Читать книгу: «Сотворение Волжской России. 4 книги»

© Руслан Леонидович Богомолов, 2018

ISBN 978-5-4493-2060-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Роман «Сотворение Волжской России» написан в жанре фантастики, но, скорее всего, это политическая фантастика. В нём заложено много идей устройства общества не освоенных, а то и просто утерянных современной цивилизацией. Одна из них – столкновение и взаимодействие различных культур и цивилизаций на основе многовековой российской традиции, о которой известный русофоб лорд Керзон сказал в самом начале двадцатого века, что это политика «объятий и поцелуев после хорошей трёпки».

Первая книга написана в 1998—1999 году в стране пережившей унижение поражением Югославии и в Чечне, пережившей дефолт. В стране, о которую «вытирали ноги» все кому было не лень, в первую очередь собственные «бизнесмены».

Вторая закончена в 2005 году. Одна из главных идей, высказанных героем романа – «Нетерпимость к нетерпимости» – социальный контракт между всеми членами общества, который обеспечивает отсутствие непримиримого антагонизма между людьми разных социальных групп.

И ещё одна из идей романа – возвращение русской армии её главного победоносного фундамента, который лаконично, как всё что он выражал, описал А.В.Суворов в приказе по крымскому и кубанскому корпусам, которыми он некоторое время командовал: «Человеколюбием побеждать противника не менее оружия».

Третья книга, завершённая в 2012 году, развивая идеи первых двух книг, открывает новые подходы к обсчётам экономической эффективности, а так же к главному закону экономики – нет высокого качества товара без высокого качества его производителя.

Кроме того, в третьей книге ставится проблема единства морально-нравственной идеологии общества и государства, чему категорически сопротивляется Конституция РФ своей статьёй 13 п.2.

Четвёртая книга, развивая идеи предыдущих, продолжает развивать идеи справедливого общества, справедливой экономики и форм участия в экономической и политической жизни общества человека.

Книга первая. Девять дней одного года

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, загадочный

Пятница 15 октября 1999 года выдалась на редкость тёплой. Почти три недели с сентября тянулись холодные, дождливые дни, было слякотно, промозгло. Но в ночь с 14-го на 15-е подул сильный юго-восточный ветер, и к концу этой пятницы часов за пять до заката выглянуло солнце. Вместе с тёплым ветром дохнуло ещё не забытым летом, и засветились лица горожан. Распахнулись куртки, а фуражки и шляпы, если их не снимали, сдвигались на затылок. На задний план отошли все заботы и раздражения от роста цен, поисков заработка, предвыборной болтовни политиков… Одним словом, от бестолковой жизни. И как было ни радоваться, глядя на особенно красивые в лучах бабьелетовского солнца лица девчат и молодок, у которых как будто выросли ноги в колготках.

Как бы там ни было, но к ночи тучи разогнало совсем. Небо вызвездило. Многочисленные небесные светляки освещали ночные пейзажи за городом, размыто отражались в Волге. Самоходная баржа, груженная на все десять тысяч тонн мукой, в 23—55 подходила к порту города Волжского. Для неё это был последний рейс навигации. Рулевой Семён Кошкин уже видел впереди огни плотины и молового маяка, который он должен был обойти. Капитан Иван Кадырович Рахметов поднялся на мостик. Ему нравился этот молодой матрос, окончивший Волгоградское речное училище, отслуживший в Севастополе и вот уже два года ходивший по Волге под его началом. Капитан вполне был в нём уверен, но при заходе в порт и швартовке всегда присутствовал на мостике.

– Ну как, ждут в порту? – спросил Рахметов. Его узкие губы на широкоскулом лице дрогнули в едва заметной улыбке.

Баржа немного запаздывала, идя против ветра весь путь, держа самые экономичные обороты.

– Ждёт, Иван Кадырович, – ответил Кошкин, бросив взгляд на невысокую плотную фигуру сорокапятилетнего крепыша-капитана.

– Разрешите завести на швартовку?

– Заводи.

