Мо, или Щенок, который умел ждать

Sarah Weeks

Honey

© 2015 by Sarah Weeks

© Мамедова Т. Ф., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Моей сестре Джейн

– С. У.

Глава первая

– Тук-тук! – позвала Тини Нельсон через дырку в высоком деревянном заборе, который отделял двор Нельсонов от двора Бишопов.

Мелоди притворилась, что не слышит. Она пыталась сосредоточиться. Она была знатной сладкоежкой, а её конфетный запас практически истощился. Но в то утро за завтраком отец предложил заплатить ей по пять центов за каждый выполотый во дворе одуванчик. И Мелоди планировала заработать достаточно, чтобы купить пачку «Скиттлс» со вкусом лесных ягод – а может, и две.

– Чтобы ты знала, когда я говорю «тук-тук», ты должна отвечать: «Кто там?» – объявила Тини.

– Чтобы ты знала, я занята, – откликнулась Мелоди.

– Как-то незаметно, – упрекнула её Тини, прижавшись к дырке в заборе большим голубым глазом. – Кажется, ты выдёргиваешь одуванчики. Тебе помочь?

Стояло субботнее майское утро. Погода в городе Роял, что в штате Индиана, уже много недель радовала необычайным теплом, и с каждым днём приближение лета становилось всё заметнее. Пара кардиналов^[1] вила гнёздышко в рододендроне у северо-восточного угла дома Бишопов, а ниже по улице, словно огромный шмель, жужжала газонокосилка.

– Тебе понадобится вилка для прополки, – объяснил отец Мелоди. – Если не вытащить весь корень, одуванчик вырастет опять.

К радости Мелоди, двор густо зарос одуванчиками. Однако она сильно недооценила, какими упорными могут быть их корни. К моменту, когда появилась Тини, Мелоди копошилась во дворе уже полчаса, и так и не вытащила ни одного растения целиком.

– Я сказала, что могу помочь, – повторила Тини.

Она вскарабкалась на забор и перегнулась через край. Пухлые розовые щёчки на её круглом лице походили на две булочки на тарелке.

Мелоди вздохнула.

– Может, твоей маме нужна помощь по дому? – намекнула она.

Но Тини не понимала намёков, чем ужасно раздражала. Кроме того, она задавала слишком много вопросов.

– А зачем на тебе перчатки?

– Затем, что я не хочу пачкать руки, – ответила Мелоди.

– А почему у тебя такие короткие волосы?

– Потому что мне так нравится.

– А ты не боишься, что тебя примут за мальчика?

– Мне неважно, что думают люди.

На Тини Нельсон была белая майка с розовыми кружавчиками, а в её длинных светлых волосах сверкал блёстками пластиковый ободок. Мелоди же вообще не носила вещей с блёстками. Она предпочитала джинсы зимой и шорты из обрезанных джинсов – летом, в кроссовках бегала круглый год, а сверху всегда надевала либо футболку, либо старую рубашку отца навыпуск и с закатанными рукавами.

Мелоди воткнула садовую вилку в землю рядом с большим одуванчиком, а Тини вредным голосом протянула:

– А я знаю то, чего не знаешь ты.

– Ну и молодец, – отозвалась Мелоди, пытаясь выдернуть сорняк.

– И ты не спросишь, что это?

– Нет.

– А это о тебе, – добавила Тини, надеясь зацепить хотя бы этим.

– Всё равно нет. – Мелоди и в голову не приходило, чтобы Тини Нельсон могла рассказать ей хоть что-то достойное внимания.

– Мама говорит, что у тебя нет мамы, – выпалила Тини, не в силах больше сдерживаться.

Мелоди фыркнула:

– Ты думаешь, я об этом не знаю?

– Ну я просто говорю. Мне мама так сказала.

Мелоди положила вилку для прополки на землю и подняла глаза на Тини.

– Это вообще не твоё дело, но моя мама умерла, когда я родилась. То есть у меня когда-то была мама, просто теперь её нет.

Мелоди не особенно трогали подобные разговоры. Отсутствие матери она воспринимала как факт. Они с отцом были очень близки и всегда жили только вдвоём.

– Ты скучаешь по маме? – спросила Тини.

