи существовал причудливый конгломерат из христианских обрядов, суеверий и откровенно магических действий, получивших название характерныцтво (характерство). Иногда в посвященных Сечи статьях проскальзывает мысль, что характерники – это уцелевшие волхвы древних языческих богов Руси, тем более, что на Хортице некогда существовало святилище Перуна. Однако мне такое предположение кажется излишне надуманным. Просто нужно понимать, что чем дальше в исследовании казачества мы погружаемся вглубь веков, тем меньше обнаруживаем в казаках внешнего лоска и тем слабее видно влияние православия, да и вообще цивилизации.