Когда светящийся маяк зашёл за левый борт, баржа стала медленно поворачиваться. Уже перед её носом тихо поползли огни Волжского порта, как произошло что-то непонятное. Баржу тряхнуло, она накренилась чуть-чуть на левый бок, огни порта застыли на месте, а потом двинулись назад, влево. Встревоженный капитан машинально крикнул: «Стоп машина!» – и рванул рычаг на экстренный «стоп». Кошкин, уступив ему штурвал, ухватился за поручень. Баржу покачивало и разворачивало вправо. Вдруг её с нарастающей скоростью потащило назад, вращая, как щепку, по часовой стрелке. Там, выше по течению, что-то гудело и ревело. Через минуту-другую и плотина, и порт скрылись из виду, а какая-то невиданная сила продолжала тащить их вверх по течению.

Волга повернула вспять!!!

По включенному капитаном сигналу тревоги команда, на ходу просыпаясь и цепляясь за поручни, занимала места по авральному расписанию. Впечатление было такое, как будто мощное течение с водоворотами тащит баржу вместе с Волгой назад, в Николаевск. По свисту ветра и рёву воды ощущалась огромная скорость движения. Около четверти часа, которые казались вечностью, баржа прыгала и скакала по волнам, пока вдруг что-то не заскрипело под днищем. Судно накренилось, развернулось носом по взбесившемуся течению, проползло по дну метров сто и остановилось. Мимо продолжала бурлить вода… вверх по Волге. Капитан постоял несколько секунд, продолжая держаться побелевшими руками за штурвал, повернул голову с округленными глазами к Кошкину и приказал каким-то чужим, но ровный голосом:

– Проверь наличие людей и собери всех на палубе.

– Есть, – Кошкин вышел из транса, отпустил, наконец, поручни и пулей выскочил из рубки. Хорошо иметь командира – загрузил голову его приказом и вперёд.

Через минуту вся команда, собравшись на слегка наклонённой палубе, наблюдала, как спокойно спускается капитан.

Вода из-под баржи продолжала уходить, правда, быстро затихая. Судно крепко сидело на дубах. С правого борта, на пологом берегу прожекторы освещали дубраву с огромными, мощными деревьями.

Через полчаса вода стала медленно прибывать, но теперь уже с верховьев Волги. Капитан собрал команду в кают-компании подводить итоги осмотра корабля.

И так, корпус незначительно помят, но цел, течи нигде нет. Винты целые, хотя на одной лопасти есть подозрение на трещину. Часть руля согнута влево градусов на пять, но работоспособность сохранена. Двигатели в норме. Баржа стоит на грунте и вырванных с корнем дубах, погруженная в воду всего на полметра.

– Какие будут предложения? Кто что думает? – Капитан оглядел команду.

Механик Юрий Орман, ветеран корабля, оглядел лица товарищей и, уставившись в пол, отрапортовал:

– Главный двигатель остановлен, работает движок резервного генератора. Предлагаю остановить и его, потому что ничего не ясно, а горючее надо экономить.

– Принято, – как-то облегчённо сказал капитан.

Кошкин переживал за свою невесту Любу, которая встречала его там, на причале. Она уже два месяца была беременной, а через две недели намечалась их свадьба. Поэтому он спросил:

– А что там порт, не отвечает?

– Эфир вообще пуст. У меня такое впечатление, что мы провалились в потусторонний мир.

– Чертовщина какая-то. – Матрос Сёмин развел руками; – на стремнине Волги льдины, и подморозило.

Наступившую гнетущую тишину прервал капитан:

– Итак, первое: останавливаем все двигательные установки. Юра, сливай воду со всех систем, Кошкина возьми в помощь. Второе: Паша, сидишь как проклятый на рации и прослушиваешь весь эфир. Через каждые четверть часа вызываешь порт. Третье: Воропаев, берёшь монтировку и на охрану баржи. Маршрут – периметр палубы. Осматриваешь всё вокруг корабля, обо всём необычном немедленно докладываешь мне. Остальные: Сёмин старший, проверить и задраить на замки все люки и двери, кроме входа сюда. Всем отдыхать здесь. Сёмин, примешь вахту у Воропаева в три тридцать. На рассвете оглядимся и примем решение. Приступили!