– Как это возможно? Я же никогда её не видела, – ответила Мелоди.

– А кто готовит тебе ужин?

– Папа.

– А кто укладывает спать?

– Никто. Я уже достаточно взрослая и справляюсь с этим сама.

– А угадай, сколько мне лет.

– Мне и угадывать не надо. Я знаю, сколько тебе лет – шесть.

– А вот и нет. Мне почти семь.

Мелоди схватилась за листья и осторожно потянула, пытаясь вытащить растение из земли, не оторвав от корня. Снова не получилось.

– Беспардонные сорняки, – пробормотала она, отбросив сломанное растение на газон, щедро усыпанный обрывками листьев и помятыми жёлтыми цветками. Мелоди знала, что большинство десятилетних детей не употребляют слова вроде «беспардонный», но её отец преподавал литературу в старших классах. И не её вина, что у неё не по годам богатый словарный запас.

– А почему ты не собираешь цветы, а ковыряешь их этой штукой-дрюкой? – спросила Тини.

Мелоди не очень-то хотелось объяснять шестилетнему ребёнку, как правильно избавляться от одуванчиков.

– Ты уверена, что твоей маме не нужна помощь по дому? – спросила она у Тини.

Та скорчила рожицу и издала языком неприличный звук, а потом отпустила забор и с глухим стуком приземлилась у себя во дворе. Мелоди с большим облегчением вздохнула. Избавившись от Тини, она могла полностью сосредоточиться на сорняках. Если она не разберётся с ними в самое ближайшее время, то не видать ей ни единой конфетки, не говоря уже о двух пачках «Скиттлс».

Вскоре пришёл папа Мелоди, чтобы проверить, справляется ли она.

– Ну как успехи? – спросил он.

– Скажем так, – ответила девочка. – Одуванчики выигрывают.

Отец рассмеялся.

– Мне надо в «Риглис», кое-что купить. Поедешь со мной?

– Однозначно, Билл, – обрадовалась Мелоди, вскакивая и стягивая перчатки.

– То есть, несомненно, Джилл? – спросил отец.

– То есть, безусловно, Билл, – парировала она.

– То есть, бесспорно, Джилл?

Это была дурацкая игра в слова, которую они с отцом придумали и назвали «Тезаурус Билла и Джилл». Мелоди задумалась на секунду в поисках ещё одного синонима.

– То есть… односторонне, Билл?

Отец покачал головой.

– Достойная попытка, Мел. Односторонне — это когда что-то делается без согласия или участия других людей, на которых оно может повлиять, – объяснил он. – А теперь наперегонки до машины. Последний моет посуду!

Мелоди не сомневалась, что отец поддался ей нарочно, но возражать не стала. В последнее время он стал таким рассеянным, что у него всё подгорало, после чего кастрюли и сковородки приходилось оттирать с двойным усердием, и мытьё посуды превращалось в настоящую обузу. Но не только это беспокоило Мелоди в его поведении. Он насвистывал песню «Ты моё солнце»^[2] уже много недель почти без остановки, и не далее как этим утром во второй раз чуть не затопил ванную. Не раз, заходя в комнату, она заставала отца, глядевшего в пустоту с нелепой улыбкой на лице. Если она спрашивала, что происходит, он изображал непонимание. Но Мелоди знала отца лучше всех. С ним явно что-то творилось.

Глава вторая

– Ты замечала, что люди часто говорят «распишись», хотя на самом деле подразумевают «подпишись»? – спросил отец Мелоди, когда они вошли в магазин.

Он постоянно обращал её внимание на такие вещи, вот почему в свои десять лет Мелоди знала, что надо говорить «скрепя сердце», а не «скрипя сердцем», и что выражение «собаку съел» имеет окончание – «собаку съел, а хвостом подавился».

– Что мне взять? – спросила она у отца.

Они всегда разделялись в магазине, чтобы сэкономить время. В тот день в списке было совсем мало пунктов, поэтому отец пошёл в молочный отдел за молоком и тёртым сыром, а Мелоди отправилась на поиски спагетти.

– О, и ещё нам нужны хлопья для завтрака, – бросил он через плечо. – Только не очень сладкие, ладно, Мел?