Роман Карпенко, сидя в кабине КАМАЗа, который летел со скоростью девяносто километров в час по трассе, вглядывался в огни приближающегося Волжского. Оставалось километров пятнадцать-двадцать до первого городского поста ДПС. Шофёр Вася Чухнов закурил и мечтательно произнёс:

– Сейчас в баньке попаримся, отоспимся и утром свеженькие, как огурчики, на завод.

Чухнов ещё днём уговорил Романа заехать к нему в Погромный, в дом его бабки, где он жил со своей женой и двумя малютками-погодками. Роман согласился, так как в Волгоград к родителям он не успевал, а в Волжском ему ночевать было негде, разве что на заводе, куда он вёз комплектующие на двадцать ветроагрегатов.

Карпенко целый год искал на эти «ветряки» заказчиков, завод-изготовитель, деньги на комплектующие. В конце концов, почти всё, кроме электрогенераторов (а это лопасти, стойки, редукторы и другая мелочёвка) он достал практически по цене металлолома. Две машины, гружённые лопастями, Карпенко отправил на завод еще неделю назад, тремя днями раньше ушли ещё две с генераторами и редукторами, за ними на следующий день полуприцеп с секциями стоек. Сейчас, последним рейсом они везли остатки деталей и стоек.

В автомобильном радиоприемнике оборвалась песня Ободзинского и пошла мелодия «Подмосковных вечеров».

– Сейчас посмотрим, – сказал Роман, глядя на часы, – как там Москва с нами сверяется.

Навстречу, издали, все ярче светились фары двух встречных машин. Чухнов сбросил обороты, стрелка скорости поползла влево к цифре 65. В радиоприемнике запикало. Мимо просвистела встречная легковушка, и вдруг машину тряхнуло на шестом сигнале «Пик». Мимо пролетела и вторая машина, джип Чероки. Не успели Роман с Василием, чуть приподнятые толчком, вновь прижаться к сиденьям, как сзади что-то загромыхало. Чухнов резко затормозил, и машина, пролетев по шоссе ещё метров пятьдесят, остановилась.

– Кажется, что-то с прицепом, – пробормотал озабоченно Чухнов, выскакивая из кабины.

Роман, тоже встревоженный, вышел из машины и пошёл назад. Перед ними открылась более чем странная картина. Прицеп, собственно, только его передняя половина, стоял, устремившись передним бортом в небо. Впечатление было такое, как будто кто-то аккуратно разрезал его поперёк. Круглые секции стоек, естественно выпавшие из прицепа, раскатились в правый кювет. Посветив зажигалкой, Роман осмотрел две из них, обрезанные, как лазером поперёк, аккурат в размер оставшейся части прицепа.

Они пошли назад искать потерянную часть. Василий чертыхался, кляня всех, кто ехал в джипе. Другого объяснения происшедшего, как диверсия, просто не приходило на ум. Вдруг они увидели ещё более поразительное зрелище: дорога, обрезанная как по струнке, обрывалась, а за ней, ниже на полметра, начиналось снежное поле. Влево и вправо от дороги виднелась четкая граница между снежным полем впереди и черной, пропитанной осенними дождями землей, сзади. Насколько хватало глаз и звёздного света, перед ними тянулась эта заснеженная земля. Только сейчас Роман почувствовал морозный холод, которым тянуло на них с Василием от этого белого простора. Впереди, метрах в тридцати, разворачивался джип. Он подъехал вплотную к срезу дороги, и из него вышли четверо – двое молодых парней и пожилая пара.

– Мужики, что это было? – спросил водитель джипа, берясь за руку Романа и поднимаясь на полотно дороги. Это был молодой высокий брюнет лет двадцати пяти. Он был явно возбуждён, как, впрочем, и его спутники, коротким полётом машины и её приземлением на внезапно возникшем снежном поле.

– Спроси чего полегче, – ответил Василий, помогая подняться на полотно пожилому, но однозначно крепкому мужчине, – у нас полприцепа как корова языком слизала, прямо тут.

– Вместе с дорогой, – добавил Роман, когда все уже были рядом.

– Какие-то инопланетянские шутки, – нервно хихикнул юноша лет восемнадцати.

– Где же наши молодые, что с ними? – запричитала женщина, – они ехали впереди нас на десятке, не видели? – спросила она у Романа.

– Да, за секунду до встряски они пролетели мимо, – Роман вдруг отчетливо понял, что десятка исчезла вместе с дорогой, и ему захотелось успокоить эту женщину, – мне кажется, надо разведать, где-то этот снег обязательно кончается, и, может, там ваши тоже стоят и думают: «Где это наши с джипом».

– Действительно, – поддержал Романа её муж, – сделаем так: ты с сыном и этими хлопцами доедешь до поста, а мы со Степаном поедем искать, где кончается эта чертовщина.

– Меня возьмите, – Роману уже не терпелось заглянуть за этот темный ночной горизонт.

– Нет, я еду с вами, – решительно сказала женщина.

– Нет, – не менее решительно и жестко отрезал мужчина, потом заговорил мягче: – Зоенька, я тебя прошу, езжай до поста, там есть связь с милицией, армией, с чем хочешь, хоть с Москвой. Подыми всех на ноги, пусть присылают сюда ОМОН, спецназ, криминалистов, специалистов, спасателей, кого угодно, а мы пока осторожно разведаем, что по чём. В любом случае мы вернемся часа через два, не больше. Я прошу тебя, и возьми Ванюшку с собой.

– Я поеду с вами, – возмутился юноша.

– Иди сюда, – пожилой мужчина отвёл его в сторонку и стал что-то тихо объяснять.

Роман вспомнил, что в КАМАЗе у него в куртке есть газовый пистолет, который непременно надо взять с собой.

– Пойдем к машине, – сказал он Василию и добавил, обращаясь к водителю джипа: – я сейчас вернусь, куртку одену, а то морозец.

– Давай, – буркнул водитель, и Роман с Чухновым пошли к КАМАЗу.

По дороге Карпенко почти уговорил Василия дать ему ружье, которое тот всегда брал с собой в дальний рейс, но когда они, отцепив прицеп-калеку, залезли в кабину, Чухнов сказал:

– Глянь-ка, Рома, огней вообще никаких.

Оглядевшись, Карпенко заметил, что и вправду нет огней ни Волжского, ни Второго поселка, которые они уже видели впереди, до этой остановки.

– А вдруг там дальше такая же чертовщина?

– Я не удивлюсь. После того, что сейчас видели, танцует всё.

– Так что извини, дорогой, ружьё не дам. Сам понимаешь, со мной баба с сопляком. Может, придётся одному за всех троих держать оборону.

– Никаких возражений, Васёк, – Роман надел свой старый японский пуховик, проверил документы, сигареты, зажигалку, пистолет, запасную обойму с нервнопаралитическим газом – в пистолете у него стояла с разрешёнными слезоточивыми патронами. Он вдруг подумал, что случилось действительно что-то из ряда вон выходящее, если обесточен весь левый берег, а что там Волгоград? У него защемило в душе – кой чёрт он едет неизвестно куда, неизвестно зачем. Может рвануть с Чухновым, а там хоть на такси, да на правый берег, как там родные? Но назад отрабатывать уже поздно, решение принято – машина закрутилась.

– Ну, я пошёл, будь осторожен и… в общем, удачи тебе.

– Спасибо, и тебе всего, – пожелал ему Чухнов, и Роман хлопнул дверью.

За полчаса движения по заснеженной степи Карпенко успел познакомиться со своими новыми спутниками. Пожилой сорокавосьмилетний мужчина Константин Ефимович Барков – фермер из-под Николаевки – женил своего старшего сына. Свадьбу сыграли в Волгограде ещё в прошлую субботу, но до пятницы у него ещё были дела по поставке ржи, по ссуде на энергостроительство, по зачёту налогов поставками, по… Короче, только вечером пятнадцатого они собрались домой, сын вёз молодую жену и двух сестер на своей десятке, а джип Константина Ефимовича с ним, женой и младшим сыном вёл его племянник Степан, монтёр Николаевского участка левобережных сетей. Константин Ефимович специально взял его с собой, чтобы можно было, где пригубить, а где и выпить без оглядки на свою машину, зато у Степана на неделю наступил сухой закон. Вот и сегодня, вернее, уже вчера, Барков со сватом остограммились на дорожку.