Потянувшись за коробкой хлопьев с отрубями и изюмом, она заметила на кончике пальца ресницу. Осторожно пересадив её на тыльную сторону левой ладони, она закрыла глаза, загадала желание и подула.

Когда она снова открыла глаза, мимо, толкая тележку, неторопливо проходила женщина в обтягивающем чёрном платье. Она бросила взгляд на Мелоди и остановилась как вкопанная.

– Я узнаю это лицо из тысячи! – воскликнула она, бросилась к Мелоди и обвила её шею.

Мелоди видела её впервые в жизни и не знала, то ли ей ударить её в живот, то ли кричать караул, но тут как раз появился отец с бутылкой двухпроцентного молока в одной руке и контейнером пармезана – в другой. Женщина сразу же отпустила Мелоди и заключила его в объятия.

– А вот и ты, красавчик, вот и ты!

– Вот и я, – улыбался отец Мелоди, неуклюже отводя руку с молоком в одну сторону и пытаясь похлопать женщину по спине другой рукой, в которой так и держал сыр.

– Я скучала по тебе, Генри, – расчувствовалась женщина и ещё сильнее прижала его к себе.

Когда она наконец-то его отпустила, отец Мелоди получил возможность представить её дочери.

– Мел, это Нэнси Монтгомери, наша с мамой давняя подруга. Нэнси, это…

– Мелоди, – закончила за него женщина. – Я поняла, как только её увидела.

– Здравствуйте, – протянула Мелоди правую руку – отчасти, чтобы проявить вежливость, но больше из чувства вины из-за недавнего желания ударить эту женщину в живот.

Вместо того, чтобы пожать ладошку Мелоди, Нэнси разрыдалась.

– Ты была крошечной, когда я видела тебя в последний раз, а теперь – глядите-ка, уже совсем взрослая и хочешь пожать мне руку. – Она произнесла это с такой интонацией, что Мелоди почувствовала себя собачкой. – Даже с короткими волосами, – продолжала женщина, – я сразу тебя узнала. Разительное сходство с матерью.

Отец Мелоди неловко поёжился.

– Дня не проходит, чтобы я не думала о твоей маме, – заверила женщина, вновь заливаясь слезами.

– Прошу тебя, Нэнси, – тихонько обратился к ней отец Мелоди.

– Извините, – женщина достала из сумочки салфетку и высморкалась. – Она была такой молодой, и я помню, как ей хотелось…

– Пожалуйста, Нэнси, – взмолился отец Мелоди, – сейчас не время и не место.

С точки зрения Мелоди, у её отца никогда не находилось подходящего времени или места, чтобы поговорить о её матери. Однажды она попросила рассказать, что случилось в день её смерти. Тогда Мелоди впервые увидела, как отец плачет, и больше не возвращалась к этой теме. В то же время, разговоров о ней избегал не только он. Её мать была единственной за всю историю города Роял в Индиане, кого можно было с натяжкой назвать «звездой», но никто не упоминал о ней в беседах – по крайней мере, в присутствии Мелоди.

Успокоившись, Нэнси сообщила, что приехала в город на семейную встречу.

– Тема встречи – «Прошлого бесценные моменты». Это я придумала название, – с гордостью поделилась она.

Потом Нэнси с отцом Мелоди ещё немного поболтали. Наконец, пообещав поддерживать связь, они распрощались, что привело к новым неуклюжим объятиям.

– Не часто теперь услышишь это выражение, – заметил отец Мелоди, когда они уже вышли из магазина с покупками.

– Прошлого бесценные моменты? – спросила Молли.

Отец рассмеялся.

– Нет. Разительное сходство. У него интересное происхождение. Ведь «разить» – значит, бить, наносить удары. Сейчас чаще говорят «поразительное сходство».

Мелоди подумала, не спросить ли отца, действительно ли она так сильно похожа на маму, но решила этого не делать. Они дошли до угла и остановились у светофора.

– Почему красный горит так долго? – пожаловалась Мелоди. – Здесь и движения-то почти нет.

– Терпение – добродетель, – ответил отец.

Мелоди закатила глаза.

– Я так и знала, что ты это скажешь.

Загорелся зелёный, и они шагнули на переход.