Константин Ефимович всё нахваливал невестку – студентку четвертого курса сельхоз академии. Там старший сын с ней и познакомился – он этой весной получил диплом агронома.

Машина, после долгого, ровного как стол участка, стала спускаться в лощинку шириной в сто метров и глубиной четыре-пять. На её камышовом дне подо льдом тёк почти вымерзший ручей, шириной не больше метра. Выбрав место, где камыш был пореже, Степан сходу, ломая жидкий ледок под снегом, проскочил ручей и повел джип вверх из лощины. Метров через 200, забравшись на вершину пологого холма, откуда снова виднелась только голая заснеженная степь, он остановил машину и, по просьбе Баркова, выключил мотор. Константин Ефимович вышел из джипа, взяв свое пятизарядное охотничье ружьё. Вышли из машины и его спутники. Они встали, слушая, как замолкает гудение центрифуги. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался снежный ковер. Они уже с полчаса ехали почти точно на север, ну, может, немного смещаясь на восток. Ефимыч дал Степану в ориентир Полярную звезду, которую тот держал чуть-чуть левее.

– Километров двадцать прошли, – предположил Роман.

– Двадцать четыре по спидометру, – уточнил Степан.

– Тихо! – Скомандовал Ефимыч, – послушайте.

Все затаили дыхание, вслушиваясь в звенящую тишину. Вдруг где-то сзади раздалось: «Ууу», – и чуть ниже по лощине недружно запели несколько голосов: «Ууу».

– Волки? – тревожно спросил Степан.

– Они, – ответил Ефимыч и уточнил: – стая.

– Поохотимся, – азартно сказал Степан и, открыв дверь джипа, достал из-под сиденья самодельный охотничий нож-тесак.

– Из клапанной стали, – похвастался он Роману, повертев ножом под внутренним освещением кабины.

– Видать, внизу в лощине их логово, а сейчас мы их шумом привлекли, они на след наш вышли и идут за нами, – рассудил Барков, – Степан, разворачивай машину назад и по моей команде включай освещение.

Пока Степан быстро разворачивал, Роман заменил в своем пистолете магазин со слезоточивыми патронами на нервнопаралитические. Ждать пришлось недолго. Через несколько секунд после того, как вновь затих двигатель, стоящий справа от капота Ефимыч прошептал Роману, который прислонился к капоту с другой стороны:

– Вон они, метров тридцать пять.

На белом снегу виднелась группа волков, десятка полтора. Они остановились, видимо заметив свою жертву, и вдруг передний, вожак, медленно двинулся к машине, а остальные бросились врассыпную, охватывая людей полукольцом.

– Врубай, – шепотом скомандовал Ефимыч, и галогенки осветили оскалившиеся в предвкушении добычи пасти.

Первым же выстрелом Ефимыч уложил вожака. Стрелял он отменно: пять выстрелов – пять волков со своего фланга, последний в десяти шагах справа от машины. Ему, повидавшему в жизни многое, ходившему охотиться и на кабанов, и на медведя, когда работал в Сибири, такого видеть не приходилось. Зверь, даже в самой глухой тайге, уже очень хорошо знал силу человека, поэтому включенный свет фар и первые выстрелы обращали в бегство самых матерых хищников, но чтобы вот так, презирая смерть, зверь шёл на него!.. Патроны были в машине в сумке за задним сиденьем. Барков рванулся к задней двери, вскочил в машину, краем глаза наблюдая, как несётся на него прыжками оскалившаяся морда. Едва успел захлопнуть дверь, как на неё буквально упал рычащий зверь. Джип качнуло, но Ефимыч быстро достал из сумки початую коробку с патронами. Пальцы тряслись и плохо слушались, когда он, торопясь, набивал магазин ружья.

Роман первый выстрел сделал одновременно с последним Баркова. Волк, ослеплённый фарами и пытавшийся обойти этот свет правее, почти перед самой машиной вышел из её луча и рухнул, вдохнув пары отравы. Второй получил свою порцию, уже разгибаясь в прыжке, и долетел-таки, окаменевшим, к ногам Карпенко. Третий уже зашел сбоку, но был не один. С ним рядом бежал другой, помельче. Поэтому, когда этот третий рухнул, его сосед остановился и медленно, покачиваясь и спотыкаясь, стал пятиться, видно, тоже чуть хватанул газа. Слабый, еле заметный ветерок тянул через машину и Романа на правый фланг волчьей стаи. Видимо учуяв запах смерти, волки остановились, не решаясь идти дальше.

В это время Степан, с ножом и монтировкой прикрывавший Романа с тыла, обратил внимание на неистового волчару, который врезался в дверь, захлопнутую Ефимычем. Он в ярости попытался укусить кузов, потом обойти технику сзади, но, видимо, его спугнули красные габариты. Наконец, когда Ефимыч, зарядив ружье, вышел из машины к ним, на левую сторону, волчара отступил метров на пять и с разбегу запрыгнул на джип, уцепившись за багажную решетку.

– Берегись, братцы! – Степан со всей силы опустил на оскаленную пасть монтировку.

Яростное рычание заглушил выстрел Баркова. Неистовый приподнялся и молча рухнул на решетку. Оставшиеся в живых волки растворились в темноте.

Роман опустил пистолет в карман и достал пачку «Ростова». Руки не слушались, с трудом достал две сигареты, дал одну Степану, другую неловко всунул в неразжимающиеся губы. Барков обошёл машину, осмотрел окрестности, выключил свет и взял сигарету из протянутой Романом пачки. Степана никак не слушалась зажигалка, и Ефимыч достал и зажег спички. Когда все прикурили, затянувшись, сказал:

– Д-а-а-а?!

Романа после двух затяжек уже отпустил, начавшийся было озноб, и он спросил с ярко выраженной иронией:

– Интересно, кто на кого охотился?

Степан вдруг взорвался таким заразительным хохотом, что с минуту их всех трясло от смеха. Потом, уже докуривая сигарету, Ефимыч добавил со всей серьезностью:

– Поверьте старому охотнику, я не только не видел, но и не слышал о таких непуганых зверюгах. По всему, они должны были бежать, как только мы зажжём фары, и тут хорошо бы двух-трех успеть пристрелить.

– А красного света они все же боятся, – Степан убирал на место монтировку и нож, – этот-то волчара с крыши не стал обходить сзади красные габариты.

– Гм, уже не плохо, – хмыкнул Ефимыч, – и всё же загадочное место. Куда нас занесло?

– А что, если свернуть на запад, к Волге, здесь километров пять должно быть, не больше, если Волга на месте, значит всё не так уж и плохо. Может, на берегу, какой хуторок будет, связь, – предложил Роман.

– Времени почти час, – задумчиво произнёс Барков, – а что, к двум назад успеем.

Сказано – сделано. Через десять минут, уложив и увязав шесть волков (больше не поместилось) на крышу джипа, разведчики мчались на запад.

Проехав километра четыре, они вдруг увидели встречного всадника, который, попав в свет фар, развернулся, подняв коня на дыбы, и поскакал прочь, забирая правее.

– Давай-ка за ним, – скомандовал Ефимыч, и Степан, доворачивая и доворачивая вправо, объезжая невесть откуда появившиеся кусты и деревья, погнал джип за наездником. Роман заметил в левом окне далеко мелькнувший огонёк, а потом там выросла стена леса.

– Прибавь-ка, Стёпа, – попросил Барков, и машина, подминая небольшие кусты, подпрыгивая на каких-то кочках и ветках, стала быстро сокращать расстояние до всадника, углубляясь вместе с ним в редколесье.

Когда дистанция сократилась с пятидесяти метров до десяти, Степан посигналил, но всадник повернул влево и скрылся в чаще. Машина развернулась за ним и резко затормозила, подмяв молодую поросль и едва не врезавшись в деревья, которые оставляли проход всего метра полтора.