– Значит, ты считаешь меня предсказуемым, да? – спросил отец.

Он сунул руку в карман и достал оттуда пачку «Скиттлс» со вкусом лесных ягод.

– Ого! – воскликнула Мелоди. – Это откуда взялось?

– Кассир пробил, пока ты смотрела в другую сторону. И что ты теперь скажешь о своём старике?

Он протянул дочери конфеты, явно довольный тем, что сюрприз удался. Он лучше всех знал, как трудно от неё что-то утаить.

– Можно я съем их сейчас? – спросила она. – Обещаю, что не испорчу аппетит.

– Кто я такой, чтобы помешать воссоединению девочки и «Скиттлс»?

Когда, вернувшись домой, они разложили продукты, Мелоди взялась накрывать на стол, а её отец – готовить ужин. Спагетти с мясным соусом из банки от шеф-повара Боярди^[3] – одно из трёх блюд, которые он умел готовить. Поставив на плиту кастрюлю с водой, он вдруг вспомнил, о чём хотел спросить.

– Вам сегодня раздали контрольные по математике?

– Я надеялась, что ты забыл, – застонала Мелоди.

Отец открыл выдвижной ящик и начал в нём рыться.

– Мел, ты не видела…

– Она вон там, – девочка показала на открывалку, которая лежала вместе со столовыми приборами в сушилке.

– Расскажи, что там случилось, – он зацепил открывалку за металлический край банки. С этикетки на них с одобрением смотрел усатый повар.

– Это всё мисс Хоган виновата, – начала оправдываться Мелоди.

Её отец уже привык к жалобам на учительницу. Благодаря этой женщине единственное хорошее, что Мелоди видела в пятом классе, это то, что он почти закончился.

– Я получила семьдесят три из ста, – продолжила Мелоди, открывая шкаф и протягивая отцу бутылку оливкового масла.

Он открутил крышечку, добавил несколько капель в воду и вернул бутылку.

– Семьдесят три? – переспросил он. – Как же это вышло?

– «Мэри взяла стакан сахара, чтобы приготовить два вишнёвых пирога. Сколько сахара в среднем ушло на один пирог?»

– И что ты ответила?

– Я написала, что в среднем Мэри взяла полстакана сахара на один пирог.

Папа Мелоди нахмурил лоб.

– Хм. Я бы написал то же самое.

– И был бы не прав, потому что ответ – ноль целых и пять десятых.

Что-то зафырчало на плите. Мелоди взяла деревянную ложку со столешницы и передала её отцу.

– Я совсем не математик, но разве ноль целых пять десятых – это не половина? – спросил он, убавляя огонь и помешивая соус.

– Мисс Хоган сказала, что ответы должны быть записаны десятичными дробями, – объяснила Мелоди. – Но сама использовала десятичные дроби не во всех вопросах. Она специально хотела нас обхитрить.

– Кто-нибудь ещё попался?

– Ник. Он пытался уговорить мисс Хоган изменить оценку – сказал ей, что всё время смотрит кулинарный канал, и в реальной жизни никто никогда не говорит «ноль целых пять десятых стакана».

– Он пригодился бы нашей команде на школьных дебатах, – заметил отец Мелоди с огоньком в глазах.

– Тебе, может, смешно, а мне нет. Ненавижу такие арифметические задачи, – заявила Мелоди. – А мисс Хоган ещё больше ненавижу.

– Ты знаешь, как я отношусь к этому слову, – строго посмотрел на дочь отец.

– Знаю. Но мисс Хоган тоже меня не любит. Она не понимает мои шутки и считает, что математика – это интересно. Я бы многое отдала, чтобы миссис Маккенна вела у нас и в этом году.

Отец кивнул.

– Вовсе не сомневаюсь, вы с ней отлично поладили, – рассудил он, споласкивая пустую банку из-под соуса и выбрасывая её. – Но я уверен, что у мисс Хоган тоже есть достоинства. Ты знаешь, что они дружат с миссис Маккенна? Я часто вижу их вместе на районных педсоветах.

– Правда? – удивилась Мелоди.