– Глуши, послушаем, – приказал Барков и вышел из машины с ружьем наготове, чертыхаясь и кляня загадочного всадника. Вышли и Роман со Степаном. Свет фар упирался в часто стоящие деревья метрах в пяти от машины. Вдруг в тишине из леса раздался мощный звериный рёв, слившийся с ржанием лошади и шумом ломающихся сучьев. В свете фар пролетела справа налево, с храпом раскидывая ветви деревьев, лошадь. Внезапно, прямо перед капотом, тоже справа, появилась летящая сильными прыжками фигура странного юноши, одетого в подобие овчинного полушубка серым мехом наружу, серые штаны и меховые короткие сапоги-унты. На голове у этого юноши была меховая островерхая шапка с волчьей или собачьей шерстью наружу. Ослепленный светом, юноша не заметил согнутый почти до земли левым передним колесом машины дубок-подросток, зацепился за него голенью и растянулся на снегу. Степан с Романом подхватили и быстро подняли его, крепко держа за руки. Юноша, визжа, тщетно пытался вырваться, но в это время с рычанием перед машиной выкатился огромный бурый медведь, который преследовал потерявшего коня всадника. Наткнувшись на свет фар, зверь поднялся во весь свой более чем двухметровый рост. Его рычание перешло в рев, но не успел он сделать движение в сторону держащихся за руки людей, как прозвучали один за другим два выстрела. Ефимыч справа от капота послал свою пулю под ухо в лохматую голову медведя, а Роман в его пасть свою отраву.

Юноша, наконец-то, онемел от увиденного, задрожал, его ноги подкосились, и он рухнул на колени где стоял. Бросив его, Степан и Роман вслед за Барковым кинулись к медведю, распластавшемуся на снегу. Зверь был мёртв, его грязная и мокрая шкура парила смрадом.

– Странно, как будто он только вышел из берлоги после зимней спячки, – проговорил Ефимыч.

– Вообще за последний час столько странностей: слежавшийся снег с твердым настом, небольшой морозец, медведь после зимней спячки, непуганые волки… Впечатление такое, словно мы попали в дикую лесостепь в раннюю весну, – рассуждал Роман.

– Странный парень, может, он…, – обернулся Степан, но юнца не было, – сбежал!

– Ладно, пора поворачивать назад, – скомандовал Барков, – доставай тросик, отбуксируем зверя.

Через несколько минут они тронулись по своим следам назад, волоча по снегу медвежью тушу. Когда машина выехала из леса. Роман вспомнил про мелькнувший свет и внимательно стал смотреть вправо. Вдруг он за лесом снова увидел мерцающий огонь.

– Ефимыч, может, завернём на огонёк? – предложил он Баркову.

– Где? – встрепенулся тот.

– А вон и правда, – тоже заметил Степан.

– Поворачивай, тут метров пятьсот, – распорядился Барков, – успеем.

Чем ближе они приближались к костру, спускаясь по небольшому склону, тем явственней различали несколько высоких шатров вокруг или, вернее, в полукруг него и людей, стоящих с какими-то жердями. Сбросив скорость, Степан осторожно приблизился к ним метров на десять, остановился, вежливо выключив свет.

– Степан, не глуши, сиди на стреме. Роман, выходим, дверь не закрывай, будь наготове, – встревожено распорядился Барков, сам выходя из машины с ружьём наперевес и не спуская глаз со странно одетых людей.

Большой костёр горел в низинке, шагах в восьми сзади стоящей шеренги из семи человек. Их лица разглядеть было трудно, но они стояли, держа наперевес шесть копий и щиты!!! Роман разглядел слева у костра сбежавшего юношу, который одной рукой держал под уздцы своего коня, а в другой темнело что-то похожее на нож. «Нашёл-таки свою лошадку», – подумал Карпенко. Справа от костра стоял с непокрытой головой седой, обросший старик, он держал в правой руке саблю, а в левой щит. За костром толпились женщины и подростки, вооруженные какими-то кольями, рогатинами, топорами. Позы у всех были самые решительные, и одновременно на лицах читался ужас. Какие-то юнцы держали на привязи трёх лохматых псов непонятной породы. Собаки рычали и изредка взлаивали.

– Стой тут, прикроешь, если что, – бросил Роману Барков.

Он не спеша вышел из машины, встал перед ней, заложил ружье за спину, поднял правую руку и сказал:

– Здравствуйте, господа.

Шеренга зашевелилась, загудела: «Рус, рус, рус». Из её середины вышел на один шаг человек, видимо, командир этой шеренги. В левой руке у него был почти круглый щит с полметра в диаметре, а в правой опущенный вниз меч.

– Ты русич? – спросил он Баркова.

Барков тоже сделал шаг вперед и заговорил:

– Русский, русский, русич, – и спросил, разведя руками, – а вы кто?

Они подошли друг к другу поближе, и командир шеренги сказал, вложив меч в ножны:

– Тэп кэча, род кэчев. Половэцы.

Ефимыч оглянулся и крикнул, махнув вниз рукой:

– Глуши, Степан. Это, ребята, половцы. Чёрт меня возьми, если я что-то понимаю.

Командир шеренги тоже повернулся к своим и на каком-то гортанном языке что-то им скомандовал. Короткие копья шеренги дрогнули и поползли вверх, на плечи этих невысоких молодцов. Когда командир поворачивался к Баркову, тот в отблеске костра увидел его обезображенное шрамом лицо. Шрам проходил от левого надбровья через яму, зияющую вместо глаза, через переносицу и заканчивался над правым углом губ, где усы сливались с седевшей короткой бородой. На голове у него была такая же, как и у юноши, шапка, собственно, такие же шапки были у всех мужчин, подошедших к ним.

Ефимыч протянул одноглазому руку и представился:

– Костя – меня так зовут.

– Кэчтэн, – сказал одноглазый и пожал Баркову руку выше запястья.

Барков неловко пожал запястье Кэчтэна.

– Идэ, – одноглазый жестом руки предложил Баркову пройти к костру, где женщины, попрятав свое нехитрое оружие, обступили их и принялись ощупывать кожанку и воротник с искусственным мехом на Ефимыче. Кэчтэн отдал свой щит одной из них, а старик у костра вдруг зычно крикнул на обступивших Ефимыча, они тут же отстали от него и расступились, давая дорогу к костру Баркову и последовавшему за ним Карпенко. Кэчтэн что-то объяснил старику, потом представил его Косте: «Башкэч»…

Через полчаса мужчины недалеко от костра разделывали тушу медведя, отданную Барковым в знак дружбы роду Кэч. Джип стоял повёрнутый задом к костру, там, где прежде была готовая к бою шеренга, и Барков успел рассказать о том, что он крестьянин (оратай), а Роман – инженер, то бишь розмысл, что Степан электрик, то есть человек, который делает такой вот яркий свет, как у машины.

Разговор вели в основном Ефимыч с Башкэчем, а переводил с ветхо русского Кэчтэна, вымученного его жутким акцентом, Роман, который, на счастье, увлекался историей «Слова о полку Игореве» и самим этим произведением.

Весь табор, как его окрестил Карпенко, кроме мужчин, занятых на разделке медведя, а также беседующего с гостями степенного главы рода Башкэча, переводившего беседу Кэчтэна и юноши-разведчика, крутился возле машины. Степан стоял там же, покрикивая на наиболее усердствующих юнцов, не только щупавших тёплый капот, но и тыкающих чем попало в шины. Его слушались беспрекословно, ибо сама фигура Степана с его широкими плечами и ростом под метр девяносто внушала уважение половцам. Для них, ростом не превышающих метр шестьдесят, он представлялся великаном-богатырём. Собственно, единственным богатырём, ростом метр семьдесят, в их роду был Кэчтэн. Он был воин, и этот страшный сабельный шрам получил, как выяснилось из разговора, в прошлом году («прошэл лэто») в битве с «татэр», где половцы потерпели поражение вместе с русскими от великого полководца Сэбэдэя.

– Это было на речке Калке? – переспросил Роман.

– Бысть на Каэле, – ответил Кэчтэн.

Роман с Ефимычем переглянулись.