– Сама у неё спроси, – предложил он. – И когда подойдёшь к ней, уточни уж заодно, нельзя ли переписать тест или сделать дополнительные задания, чтобы повысить оценку? Уверен, она может оказаться очень приятной, если дать ей шанс.

Вдруг Мелоди почувствовала запах горелого.

– Папа! Соус!

Противопожарный датчик заверещал, и отец Мелоди принялся хлестать его посудным полотенцем, пока он не умолк.

– Хорошо, что не мне отскребать это от сковородки, – подтрунила Мелоди.

– Мне несложно, – улыбнулся отец.

В последнее время он пребывал в удивительно хорошем настроении – ничто не могло его испортить. Накладывая спагетти и расставляя тарелки с горячим на столе, он снова начал насвистывать «Ты моё солнце».

– Что ты прицепился к этой песне? – спросила Мелоди.

Отец протянул руку и взъерошил ей волосы.

– Ну ладно тебе. Разве в этом доме запрещены весёлые песни?

Но Мелоди не покидало ощущение, что отец что-то скрывает.

Так или иначе, она твёрдо решила выяснить, что именно.

Глава третья

«Радость моя».

С этого всё и началось. Эти слова разбудили Мелоди Бишоп посреди ночи, и о них она продолжала думать, когда встала утром. Может, послышалось, сказала она себе. В конце концов, она скорее полудремала, нежели спала. А может, всё-таки приснилось. Но в глубине души Мелоди знала, что это был не сон и она ясно всё слышала.

«Радость моя».

С тех пор как они с отцом столкнулись в магазине с Нэнси Монтгомери, прошла неделя. Отец продолжал вести себя странно, отрицая, что происходит нечто необычное. Поэтому Мелоди стала внимательно прислушиваться и присматриваться – и, в конце концов, это принесло плоды.

Заправив кровать и сунув пижаму под подушку, она оделась и спустилась на первый этаж. Кислородный баллон дедушки стоял в коридоре, а тянувшаяся от него длинная пластиковая трубка лежала на полу и шипела словно змея. Мелоди совершенно забыла, что он собирался приехать на выходные. Она распахнула внешнюю дверь и вышла на крыльцо.

– Если кому интересно, я не сплю! – крикнула она во дворе.

Из-под слегка приподнятых гаражных ворот торчали обшарпанные мыски дедушкиных кожаных шлёпанцев.

– Секунду! – крикнул в ответ Дедуль. – Я тут молоток ищу!

Дедуль всегда говорил это, когда его заставали за курением в гараже. Хотя у него нашли эмфизему, он ни в какую не соглашался отказываться от любимых «Пэлл-Мэлл». Когда ему казалось, что никто не видит, он отключался от кислородного баллона и украдкой шёл курить.

Мелоди вернулась в дом и нашла на кухонном столе записку, нацарапанную на обратной стороне жёлтой листовки с объявлением об открытии салона красоты. Она пробежала пальцами по коротким тёмным волосам. Ей никогда не доводилось бывать в салоне красоты. Её волосы всегда подравнивала бабушка, пока была жива, а потом Мелоди научилась делать это сама, повернув зеркало на дверце шкафчика с лекарствами так, чтобы видеть затылок.

«Хороших выходных! Присматривай за Дедулем, – сообщала записка знакомыми папиными каракулями. – Если что-то случится, звони по этому номеру».

Мелоди искренне надеялась, что ей не придётся звонить «по этому номеру», потому что папины восьмёрки было невозможно отличить от двоек и троек. Он подписался как обычно: «Целую миллион раз. Папа».

Мелоди отложила листовку и налила себе стакан молока. На столе стояла коробка с пончиками. Девочка взяла себе один, посыпанный сахарной пудрой, разломила его пополам и уже приготовилась макнуть в молоко, но скрипнула дверь и в дом, шаркая, вошёл дедушка.

– Я на кухне! – позвала она.

Минутой позже дедушка Мелоди уже крепко обнимал внучку. Трубка от баллона заняла положенное место у него под носом, соединив мужчину с баллоном в форме цилиндра, который он повсюду возил за собой на маленькой тележке. Мелоди задержала дыхание, обнимая его в ответ. Она искренне любила деда, но ненавидела запах сигаретного дыма, пропитавший его одежду и волосы.

– Видела записку отца? – спросил он. – С таким почерком надо было становиться врачом.

– А что, у всех медиков плохой почерк? – поинтересовалась Мелоди, погружая кусок пончика в молоко.

– У моего волосатые руки.

– Если ты вдруг не знаешь, это нелогичное заключение, – сумничала Мелоди. – Волосатые руки не имеют никакого отношения к почерку. И не смеши меня, Дедуль, ты правда думаешь, я не знаю, что искать молоток – это эвфемизм? Ты собрался курить в гараже?

Дедуль рассмеялся и ущипнул её за щёку.

– Кто-то с утра полон энтузиазма. Есть причина?

Вообще-то, причина была.

– Ты заметил, что папа в последнее время будто не в себе? – спросила Мелоди.

– Генри даже в детстве не отличался особой собранностью. Но, если подумать, этим утром, когда я приехал, он встретил меня в разных носках, – потёр подбородок Дедуль.

– Это ерунда. Вчера я нашла книгу «Алый знак доблести» на коробке с замороженными вафлями.

– В морозилке?

– Ага. Папа пробовал отшутиться, но он ведёт себя странно не первую неделю – смотрит в одну точку, насвистывает одну и ту же песню. И у него теперь всё подгорает!

– Кстати, я приготовил на ужин макаронную запеканку с тунцом, – сообщил Дедуль.

Мелоди постаралась скрыть разочарование. Дедушка готовил просто ужасно, и она собиралась предложить заказать пиццу на ужин.

Зазвонил телефон, и Дедуль снял трубку.

– Это Ник, – он передал её Мелоди, – дам вам спокойно поговорить, а сам схожу в гараж поищу… хотя, кого я обманываю? Ты права, это действительно эвфемизм.

Он повернулся уходить, но остановился и положил руку на плечо Мелоди.

– Не беспокойся о папе, Мелли, – сказал он. – Он всегда такой в конце учебного года. Как выставит итоговые оценки, обязательно придёт в себя.

Дедуль не понимал одного: Мелоди не беспокоилась – она радовалась. Более того, она была просто в восторге.

Глядя, как дедушка направляется в гараж, Мелоди вспомнила прошлую весну, а потом и позапрошлую. Действительно, отец обычно бывал чуть более рассеянным в конце учебного года, но сейчас дело обстояло иначе. А в последние недели стало абсолютно ясно: он что-то скрывает, и теперь она почти не сомневалась в том, что именно. Услышав тихий голос, зовущий её по имени, она сообразила, что совсем забыла о Нике.

– Бишоп! – кричал в трубку Ник. – Бишоп, ты здесь?

– Я здесь, – ответила Мелоди, – и ты в жизни не догадаешься, что случилось. Намекну: это связано с моим папой.

Ник Ву и Мелоди Бишоп были неразлейвода с детского сада. Порой их дразнили женихом и невестой, но между ними никогда не было ничего подобного.

– Только не говори, что опять нашла книгу в морозилке.

– Нет, – протянула Мелоди, – но вчера поздно ночью у нас зазвонил телефон и разбудил меня. Я услышала, как папа с кем-то разговаривает, спросила потом, кто это, но он сказал, что ошиблись номером.

– И что в этом странного? – не понял Ник. – Нам постоянно звонят по ошибке.

– А то, что не было никакой ошибки, – выпалила Мелоди. – Папа точно её знает.

– Её? Как ты догадалась, что это была женщина?

– Я слышала, что папа назвал её по-особенному перед тем, как повесить трубку.

– И как же? – спросил Ник.

– Радость моя.

Ник ахнул.

– Неудивительно, что твой папа так странно себя ведёт, – заключил он. – Ты ведь понимаешь, что это значит, правда?

Мелоди понимала. Несмотря на то что отец никогда ей об этом не говорил, она знала, что смерть мамы разбила его сердце. И уже много лет Мелоди загадывала одно и то же желание, задувая свечки на торте, смахивая выпавшую ресницу или глядя на падающую звезду. Наконец-то оно сбылось.

– Папа с кем-то встречается! – воскликнула она.

– И с кем же? – спросил Ник.

Мелоди собиралась это выяснить.